Кровь Геркулеса

Глава 2

Монстр

Атмосфера в трейлере была в лучшем случае непростой, если не сказать предательской.

За окном завывал ветер, и зима яростно металась снегом.

Февральская буря всем усложняла жизнь, и зеленый огонек в углу мерцал едва различимым светом, на который нашему трейлеру выделялись крохи электричества.

Была глубокая ночь, поэтому Никс охотилась снаружи. Она говорила, что в темноте легче убивать.

Я решила поверить ей на слово.

– Нужно действовать немедленно, – донесся с кухни шепот Матери.

О чем они с Отцом говорят? Желудок скрутило от дурного предчувствия.

Они думали, что мы спали.

Чарли и правда спал рядом со мной.

А я – нет.

Хоть Чарли и приехал к нам только летом, он уже показал себя лучшим братом, какого только можно было желать.

Я была не против его тихого и застенчивого поведения, потому что он проводил со мной все время и разрешал мне помогать ему с заданиями по математике. Он ни разу не посмеялся над моим заиканием и не назвал меня глупой.

По правде говоря, последний раз он хоть что-то произносил в день нашей первой встречи. Но я не возражала.

Впервые в жизни мне не было одиноко.

Я не смогла разобрать, что еще сказала Мать, но тон ее был мрачным.

Нашей единственной проблемой были приемные родители. Что-то было не так.

В местном банке продовольствия еды было меньше обычного. Половину талонов на питание было невозможно обналичить, потому что зимой не было ни мяса, ни молока.

Мы все голодали.

Сильнее обычного.

Из-за холодов все меньше людей выходило из трейлеров, чтобы купить «особый напиток» приемных родителей.

Мама говорила тихо, и приходилось напрягаться, чтобы разобрать хоть что-то.

– Нам нужно избавиться от Чарли, – шептала она. – Никто не узнает.

Отец пробурчал что-то в знак согласия.

Меня охватил страх.

Нет.

Они не могут.

Но они могли.

Думаю, они решились только сейчас из-за гололеда: по дорогам невозможно было ездить, поэтому мы уже несколько недель не ходили в школу.

Несколько добрых учителей отдавали нам свои объедки, помогая выжить, поэтому чем дольше продолжалась метель, тем отчаяннее становилось наше положение.

Здесь, в сельской местности северной Монтаны, посреди зимы можно было сделать что угодно с кем угодно, и никто не узнает об этом до весны.

Я осторожно потрясла Чарли за плечо.

Ярко-желтые глаза посмотрели на меня с замешательством. Он дрожал от холода. Каждый выдох словно повисал в морозном воздухе белым облачком. Чарли был настолько бледным, что кожа казалась прозрачной.

– Спрячься в ванной, быстрее, – одними губами проговорила я. – И запри дверь изнутри.

Мое напряжение передалось Чарли, и его глаза расширились от ужаса.

– Не выходи из ванной, что бы ни услышал, – быстро прошептала я. – Если все станет… серьезно, если не останется другого выхода, то хватай телефон и вызывай службу спасения. Набирай 777.

Телефон висел на стене ванной в стеклянном ящике с надписью «Только для экстренных случаев». Все обязаны были иметь такой у себя дома на случай нападения Титанов.

Мама установила наш в ванной, потому что, по ее словам, она не хотела «весь день смотреть на эту уродливую хреновину».

То же самое она говорила и обо мне.

У Чарли перехватило дыхание, когда он понял, что я сказала.

Телефонная линия соединяла с местными службами быстрого реагирования, но они выезжали только для того, чтобы разобраться с последствиями. Титаны были единственной угрозой, требующей немедленного вмешательства; во всем остальном каждый мог полагаться исключительно на себя.

В конце концов, Спартанцев-Хтоников было всего десять, охотиться из них могли лишь пятеро и на каждого приходились десятки чудовищных Титанов.

Людей в Ассамблее смерти явно не хватало.

Со времен Великой войны родилось всего пять детей-Хтоников. Их знал каждый.

Август, Харон, Патро, Ахиллес и Елена.

Формально был еще один ребенок – Медуза, но ее увезли в подземный мир, по сути являвший собой спартанскую тюрьму строгого режима.

Бок о бок с лидерами Хтоников сражалась горстка существ, но дети у них рождались редко.

Кроме того, новые Хтоники вступали в Ассамблею только по достижении ими двадцати лет бессмертия, а значит, только один наследник из пятерки – полнокровный Хтоник мужского пола – был достаточно взрослым, чтобы примкнуть к сражению.

