Принц Египта: Тень скорпиона

Предисловие: Шепот Песков

Слушай, путник, что несёшь ты в своём сердце? Золото? Власть? Или жажду знаний, способных разорвать завесу над мирами? Если последнее, то внимай. Ибо пески Кемета хранят не только прах фараонов и сияние древних сокровищ. Они помнят шепот ветров, что проносились над Нилом, неся вести о славе и гибели, о любви и предательстве. Они впитывали кровь героев и слезы богов, а каждый камень, каждая песчинка пропитаны магией, столь же древней, как само время.

Говорят, Египет – это дар Нила, но это лишь половина правды. Египет – это также дар сновидений, дар солнца и луны, дар духов, что живут в пустыне, и богов, что наблюдают с небес. И порой, когда равновесие нарушается, когда жажда запретного знания ослепляет сердца людей, эти дары могут обернуться проклятием.

Эта история не о великом фараоне, что воздвиг пирамиды до небес. И не о бесстрашном воине, чьи мечи пели гимны победе. Нет. Эта история о том, кто жил в тени величия, о принце, чьи руки были испачканы чернилами, а не кровью. О том, кто видел знаки там, где другие видели лишь суеверия, и слышал шепот там, где другие слышали лишь ветер.

Пески молчаливы, но они хранят память. Они помнят, как над Кеметом сгустилась тень, чернее ночи без звёзд. Тень, что пришла из самых глубоких кошмаров, чтобы поглотить свет. И помнят они о молодом принце, которому суждено было стать щитом для своего народа, пробудить древнюю силу и взглянуть в глаза самой Тени Скорпиона.

Слушай же, путник, и пусть эта повесть станет для тебя не просто рассказом, а отголоском давно минувших дней, когда магия была столь же реальна, как восход солнца над Нилом, а судьба Египта висела на волоске, тонком, как нить паутины в пустынной ночи.

Глава 1: Принц-Переписчик

Полуденное солнце Кемета, золотое и неумолимое, привычно раскаляло камни Фив, словно пытаясь выжечь последние капли влаги из воздуха. Но в прохладных, сумрачных залах Великой Библиотеки Амона, куда лучи проникали лишь сквозь узкие щели высоко под потолком, царил покой, нарушаемый лишь шорохом папирусных свитков и тихим скрипом пера. Здесь, среди древних знаний и вековой мудрости, жил своей жизнью принц Хепри, младший сын Фараона Аменхотепа IV.

Его брату, Рамзесу, первенцу и наследнику престола, сейчас, вероятно, было не до свитков. Рамзес, широкоплечий, с бронзовой кожей и гордым взглядом, наверняка командовал дворцовой стражей на тренировочном поле, его звонкий голос разносился над лязгом оружия и пылью, поднимаемой колесницами. Рамзес был воплощением идеального принца: сильный, решительный, прирожденный воин и лидер. Именно таким представляли себе будущего фараона.

Хепри же… Хепри был другим. Его руки, тонкие и ловкие, были испачканы чернилами, а не песком арены. Его плечи были не столь широки, а взгляд, хотя и проницательный, часто блуждал где-то далеко – среди звезд, которые он изучал ночами, или в глубинах древних текстов, которые он переписывал и расшифровывал днями. Двадцать лет, а он до сих пор чувствовал себя более комфортно в компании мудрых жрецов-писцов, чем среди блистательной свиты своего отца.

Сегодняшний свиток был особенно увлекательным. Это была одна из «Книг Дома Жизни», древний трактат, описывающий не только обряды и ритуалы, но и первые, почти забытые пророчества о временах, когда границы между миром живых и миром духов становились тонкими, почти прозрачными. Иероглифы вились по старому папирусу, как змеи, рассказывая о «Тенях, что приходят с Запада», и о «Дыхании Скорпиона, отравляющем Нил».

«Принц Хепри?» – Тихий голос жреца Имхотепа, хранителя свитков, вывел его из размышлений. Имхотеп, старик с добрыми морщинами вокруг глаз, был для Хепри скорее учителем и другом, чем просто слугой. «Да, Имхотеп?» – Хепри поднял голову, отложив тростниковое перо. «Визирь Амун-Раат желает видеть вас. Говорит, дело государственной важности».

