Зима

Зима, как и обычно в этих краях, была раскисшей. Неуклюжие, неловкие морозы, робкий, неуверенный снег, сменяющиеся противной сыростью оттепели, как неминуемой расплатой за отсутствие воли и настойчивости у холодов. А потом снова прихватывающие морозцы и следующее буквально по пятам потепление. Привычно и противно. На неочищенных тротуарах лежало рыхлое и скользкое мокрое месиво, еще вчера бывшее каким-никаким снегом. И люди, бегущие каждый по своим делам, смотрящие себе под ноги и расплескивающие в стороны при каждом шаге брызги полуоттаявшей снежной жижи, мечтали только хоть о какой-то погодной определенности: мороз так мороз, тепло так тепло.

Одна из аптек сети «Здоровье для всех» располагалась в некогда угловой квартире первого этажа пятиэтажного дома, стоявшего на пересечении второстепенных переулков. Близость к значимым улицам города никак не отражалось на состоянии этих переулков: чистили их чрезвычайно редко, а когда очередь все же добиралась и до них, это предвещало, по приметам живущего в округе населения, лишь скорые и обильные снегопады. В доме, где располагалась аптека, имелся цокольный этаж, окна которого наполовину выглядывали над плоскостью тротуара, словно чьи-то испуганные, но любопытные глаза, наблюдающие из своего убежища. Цокольный этаж так же, как и первый, был некогда расселен, и в нем теперь располагался то ли склад, то ли офис. Что там находилось, доподлинно не знал никто, так как вывески там не было никогда. Но как делали ремонт – окрестные жители видели, да и припаркованные рядом машины – тоже наблюдали ежедневно. Хозяева, делавшие ремонт цокольного этажа, оштукатурили и покрасили, как водится, фасад лишь вокруг своего помещения, так что угол дома стал напоминать нос некоего корабля: острый и с четко очерченной красной ватерлинией.

Хозяева же аптеки, выкупив квартиру, разумеется, сделали отдельный вход, расширив проем углового окна и пристроив лестницу с площадкой, опирающейся на металлические трубы-подпорки. Теперь вместо окна была металлопластиковая дверь. Над дверью располагалась вывеска, на которой красными буквами значилось «Здоровье для всех» и рядом изображение чаши, оплетенной змеей, в зеленых тонах. По вечерам изображение змеи с чашей и слово «Здоровье» по каким-то техническим причинам не подсвечивалось, причем уже давно, так что местные жители с наступлением темноты на углу пятиэтажного дома привыкли видеть надпись «для всех». Кстати поэтому, какой-то местный остроумец, судя по всему, еще и любитель Конан Дойля, окрестил аптеку «Кровавая надпись». Так это название в округе и прижилось. Лестницу и площадку, ведущие к входу аптеки, облицевали по каким-то соображениям серой глянцевой плиткой. Может из экономии, а может и вообще без соображений. Зимой плитка становилась похожей на каток, заставляя посетителей мобилизовать все пошатнувшиеся от болезни силы и мужество. Поручни же были сделаны только с одной стороны лестницы, поэтому вежливые, а может и просто опасливые люди, вскарабкивающиеся по скользким ступенькам за спасительными медикаментами и уже спускающиеся с заветными таблетками и пузырьками, четко соблюдали очередность подъема и спуска, учтиво пропуская друг друга.

Восемнадцатого января в понедельник приблизительно в половину двенадцатого, тяжело и осторожно ступая по расквашенному снегу, к лестнице аптеки «Здоровье для всех» подошла пожилая женщина. Чуть сгорбленная она остановилась перед ступенями, чтобы отдохнуть от, возможно, не самого легкого и близкого пути. Во всяком случае, для нее. Одежда женщины была очень скромной, если не сказать бедной. Было видно, что этот зимний комплект сопровождает ее уже не первый десяток лет. Куплен он был, судя по всему, еще тогда, когда она себе еще что-то могла купить. И вот теперь эта одежда становилась ее ежегодным зимним спутником при нечастых и недалеких вылазках. Такая верность старым вещам была, разумеется, не от хорошей жизни. Одежда была чистой и ухоженной, но какое-то качество ее было все же утеряно. Качество, которое оставляет любую вещь со временем, как бы аккуратно и бережно ее ни носили. Назовем его «облик», чтоб просто хоть как-то его назвать, не подобрав более уместный термин. Старый ботинок, как бы вы его ни чистили и ни мазали, имеет вид старого ботинка, пусть и хорошо ухоженного. То же справедливо и для одежды в целом.

Женщина остановилась перед лестницей, чтобы отдохнуть и приготовиться к решительному штурму скользкого подъема. В руках ее не было ни сумки, ни палки, так что подниматься она стала боком, держалась за поручень обеими руками. Женщина отдыхала каждые несколько ступенек, крепко держась за перила. Добравшись до площадки перед входом, она еще некоторое время стояла спиной к двери, держась за поручни двумя руками, пытаясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце и усмирить одышку. Затем она осторожно и медленно повернулась лицом к двери и осторожными и мелкими шагами, как человек идущий по тонкому льду, направилась к входу.