Август, наследник Дома Ареса.

Двадцатитрехлетний сын Ареса и Афродиты.

Следующим на очереди будет Харон, восемнадцатилетний сын Артемиды и Эребуса.

Сводная сестра Августа, Елена, была восьмилетней наследницей Дома Афродиты.

Больше о них ничего не знали, потому что наследники и наследницы вели затворнический образ жизни.

Они были современной спартанской элитой, важностью и могуществом превосходя даже самые смелые мечтания любого человеческого правителя.

Последними из Хтонических детей были два редких получеловека, которых звали мутами: Патро и Ахиллес.

Патро из Дома Афродиты было тринадцать лет, а Ахиллесу из Дома Ареса – четырнадцать.

Они олицетворяли будущее Ассамблеи смерти, но пока они не достигнут совершеннолетия, монстров для борьбы с Титанами будет недостаточно.

Человечество все еще находилось в серьезной опасности.

Федерация поддерживала лишь столпы цивилизации, оставляя остальной мир на произвол судьбы.

Остальной мир, меня и Чарли.

Мы были на дне.

– Иди сейчас же, – прошептала я Чарли, а затем наклонилась к нему и крепко обняла. – Все будет хорошо.

Мы обнимали друг друга, но обоих трясло от страха.

Когда я отстранилась, Чарли кивнул и молча уполз в ванную, располагавшуюся недалеко от нашей коробки.

Эмми и Карл боролись за право стать математиками-первооткрывателями. Эмми сражалась со злом и никогда не сдавалась.

Будь, как она, Алексис.

Мне хотелось притвориться, что я не слышала слов Матери.

Я не смогу.

Их было двое, а я одна. И пусть для своего возраста я была довольно высокой, они все равно были на порядок выше.

А вот и сможешь.

Я нервно втянула воздух и встала.

Запястья подрагивали от фантомной боли, и я теребила резинки для волос, скрывавшие старые шрамы.

Если пойду против приемных родителей, придется смириться с последствиями – в аду всегда так.

Тебе нужен план.

Я медленно зашла на кухню и встала, расставив ноги. Взрослые не заметили меня: были слишком увлечены своими напитками.

У меня не было плана.

Лишь с десяток попыток спустя я нашла в себе мужество наконец заговорить.

– Н-не троньте Ч-Чарли. П-потому что я вам не п-позволю, – сказала я. – Я расскажу в-всем, что вы х-хотели сделать, и в-вас навсегда посадят за р-решетку.

Как я ни старалась, у меня не получалось перебороть заикание в разговоре с ними. Только с Чарли и Никс я могла говорить нормально.

Словно в замедленной съемке, они повернулись ко мне.

Их глаза были широко раскрыты, расфокусированы. Зрачки расширены. Губы были мокрыми от выпитого. Темные тени пролегли в складках их истощенных морщинистых лиц.

– Какого хрена ты там лопочешь, девчонка? – медленно спросил Отец.

Мать улыбнулась, сверкнув гниющими деснами и тремя зубами. Она бросила пустой стакан, и он со звоном разбился о потрескавшийся кафельный пол.

Я подпрыгнула, едва сдерживая крик.

– Может, мы просто убьем вас обоих? – Мать рассмеялась. – Нам нечего терять: мы тут на фиг с голоду умираем.

Пот струился по моему лицу и замерзал на морозном воздухе. Каждой клеточкой тела я желала повернуться и убежать.

Но я не отступала, судорожно оглядываясь в поисках оружия. Потом схватила с прилавка разбитый металлический тостер и швырнула в них.

Тостер попал в Отца. Он застонал и попятился назад.

Наступило потрясенное молчание.

Плохой план.

Он отбросил тостер в сторону.

– Как… как… ты, сучка, посмела? – взвилась Мать. Затем они набросились на меня с криками и кулаками.

Словно издалека я видела, как осколки стекла впивались в мои подошвы, а мать трясла меня за плечи, выкрикивая непристойности. От ее дыхания несло химикатами.

Отец ударил меня кулаком в левый глаз, но я ничего не чувствовала.

Время перестало существовать.

Когда всю жизнь страдаешь, мозг учится отрешаться от боли. Я знала, как оставаться в сознании во время избиения. Я годами оттачивала эту технику.

Главное – напрячь мышцы живота и ягодиц.

Напевать.

Придерживаться нигилистических взглядов[3].

И представлять себя измученным музыкантом-вундеркиндом девятнадцатого века, который в воображаемых муках пишет жестокую оперу.