Принц нахмурился. Амун-Раат. Мудрый, но всегда немного отстраненный визирь, чьи глаза казались такими же древними и непроницаемыми, как гранитные статуи богов. Он редко обращался к Хепри напрямую, предпочитая делам государственным заниматься с Рамзесом или даже с самим Фараоном. «Дело государственной важности» обычно означало что-то, связанное с налогами или военными кампаниями – сферами, в которых Хепри был, мягко говоря, не силён.

«Он в приемной?» – спросил Хепри, уже вставая и поправляя свою простую льняную тунику. «Нет, он ждет вас в своих личных покоях, принц. Он просил о конфиденциальности».

Это было ещё страннее. Личные покои Амун-Раата были местом, куда допускались лишь избранные. Хепри почувствовал легкое предчувствие, холодок пробежал по спине, несмотря на жару. Он бросил последний взгляд на свиток с пророчествами, где изображение гигантского скорпиона, вырезанное тысячи лет назад, казалось, смотрело на него с особой, зловещей усмешкой.

Отложив перо, Принц-Переписчик направился навстречу своей судьбе, не подозревая, что шепот древних песков вот-вот обернется грозным рокотом, а тени из его книг начнут обретать страшную плоть.

Глава 2: Неспокойный Нил

Покои визиря Амун-Раата оказались именно такими, как и представлял себе Хепри: строгими, но роскошными, с резной мебелью из черного дерева и стенами, украшенными сложными иероглифами, значение которых было известно лишь немногим. Сам визирь стоял у большого окна, откуда открывался вид на величественный Нил, медленно несущий свои воды к Средиземному морю. Его высокая фигура, облаченная в темные одежды, казалась ещё более мрачной на фоне яркого дневного света.

«Принц Хепри, благодарю, что пришли так быстро», – голос Амун-Раата был ровным, безэмоциональным, как течение реки. Он обернулся, и Хепри заметил, что его глаза, обычно проницательные, сегодня казались особенно глубокими, почти бездонными, словно в них таилась древняя ночь. «Визирь, вы просили о конфиденциальности. Что случилось?» – Хепри не стал ходить вокруг да около.

Амун-Раат жестом пригласил его сесть, но сам остался стоять. «Возможно, вы, принц, в своих обширных познаниях, заметите то, что ускользает от внимания других. В последнее время в Кемете происходят странные вещи». Хепри кивнул. «Я заметил. Необычные песчаные бури, совсем нехарактерные для этого времени года. Они приходят внезапно, словно из ниоткуда, и приносят с собой не только песок, но и какой-то странный, удушливый запах».

Визирь медленно кивнул, его взгляд был прикован к Нилу. «И не только бури. На севере, в Дельте, крестьяне жалуются на необъяснимые наводнения. Вода прибывает слишком быстро, затапливая поля, но затем отступает с ненормальной скоростью, оставляя после себя не плодородный ил, а соленую, мертвую землю. Ирригационные каналы забиты странным черным осадком». «А в Верхнем Египте, – продолжил Хепри, вспоминая недавние доклады, – пошли слухи о болезнях скота. Целые стада гибнут в течение нескольких дней, без видимой причины. Жрецы-лекари бессильны». Амун-Раат повернулся к Хепри. «Вы хорошо осведомлены, принц. Мои докладчики приносят те же вести. Но есть и кое-что ещё. Вчера вечером над Фивами пронеслась буря, но не песчаная. Это был ветер, несущий с собой вой. Люди клянутся, что слышали голоса, шепчущие их имена, зовущие их во тьму».

Хепри почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. Он вспомнил пророчества о «Тенях, что приходят с Запада» и «Дыхании Скорпиона». Это было слишком похоже. «Вы думаете, это… магия?» – осторожно спросил принц. «Магия, принц, – произнес Амун-Раат, и в его голосе промелькнула едва уловимая, но глубокая нота, – это лишь слово, которым мы называем силы, которые не понимаем. Жрецы говорят о гневе богов. Но я… я чувствую нечто иное. Что-то древнее. Что-то, что было глубоко запечатано, но теперь начинает пробуждаться».