Зайдя в помещение, пожилая женщина остановилась при входе, не в силах утихомирить сердцебиение.

Девушка аптекарь в белом халате стояла в углу комнаты за п-образной пестрящей упаковками лекарств витриной, пила кофе и разговаривала по телефону. Увидев вошедшую, девушка сказала в трубку: «Сейчас, погоди минутку»,– убрала трубку от уха и вопросительно посмотрела на посетительницу. Но пожилая женщина никак не могла отдышаться и пока явно была не готова отвлечься на что-либо кроме нахлынувшей усталости и стука в висках и груди. Видя это, девушка продолжила разговор, прикрывая трубку и рот ладонью: «Да тут какая-то бабушка зашла, стала в дверях и стоит… Не знаю… Ну да бог с ней… Так вот… Что я хотела спросить?… Ах, да… Так давно это у вас с ним?… Да?… Ну, поздравляю… Да не прибедняйся… Я вас, кстати, в субботу видела на вещевом?… Во сколько?… Ну я не знаю… Днем… Часов в одиннадцать, наверно…».

В этот момент пожилая женщина подошла к ближайшему окошку. Девушка вновь убрала трубку от уха и сказала посетительнице: «Женщина, проходите вон к тому окошку», – и показала на окно на противоположной стороне. «Ладно, давай я тебе перезвоню через пару минут… Все давай… Да… Ну, буквально пару минут… Или хочешь, сама перезвони минут через пять…Ага… Пока…», – аптекарь повесила трубку и подошла к окошку.

– Здравствуйте. Что вы хотели? – спросила девушка.

– Здравствуй, деточка. Мне в поликлинике лекарство выписала наша врач Елена Сергеевна… – женщина расстегнула пару верхних пуговиц на пальто, на шее у нее висели очки на веревочке, она одела их и стала доставать что-то из внутреннего кармана.

– Какое лекарство? – спросила аптекарь.

– Сейчас, сейчас, – тяжело пыхтела женщина. Она вытащила нечто, многократно завернутое в газету, начала разворачивать упаковку, продолжая говорить. – Видишь, деточка, даже сумку с собой побоялась брать. Время-то сейчас какое… А деньги-то большие, не дай Бог, украдут… Мне-то врач наша давно уже лекарства эти выписала, но она как сказала, что лекарство дорогое – я решила, что потерплю, денег ведь все равно нет. Мои мне не помогают, а пенсия… Да что говорить, насмешка одна… А в воскресенье так допекло, что хоть вой… Мучилась я, мучилась, а потом решила, что возьму из отложенных на похороны… Думаю, надо как-то дожить, а в землю хоть в простынке пусть кладут – мне уже все равно будет… А врач наша, Елена Сергеевна, сказала, что у вас в аптеке самое дешевое это лекарство, вот я к вам и приплелась… Еле дошла…

Содержимое было завернуто в целый разворот какой-то бесплатной рекламной газеты. Внутри были сложены какие-то бумаги, документы и деньги. Женщина перебирала содержимое свертка, пока наконец из общей стопки не был выужен рецепт или просто листок с предписанием врача. Покупательница протянула дрожащими руками листок в окошко. Аптекарь взяла бумагу.

– Да, есть такое. Стоит пятьсот тридцать два рубля девяносто копеек. Будете брать? – казалось, не успев еще посмотреть в листок, сказала девушка.

– Как вы быстро прочитали. А я сидела в очках разбирала, разбирала, да так и не поняла, что там написано. Врач у нас хороший, но почерк у нее такой неразборчивый…

– Так вы будете брать или нет?

– А я слышала, деточка, что бывают поддельные лекарства, что на вид не отличить…

– У нас нет поддельных лекарств, – отрезала аптекарь.

– Деточка, мне поддельные никак нельзя… Я и так взяла из тех, что на похороны собирала… А если не поможет, то я не знаю… Денег больше нету. Совсем нету. Я тебя очень прошу, деточка, не надо мне поддельные… Если других нет – ты скажи, я не буду покупать… Может в другой аптеке будут настоящие… Мне просто Елена Сергеевна, врач наш, сказала, что здесь самые дешевые. Цены-то сейчас ставят, как бог на душу положит. А я и так уже взяла из…

– Женщина, я ж вам говорю, у нас поддельных медикаментов нет.

