Разлом времени. Космическая фантастика
- -
- 100%
- +
«Безопасность, Коммандер Каэл», – доложил Каэл. Его голос был ровным, как всегда, но и в нем чувствовалась новая, незнакомая нотка. «Внешние сенсоры улавливают… нечто. Не объект, не энергию. Что-то вроде… пространственной ряби? Она проходит сквозь корпус. Никакого физического воздействия, но… ощущение… неприятное. Как будто тебя пронизывает слабый электрический ток, но не по нервам, а по… костям. Или по памяти».
Елена почувствовала это сама. Не боль. Не дискомфорт. Ощущение… расслоения. Будто ее собственное сознание на мгновение разделилось, и одна часть пережила эту секунду полностью, а другая – лишь ее отголосок. Это было мимолетное, но глубоко тревожащее ощущение.
«Арис, есть понимание, что это?» – спросила Капитан.
«Это… это именно то, что показывали предварительные сканы, Капитан, только в разы сильнее!» – воскликнул Арис. «Мы не просто вошли в зону искажения. Мы вошли в область, где время и пространство не являются базовыми константами. Они… текучие. Изменчивые. То, что мы видим на экране – это не свет, это, возможно, визуализация самих темпорально-пространственных флуктуаций!»
Он сделал паузу, тяжело дыша. «И… Капитан. Мои персональные биометрические мониторы… они показывают… мой возраст меняется. На секунду я был на десять лет старше, потом на пять лет моложе. А сейчас… сейчас вроде бы нормально. Это… это начинается».
Понимание обрушилось на мостик, как ледяной душ. Это не просто аномалия, влияющая на приборы. Она влияла на них. На их тела. На их сознание.
«Скорость нулевая, Капитан», – доложил Джакс, хотя его экран показывал хаотичные цифры. «Мы… застряли. Или… или движемся, но не в привычном смысле. Двигатель искривления не реагирует. Не могу рассчитать координаты для выхода».
«Аня, попытки запустить двигатель искривления?» – спросила Елена.
«Невозможно, Капитан», – ответила Аня, ее голос стал напряженным и усталым, будто она только что провела много часов в бою с невидимым врагом. «Система управления двигателем… она будто застряла в другом времени. Не принимает команды. Похоже, она просто… не синхронна с нами».
На видоэкране цвета становились ярче, сложнее, переплетаясь в узоры, которые невозможно было постичь разумом. Корабль не двигался. Он просто… находился в этом месте. В этой цветной, искаженной пустоте, где время и пространство были лишь предложениями, а не законами.
Елена посмотрела на членов своей команды. На их лицах отражались шок, тревога, но пока не паника. Они знали, на что шли. Но реальность оказалась… совершенно иной, чем любые их самые смелые или мрачные предположения.
«Статус команды?» – спросила Капитан, ее голос был твердым, несмотря на собственное усиливающееся ощущение дезориентации.
«Напряжение высокое, но все на постах», – ответил Каэл. «Пока серьезных сбоев в поведении нет. Но… ощущения странные у всех».
«Хорошо», – сказала Елена. «Мы здесь. Мы внутри. Теперь наша задача – понять, что это, и найти способ выйти. Арис, любые данные, любые зацепки. Джакс, попытки стабилизировать навигацию или хотя бы понять нашу „позицию“ в этом… хаосе. Аня, работай над двигателем, и мониторь все системы. Кенджи, отслеживай состояние экипажа. Каэл, готовность номер один. Все остальные – строго по протоколам. Докладывать о любых, даже самых мелких, странностях».
«Авангард» дрейфовал в этом сюрреалистическом океане цветов и искаженных концепций. Команда «Зирон» оказалась в ловушке аномалии, которая уже начинала демонстрировать свою истинную, пугающую силу, воздействуя не на их корабль, а на их саму суть.
Глава 5: Первые Странности
Прошли часы. Или, возможно, минуты. Внутри зоны аномалии понятие времени стало зыбким, ненадежным. Бортовые часы «Авангарда» то ускоряли бег стрелок, то застывали на месте, то и вовсе начинали идти в обратном направлении, прежде чем вернуться к более-менее нормальному ходу – но даже «нормальный» ход здесь ощущался неправильным. Синхронизация с внешними источниками времени была потеряна мгновенно при входе, и теперь каждый хронометр на корабле жил своей, непредсказуемой жизнью.