Визирь подошел к столу и развернул старинную карту Египта. Его палец указал на несколько точек: Дельта, пустынные оазисы на западе, некрополи вблизи Фив. «Эти точки – места, где проявления наиболее сильны. Они словно связаны невидимыми нитями. И что самое тревожное, принц, это то, что эти нити, кажется, сходятся прямо здесь, в самом сердце Кемета». Он поднял палец, указывая на Фивы. «И вы хотите, чтобы я…» – Хепри не договорил. «Я хочу, чтобы вы, принц, продолжили свои исследования. Посмотрите на древние тексты, которые другие давно забыли. Возможно, в них есть ответы. Возможно, есть предзнаменования, которые мы упустили. Я доверяю вашей проницательности больше, чем суевериям жрецов. Но держите это в секрете. Паника – наш худший враг».

Хепри кивнул. Слова визиря звучали убедительно, но что-то в его манере, в его слишком спокойном взгляде, не давало Хепри покоя. Он чувствовал, что Амун-Раат говорит лишь часть правды, или же… чего-то недоговаривает.

Покинув покой визиря, Хепри направился обратно в библиотеку. Солнце по-прежнему сияло над Фивами, но мир вокруг него уже не казался таким ясным и простым. Неспокойный Нил, бури из ниоткуда, голоса в ветре – всё это складывалось в зловещую мозаику, предвещающую нечто гораздо большее, чем просто гнев богов. Он чувствовал, что эта тень, о которой говорил визирь, уже простерла свои когти над Кеметом. И, к своему удивлению, Хепри осознал, что он, принц-переписчик, возможно, единственный, кто способен её разглядеть.

Глава 3: Сон Фараона

На следующий день вести из покоев Фараона Аменхотепа IV стали еще тревожнее. Его болезнь, начавшаяся как легкое недомогание, теперь прогрессировала с пугающей скоростью. Лекари, лучшие в Кемете, беспомощно разводили руками. Их самые мощные снадобья и древние заклинания не приносили облегчения. Лихорадка Фараона то поднималась, то спадала, оставляя его тело обессиленным, а разум – блуждающим.

Хепри, вместе с Рамзесом и несколькими высокопоставленными жрецами, был допущен в спальню отца. Воздух там был тяжелым, пропитанным запахом трав и благовоний, призванных отогнать злых духов. Фараон, обычно величественный и полный жизненной силы, теперь лежал на ложе, его кожа приобрела нездоровый, землистый оттенок, а губы были сухими и потрескавшимися. Глаза, обычно ясные и мудрые, были закрыты, и даже во сне его лицо искажалось болью и страхом.

«Что с ним, Имхотеп?» – прошептал Рамзес, его голос был необычно глухим. Даже для него, привыкшего к суровым реалиям жизни, немощь отца была невыносима. Старый жрец-хранитель свитков, присутствовавший здесь как один из самых уважаемых целителей, покачал головой. «Его плоть слабеет, принц Рамзес. Но его дух… Его дух терзают кошмары. Он не находит покоя, даже в забытьи».

Хепри подошел ближе к отцу. Внезапно, Фараон зашевелился, издавая слабый стон. Его глаза приоткрылись, но взгляд был затуманен, словно он смотрел сквозь толщу воды. «Тень… Скорпион…» – прошептал Фараон, его голос был едва слышен. «Они идут… поглотить…» Он вздрогнул, и по его лицу пробежала судорога ужаса. «Отец!» – Рамзес порывисто шагнул вперед, но жрец остановил его жестом. «Не будите его, принц. Он в мире сновидений. Сейчас он там более, чем здесь».

Хепри почувствовал, как его сердце сжалось. «Тень… Скорпион…» Слова отца эхом отдавались в его голове, точно совпадая с пророчествами, которые он читал накануне. Это было не просто совпадение. Это было подтверждение. Фараон, живой бог, связующее звено между Кеметом и миром божеств, был атакован невидимой силой, которая проникала в его разум через сновидения.

«Жрецы, – произнес Амун-Раат, его голос был спокоен, как всегда, – немедленно усильте обряды защиты. Призовите всех жрецов Амона, чтобы они читали священные тексты без перерыва. Пусть храмы зажгут все свои светильники, чтобы отогнать тьму». Жрецы поспешили выполнить приказ. Рамзес, казалось, был полностью поглощен горем и тревогой за отца, не замечая ничего вокруг.

Но Хепри не мог отвести глаз от Амун-Раата. Визирь стоял чуть поодаль, его лицо было непроницаемо. Хепри ожидал увидеть беспокойство, тревогу, но лицо Амун-Раата было лишено всяких эмоций. Лишь легкое, едва заметное движение уголка рта, словно тень улыбки, промелькнуло на его губах, когда Фараон снова застонал, продолжая бредить о тенях и скорпионах.

