Ледяная Галатея для снежного дракона

Глава

Галатея

Прохладный, как внезапный порыв влажного ветра среди зимы, поцелуй, ласкал губы. И я отвечала, совершенно не желая задумываться, кто это целует меня с таким воодушевлением.

Тот, кто целовал, кажется тоже отдавался процессу со всем возможным энтузиазмом. Каждое прикосновение его нежных губ отдавалось в теле странным ледяным покалыванием, которое, однако, обжигало не хуже пламени.

Хотелось поднять руки, обнять мужчину за плечи, зарыться пальцами в волосы и запрокинуть голову, позволяя его губам спуститься к шее, но попытавшись воплотить хоть одно из этих нехитрых желаний, я обнаружила, что не могу двигаться.

Вообще.

От неожиданности распахнула глаза и хотела отпрянуть, но и этого сделать не удалось.

Почувствовав перемену в моем настроении, мужчина, который меня целовал, отстранился. Мы обменялись одинаково ошарашенными взглядами. Он все еще часто дышал, будто приходя в себя после странного наваждения, а я, пользуясь моментом, беззастенчиво его разглядывала.

Острые черты лица, будто высеченные из камня – хотя с учетом белизны кожи скорее изо льда, волосы настолько черные, что казалось, поглощали свет, и глаза цвета неба в ясный морозный день – пронзительно-голубые.

Никогда не видела таких красивых мужчин. Может, это сон? Логично, с учетом того, что я не могу пошевелиться.

– Кто вы? – спросила спокойно. Мой сон, значит могу по крайней мере говорить, что хочу. Тем более, голос и губы мне повинуются, в отличие от всего остального тела.

– Твой создатель и хозяин, – невозмутимо ответил мужчина.

Чего?!

Куда-то не туда сюжет сна сворачивает.

По правде говоря, глядя на его уверенную позу, на почти королевскую осанку и властный взгляд так и хотелось опустить глаза долу и пробормотать “как скажете, мой господин”, но я не из таких. В жизни никто так нагло со мной не разговаривал, и этому красавчику не позволю! Пусть это и сон, но должны же у него быть адекватные границы!

– С чего бы это вдруг? – хотела по привычке вздернуть голову и изогнуть бровь, но опять ничего не вышло: тело стояло как вкопанное. Будто я статуя на пьедестале, а не живой человек.

Ну что за дурацкий сон? Почему все идет не так, как мне хочется? В моем сценарии этот мужчина уже падает к моим ногам с признанием в неземной любви, а я лишь сдержанно и благосклонно ему улыбаюсь.

– С того, что твое тело создал я, а твоя жизнь – подарок мне от Бога Мороза, – пояснил незнакомец.

Но понятнее не стало. Скорее наоборот: что значит “создал мое тело”? Он мне отец что ли? А зачем тогда целовал?

Я еще раз внимательно оглядела незнакомца. На вид вряд ли старше тридцати, скорее даже младше, хоть серьезность его немного взрослит. Широкие плечи, крепнкого телосложения, никаких старческих морщин не наблюдается.

Нет, не отец.

А кто тогда?

– Не волнуйся, – голос незнакомца вдруг потеплел. Может, он разглядел в отсутствии эмоций на моем лице растерянность? А может ему что-то в голову взбрело: и судя по странному блеску в голубых глазах, второе гораздо вероятнее. – Сейчас мы кое что проверим, и если моя теория подтвердится, я все тебе объясню.

Я попыталась кивнуть, мол, “проверяй, чего хотел”, но и в этот раз тело осталось холодной безжизненной статуей.

Зато в следующее мгновение ноги без моего на то согласия двинулись вперед. Сделав несколько шагов против собственной воли, я остановилась. Прямо напротив мужчины, который расплылся в довольной улыбке.

Сердце заколотилось от страха как бешеное, как только я осознала, что произошло: тело подчинилось не моей воле, а его!

Это что, я теперь как кукла?!

Ужас какой. Надо срочно это исправить!