В цветной, текучей пустоте за видоэкраном корабль висел неподвижно. Попытки Джакса восстановить навигацию были тщетны. «Капитан, мы… я не могу определить наше положение», – его голос звучал устало и сбито. «Пространственные координаты… они меняются быстрее, чем я успеваю их фиксировать. Азимут, дистанция – все плывет. Ощущение, будто мы находимся… везде и нигде одновременно».
На мостике тоже начали проявляться странности. Навигационные голограммы Джакса периодически искажались, показывая призрачные образы «Авангарда» в десятках разных мест сразу. Один раз по панели управления пробежала рябь, и на долю секунды кнопки выглядели так, будто им сотни лет – пожелтевшие, с истертыми символами – а потом мгновенно вернулись к своему обычному состоянию.
В научном отсеке Арис Торн сидел перед своими мониторами, его лицо было бледным. «Это… это не просто искажение, Капитан», – его голос звучал отрывисто, как будто он с трудом подбирал слова. «Структура самой реальности… она… фрактальна? Нет, не то слово. Она… многослойна. Я получаю данные сенсоров из… нескольких моментов одновременно! Показатели температуры, давления, гравитации – они не просто меняются, они наслаиваются друг на друга из разных временных срезов! Смотрите!» Он повернул один из мониторов к камере. На экране вместо одного графика пульсировало несколько, накладываясь друг на друга, каждый с разной скоростью и амплитудой.
«Я… я чувствую это, Док», – произнесла Елена, прижимая руку ко лбу. Головной боли не было, но было ощущение, будто ее мозг пытается обработать слишком много информации одновременно. Каждое мгновение казалось растянутым, и при этом сжатым. Она моргнула, и на секунду ей показалось, что она видит свою руку… сморщенной и старой, с выступающими венами. Она резко отдернула ее, но видение исчезло.
Персональные биометрические мониторы экипажа начали выдавать тревожные сигналы. Не критические, но странные. Пульс мог внезапно подскочить без видимой причины, температура тела – незначительно измениться, метаболические показатели – колебаться.
Кенджи Танака метался между койками в медицинском отсеке, проверяя показания мониторов у себя и у дежурного техника. «У всех одинаковые симптомы», – сообщил он по внутренней связи. «Незначительные, нелогичные флуктуации всех жизненных показателей. И… субъективные ощущения. Все сообщают о дезориентации, чувстве нереальности происходящего, легком головокружении. И… странных воспоминаниях. Или… предчувствиях?»
«Предчувствиях?» – переспросила Елена.
«Да. Один из техников сказал, что ему показалось, будто он уже пережил этот момент. Другой… что он внезапно „увидел“, как его кружка падает на пол… за секунду до того, как она действительно упала». Кенджи замолчал, потом добавил тише: «Я… я сам только что подумал о чем-то, и тут же почувствовал, как будто эта мысль уже была у меня много раз. Как… очень сильное дежавю».
В Инженерном отсеке ситуация была не лучше. Аня Шарма обнаружила, что на некоторых панелях индикаторы моргают с разной скоростью – некоторые слишком быстро, другие слишком медленно. «Это как будто части корабля находятся в разном времени!» – воскликнула она, пытаясь затянуть разболтавшийся болт на контрольной панели. Болт в ее руке на мгновение стал покрытым ржавчиной, а потом снова стал блестящим. «И… предметы! Они ведут себя странно! Инструмент, который я только что положила, оказался на другом конце отсека! А этот болт… он будто то новый, то старый!»
Каэл стоял в коридоре, наблюдая за членами экипажа, проходящими мимо. Он чувствовал себя странно. Его зрение… иногда он видел «следы» людей, которые уже прошли, или «отпечатки» тех, кто еще не подошел. Как будто в его поле зрения оставались или предвосхищались их кратковременные образы. И звуки. Иногда он слышал эхо шагов, которых никто не делал, или обрывки фраз, которых никто не произносил. Он держал руку на рукояти своего фазового пистолета, его лицо было непроницаемым, но глаза внимательно изучали каждую тень, каждое движение. Аномалия была не только снаружи, она проникала внутрь. Проникала в них.
Елена опустила руку. Ощущение старости ушло, но остался привкус страха. Это были не механические сбои, не энергетические выбросы. Это было что-то, что воздействовало на саму суть их бытия, на их восприятие, на их биологию.