Это было мгновение, едва уловимое, но оно заставило сердце Хепри забиться быстрее. Он вспомнил вчерашний разговор, спокойствие визиря, его странное доверие к Хепри, принцу-ученому. И его слова: «Я чувствую нечто иное. Что-то древнее. Что-то, что было глубоко запечатано, но теперь начинает пробуждаться».

Неужели Амун-Раат знал больше, чем говорил? И почему он так спокоен, когда сам Фараон, его владыка, находится на грани жизни и смерти?

Хепри отошел от ложа отца, его разум работал с бешеной скоростью. Пророчества, странные явления, слова Фараона, поведение визиря… Всё это складывалось в зловещую картину. Что-то нечистое проникло в сердце Кемета, и оно начинало действовать через самые уязвимые точки. Аменхотеп IV, живой бог, был первой и самой важной жертвой.

Выйдя из покоев Фараона, Хепри направился не в библиотеку, а к своим личным комнатам. Ему нужно было уединение. Ему нужно было вспомнить каждую строчку, каждое изображение из древних свитков. Фараон бредил о Тени Скорпиона. И Хепри был уверен, что он уже видел эту тень. В своих книгах. И, возможно, в глазах визиря Амун-Раата.

Глава 4: Древние Знаки

Вернувшись в свои покои, Хепри немедленно принялся за работу. Он не стал ждать ночи, чтобы отправиться в библиотеку; у него были собственные, тщательно скрываемые свитки, копии редчайших манускриптов, которые он переписывал годами, часто втайне от жрецов, считавших некоторые из них слишком опасными или еретическими. Эти свитки были его личным сокровищем, его окном в давно забытые времена.

Он разложил их на полу, при свете масляной лампы, которая едва разгоняла мрак, сгущавшийся в углах комнаты. Его пальцы скользили по пожелтевшему папирусу, по истертым иероглифам, по рисункам, выполненным тысячи лет назад. Он искал конкретные узоры, конкретные символы, которые теперь казались ему не просто древними легендами, а зловещими предзнаменованиями.

Его взгляд упал на свиток, который он читал вчера – тот самый, с изображением гигантского скорпиона. Это была часть «Книги Забвения», манускрипта, который жрецы Амона считали проклятым. Он описывал времена, когда «Древние, что спят под песками», могли быть пробуждены. И один из них – «Пожиратель Снов», чья тень напоминала скорпиона, а яд был безумием и забвением.

«Дыхание Скорпиона, отравляющее Нил…» – прошептал Хепри, вспоминая слова из другого свитка. А потом слова отца: «Тень… Скорпион… Они идут… поглотить…»

Всё совпадало. Слишком много совпадений, чтобы быть случайностью. Необычные бури, болезни, странные наводнения, голоса в ветре, кошмары Фараона – всё это были симптомы, знаки пробуждения. Но пробуждения чего?

Хепри перевернул несколько свитков, углубляясь в историю Забытого Культа. Это был культ, который поклонялся не богам Кемета, а сущностям из «Внешних Пустошей», из миров за пределами понимания смертных. Их ритуалы были запрещены, их последователи истреблены, а их тексты – сожжены и прокляты. Но Хепри всегда находил их увлекательными, видя в них не зло, а лишь иное понимание мироздания. Теперь же он чувствовал холодное прикосновение ужаса.

Один из свитков содержал древнюю карту, на которой были отмечены не города и реки, а «точки силы», «врата между мирами». И эти точки точно совпадали с местами, о которых говорил Амун-Раат: Дельта, западные оазисы, некрополи. И, конечно же, Фивы – как центральный узел, как сердце, откуда должно было начаться распространение тьмы.

Но что запускало этот процесс? Древние тексты говорили о «Ключе Крови» и «Голосе Забвения» – ритуалах, которые требовали огромных жертв и глубокого знания запретной магии. И тут Хепри вспомнил о тайной церемонии, которую он подслушал в покоях визиря. Тогда он не придал ей особого значения, но теперь… теперь в его памяти всплыли обрывки фраз, странные, не египетские слова, которые звучали как заклинания.

Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти голос Амун-Раата, его интонации. Вспомнились слова, которые визирь произносил с таким странным, почти благоговейным трепетом. Слова, которые раньше казались бессмысленными, теперь обретали ужасающий смысл, когда Хепри сопоставлял их с текстами из «Книги Забвения».

