S-T-I-K-S. Вера: миссия «Выжить»

С другой стороны поляны, почти одновременно, раздался всплеск энергии и хлопок. Телепорт открылся, и Серена материализовалась прямо на ходу. Не дав гамма-волку ни секунды на нападение на дезориентированную Легу, она всадила с пять пуль ему в шею в упор, от чего его мясо, кровь, ошмётки шерсти разлетелись в разные стороны. Чудовище сложилось пополам и рухнуло, не издав ни звука. Ну да, гамма – это вам не альфа.

В это время поднялась Берта, наконец пришедшая в себя после удара. Она хромала, поджимая заднюю лапу, но это её не остановило. Собрав остатки сил, овчарка снова ринулась на бета-волка, который всё ещё пытался добраться до Лисы. Тварь то огрызалась на Легавую и Лао, то рывком уходила от их атак, клацая пастью в их сторону и снова прорываясь под пузо пикапа, одержимо пытаясь вытащить раненую девушку наружу. Кровь Лисы он уже попробовала на вкус, и отпускать добычу не собиралась.

Берта, срывая голос лаем, бросалась на волка снова и снова: вцеплялась в обрубок хвоста, рвала клочья и без того уже скудной шерсти, хватала зубами где только могла. Она не отступала, не сдавалась, не уступала ни миллиметра. Легавая успела поймать себя на мысли, что обычно заражённые любят мясо животных даже больше, чем людей, но почему же, этот засранец так упорно продолжает её игнорировать? Неужели заражённым животным человеческое мясо предпочтительнее своих собратьев? Наверно, так оно и есть.

И всё же в момент, когда заражённого зверя откровенно задолбало назойливое внимание со стороны овчарки, он повернулся, чтобы укусить её, раздался сухой хлопок – пуля вошла прямо в слёзный мешок глаза, который слегка прикрывал нарост. К счастью, этот «панцирь» ещё не успел окрепнуть. Пуля Леги прорезала укреплённую плоть и раздробила кость. Волк, кажется, даже заскулил, сделал два пьяных шага и рухнул рядом с Бертой.

Если бы нарост успел окостенеть чуть больше, «фикса» бы его возможно и не остановила. Интересно, а заражённые животные мутируют сильнее и быстрее людей? Как бы это выяснить…

Вожак же оказался не дурак. Он поднялся, со злостью тряхнул головой и буквально выплюнул винтовку, словно ему в пасть сунули тухлятину. А потом, несмотря на свои чудовищные размеры, с поразительной лёгкостью метнулся прочь, сделав размашистый прыжок снова не меньше пяти метров длиной.

Кактус, стоявший на крыше «бегемота», вёл по нему огонь, но вожак петлял, уходил зигзагами, как хитрый заяц. Ещё мгновение: и он растворился в высокой траве, оставив за спиной всю свою погибшую стаю, всех выкошенных мутантов. Но, судя по его повадке, ему было уже плевать. Соберёт новую. В Улье такие дела – привычное явление. Здесь стаи часто собираются, бывает, что и вперемешку: заражённые люди бок о бок с заражёнными собаками, медведями, волками. Винегрет, да и только.

– Вот же сука! – с досадой выругался Кактус, глядя туда, где только что исчез альфа. – Ушёл, тварюга! – Он сплюнул на землю, вытер рукавом пот со лба и снова вскинул винтовку, но стрелять уже было не в кого.

Тем временем Легавая и Лео, не теряя ни секунды, вытаскивали Лису из-под «доджа». Девушка была бледной, как снег, губы посинели, а в глазах отражалась дикая смесь боли и испуга.

– Садись, красавица, – Лео осторожно подсадил Лису на заднее сиденье пикапа.

Лао без лишних слов снял с пострадавшей ноги наколенник, ботинок, достал нож и одним уверенным движением разрезал брючину до колена. Лезвие скользнуло по ткани, и грубая материя, напитанная грязью, потом и кровью, разошлась в стороны, обнажая рану. Лодыжка Лисы была сломана, опухла и пульсировала багрово-синей болью. Мышцы под кожей дёргались, как перетянутые до предела струны.

Вокруг укуса расползалась густая, бурая кровь, перемешанная с серым, полупрозрачным гноем – «автограф» мутанта. Не будь Лиса иммунной, эта дрянь как пить дать убила бы её: заражение крови обеспечено. Четыре рваных отверстия от клыков, а между ними – глубокая вмятина, словно кто-то вдавил железный лом в плоть.

Лиса стиснула зубы так сильно, что казалось ещё немного, и эмаль крошкой посыплется на пол. Скрежет стоял такой, будто она грызла камень. Но молодец, ни крика, ни стона не издавала, только сиплый выдох, больше похожий на змеиное шипение.