«Арис, есть ли какие-то закономерности в этих флуктуациях?» – спросила она, пытаясь вернуть разговор в русло научного анализа.
«Пока нет, Капитан», – Арис покачал головой, его глаза бегали по мониторам. «Это похоже на… хаотическое броуновское движение, но не частиц, а моментов времени. Они сталкиваются, накладываются, отталкиваются. Источник аномалии… он либо невероятно сложен, либо… либо это не то, что мы привыкли считать „источником“. Это может быть… сама природа этого места».
«Значит, мы просто дрейфуем в этом… хаосе?» – голос Джакса звучал безнадежно.
«Пока да», – подтвердила Елена. «Мы не можем двигаться, не можем связаться с Федерацией, не можем даже точно сказать, сколько времени прошло с момента нашего входа».
«А что с трансформациями?» – спросила Аня по внутренней связи, ее голос дрожал. «Это только начало? Что будет дальше?»
На этот вопрос у Кенджи не было ответа. У Ариса не было ответа. У Елены не было ответа. Они столкнулись с чем-то совершенно новым, с чем-то, что разрушало их базовое понимание реальности.
Внезапно по всему кораблю разнесся странный, негармоничный звук. Не сирена, не взрыв. Что-то вроде скрипа, стона и шепота одновременно, идущего будто из самих стен корабля. Он прошел через тело Елены, вызвав мурашки. Этот звук не был слышен ушами, он ощущался всем существом – как вибрация, как воспоминание о чем-то очень старом и очень неправильном.
«Что это было?» – выдохнул Джакс, его глаза расширились от ужаса.
«Не знаю», – ответила Елена, пытаясь отдышаться. «Но это… это не механический звук».
Арис на своем мониторе увидел, как графики темпоральных флуктуаций подскочили до немыслимых значений. «Воздействие усиливается!»
Первые странности закончились. Корабль и команда «Зирон» не просто находились в аномалии. Аномалия начала проникать в них, менять их, подготавливая почву для гораздо более глубоких и пугающих трансформаций. Игра началась.
Часть Вторая: Искажение Реальности
Глава 6: Наука Бессильна
Научный отсек «Авангарда» обычно был оплотом порядка и логики. Здесь царили чистые линии данных, предсказуемые реакции веществ и элегантные уравнения, описывающие законы Вселенной. Теперь он стал сценой интеллектуального кошмара. Доктор Арис Торн сидел за своей главной консолью, окруженный какофонией визуальных данных, которые кричали о немыслимом.
На одном мониторе отображался график гравитационного поля – он дергался и скакал, показывая всплески, которые соответствовали массе планеты, а затем мгновенно падал до значений межзвездной пустоты. И все это происходило в точке, где, по всем расчетам, не было ничего, кроме аномалии.
На другом – показания темпорального анализатора. Линии, которые должны были показывать плавное течение времени, были разорваны, скручены в узлы, наслаивались друг на друга. Время текло вперед, назад, вбок. Арис видел, как показания одного и того же сенсора, полученные, казалось бы, в одно и то же мгновение, фиксировали события с разницей в минуты, часы или даже дни. Или это было не «время», а нечто совсем другое, что его приборы интерпретировали как темпоральные сдвиги?
«Нет… нет, это невозможно», – пробормотал Арис, набирая команды с лихорадочной скоростью. Он пытался применить известные модели – общую теорию относительности, квантовую механику, даже самые спекулятивные теории струн и мультивселенных – но данные не ложились ни в одну из них. Уравнения, которые должны были описывать поведение аномалии, распадались на бессмысленные наборы символов или выдавали бесконечность.
Он посмотрел на свой сканер материального состава, направленный на стену лаборатории. Прибор показывал, что стена состоит из стандартного композитного сплава «Авангарда». Но рядом с этим показанием вспыхивали другие: «древний базальт», «субстанция неизвестного типа», «чистая энергия», «ничто». Все это – показания одного и того же сканера, направленного на одно и то же место, полученные с разницей в миллисекунды.
«Как будто реальность здесь… колеблется», – сказал Арис вслух, пытаясь хоть как-то осмыслить происходящее. «Не просто искажается, а активно переключается между разными состояниями. Разными „временными“ или „пространственными“ конфигурациями».