«Из глубин, из-за завесы, приди, Пожиратель Снов! Открой врата, раствори реальность! Пусть Тень Скорпиона поглотит свет!»

Это были те самые слова. Слова, которые могли пробудить древнее зло. Хепри почувствовал, как холодный пот выступил на его лбу. Визирь Амун-Раат не просто наблюдал за происходящим. Он был причиной. Он был тем, кто открывал врата. Его спокойствие, его отстраненность – это была не мудрость, а хладнокровие того, кто контролирует хаос.

Принц-переписчик, который всегда считал себя лишь скромным ученым, внезапно осознал, что он наткнулся на нечто гораздо более зловещее, чем просто дворцовая интрига. Это было покушение не только на Фараона, но и на само существование Кемета. И у него не было ни брата-воина, ни могущественных жрецов, чтобы поделиться этим открытием. Амун-Раат был слишком могуществен, слишком близок к Фараону.

Хепри свернул свитки, его руки дрожали. Он был один. И он, кажется, только что обнаружил, что главный советник Фараона – это предатель, который стремится уничтожить их мир. Принц-переписчик, всегда живший в мире книг, теперь оказался втянут в настоящую войну – войну за реальность, где его единственным оружием были древние знаки и его собственный, пока ещё неизведанный дар.

Глава 5: Визирь Амун-Раат

Хепри не мог больше оставаться в своих покоях. Открытие, словно ядовитый скорпион, ужалило его сердце, и теперь он видел мир под совершенно другим углом. Каждый шорох, каждый взгляд казались ему частью зловещего заговора. Он нуждался в свежем воздухе, в движении, чтобы унять бурю, бушевавшую в его душе.

Он бродил по дворцовым коридорам, мимо расписных стен, изображающих подвиги богов и фараонов, мимо статуй, чьи каменные глаза казались полными древней скорби. Его мысли постоянно возвращались к Амун-Раату.

Визирь был загадкой. Он пришел ко двору много лет назад, будучи молодым, но уже невероятно одаренным ученым и стратегом. Он быстро завоевал доверие Фараона Аменхотепа IV, поднявшись по иерархической лестнице с невиданной скоростью. Его мудрость и проницательность были легендарны. Он всегда находил выход из самых сложных ситуаций, его советы были точны и эффективны. И никто никогда не сомневался в его преданности Кеме́ту.

Но теперь Хепри видел эту преданность в ином свете. Амун-Раат никогда не был эмоциональным. Его лицо всегда оставалось спокойным, его голос – ровным. Многие считали это признаком глубокой мудрости и самообладания. Хепри же теперь видел в этом холодную маску, скрывающую нечто чудовищное.

Он вспомнил их вчерашний разговор. Амун-Раат не просто «чувствовал нечто древнее». Он знал. Он говорил о «пробуждении», словно это было ожидаемое событие. И его глаза… эти бездонные глаза, в которых Хепри теперь видел не мудрость, а глубины, полные темных тайн.

Что могло толкнуть такого человека на такой путь? Жажда власти? Но Амун-Раат уже обладал огромной властью, будучи правой рукой Фараона. Неужели он хотел стать Фараоном сам? Нет, это было бы слишком просто для него. Его амбиции казались гораздо более масштабными, более… метафизическими.

Хепри вспомнил слова из «Книги Забвения» о Забытом Культе. «Они верили, что мир Кемета слаб, что его боги забыли свое истинное предназначение, а люди погрязли в иллюзиях. Они искали очищения через хаос, через возвращение к первозданной пустоте, из которой, по их мнению, и возникла вселенная».

Неужели Амун-Раат разделял это безумное верование? Неужели он считал, что нынешний Египет «загнил» и нуждается в «очищении» через разрушение? Это было бы чудовищно. Это означало бы, что он не просто предатель, а фанатик, стремящийся уничтожить всё, что дорого Хепри.

Внезапно, из-за поворота коридора показался сам визирь. Он шел в сопровождении двух своих личных стражников – высоких, молчаливых мужчин в темных доспехах, чьи лица были скрыты шлемами. Амун-Раат заметил Хепри и остановился.