В моей голове зазвучала призрачная мелодия.

Музыку могла слышать только я.

Я уклонилась, и Мать ударила меня по левому уху.

– Ты! Ленивая, неблагодарная шлюха! Как ты можешь угрожать нам после всего, что мы для тебя сделали, мать твою… – Громкий звон оборвал ее слова (жаль, они звучали интригующе).

Пошатнувшись, я повернулась.

Еще один удар пришелся по левой стороне головы.

Кухня была узкой, Мать продолжала нападать, и Отца оттеснило назад.

В попытке увернуться я случайно подставилась под ее кулак. Удар пришелся в то же место. Все вокруг помутнело. Я перестала слышать и видеть.

Классическая музыка – мое спасительное наваждение – заполнила темноту.

Я еще улавливала тусклое свечение сквозь поврежденные роговицы. По одну сторону зияла тьма, по другую я видела свои руки, хаотично царапающие лицо и шею Матери окровавленными пальцами.

Я вцепилась в ее рубашку.

Она кричала, но я не осознавала, что именно.

Мать ударила меня кулаком в рот. Кровь брызнула на ее лицо, но я изо всех сил держалась за ворот, отчаянно пытаясь помешать им добраться до Чарли.

Продолжай отвлекать их. Они устанут, и у тебя появится возможность.

– Впусти меня, Алексис, впусти меня СЕЙЧАС! – шипела снаружи Никс. Должно быть, она вернулась с охоты и услышала звуки борьбы.

Она может помочь мне защитить Чарли.

Я бросилась к двери, чтобы впустить ее, но Отец кинулся за мной. Он втащил меня обратно в кухню – ад – и швырнул в сторону Матери – местной вариации демона.

Ее удар пришелся мне по голове. Боль заполыхала с новой силой. Я принялась рвать ей лицо ногтями, пока она держала меня.

– Дитя, впусти меня сейчас же! – Никс с грохотом врезалась в трейлер, и тот покачнулся.

Кулак Матери снова зацепил мой левый глаз, и свет вспыхнул, сменившись черной полосой, перекрывшей обзор.

Кровь была повсюду.

Мать закричала мне в лицо, я кричала в ответ. О, смотрите, мы гармонизируем. Моцарту бы понравилось.

Еще один удар обрушился мне на голову. Мир закружился, и я разжала пальцы.

Не отвлекайся. Ты теряешь контроль, Алексис. Сосредоточься.

Волной накатила паника. Острая. Горячая. Словно меня ударили ножом прямо в сердце. Чарли в опасности. Не смей терять сознание!

ГРОХОТ!

Мир взорвался со стеклянным звоном: окно рядом с нами разлетелось на миллион осколков.

Посыпались стекла. О, вот и крещендо.

Я отшатнулась назад, теряя равновесие на скользкой крови и стекле, и постаралась сориентироваться в происходящем.

Повсюду валялись осколки.

Что-то проникло в трейлер снаружи, окрашивая все вокруг в красные полосы.

Отец показал на меня, потом на Мать, и они принялись орать друг на друга. Я указала на раковину и закричала.

Они взвизгнули хором и, толкаясь, кинулись прочь в попытке убежать от воображаемого монстра в раковине.

Они толкали друг друга все грубее, потом начали бить друг друга кулаками. Забыв обо мне, они боролись друг с другом.

Отвлекающий маневр оказался успешнее, чем я думала.

Внезапно грудь пронзила острая боль.

Отлично, я заработала сердечный приступ в одиннадцать. В любой другой день я бы несказанно обрадовалась закупорке сосудов. Но не сегодня. Потому что я была нужна Чарли.

Мать схватила нож со столешницы и принялась размахивать им из стороны в сторону, словно полоумная, а потом, уставившись на меня, прокричала что-то невнятное про красного дьявола. На ее лице застыло дикое выражение.

Она окончательно свихнулась.

Ее разум помутился.

Уклоняясь от ее ударов, я споткнулась обо что-то твердое на полу и приземлилась на задницу.

Мать отступила.

Осколки впивались в ладони, но холодное прикосновение к ноге испугало меня гораздо сильнее. В ужасе я замерла, а потом бросилась вперед, ощупывая пространство в попытке ухватить невидимое тело.

– Я защищу тебя, – прошипела Никс.

Никс разбила окно трейлера, чтобы меня спасти. Именно благодаря ей мне удалось вырваться.

Паника в моей груди усилилась втрое. Нет, она не может пострадать. Я вслепую бросилась к своей лучшей подруге, изо всех сил вцепившись в ее ледяную чешую.