В этот момент по внутренней связи раздался голос Капитана Петровой, звучащий устало, но твердо. «Арис, какие-нибудь новости? Удалось понять природу аномалии или хотя бы найти закономерность?»
Арис провел рукой по лицу, чувствуя, как его мышцы свело от напряжения. «Капитан… это хуже, чем я думал. Стандартные методы анализа… они бессильны. Мои приборы показывают не просто аномалию. Они показывают противоречие. Показания одного и того же параметра в одну и ту же „единицу“ времени могут быть диаметрально противоположными. Как будто объект одновременно находится здесь и в тысяче километров отсюда. Или существует и не существует одновременно».
Он сделал паузу, подбирая слова. «Я пытался построить модель, основанную на данных, но у меня не получается даже определить базовые параметры аномалии. Нет стабильных значений. Нет постоянных. Нет… логики в привычном понимании. Это как пытаться описать движение брызг воды во время шторма, если сами законы гидродинамики меняются каждую секунду».
«Значит, мы не можем предсказать, что будет дальше?» – спросила Елена.
«Не можем», – подтвердил Арис с тяжелым сердцем. «Мы не можем предсказать даже то, что происходит сейчас. Мы находимся в области, где, похоже, действуют совершенно другие правила. Или где правила вообще отсутствуют».
По связи послышался раздраженный голос Ани Шармы. «То же самое в Инженерном, Капитан! Я пытаюсь отрегулировать подачу плазмы, но датчики показывают, что нагнетатель одновременно работает в штатном режиме, перегрет до критического состояния и полностью отключен! Я не могу настроить систему, если я не знаю, в каком она, черт возьми, состоянии! Части корабля буквально разваливаются и собираются на моих глазах!»
«И навигация…”, – добавил Джакс с мостика. «Я не могу даже определить, в какой стороне «был» вход в эту зону. Пространственные координаты скачут. Голографическая карта показывает, что мы находимся внутри сферы радиусом в несколько метров, а потом расширяется до парсеков. Это… это просто набор случайных чисел!»
«Арис, есть ли какая-то связь между этими системными сбоями и тем, что показывает твоя аппаратура?» – спросила Елена.
«Определенно», – ответил Арис. «Системы корабля – это физические объекты, подчиняющиеся законам физики. Если эти законы перестают быть стабильными, то и системы не могут работать предсказуемо. Они подвергаются воздействию тех же темпоральных и пространственных флуктуаций, что и мы. Компонент может внезапно „состариться“ и выйти из строя, потому что в одном из „временных срезов“ он уже отработал свой ресурс. Или „омолодиться“, потому что в другом срезе он только что сошел с конвейера».
Кенджи тоже включился в разговор. «Мои биометрические мониторы показывают то же самое на биологическом уровне, Капитан. Член экипажа „А“ может иметь идеальные жизненные показатели в один момент, а в следующий – симптомы ускоренного старения или неизвестной болезни. Это не болезнь в привычном смысле. Это… биологическое отражение темпоральных флуктуаций, о которых говорит Арис. Наши тела, как и корабль, „переключаются“ между разными временными состояниями».
Арис слушал их, и чувство безысходности нарастало. Его приборы не просто показывали хаос. Они показывали, что их хаос – хаос в системах корабля и в биологии экипажа – был прямым следствием этого фундаментального, немыслимого искажения.
«Значит…”, – голос Елены был тихим. «Значит, наши научные приборы… они просто показывают нам, насколько мы не понимаем, что происходит?»
«Именно, Капитан», – признал Арис, опуская взгляд. «Мы как ученые из Средневековья, попавшие в атомный реактор. У нас есть инструменты, но нет концепций, чтобы понять данные. Наши теории не работают. Законы природы, какими мы их знаем, здесь не действуют. Или действуют… по-разному. В разные „моменты“, которые одновременно являются одним „моментом“».
Он осознавал тяжесть своих слов. Их главное оружие – наука и понимание – оказалось бесполезным. Они были слепы в этой сюрреалистической буре.
«Есть ли хоть какая-то зацепка, Арис?» – спросила Елена. «Хоть что-то, что можно использовать?»