«Принц Хепри. Вы выглядите обеспокоенным. Нашли что-то в своих свитках?» – его голос был ровным, но Хепри теперь слышал в нем скрытую насмешку. Или это просто его воображение? Хепри заставил себя улыбнуться, стараясь выглядеть как можно более естественно. «Визирь. Я… я лишь размышлял над древними предзнаменованиями, о которых вы говорили. Это действительно тревожит». «Разумеется», – Амун-Раат медленно кивнул. Его взгляд задержался на Хепри чуть дольше обычного, словно он пытался прочесть мысли принца. «Не забывайте, принц, что знание – это сила. Но и бремя. Не позволяйте ему поглотить вас».

Его слова прозвучали как предупреждение. Или как угроза. «Я… я постараюсь», – ответил Хепри, чувствуя, как напряжение сковывает его тело. «Хорошо. Продолжайте свои исследования. Чем больше мы знаем, тем лучше сможем противостоять надвигающейся тьме». Визирь сделал неопределенный жест рукой и продолжил свой путь, его стражники неотступно следовали за ним.

Хепри смотрел им вслед, пока они не исчезли за поворотом. Сердце его колотилось. Амун-Раат знал. Он знал, что Хепри что-то обнаружил. Или, по крайней мере, подозревал. Этот разговор был проверкой. И Хепри был уверен, что он не смог полностью скрыть своего волнения.

Теперь ситуация стала критической. Хепри не мог никому доверять, кроме, возможно, себя самого. Визирь был могуществен, он контролировал дворцовую стражу, жрецов, да и самого Фараона, который все глубже погружался в свой кошмарный сон.

Хепри прикоснулся к амулету Амона, который всегда носил на шее – простенькое украшение, подаренное ему матерью. Он был холоден на ощупь, но его прикосновение придало Хепри решимости. Он был принцем Кемета. И он не мог позволить, чтобы его мир был поглощен Тенью Скорпиона, даже если тот, кто её призвал, был его собственным визирем.

Глава 6: Тень на Зеркале

Ночь опустилась на Фивы, принеся с собой недолгожданную прохладу, но не покой. Звезды, которые Хепри так любил изучать, казались сегодня тусклыми, словно их свет поглощала невидимая дымка. В воздухе витало напряжение, предчувствие чего-то неотвратимого. Город спал беспокойным сном, терзаемый кошмарами, которые теперь, казалось, проникали даже в самые крепкие души.

Хепри лежал в своей постели, но сон не шел. Мысли о визире Амун-Раате, о болезни отца, о древних пророчествах – всё это кружилось в его голове, как песчаная буря. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, как учила его старая няня, когда он был маленьким и боялся темноты. Она говорила, что если очень сильно чего-то захотеть, то можно увидеть это во сне.

Сегодня он захотел увидеть правду.

И вот, медленно, мир вокруг него начал меняться. Стены его комнаты растворились в мягком, мерцающем тумане. Пол превратился в зыбучие пески, а потолок – в бездонное звездное небо, но не то, которое он видел каждую ночь. Эти звезды были холодными, далекими, и между ними ползли черные, змееподобные тени.

Он стоял посреди безмолвной пустыни. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом озона и тлеющих углей. Вдалеке он увидел нечто, что заставило его сердце сжаться. Это был Фараон Аменхотеп IV, но не его отец. Это была лишь его тень, прикованная к невидимому алтарю, а над ним склонилась другая, более зловещая фигура.

Это был Амун-Раат. Но не тот Амун-Раат, которого он знал. Визирь был облачен в темные, струящиеся одежды, и его лицо было скрыто под маской, сделанной из полированного черного оникса, в которой вместо глаз зияли две пустые, бездонные прорези. В одной руке он держал сверкающий кинжал, а другой – поднимал к небу странный, пульсирующий амулет, излучающий зловещий черный свет.

Из-под маски визиря доносился шепот. Не слова, а инфернальный, шипящий звук, который проникал прямо в сознание Хепри, наполняя его ужасом. Это был язык, который он никогда не слышал, но каким-то образом понимал. Это был язык Хаоса, язык, который открывал врата в Бездну.

И тогда Хепри увидел Её.

Тень. Она поднималась из-под песков, огромная, бесформенная, но постепенно обретающая очертания. Очертания гигантского скорпиона, чьи клешни были выкованы из ночного мрака, а хвост – из самой тьмы. Её глаза, если это можно было назвать глазами, были двумя пылающими угольками, которые смотрели прямо на Хепри, проникая в самую его душу.