Консул Содружества

Когда писатель-фантаст говорит, что его интересует будущее Человечества, читатель обыкновенно воспринимает его слова как дежурную банальность. Мне легко понять этого читателя! Поскольку интересоваться будущим – это, согласно сложившейся в двадцатом веке традиции, обязанность писателя-фантаста, это, так сказать, поведенческая норма, как для врача-окулиста интересоваться состоянием глазного дна забредающих в кабинет пациентов. От писателя-фантаста требуют рассказов о будущем, у него буквально вымогают разумных инопланетян, рассекающих черную даль больших космических кораблей и, конечно, мудрых прозрений относительного того, «куда всё идет». Можно даже сказать, что мы, писатели-фантасты, торгуем будущим оптом и в розницу… Если принять и продолжить эту прилавочную метафору, то можно сказать, что моя книга «Консул Содружества» – одна из самых неожиданных торговых позиций в магазинчике «Зорич & Зорич». Она на несколько лет старше моей самой знаменитой трилогии «Завтра война» (которая тоже о будущем!), а значит сам я, писавший ее, был на несколько лет моложе. И веселее. И жизнерадостнее. И бесшабашнее. Пожалуй, этот ряд можно продолжить еще двумя десятками пригожих прилагательных, но, я полагаю, мессадж и без них ясен. В интервью газетам и журналам я люблю – от застенчивости – порассказать журналистам, что моя двойная личность – это не слишком важный комментарий к моим книгам, но сам-то знаю страшную правду: он важный, и хотя книгу можно понять и без него, с ним понимать куда легче. Итак, во дни «Консула Содружества» сам Зорич был куда более бойким и веселым, и драгоценные бусины этого веселья – они рассыпаны по страницам текста. «Консул Содружества» – веселая и молодая книга.

Ее главного героя, Сережу, я, как это нередко случается у писателей, писал с себя. Причем не с того себя, каким я был в свои двадцать лет, а с того, каким я хотел бы являться. Не исключаю, именно поэтому Серж ван Гримм симпатичен мне до сих пор – гармоничным, архивезучим и очень полезным Человечеству балбесом я лично так и не стал, и вряд ли стану (ну разве что в последнем пункте еще есть надежды), а вот Сергей стал и останется теперь таким храбрецом и душкой навсегда, бодро прогуливаясь по грядкам букв, карабкаясь на уступы абзацев…

Мир, в котором живет Серж ван Гримм, я тоже писал как лучший из тех миров будущего, что возможны «при сохранении текущих тенденций». Это мир глобализованного и умиротворенного Человечества, где границ между культурами не существует, где все народы и нации давным-давно выяснили отношения, помирились, переженились и обзавелись жизнеспособным потомством, где нет отдельных, стеклянными стенами отгороженных друг от друга культур – русской и немецкой, англо-американской и иранской, а есть одна большая, общая для всех культура-коммунальная-квартира, этакий «глобалистический капитализм с человеческим лицом», понятный всем (потому что простой как мать-природа) и не обременительный ни для кого. Человечество из «Консула Содружества» занято, по преимуществу, трудом и потреблением. Ни о чем особенном оно не мечтает, однако нисколько не страдает от этого, налицо «триумф маленького человека», каким, кстати, и является главный герой. И если бы не коварные инопланетяне-кроверны, жить бы этому выдуманному капиталистическому раю да поживать, добра наживать, тысячелетия и тысячелетия…

Через несколько лет после издания «Консула Содружества» я изобрел «Завтра войну». Вселенная этой трилогии в чем-то похожа на вселенную «Консула Содружества», а в чем-то – совсем непохожа. Вместо «общечеловечества» там народы – самостоятельные, самоуглубленные, озабоченные каждый своим. Вместо приукрашенного капитализма – просвещенный социализм, а главный герой «Завтра войны» не «московский пустой бамбук», а «юноша бледный со взором горящим», натура цельная и вдумчивая (собственно, таким меня лично воспитывали семья и школа в позднем СССР). Однако, в мире «Завтра войны», как и в «Консуле», в жизни человека есть место подвигу, потому что война, потому что любовь, потому что любое будущее – это будущее, где живут люди, человеки. С этой точки зрения отличия между «Консулом Содружества» и «Завтра войной» косметические, что бы там ни говорили критики, как бы ни настаивали на различиях «славянофилы» и «западники»…

Собственно, на встречах с читателями, реальных и виртуальных, мне частенько приходится отвечать на вопрос «так в какое же будущее вы, лично вы, Александр Зорич, действительно верите – в будущее „Консула Содружества“ или в будущее „Завтра войны“?». Для таких случаев у меня есть дипломатичный ответ: Настоящее Будущее будет лежать где-то посередине между двумя описанными мною вариантами, так сказать «с бору по сосенке». А тем, кто не верит, я предлагаю дожить до двадцать седьмого века, осмотреться там как следует, а затем лично опровергнуть меня с фактами на руках.