Арис посмотрел на свои мониторы. Хаотичные линии продолжали танцевать свой безумный танец. «Единственное, что я могу сказать с уверенностью… это то, что источник этих флуктуаций находится где-то… в центре этой зоны. Чем ближе мы к нему, тем сильнее и хаотичнее становятся искажения. Возможно… возможно, если мы доберемся до самого ядра, мы сможем понять, что вызывает этот эффект. Или найти способ его остановить».
Это была слабая надежда, основанная на единственном наблюдаемом «законе» аномалии – усилении эффекта к центру. Но в условиях, когда все остальное рушилось, даже такая зыбкая зацепка казалась спасательным кругом.
На мостике, в Инженерном, в медицинском отсеке – все понимали. Их научные знания оказались недостаточными. Команда «Зирон», привыкшая полагаться на точные данные и проверенные законы, оказалась в месте, где наука была бессильна. Теперь им предстояло столкнуться с аномалией, которая не поддавалась анализу, и которая уже начала менять их самих.
Глава 7: Начинаются Трансформации
Прошло неопределенное количество времени с момента входа в зону аномалии. Часы на стенах «Авангарда» показывали все, что угодно, кроме синхронного, последовательного времени. Ощущение дезориентации, знакомое по первым часам, теперь стало постоянным фоном, к которому, с трудом, но привыкали. Однако мелкие странности Главы 5 были лишь предвестниками.
Первый серьезный случай произошел в Инженерном отсеке. Ли, молодой техник, работал рядом с Аней Шармой, пытаясь вручную перенастроить сбойный плазменный распределитель. Он протянул руку за инструментом – стандартным нано-ключом. Внезапно он замер, его глаза расширились от ужаса.
«Аня… моя рука…» – прошептал он, и его голос звучал как сухой, старческий хрип.
Аня резко обернулась. То, что она увидела, заставило ее сердце замереть. Рука Ли – еще секунду назад молодая, гладкая – на глазах превращалась в нечто ужасное. Кожа на ней сморщивалась, покрывалась пигментными пятнами. Вены вздувались, мышцы атрофировались, оставляя лишь кости, обтянутые дряблой плотью. Это была рука столетнего старика, усохшая и слабая. Инструмент выпал из нее и со стуком упал на пол.
«Ли!» – крикнула Аня, бросаясь к нему.
Но прежде чем она успела дотронуться, произошло обратное. Кожа на руке Ли мгновенно разгладилась, пятна исчезли, мышцы наполнились силой. Рука стала выглядеть… нет, не как раньше. Она выглядела как рука мальчика лет десяти – гладкая, розовая, с тонкими, еще детскими пальцами. Линька волос на тыльной стороне руки прошла в считанные секунды.
«Что… что это было?» – выдохнул Ли, глядя на свою руку, которая теперь казалась ему чужой. Его голос вернулся к обычному тембру, но был наполнен шоком.
«Я… я не знаю», – ответила Аня, ее собственный голос дрожал. Она схватила его руку, ощупывая ее. Кожа была гладкой и теплой, как у ребенка. Но в следующее мгновение она почувствовала под пальцами знакомую текстуру кожи взрослого мужчины. И еще секунду спустя – снова что-то новое, неуловимое, будто рука на мгновение превратилась в желе или пар, прежде чем снова стать плотной.
«Капитан! Медицинский отсек!» – крикнула Аня по внутренней связи, ее голос был на грани истерики. «С Ли… что-то не так! Его рука… она стареет и молодеет на глазах!»
Пока Кенджи Танака спешил в Инженерный отсек, похожий инцидент произошел в научном отсеке. Арис Торн сидел за своей консолью, пытаясь интерпретировать совершенно бессмысленные данные темпоральных флуктуаций. Он чувствовал головокружение и тошноту, но списывал это на напряжение. Внезапно его взгляд остановился на собственном отражении в темном экране монитора.
Его лицо… оно менялось. Черты расплывались и заострялись, волосы становились то гуще и темнее, то редели и седели. Не плавно, а рывками, как будто кто-то быстро перелистывал фотографии разных лет его жизни. Но это было не просто отражение. Он чувствовал эти изменения. Ощущение растущей мудрости и усталости от прожитых лет сменялось ощущением юношеской энергии и наивности. Воспоминания…
Воспоминания нахлынули волной, но не по порядку. Детство, учеба в Академии, первая миссия, этот разговор с Капитаном десять минут назад – все смешалось в кашу. Он видел себя стоящим на мостике, слушая доклад Джакса, и в то же время ощущал прохладу пола своей детской комнаты. Он слышал голоса своих учителей и эхо слов Ани из Инженерного. Все эти «Я» из разных времен существовали одновременно в его сознании.