– Та, ничоу. Выживешь, – коротко бросил Лао, даже не поднимая глаз. Легавую всё никак не отпускал вопрос: что за акцент у него такой?

Он уже торопливо разворачивал свою походную аптечку. На сиденье легла фляжка с живцом, “нольпяшка” чистой воды, рядом прижалась пузатая бутылка спирта, пузырёк с повидон-йодом, шприц со спеком. Первым делом Лао решил промыть водой разодранную плоть. Смывал грязь, кровь и мутный налёт, пока жидкость не заструилась прозрачной. Лиса при этом скрежетала зубами и зажмуривалась так, будто её били кнутом, но всё равно молчала, лишь плечи подрагивали от толчков боли. Прямо рядом с раной командный медик вколол спек.

Только после этого он разлил йод прямо в разорванную рану, к чёрту ватки и бинты – без них лучше обработается. В салоне мгновенно запахло морской солью и ржавым железом, запах въедался в ноздри, но не резал до слёз. Типичный аромат йода. Жёлто-коричневая жидкость растеклась по белой коже, впиталась в разорванные мышцы и сразу “подожгла” их. Лиса вздрогнула, выгнулась дугой, вцепилась пальцами в подушку. Слёзы сами выступили на глазах, но она их не замечала, только, как и прежде шипела сквозь зубы.

– Глубокий вдох, – негромко сказал Лао.

Рыжая едва заметно кивнула, сомкнула белые губы и вдохнула через нос, когда он одним резким, точным движением вправил смещённую кость. Боль ударила током, прошла по всему телу раскалённым разрядом, и на секунду ей показалось, что она теряет сознание. Но упрямство и злость оказались сильнее, выдохнула сквозь спазм, не сорвавшись на крик. Лао отметил это коротким кивком.

Затем в ход пошёл бинт. Он обмотал ступню и голень туго, но всё же так, чтобы не пережать кожу окончательно и не задушить ткани.

Затем он достал из рюкзака несколько тонких металлических пластин – бывших лопастей от дрона, он их носил как раз на подобные случаи. Лёгкие, гибкие, но при этом крепкие, они идеально подходили для импровизированной шины. Он скрутил их шнуром из паракорда, тщательно подогнув углы, чтобы не порезать кожу. Для смягчения примотал два куска поролона, выдранные наспех из декоративной подушки, которую Лиса таскала с собой на случай ночёвки вне стаба. Только после этого он аккуратно установил получившийся ортез.

– Через сколько я смогу нормально ходить, док? – с кривой усмешкой выдавила Лиса.

– Недели три, и ты даже не вспомнишь о ране, – пожал плечами тот, будто речь шла о пустяке.

Регенерация в этом мире зашкаливала, спасибо паразиту – грибу. В своём бы мире Лиса месяца два, не меньше, восстанавливалась, и это в лучшем случае.

Рыжая коротко хмыкнула и откинулась чуть назад, опираясь на локти. Казалось, она собирается подняться, но тут же передумала: ортез тянул, а нога пульсировала так, будто под кожей завелась маленькая ударная установка, безжалостно отбивающая ритм. Спасибо спеку, что значительно снимал боль.

– Может, повернём домой? – осторожно подала голос Легавая.

– Не, не надо! – моментально запротестовала Лиса, едва отдышавшись. – Эй, Жало, через сколько будет Гнездо?

– Ммм… ну… километров сто двадцать, – прикинул тот, почесав затылок. – Тебя там оставить?

– Угу. На обратном пути заберёте.

– Ну смотри сама… – покачал он головой, потроша споровый мешок одного из волков.

– Возвращаться точно не вариант… – промычала рыжая, устраиваясь поудобнее на заднем сиденье доджа, заливаясь живуном.

Легавая протянула ей мутноватый квадрный пакетик – плоский, из ламинированной плёнки.

– Держи.

– Ой, что это? – Рыжая подняла бровь и покрутила упаковку в пальцах. – Похоже на какое-то желе.

– Это горох. Просто выдави содержимое в рот. Веда такие делает, – пояснила Лега.

– Ммм… с ананасом! Довольно приятно на вкус… Спасибо большое!

– Отдыхай, – мягко сказала Лега и заботливо накинула на неё старый плед.

Пока Лао латал бедолагу, которой похоже уже стабильно прилетает в каждом рейде, остальные занимались привычным делом – тем, что всегда делают после бойни. Трофеи. С убитых волков собрали шесть горошин и двадцать четыре спорана. Но снова без жемчуга.

– Всё, что ли?.. – простонал Жало, ковыряя разодранный споровый мешочек кончиком клинка. – Столько шума, визга, сраного экшена и ни одной жемчужинки?

Обидно, конечно. Столько нервов, столько пота, столько матов на квадратный метр… А вожак ещё и ушёл. И Лису серьёзно зацепило. Чистая непруха.