Глава 1

Рядовой второго класса

We have the ship, and we have men,

And we have money too…[1]

Нарастающая вибрация, которая чувствовалась даже сквозь амортизированную экоброню, говорила о том, что командование все-таки решилось перейти к активной фазе операции. Крейсерский транспорт «Румба» подрабатывал импульсной тягой, в последний раз оптимизируя параметры десантирования.

Через несколько минут оптимизация завершится. Десантные катера будут катапультированы точно в яблочко – «зону L». От перегрузок в глазах померкнет свет, в ушах заревут голодные демоны смерти. Сегодня они нажрутся досыта.

– Джентльмены! Перед нами – четыре свежих бифштекса с кровью. Командование еще не видело их в деле. А потому не считало необходимым знать их имена. Мы звали их номерами. Вы догадываетесь, о ком идет речь. Номера GAI-7036, GAI-7037, GAI-7039, GAI-7041.[2]

GAI-7039 – это я.

Произносится «Гай Тридцать Девятый». «Семьдесят» отбрасывают, это код батальона, что толку его повторять? Хотя надо бы не «гай», а «джи-эй-ай», как объяснил мне один коренной землянин с Лос-Анджелесских островов.

Остальные номера – рекруты моей вербовки. Два пробела в нумерации, GAI-7038 и GAI-7040, пришли в учебную роту вместе со мной.

Гай Тридцать Восьмой – стройный паренек из веганцев. Мастер был художественной резьбы по мясу, татуировки, стало быть. Изукрасил пол-учебки сисястыми русалками и свастиками. Еще девизы умел. Вроде «Порок – это удовольствие, которое не надоедает» или «Бог – это победа!». Тридцать Восьмой был старше меня на два биологических года. Расстрелян за трусость перед лицом условного противника, проявленную во время учебной тревоги.

Гаю Сороковому по удивительному совпадению было ровно сорок лет – баснословный возраст даже для бронесил, не то что для штурмовой пехоты. Погиб во время тренировочного десантирования на Альфанге.

Официальная причина гибели – разгерметизация экоброни. Ходили слухи, что он поднялся в полный рост на ползковом треке, прямо под практическими пулеметами сержантской команды. Зачем он это сделал?

– Номер GAI-7036!

– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!

– Назови свое полное имя.

– Сениор! Антонио Страда, сениор!

– Вы слышали, джентльмены? Поприветствуем Тони, самого тяжелого бойца в рядах правительственной штурмовой пехоты!

Захлопали и засвистели довольно оживленно. Рядовой первого класса Зигфрид Рунге выдудел из своей губной гармошки что-то мажорное.

Вообще-то играть Зигфрид не умеет. Даже «хэппи бёздэй ту ю» без фальши не изобразит. Да и гармошка та еще. На Марсе в похожие штуки дуют обычно болельщики на метабольных матчах. Звук – тошнотворнейший.

– Номер GAI-7036!

– Сениор! Номер GAI-7036 здесь, сениор!

– Отставить «номер». Отныне ты – рядовой второго класса Страда. Для меня и для нашего взвода – Тони Сицилия. Твой позывной – Этна. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.

– Сениор! Так точно, сениор!

– Без первого «сениор». Понял? Повтори.

– Так точно, сениор!

– Номер GAI-7038!

– Сениор! Номер GAI-7038 здесь, сениор!

– Назови свое полное имя.

– Сениор! Чентам Делано Амакити, сениор!

– Поприветствуем рядового второго класса Амакити, джентльмены! Клянусь шевронами, это самый молчаливый пехотинец в Пространстве! Теперь ты – Чен Молчун. Твой позывной – Меч-рыба. Введи новые данные в милитум. Пароль доступа – один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.

Пароль был такой же, как и у Тони. Интересно, все сержанты такие ленивые или только наш? Наверное, и мой пароль…

По поводу Амакити у взвода особой реакции не было. Он с самого начала держался очень замкнуто. Только один раз, когда Заг прицепился к нему с расспросами «насчет вест-японских баб, у которых, говорят, это дело поперек», Амакити соизволил сказать нечто неуставное.

Заг хотел было применить свое излюбленное оружие – кулак размером с голову. После чего выхватил от вест-японца мировых пенделей. Только боязнь разбирательства на уровне полка удержала Зага от того, чтобы обратиться в госпиталь. Два треснувших ребра он заращивал походя, как собака.