– Объясните толком, что происходит! – потребовала я, благо, голос все еще могла контролировать сама.

– Разговор будет долгим, – со вздохом констатировал незнакомец, который, в отличие от меня, быстро что-то понял. – Так что давай найдем более подходящее место. И не бойся, я не причиню тебе вреда.

Да я и не боюсь. Я в панике!

И она только усиливалась всякий раз, когда собственное тело делало очередной шаг против моей воли.

Получается, этот козел прав: он действительно мой хозяин, раз мое туловище повинуется ему. И сделать со мной может все что угодно.

От осознания, что я вообще ничего не контролирую, стало зябко. А мы меж тем шагали по длинному залу, и все, что мне оставалось – разглядывать вид, открывшийся передо мной. Повернуть голову я тоже не могла, поэтому сосредоточенно пялилась вперед. И от восхищения на несколько мгновений даже забыла о собственных проблемах.

В огромной комнате, стены, пол и потолок которой созданы будто из ярко-голубого и почти не прозрачного льда, вдоль стен в нишах, искусно украшенных резьбой в виде снежинок, стояли ледяные скульптуры.

Одни изображали людей разного возраста, но неизменно в прекрасных просторных одеждах, будто сотканных прямо из белого рассыпчатого снега. Другие походили на животных – реальных и вымышленных. Вот волк топорщит ледяную шерсть на загривке, похожую на миллион острейших сосулек, а вот стрекоза с тонкой резьбой на прозрачных крыльях. Мантикора угрожающе подняла острый хвост и скалит огромные зубы.

– Какие красивые. Что за скульптор их делал? – забывшись, спросила я у незнакомца.

– Это все мои работы, – неохотно пояснил мужчина, кажется, смущенный моей похвалой.

Всю эту красоту сделал он?

Сосредоточив взгляд на его руках, я заметила на них несколько почти заживших царапин. Может и не врет.

Но других доказательств его мастерства разглядеть не удалось, поэтому я снова сосредоточила внимание на том, что впереди.

Мы как раз остановились у огромной арки прямо посреди зала, и я замерла, очарованно всматриваясь в глаза незнакомки, стоявшей напротив.

Вернее, статуи незнакомки: как и все здесь, она выглядела полностью ледяной, но в отличие от других, почти не прозрачной. Снежно белое платье без украшений облегало точеную фигуру и мягкой поземкой падало на блестящий пол. Волосы аккуратно собраны в пышную французскую косу, которая спускается до самой талии и в которой – мое восхищение мастером – просматривается каждый волосок.

Руки она аккуратно держала на уровне живота, как настоящая леди, осанкой и надменностью взгляда не уступала моему незнакомцу, а ее лицо выглядело таким настоящим, что казалось, она сейчас вдохнет и сморозит какую-нибудь гадость. Она вся была белой, только губы едва заметно алели на фоне полотняно-чистой кожи, будто тронутые краской.

Статуя немного походила на то, что я обычно видела в зеркале. При условии, что накрашусь и не поленюсь выпрямить вечно путающиеся волосы, однако сильно льстила мне в районе груди, талии и бедер.

Я бы так и стояла, пораженная красотой скульптуры, если бы незнакомец-хозяин не открыл передо мной дверь. И на меня вдруг не обрушилось осознание, что все это время я смотрела не на статую, а на свое отражение в стеклянной створке. Через которую я поневоле шагнула, повинуясь чужому желанию.

Не удивилась бы, обнаружив, что все в этом странном месте состоит изо льда, но спускаясь вслед за незнакомцем по лестнице, отмечала перемены. Постепенно из-под яркой белизны проступал обычный камень, и вскоре мы оказались в замке. Светлый мрамор стен и пола, высокие полотки и стрельчатые окна – все здесь будто тянулось ввысь, к вершине ледяной башни, однако все-же выглядело вполне человеческим.

Проходя мимо цветного витража, который изображал удивительную птицу с ярким оперением, я надеялась, что хоть немного согреюсь, но ощущение холода, сковавшего тело, никуда не пропало.