– В жопу такие остановки! – сквозь зубы выдохнула Лиса и тут же болезненно поморщилась. – Легавая, спасибо тебе… и Берте. Девочки, вы супер… Если бы не вы, меня бы точно сожрали…

Она попыталась усмехнуться, но получилось скорее нечто похожее на гримасу.

– Барта вообще золото, – подхватил Жало с привычной своей лёгкостью. – Видели, как она тварей на открытую местность из травы выманила?

– Они бы и сами вышли… – Про себя подумала Лега. – Выманила, как же… Мать чуть не поседела!

Он наклонился к собаке, сидящей у его ног, и небрежным, но тёплым жестом потрепал её за ухом.

– Умная овчарка, – произнёс он уже тише, словно сказал это только для неё.

Барта прищурилась от удовольствия и мягко ткнулась носом ему в ладонь в знак благодарности за похвалу.

Только вот Легавая не разделяла этого тихого ликования.

Её глаза оставались сухими, но в уголках застыла тревога. Не паника, не животный страх, а та вязкая, тягучая тяжесть, которая возникает, когда слишком сильно хочешь уберечь кого-то и при этом понимаешь – не получается… Почему же люди так слабы и уязвимы, когда им есть кем дорожить? И почему же человек становится по-настоящему опасным и бесстрашным только тогда, когда ему уже нечего терять, когда у него никого нет, и не за что держаться?

А у неё есть Барта. И это становится проблемой.

Легавая понимала: за этот бой, пусть и короткий, пусть и вроде «успешный», она внутри поседела раз десять. Каждая секунда, пока Барта металась между кочками, отвлекая на себя мутантов, была для неё пыткой. Потому что в какой-то момент всё её внимание, все нервы, сердце и даже мышцы концентрировались не на цели, не на безопасности группы, а на одной собаке. На том, чтобы не потерять её. И это было чертовски опасно. Она растерялась, позволила эмоциям себя поглотить.

Решено. Всё. Хватит. Берту больше в рейды брать нельзя.

Легавая тяжело выдохнула и провела ладонью по лицу, желая стереть всё сразу и усталость, и привязанность, и этот проклятый страх. Эмоции лишь мешают.

Увидела, что Лао не отрываясь от фляжки с живцом, уже сканирует округу. Тоже решила помочь, дар её достаёт куда дальше его.

– В лесополосе заражённые, штук двадцать, – отчеканила она. К ним уже вовсю стягивались зеленоватые и желтоватые силуэты.

– На выстрелы сбежались, – цыкнул Кактус.

– Серьёзные? – Жало уставился прямо на неё.

– Спидеры в основном, вроде как один топтун…

– Вот тебе и отдохнули, ножки размяли, мать вашу…

Двадцатку заражённых выкосили быстро и беспроблемно, и отправились дальше.

За окнами машин один за другим мелькали кластеры: то золотые, налитые солнцем пшеничные поля, то мрачные и настороженные леса, будто шепчущиеся между собой о том, что люди снова сунулись туда, куда им лучше не соваться. Запад Улья, если вообще уместно говорить здесь о сторонах света – кто ж скажет, где у него север, где юг, и есть ли у Улья хоть какой-то край, – отличался именно лесами. Их здесь было действительно много. Чем дальше уходишь на север или восток, тем мельче они становятся, а тут ещё держалась первобытная, плотная стена зелени. Лес, мимо которого проезжали «мстители», был смешанным: хвойные великаны стояли плечом к плечу с чахлыми, белоствольными берёзами.

Легавая всматривалась в чащу, и её поразило то, насколько там темно. Настоящая кромешная мгла, там царила ночь, хотя сейчас был разгар ясного дня, и солнце било по стеклу так, что глаза резало. Но густые лапы хвойных и кроны лиственных деревьев наглухо закрывали всё, не пропуская ни лучика света в своё тёмное царство. По спине прошёл холодок. Бр-р, неуютное зрелище… И что самое странное, в пределах действия её дара там никого не оказалось – совсем никого, кроме редких птиц. И то птиц было подозрительно мало, словно и они избегали этой тьмы.

Вскоре лес сменился мёртвыми деревнями. В первой из них торчали только остовы домов. Заражённые ушли отсюда давно, жрать там больше нечего и некого. Вторая деревня оказалась совсем другой: здесь смерть прошла недавно и не спешила убираться. У обочины всё ещё чадила легковушка, уткнувшаяся носом в профлистовый забор; огонь глотал её медленно, выбрасывая в небо тяжёлые клубы чёрного дыма. Дверь с водительской стороны была вырвана кем-то снаружи, и теперь валялась в канаве. Пыльная дорога напиталась кровью так щедро, что сама земля приобрела розовый оттенок. Трупа видно не было: тварь явно утащила добычу прочь от горящей машины.