– Будь рядом со мной, – отчаянно прошептала я. – Мы должны защитить Чарли. Не меня, – задыхалась я.

Она зашипела.

В моей голове пульсировала бешеная мелодия.

Эволюционисты ошибались: приматы не эволюционировали в людей, а деградировали.

Покрепче перехватив чешуйчатое тело Никс, я поползла вместе с ней по полу прочь из кухни.

У двери ванной я схватилась за ручку, пытаясь встать на ноги, но дверь открылась, и мы ввалились внутрь.

Он не стал запирать дверь ради меня.

Я быстро захлопнула ее за собой и щелкнула задвижкой.

Мать и Отец кричали друг на друга, говоря что-то о дьяволе.

Чарли свернулся клубком в углу тесной комнатки.

Его истощенное тело было зажато между унитазом и стеной. Огромные слезящиеся глаза посмотрели на меня с ужасом, потом он затрясся сильнее и пригнул голову, словно пытаясь спрятаться.

Никс пыталась вырваться у меня из рук.

– Отпусти меня, – шипела она. – Я должна убить этих ублюдков за то, что они причинили тебе боль.

Чарли никак не отреагировал, и я не удивилась. Я уже давно смирилась с тем, что только я могла слышать Никс.

Все просто считали меня неудачницей, которая разговаривает сама с собой.

Хотя была ли я ею – вопрос (была, уж точно; в свободное время я писала фанфики про Эмми Нётер и Карла Гаусса).

Боль в грудине усилилась, и мне стало труднее дышать.

– Мы посидим пока здесь. Пусть они сначала покалечат друг друга.

Симфония заиграла быстрее.

Никс скользнула вверх по моему телу и свободно обвилась вокруг шеи и плеч, словно невидимый шарф.

Всхлипы Чарли в углу стали громче.

Я бы тоже заплакала, но в крови пылало слишком много адреналина.

Кроме того, я ничего не чувствовала уже одиннадцать лет.

Вот и все.

Задыхаясь, я подошла к унитазу и сняла тяжелую фарфоровую крышку с бачка. Устроившись рядом с дверью, я подняла свое импровизированное оружие и закрыла глаза.

Когда они войдут, я оглушу их крышкой, а Никс укусит.

Никто не причинит Чарли вреда. Никто не отнимет его у меня. Никогда. Он в безопасности. Я смогу его защитить.

Боль пронзила грудь.

Никогда еще приступ паники не ощущался так остро.

Соль-диез крещендо.

Дышать становилось все труднее, но я упорно стояла с поднятыми вверх руками и молилась, чтобы у меня хватило сил дождаться. Чарли мучительно раскачивался взад-вперед.

Ради него я смогу что угодно.

Может, мы и не родственники, но, как проповедовал отец Джон, «кровь завета гуще воды в утробе матери»[4].

День и ночь мы с Чарли вместе выживали в этом адском трейлере. Мы делили картонную коробку. Мы вместе голодали. Если не считать Никс, то он был моим единственным близким.

– Какой у тебя план? – спросила Никс, ее невидимый язык коснулся моей щеки.

– Если они войдут, – я подвигала шеей из стороны в сторону. Хрустнули суставы, – мы убьем их.

Раздался грохот тарелок.

Боль в груди превратилась в агонию.

Чарли зарыдал громче.

Вокруг происходило много чего.

– Блестящий план, – прошипела Никс.

Приемные родители победили: они сделали из меня убийцу.

По ту сторону двери Мать издала нечеловеческий вопль, и волосы у меня на затылке встали дыбом. Звук был настолько отвратительным, что паника усилилась вчетверо. Грудь продолжала болеть, и я задыхалась от изнеможения.

Послышались тяжелые шаги.

Руки тряслись от усталости, но я упрямо пыталась поднять пожелтевшую крышку выше. Я готовилась к бою.

Голос Отца был совсем близко, он кричал:

– Дети, помогите, скорее… Кто-то ее мучает!

Я замерла.

Что он только что сказал? Он что, просил нас о помощи?! Тех, кого он собирался убить? Он что, пошутить решил?

Чарли всхлипнул и плотнее свернулся калачиком.

Я закрыла глаза, продолжая стоять неподвижно.

Вопли слились в подобие гармонии.

– Дети, звоните 777, вашу Мать схватил Титан! – Дверь в ванную загрохотала, словно он пытался ее выбить. – Алекс, сделай что-нибудь.