«Я… я вижу их», – прошептал Арис, его голос был слабым и сбитым. «Всех… всех Арисов. Они… они все здесь. Внутри меня». Он протянул руку, чтобы коснуться своего лица, но его пальцы показались ему то маленькими и пухлыми, то морщинистыми и костлявыми.
В этот момент в научный отсек вошел один из техников, чтобы спросить что-то. Он остановился у входа, его глаза расширились от ужаса. «Доктор Торн? С вами… что происходит?»
Арис посмотрел на него, и на секунду технику показалось, что он видит перед собой не Ариса, а трех разных людей, наложенных друг на друга – молодого, зрелого и старого. Их лица менялись, сливались и распадались, как рябь на воде.
Сообщения о странных физических изменениях и дезориентации начали поступать со всего корабля. У кого-то внезапно выросли ногти с невероятной скоростью, а потом снова стали нормальными. У кого-то голос менялся с баритона на тенор и обратно. Незначительные, казалось бы, вещи, но они были ужасающим доказательством того, что аномалия проникла в их биологию.
В Инженерном отсеке Кенджи осматривал Ли, пытаясь понять, что происходит. Он взял образец крови, но под микроскопом клетки выглядели… неправильно. Некоторые казались старыми, дегенерировавшими, другие – слишком молодыми, недоразвитыми. А некоторые… просто не соответствовали никакой известной форме жизни.
«Это… это не болезнь», – сказал Кенджи Ане, его лицо было пепельным. «Это… это биологическое проявление темпорального искажения, о котором говорил Арис. Наши тела… они подвергаются тем же флуктуациям, что и материя вокруг. Они… меняются во времени».
В это время на мостике Капитан Петрова чувствовала, как напряжение нарастает с каждой секундой. Доклады становились все тревожнее. Паника начинала пробиваться в голосах экипажа.
«Каэл, статус безопасности?» – спросила Елена, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и властно.
«Пока все под контролем, Капитан», – ответил Каэл, его взгляд непрерывно сканировал мостик. «Но страх нарастает. Люди видят, что происходит с их товарищами… и чувствуют, что это может случиться с ними. Или уже случается, просто они пока не заметили». Каэл сам чувствовал легкое онемение в ногах, которое приходило и уходило. И иногда ему казалось, что он стоит не на мостике, а на твердой земле какой-то планеты, чувствуя под ногами траву. Галлюцинации? Или…
«Нам нужно понять, как это остановить, или мы все…”, – голос Джакса оборвался. Он смотрел на свои руки. Его пальцы… они на мгновение стали размытыми, полупрозрачными, как будто часть его руки находилась в другом месте или в другом времени. Он резко сжал кулаки, и видение исчезло.
Елена почувствовала холод, ползущий по спине. Они готовились к сбоям систем, к опасностям извне. Но самая страшная опасность оказалась внутри них самих. Аномалия не была внешней силой, с которой можно бороться щитами или оружием. Она была везде. И она переписывала их изнутри.
Первые явные трансформации начались. Они были ужасающими не столько своей силой пока, сколько своей природой – непредсказуемой, неконтролируемой, затрагивающей саму их идентичность. Это было только начало. И никто не знал, во что они превратятся дальше.
Глава 8: Меняющийся Корабль
«Авангард» стонал. Он не был рассчитан на такие нагрузки, не физические, а… темпоральные. Металл корпуса, пластиковые обшивки, кабели, оптика – все, что составляло его физическую сущность, теперь подвергалось воздействию невидимой силы, переписывающей его историю в режиме реального времени.
В Инженерном отсеке Аня Шарма чувствовала себя капитаном тонущего корабля, у которого внезапно начали течь сразу все отсеки. Она стояла перед главной консолью мониторинга систем, которая мигала и пищала, выдавая не красные тревожные сигналы – это было бы слишком просто, а хаотичную смесь цветов и символов. Параметры энергопотребления скакали от критически низких до запредельно высоких за миллисекунды. Давление в охлаждающих контурах пульсировало, синхронизируясь, казалось, не с работой реактора, а с ритмом головной боли Ани.