Но не только машина пылала: ещё два дома горели в деревне. Один виднелся только по толстому столбу дыма на краю поселения, а второй был совсем близко к дороге – двухэтажный, из белого кирпича, с чердаком и синей крышей. Кирпичный забор надёжно закрывал двор от чужих глаз, окна в доме были выбиты. На втором этаже, в самом проёме обугленных рам, метался маленький силуэт. Ростом не больше метра тридцати. Он сгорал заживо, жалобно урча высоким, писклявым голоском. Машины проехали дальше, и никто из рейдеров не видел, сколько ещё секунд этот заражённый ребёнок бился в пламени, прежде чем упал замертво. Может, и к лучшему. Наверное, сгореть – всё-таки милосерднее, чем потом бродить по земле чудовищем, сеющим страх и смерть.

– Твою мать, э! Коза-хххэ! – с характерным акцентом выругался Лао, резко ударив по тормозам. Он похоже переходил на акцент, когда забывался или нервничал. Хорошо ещё, что дистанция между машинами держалась метров по пятнадцать, и остальные успели тоже притормозить.

– Лао, в чём дело? – раздался голос Жала в рации.

– Да коза хер пойми откуда вылезла, мать её! – высунувшись из окна, Лао начал размахивать руками и орать: – Ну, топай отсюда! Топай, дурья башка!

Белая коза обернулась на него равнодушно, затем дёрнула ухом и тут же сорвалась в сторону поля. В этот же миг Берта залаяла, уставившись в сторону деревни. Лао только успел вдавить газ и подрезать бегунью, бросившуюся за козой. Машину и сидящих в ней людей она проигнорировала, её интересовало другое мясо. Когда-то это была девочка-подросток. Её длинные, крашеные красные волосы, сбившиеся в колтуны, смотрелись особенно жутко на фоне пепельно-бледной кожи и впалых чёрных глаз. Лицо заострилось, превратившись в хищную маску, от которой мороз шёл по коже.

Серена, не колеблясь, высунулась из окна и одним выстрелом из «глока» свалила тварь, не дав ей подняться. Потом выскочила на дорогу, нагнулась, вспорола скудненький споровый мешок, выудила споран – жалкая добыча за потраченный патрон. Не стоило того.

Через пятьдесят километров они выехали на новый кластер, и дорога вдруг преобразилась. Асфальт стал гладким, будто вылизанным, свежим, словно его только вчера залили черным битумом и катком прокатали до зеркального блеска. Колёса всех машин загудели довольным басом. После ухабов и пыли такое шоссе было сродни курорту. По такой дороге ехать – одно удовольствие.

Лега пересела за руль, а Лао занялся Бертой по её просьбе. Первичный, поверхностный осмотр показал, что Берта легко отделалась и в целом она чувствовала себя бодро. Но чем дальше они отъезжали, тем жалобнее поскуливала собака, и её хозяйке это не нравилось. Вторичный осмотр показал: три клыка вылетели, лапа припухла. К счастью, перелома не оказалось, только ушиб. Жить будет. Да и Берта не из тех, кто из-за таких мелочей лапки сложит и пузом кверху завалится. Поскуливает только, лапёшку поджимает да прихрамывает, но хромота скоро пройдёт. На Берте как на иммунной собаке всё быстренько заживёт.

Лиса окончательно вырубилась. Спек вштырил её как следует, и теперь она лежала бледная, белая, словно молоко, а на этом холодном фоне её натурально рыжие волосы вспыхивали, как языки пламени, делая весь облик нереальным, будто вырванным из фэнтэзийной картины. Она бредила, что-то пела сквозь сон, сипела, пересохшие губы трескались, при этом лоб блестел от пота, а пальцы подрагивали мелкой дрожью. Температура поднялась: жар исходил от её тела, словно от раскалённой печки. Было ясно: надо срочно добираться до Гнезда, к знахарю. Лао мог оказать первую помощь, но всесильным хирургом он не был – даже медшколу до конца не прошёл. Сделал, что мог, но дальше требовалось настоящее лечение.

Ничего страшного, ехать тут осталось всего ничего. Доберутся до Гнезда, оставят там Лису, а сами, наконец, проведут хотя бы одну ночь в относительном спокойствии. Жало уже заранее представлял, как вместе с мужиками пойдёт париться в баню, как после банного жара заложит за воротник ледяного пивка, потом откушает чего-нибудь горячего и сытного, а после рухнет спать, без снов и тревог. У остальных парней планы особой оригинальностью не отличались – примерно то же самое. Легавая же не гоняла никаких мечтаний в мыслях: она молча наблюдала за сменой пейзажей за окнами да сканировала округу, привычно отмечая каждую подозрительную деталь.