Ненавижу это прозвище.

У нас не было матери.

Это нельзя было назвать матерью.

От пронзительного вопля с кухни кровь стыла в жилах.

Титанов привлекала кровь и насилие, но в нашем трейлере страдали почти каждый день. С чего бы Титанам нападать именно сейчас? Это бессмысленно, разве что…

Я охнула: после того, как Никс разбила окно, оно осталось распахнутым настежь. Трейлер больше не был заперт.

Зверь пробрался внутрь.

Крышка в моих руках неистово задрожала. Ледяные чешуйки скользнули по моей шее, словно Никс готовилась к атаке.

– Что-то невидимое разрывает ее на части… Это… Это… Это один из них… Точно он… Пожалуйста, позовите… Пожалуйста, помогите! – взмолился Отец за дверью.

Дверь натужно заскрипела от мощного удара. Он явно пытался ее выбить.

Я согнулась пополам от боли в груди.

Мать закричала еще громче, а Отец зарыдал, царапая ногтями дверь ванной.

– Пожалуйста, вызовите Спартанцев. Пожалуйста, дети. У нее изо рта идет пена, это… ужасно.

На нее напали, а он стоял у двери. Все было взаправду, к нам пришли Титаны.

Я крепко зажмурилась.

Чарли зарыдал еще громче.

Оркестр играл последний акт.

Кулаки стучали в дверь, отчаявшийся мужчина срывался на крик, а мои руки дрожали все сильнее.

Кровь катилась по моему лицу и капала на пол.

Дребезжала дверь.

Кричала умирающая женщина.

Звучала призрачная классическая музыка.

– Ты сильная, – прошептала Никс. – И очень храбрая. – Чешуйки скользнули по лицу, словно ехидна пыталась меня утешить. – Ты справишься с чем угодно, тебе подвластна вся Вселенная.

Слезы смешались с кровью и потекли по моему лицу.

Я не двигалась и не открывала глаза.

Телефон на стене остался нетронутым.

Раздался ужасный булькающий звук, а затем… тишина. Слышны были только прерывистые рыдания Отца.

Музыканты опустили свои инструменты и поклонились.

Я затаила дыхание и ждала. Ждала, когда Отец начнет издавать те же звуки, что и Мать. Ждала, что дверь сломается. Ждала битвы с Титаном. Ждала смерти.

Время замедлилось.

Я продолжала ждать.

– Кажется, монстр ушел, – сдавленно сказал Отец. Громыхнуло так, словно он споткнулся и упал. Хлопнула входная дверь. Он умолял соседей о помощи, но его голос звучал приглушенно.

Я так и не выпустила свое оружие.

В углу тихо всхлипывал Чарли.

Боль в груди постепенно отступала, и окружающий мир плыл перед глазами.

Шумы, звуки, движения – все было как в тумане.

Времени больше не существовало.

Чарли сонно прижался к моему боку. Я моргнула, приходя в себя.

Надо мной мерцал тусклый зеленый свет, а подо мной оказался знакомый потрепанный диван. В трейлере наступила ночь, и в темноте за окном тихо падал снег.

Буря прошла.

Я обнимала спящего Чарли за плечи, а Никс крепко обвилась вокруг моей талии, невидимая под толстовкой. Куча незнакомых людей энергично сновала по трейлеру. Один из них сказал что-то о том, что его вызвали соседи.

Двое незнакомцев повернулись ко мне.

Я вздрогнула и попыталась сползти вниз по спинке дивана. Мне не нравилась их близость.

Но медикам, мужчине и женщине, было все равно. Они наклонились ближе, вторгаясь в мое личное пространство. На их бейджах красовался золотой лев – символ Дома Зевса.

Если бы у меня были силы, я бы закричала.

Но у меня получилось только недовольно промычать.

Они чем-то намазали самые крупные порезы на лице, руках и ногах. Меня передернуло.

– Не двигайся, – прошипела женщина-медик. – Это очень дорогой спартанский лечебный гель. Тебе повезло, что его хоть немного осталось.

Ее губы скривились в гримасе отвращения.

Мне не лекарство не нравится, а то, что ты меня трогаешь.

– Скажи спасибо, что мы вообще его используем, – язвительно продолжал мужчина-медик. – Срок годности этого тюбика истек. Иначе мы бы ни за что не стали тратить на тебя лекарство. Олимпийские лаборатории Спарты вкладывают годы экспериментов и разработок в создание этих чудодейственных препаратов.

Было бы лучше, если бы срок годности не истек.