Такое чувство, будто я все еще в той околевшей куртке, которая была на мне, когда я утонула.

Утонула…

Тело двигалось, не повинуясь моей воле. Несколько раз я пыталась прекратить это, взять собственные ноги или руки под контроль, но сделать этого так и не получилось. Поэтому мне оставалось только позволить неведомому “хозяину” вести себя в одному ему известном направлении и размышлять.

Значит, умерла.

Почему-то сожалений по этому поводу я не испытывала. Разве что на работе у коллег будут проблемы: им придется взять на себя моих клиентов, покупки которых я вела в компании, но это, пожалуй, единственная причина, по которой кого-то может опечалить моя преждевременная кончина.

Выходит, что волноваться не о чем.

Может, я просто в странном коматозном сне, и ощущение обездвиженности в таком случае нормально? Даже если и так, сейчас я ничего не могу с ним поделать. Поэтому почему бы не принять правила, навязанные мне играми разума? Может, это будет хотя бы весело?

Когда мы вошли в просторную светлую комнату, на полу которой свет, преломляясь через витражи, рисовал чудесные картины, хозяин этого места – по тому, как он держался, я как-то сразу поняла, что он хозяин – усадил меня в мягкое кресло.

Я провела рукой по ворсу, но совершенно ничего не ощутила.

Ну точно коматозный сон. Причем не очень-то детальный.

– Тебя будут звать Деррика, – поставил перед фактом незнакомец, усаживаясь в другое кресло. – Мое имя Инатан.

– Но у меня есть свое имя! – возмутилась я и хотела податься вперед, но тело оставалось неподвижным.

Как же раздражает! Спасибо хоть голос мне подчиняется. Ужасно было бы, окажись я в своем уме, но без возможности даже сказать об этом.

– Вот как? – Инатан удивленно вздернул брови и взглянул на меня так, будто сувенирной статуэтке, которая пылилась на каминной полке десяток лет, вдруг вздумалось заговорить.

Ах да, так и есть.

– И какое же? – поторопил он.

– Меня зовут… – я запнулась. Помню свое прошлое, но имя – нет. От этого осознания по телу пробежал холод. Будто мне до этого тепло было!

Инатан смотрел выжидательно, и если сейчас признаюсь, что не помню его, это будет маленькое, но все же поражение. Но я ведь не его собачка, чтобы безропотно принимать кличку, которую он мне дал!

Надо что-то придумать.

Осознавать себя ожившей статуей было странно, но размышляя о своем нынешнем положении, я невольно вспомнила греческую легенду про ожившую по воле богини статую. Кажется, ее звали…

– Галатея, – уверенно произнесла я.

Пусть будет так. Лучше, чем кличка, брошенная мне, как кость голодной собаке.

– Хорошо, Тея, – Инатан улыбнулся, и меня бы перекосило от его самодовольства, если бы я могла двинуть хоть одним мускулом.

– Галатея, – еще раз с нажимом повторила я.

– И что же ты сделаешь, если я не стану называть тебя полным именем? Уже забыла, что ты подчинена мне? – кажется, я разозлила своего “хозяина”: внешне он оставался спокойным, но каждое его слово врезалось в меня, нанося почти физическую боль.

– Петь начну! Матерные частушки. Громко, с выражением и без остановки, – мстительно улыбнулась я, припоминая репертуар, заученный во времена жизни в детском доме.

Глаза мужчины сверкнули инеем. Только сейчас, всмотревшись в них, я заметила, что хоть радужки у него голубые, но по ним бегут белые узоры, похожие на те, что появляются на окнах в морозную погоду. Красиво… и опасно.

– Я разобью тебя, если не будешь повиноваться, – все еще спокойно, будто расправы и казни для него обычное дело, сообщил Инатан.

Я разозлилась.

Да, мое тело подчинено ему, но это не значит, что он может делать со мной все, что захочет! Я все еще личность, у меня есть разум и чувства. И ему придется это понять, или пусть исполняет свою угрозу!