– Да я слышу, деточка, слышу. А ты все-таки, не сочти за труд, и уточни. Ты меня пойми: если не поможет – к кому идти, кому кланяться? Кто даст денег на другое лекарство? Пенсии – на еду едва хватает, мои мне не помогают… Они и заезжать-то, не заезжают, а помогать… Об этом и разговору нет… Ну да доживешь до моих лет – поймешь… А лучше, чтоб не пришлось такое понимать, дай Бог, у тебя все по-другому будет… По-людски…

– Еще раз повторяю, поддельных лекарств в нашей аптеке нет. Будете брать – берите, сомневаетесь – не берите… Что я могу вам еще сказать…

– Не сердись, деточка. Буду я брать, буду. Сколько ты сказала?

– Пятьсот тридцать два девяносто, – отчеканила аптекарь.

– Сейчас, сейчас, – женщина начала считать дрожащими руками купюры, постепенно отводя руки все дальше и дальше от глаз, – Уже и в очках ничего не вижу… Обожди, деточка…

Все время, что покупательница считала деньги, девушка смотрела на нее взглядом, прячущим за безразличием зарождающееся раздражение. В это время в аптеку зашла молодая женщина.

– Женщина, подвиньтесь, пожалуйста. Вы все равно пока считаете, – сказала аптекарь.

Пожилая женщина послушно отодвинулась от окна.

– У вас панадол есть? – спросила молодая женщина.

– Детский, взрослый?

– Детский.

– Пятьдесят один шестнадцать.

Молодая посетительница протянула деньги в окошко. Пожилая женщина к этому времени отсчитала нужное количество купюр и ждала своей очереди.

– Рубль шестнадцать посмотрите?

Молодая женщина проинспектировала свой кошелек.

– Есть только два рубля, – сказала она.

– Давайте.

Посетительница положила монету на пластмассовую тарелочку для денег.

– Спасибо за покупку, – аптекарь взяла монету и положила на тарелочку мелкие монеты, чек и лекарство, завернутое в маленький пакет.

Молодая женщина молча взяла лекарство, оставив чек и монеты, и вышла из аптеки.

– Теперь давайте с вами, – сказала девушка.

Пожилая женщина положила деньги на пластмассовую тарелочку.

– Два девяносто у вас будет? – спросила девушка.

– Есть, деточка, есть. Сейчас, – пожилая женщина вынула из кармана мелочь, распределила ее по ладони, снова отведя ладонь от глаз, и стала отсчитывать нужное количество.

– Можно просто три рубля, – уточнила аптекарь.

Но женщина не обратила на уточнение никакого внимания, продолжая скрупулезно отсчитывать и выбирать с ладони монеты. Отсчитав, покупательница высыпала мелочь на пластмассовую тарелочку для монет в окошке. Девушка взяла мелочь, что-то набрала в кассовом аппарате, положила на пластмассовую тарелочку чек и сдачу. Затем она протянула маленький полиэтиленовый кулек, через который проглядывала упаковка лекарства.

– Как пить, знаете? – спросила девушка. – Ну, вам тут, в принципе, все врач написала…

– Да, в бумажке-то написано, но я боюсь, не разберу. У Елены Сергеевны почерк такой…

– Значит, пить будете так…

– Деточка, ты меня извини, но я так не запомню, память-то совсем дырявая стала. Ты мне на листочке напиши, только поразборчевее, пожалуйста.

Девушка что-то написала на листке и протянула покупательнице.

– Я вам на том же листке написала. Вот, сбоку, видите? Спасибо за покупку, – закончила девушка стандартной фразой.

Пожилая женщина положила листок с остатками денег к документам и все это завернула в газету. Затем она спрятала сверток и лекарство во внутренний карман пальто. Сняла очки.

– Спасибо тебе. И ты меня прости, деточка, если обидела чем. Прости старую, не сердись, – женщина заплакала.

– Ну что вы…

– Я ж вижу… Не сердись… Просто деньги такие… Большие для меня… И денег нет и сил терпеть уже нет… Эти болячки всю душу выворачивают… – женщина вытирала заплаканные глаза руками, – А ты не обижайся, деточка, Не обижайся и не сердись. Дай Бог, чтобы у вас все было по-другому…

Посетительница повернулась и вышла из аптеки. Аптекарь ссыпала мелочь с пластмассовой тарелочки, чеки скомкала и выбросила. Снова устроилась в углу комнаты, подняла трубку телефона и набрала номер.

– Да, это я. Ну да… Да только сейчас освободилась… Да… – девушка взяла чашку, стоящую рядом с телефоном, – Вот черт, кофе совсем остыл… Ну да, да… Ага… Да тут бабушка какая-то полчаса мозги мне делала… И не говори… Нет, не как в прошлый раз, но тоже, я тебе скажу… Что я хотела сказать?… А, ну да, вспомнила… Видела, говорю, вас в субботу на вещевом. Ты еще в своей этой бежевой куртке была, которую мы тогда купили, помнишь?…

А зима была, пожалуй, все-таки чересчур слякотной. Даже для этих краев.