Теперь моя очередь.

«Номер!»

«Сениор-твою-мать, раздолбай номер такой-то, твою-мать-сениор…»

«Имя!»

«Серж ван Гримм, прозванный марсианскими девочками Страходуем, а за что – не скажу».

Как обычно, короче.

– Серж ван Гримм, для тебя я припас пару особых слов. Скажу честно: лучшее, что ты можешь сделать, – подставить свою цельнолитую башку за своего командира. Тогда тебе повесят посмертный «Огненный Крест», а матушка твоя получит правительственный пансион и будет ходить на золото всю оставшуюся жизнь. Потому что твои геройства из личного файла наводят меня на интересные мысли. Думаю, трибунал тебе обеспечен…

Тут включилась ротная связь. Поток сержантских пророчеств благополучно прервался, и в наушниках зачирикал наш лейтенант. Двухминутная готовность, вот ведь как, оказывается.

– Рядовой второго класса ван Гримм!

– Я, сениор!

– Поговорим позже. Будешь Сержем. Прозвище можешь выбрать сам. Быстро!

– Сениор, я полагаю, вы правы, сениор. Трибунал мне обеспечен, сениор. Самое подходящее прозвище для меня – Висельник, сениор!

Кое-кто из наших позволил себе тихонько реготнуть.

– Отставить! В моем отделении не было и не будет дохлятины! Пусть у Феликса служат разные «зомби», «лазари», «вурдалаки»! У меня в отделении – крепкая закваска! Мне нужны живчики! Барракуда! Ты понял меня? Серж Барракуда! И чтобы в бою ты дрался так, как дрался в учебной роте! Двадцать две потасовки! Вы слышали, джентльмены?! Этот моральный урод однажды разогнал семерых танкистов! В одиночку! И чем?! Обломком антенны, который он вывернул из танковой башни! Он спасся от распыла только потому, что все семеро жестянщиков были под кайфом! Дознавателям оставалось только развести руками! Барракуда!!!

– Я, сениор!

– Если ты просрешь та-акое прозвище, я отправлю тебя в линейную пехоту! В дезактиваторы! В говнососы! Трапперов гонять! Ты понял?!

– Да, сениор! Благодарю за доверие, сениор!

Позывные четвертого свежеиспеченного рядового по имени Георгий я прослушал, потому что возился с милитумом своей экоброни. Пароль был тем же самым, что у Антонио-Тони и Чентама-Чена. Один-девять-восемь-ноль-ноль-четыре-семь-семь.

Лазерный проектор выбросил на внутреннюю поверхность смотрового окошка экоброни, справа, полную информацию по взводу.

Нас – двадцать три. У Георгия позывной – Пальма, у меня – Клык.

Надо полагать, Георгий получил прозвище Джо Папуас.

Ага, точно – его и получил. На что еще могло хватить фантазии нашего сержанта? Правду говорит народная мудрость: «Кто в армии служил, тот в цирке не смеется»…

– Захлопнуть шлемы!

Укол в шею – это экоброня ввела стимуль – и сразу же вслед за ним – обмотки магнитной катапульты аж взвизгнули! – мы начали! – мы начали! – пошли! – мамааааааааа!..

Это позже я узнал, что график операции пополз по швам, когда наш катер, наши крохотные по меркам воздушно-космических сил «Пунцовые губки» в первый раз поцеловались с атмосферой Глокка.

А тогда, под семикратной перегрузкой, разглядывая в дюйме от своей переносицы стайку размазанных ускорением инфузорий пси-происхождения и вслушиваясь в рев демонов смерти, – что я мог знать? Что я мог знать, если даже имя свое от страха позабыл?

Потом подействовал стимуль.

О! Я – тигр! Я – орел! Я – барракуда!

Барракуда? Да-а!..

Серж Бар-ракуда!.. Супер-Барракуда!.. Мега-Барракуда! Барракуда форевер!

Я скорее всего запел. По крайней мере рот мой был широко распахнут. И очень зря. Зубы мои лязгнули так, что пол-языка могло бы остаться в аккурат на смотровом стекле.

Ничего, язык у меня крепкий…

– Пошли!

Ох и красиво же раскрывается десантный катер! Будто бутон лилии или какой другой розы-мимозы. Только побыстрее, побыстрее…

Поднялись керамитовые плиты, кое-где присобираясь гармошкой, кое-где проворачиваясь-доворачиваясь и вытягиваясь по сторонам вверх. Как лепестки.