– Валяй, разбивай! – крикнула я, сильно сожалея, что мое лицо при этом остается ледяной маской. – Я недавно уже попрощалась с жизнью, мне не страшно. Лучше уж умереть окончательно, чем терпеть такое существование.

Не знаю, что в моих словах подействовало на мужчину, но он вдруг изменился в лице.

– Что значит “попрощалась с жизнью”? Ты раньше была… живой? – спросил он, разом растеряв былую злость.

Дошло наконец! Впрочем, наверное стоило сразу это объяснить. Может, если все ему расскажу, он перестанет относиться ко мне как к заводной кукле?

Набрав в грудь побольше воздуха, я рассказала все, что помнила.

Глава 2

Стаканчик кофе приятно согревал околевшую ладонь. От реки, покрытой тонким пока еще льдом и недавно выпавшим снегом тянуло сыростью и морозом, который пробирался под куртку. Ветер обжигал щеки, но я все стояла и наблюдала, как крупный снег медленно укрывал землю.

Здесь, в нижней части набережной, не горели фонари и уже почти стемнело. Шум, музыка и люди остались наверху: мало находилось желающих спуститься к самой воде и голым веткам кустов, которые росли вдоль берега. Я бы может тоже сюда не пошла, но вид счастливых семейных парочек, которые в этот морозный субботний вечер решили прогуляться по освещенной предновогодними огнями улице, невероятно раздражал.

Признаю, мне бы тоже хотелось неспешно прогуливаться, наслаждаясь видом на широкую замерзшую реку, ароматами кофе и глинтвейна с корицей, держать под руку любимого человека. Но увы: то ли людей подходящих не встретилось, то ли мой неуживчивый характер отталкивал потенциальных претендентов на мое внимание, но я так и осталась одна.

Впрочем, одиночество давно стало привычным состоянием. Я всегда была одна: даже в детском доме, где мы жили с другими детьми толпой в большой комнате, как в казарме. Даже во время учебы, когда ходила на пары вместе с остальными студентами. И на работе, окруженная множеством коллег.

Обычно отчужденность не слишком меня беспокоила, но вот уже лет десять под Новый год я вдруг понимала, что хочу иначе. Сидя в пустой квартире под бой курантов и без всякого энтузиазма глядя на пузырьки в золотистом бокале, я чувствовала, как каждый удар гребанх курантов врезался в сердце ножом и напоминанием, что я, наверное, так и останусь навсегда в одиночестве.

В этом году, наверное, не стану их слушать. И дом украшать не хочется. Пройдет месяц, и тридцать первого декабря я просто поем и лягу спать, чтобы не слышать эти идиотские часы. Все равно ведь мне не светит никакое новогоднее мать его чудо. Я уже не в том возрасте, чтобы в него верить.

Да если бы и верила, что написать в письме Деду Морозу? “Подари мне, пожалуйста, нормального мужика. Симпатичного широкоплечего брюнета со спокойным характером, рядом с которым я больше не буду чувствовать себя одинокой?”.

Даже если и напишу, вряд ли утром первого декабря мужчина мечты будет спать у меня дома под новогодней елкой, обвязанный красной ленточкой. Только ленточкой.

Невольно хмыкнула собственной фантазии, но особенно колючий порыв ветра вернул меня к суровой одинокой реальности.

Моргнув, я осознала, что уже совсем стемнело, и надо бы подниматься туда, где горят фонари. Идти в пустую квартиру хотелось еще меньше, чем подниматься в пять утра на работу, но и замерзнуть у реки – тоже не дело.

Я уже почти развернулась к лестнице, как вдруг услышала шорох справа. Повернулась и увидела двух мальчишек, по виду еще школьников, которые хитро переглядывались и проверяли прочность льда, то наступая на него, то бросая камни.

Лед выглядел обманчиво-крепким.

– Да не ссы, нормально все будет, – один малолетний дурак толкнул другого локтем в бок. – Кто последний до другого берега – тот лох!

И бросился прямо на лед.

Я даже крикнуть им не успела, чтобы прекратили всякие глупости.

Второй поганец уже хотел рвануть за другом, но я успела подскочить и дернуть его за капюшон куртки. Он повалился на спину, наверное больно ударившись об асфальт.

– Что вы делаете?! – обиженно закричал он, но я не слушала и смотрела на второго паренька с замиранием сердца.

На миг повисла мучительная тишина, и я даже перестала слышать музыку и разговоры наверху. Но она вдруг треснула скрипом льда, и на покрытой снегом глади я увидела ломаную черную полосу.

Мальчишка подскользнулся метрах в десяти от берега и повалился на живот. Под ним тут же разошлась сесть трещин, похожая на паутину. И он барахтался на ней, как мошка, которую вот-вот поглотит хитрый паук.

– Кто-нибудь! – крикнула я, оборачиваясь на освещенную огнями набережную, но с нее нас никто не видел и не слышал.

Достала телефон, чтобы набрать 112, но у реки из-за высоких кустов не ловила связь.

– Не вставай! Ползи к берегу, медленно! – это уже мальчишке, который попытался подняться на ноги.

Мальчишка замер и от испуга, кажется, онемел. Его светлая куртка сливалась со снегом. Даже я теперь видела его с трудом, а сверху точно никто не разглядит. И он совершенно не двигался. То ли парализован страхом, то ли умудрился что-то себе сломать при падении.

Ох уж эти дети!

Пришлось ступить на лед самой.

И куда я лезу? Сам сделал глупость, вот пусть сам и огребает последствия!

Никто не бросился бы за мной, если бы мне в детстве приспичило совершить подобную глупость! И особенного человеколюбия в себе я никогда не замечала.

Однако мысленное ворчание не мешало мне делать один аккуратный шаг за другим.

Когда между мной и упавшим мальчишкой осталось метров пять, лед снова затрещал. Меня пробрала дрожь, но останавливаться уже поздно.

Да и что я за человек буду, если не помогу?

Оставшиеся несколько метров я тоже проделала на животе и, добравшись до мальчишки, схватила его за ногу. Медленно потянула на себя по скользкому льду. Мальчишка всхлипнул, но наконец взял себя в руки и немного помог мне, барахтаясь и шурша болоневыми штанами о снег.

Оказавшись рядом, всхлипнул еще раз.

– Тетенька, у меня груди болит. Я что, умру? – различила я среди потока слез.

Ребро сломал что ли? Или треснуло?

– Все хорошо. Ты же дышишь? – я смотрела в глаза мальчишке и вместе мы постепенно отползали от сети трещин.

Он мелко кивнул.

– Разговаривать можешь и двигаться?

Он снова кивнул, уже чуть увереннее.

– Значит, все будет хорошо.

Я пихнула мальчишку еще подальше от трещин, и теперь оставалась к ним ближе, чем он.

Паренек взял себя в руки и сам начал отползать к берегу. Наверху завыли сирены. Я приподнялась на локте и обернулась. Заметила зеленую куртку второго сорванца, которому хватило фантазии взбежать по лестнице и попросить у кого-то помощи.

Облегченно выдохнула. Теперь все будет хорошо.

Но будто насмехаясь надо мной, тишина над рекой разразилась треском снова. Я дернулась от неожиданности, рука соскользнула и я ударилась лбом об лед. Перед глазами все поплыло.

Успела ощутить, как тело охватывает ледяная вода. Попыталась зацепиться за край, но он предсказуемо обломился. Тело тут же сковала разом околевшая одежда, которая потащила ко дну. Я успела увидеть, как мальчишка, поднявшись на ноги, заковылял к берегу. Как по заметенной снегом лестнице спускаются двое мужчин в полицейской форме, а потом река утянула меня.

Ледяной паук все-таки получил свою жертву.

Пыталась барахтаться, но затылок пронзила боль, и я вдруг перестала чувствовать тело.

Что ж, по крайней мере мне не придется слушать эти гребаные куранты еще раз.

***

Инатан слушал внимательно и ни разу не перебил, хотя говорила я долго. Про свой дом, про работу, про глупых мальчишек, по милости которых я утонула. В тот момент, когда я вспомнила, как цепкая хватка ледяной воды сковала горло и лишила тело всякой чувствительности, голос дрогнул и я замолчала.

– С твоей стороны было благородно спасти ребенка, но ни твое прошлое, ни этот поступок ничего не меняет. Ты все еще подчинена мне, и так будет впредь, – припечатал он после минуты тяжелого молчания.

Нет, все-таки козел! И держится так уверенно, будто он настоящий король.

– Но вы хотя бы верите мне? – уточнила я, сдерживая злобу. Криками и возмущениям я, кажется, делу не помогу. Этот снежный красавец похоже непрошибаем.

– Я никому не верю. Но ледяной статуе, которая ожила на моих глазах, нет смысла выдумывать такую долгую и запутанную историю, – снисходительно пояснил Инатан.

Чурбан! Ни грамма человеческой теплоты и сострадания.

– И что со мной будет? Почему я вообще оказалась здесь? – не желая оставлять последнее слово за ним, продолжила допытываться я.

– Как я уже сказал, ты – подарок мне от Бога Мороза, и будешь находиться рядом, когда мне это понадобится, – мне показалось, или он улыбнулся с каким-то злорадством?

Я внутренне закипала, но к своему ужасу понимала, что тело остается холодным. В другое время мои щеки бы раскраснелись, пальцы сжались в кулак, но все, что я ощущала – это сырой холод утреннего тумана на коже.

Отвратительно! И что мне теперь делать? Диалог с ним вести невозможно, договариваться – бесполезно. Может, в самом деле шантажировать своим отвратительным пением?

Однако есть кое-что, что меня заинтересовало в его ответе, и прежде чем переходить в наступление, я решила уточнить:

– Вы сказали, что я буду рядом с вами, когда вам потребуется. И когда же, а главное для чего вам это потребуется?

Инатан ответил не сразу, будто специально изводил молчанием и неопределенностью. А я, дожидаясь, гнала прочь мысли о том, что он держится с невероятным достоинством. И что ему очень идет темно-синий костюм, похожий на парадный военный мундир. И что его черные волосы вовсе не поглощают свет, а блестят под его лучами.

– Твоя задача проста: будешь всего лишь скрашивать мой досуг, – наконец ответил “хозяин”.

Ничего более оскорбительного я в жизни не слышала!

– Я не собираюсь быть вашей эскортницей! – выпалила я в сердцах, позабыв, где нахожусь и с кем разговариваю.

– Кто такие эскортницы? – не теряя самообладания, с вполне искренним любопытством поинтересовался Инатан.

Я немного стушевалась.

– Женщины, которые, как вы выразились, скрашивают досуг мужчин за деньги, – пришлось пояснить мне в ставшей вдруг неловкой тишине.

Инатан рассмеялся, и его резкий, пугающий смех падал в пустоту как глыба льда с крыши на покрытый притоптанным снегом асфальт.

– Ну что ты, какая из тебя эскортница? Ты ведь будешь сопровождать меня бесплатно, – наконец заявил он.

Вот сволочь! Ему еще и весело! Нет, он напросился, я ему точно спою!

Набрав в грудь побольше воздуха, я хотела сообщить своему “хозяину”, что он козел, и даже любезно объяснить, что это за животное, если он вдруг таких не знает, но в дверь постучали.

– Войди, – сказал… нет, приказал Инатан, повернувшись к двери. От его веселья не осталось и следа.

Дверь открылась, за ней показался мужчина лет сорока со светлыми короткими волосами и во фраке. Он походил на дворецкого и манерами, и учтивой улыбкой.

– Ваше Величество, слуги собрались в большом зале и ожидают распоряжений, – сообщил вошедший.

Ваше Величество?! Он и правда правитель?

Боги мои и местные, куда я попала?!