Одновременно с этим выплеснулись вверх на телескопических мачтах и сориентировались по сторонам света рокет-автоматы – наше непосредственное прикрытие. Точь-в-точь – тычинки с увесистыми коробочками пыльцы.

Потом шесть секций десантного отсека вывернулись из нутра «Пунцовых губок», и все мы посыпались в близкую изумрудную траву с экзотическим синеватым проблеском.

Это заняло меньше пяти нормативных секунд. Вокруг нас на почтительном удалении уже бушевал огонь. Вырезанные низовыми взрывами грандиозные пласты матерого дерна, теряя на лету клочья пылающей травы, подымались в воздух. Переворачивались. Разваливались на куски. Осыпались пылью.

Значит, рокет-автоматы не засекли противника в непосредственной близости и ведут типовой заградительный огонь. На всякий случай.

Глидеры автоматически включились и подстроились под высоту здешней травы.

Я обнаружил, что весь наш взвод болтается где-то в метре над самыми высокими выстрелами местных одуванчиков с такими пушинками, что из них можно было бы делать парашюты для хурманчей и других лилипутских псевдогуманоидных рас.

Я тоже болтался там вместе с остальными. Как кусок говна.

– Глидерам – минус пять! – приказал лейтенант.

Его слышал весь взвод, но сержанты все равно отрепетировали приказ.

Разумно. Даже я – сопля зеленая, скатий десерт, салабон – понимал, что разумно.

«Одуванчики» здесь росли довольно редко. Несмотря на внушительные размеры этой оголтелой травки, я бы не сказал, что за нею можно заподозрить особую крепость. На моих глазах Чен Молчун сшиб головку одного из одуванчиков ленивой отмашкой глидера.

Похоже, даже на большой скорости столкновения с этими одуванчиками ничем не чреваты. Для нас. А для местной флоры – извините.

Итак, мы все переместились на пять метров вниз. Чем ниже пойдем – тем больше у нас шансов добраться до Копей Даунинга живыми. А то ка-ак саданет стрекошвейка…

Рокет-автоматы прекратили пальбу и настороженно замерли.

Далеко за горизонтом ухало посерьезнее. Судя по зарницам, работал Флот Большого Космоса[3] – фрегаты, а то забирай и покруче.

– Посмотрите направо, джентльмены. Посмотрите налево. Посмотрите куда угодно. Седьмая эскадра ведет плановую огневую работу по изоляции «Зоны L». Сквозь такое пеклище не смогут прорваться не то что турбоплатформы, даже червь-танки кровернов! – Сержант Гусак был на подъеме.

Интересно, опытным воякам тоже вкалывают стимуль, или их уже безо всяких стимулей колбасит, по привычке?

– Только что пришел приказ из батальона, – это уже был лейтенант. – Действуем согласно плану. Отделение Альфа разворачивается на правом фланге и идет строем «коса», курс двести пять, скорость сто пятьдесят. Отделение Бета – левый фланг, строй фронта, курс двести, скорость сто пятьдесят. Огневая секция – строго за отделением Бета. Движение начинать по моей команде. Огонь открывать либо по моему приказу, либо в ответ на огонь кровернов. Стреляйте только по ясно различимым целям. Денек будет длинный. Как поняли?

Поняли, поняли. Кому-то денек будет длинный, а кому-то – до первого термита…

Вскоре мы уже мчались вперед, за считанные мгновения оставив развороченную рокет-автоматами полосу за спиной. Антигравитационные ботинки, они же – глидеры, они же в некоторых батальонах – «коньки», тащили нас в проклятущую неизвестность.

И хотя неизвестность эта выглядела как залитая оранжевыми лучами солнца саванна, на душе у меня все равно скребли кошки. Очень большие тигрообразные кошки с налитыми кровью глазами.

Признаться, я бы предпочел оказаться в огневой секции, за спинами долдонов сержанта Феликса из отделения Бета. Тех самых, с загробными погремухами: Зомби, Эль-Дьябло, Крюгер, Лешак…

Но, к сожалению, при всех моих поддавках на тестировании мне все-таки насчитали повышенный коэффициент общего развития. К нему добавился удвоенный рейтинг агрессивности. А это значило, что долбаный номер GAI-7039 достоин почетного места в долбаном отделении смертников Альфа.

Альфа всегда впереди. Альфа лучше всех.

Альфа наносит удар первым!

Если только коварный враг сам не ударит в спину стрелкам огневой секции и отделению Бета. Но такое случается редко. А потому солдаты из альфа-отделений – это семьдесят процентов потерь любого взвода. Неплохо, да?

На такой скорости пейзаж не успевает наскучить. Мы проскочили равнину с «одуванчиками» за несколько минут.

За нашей спиной грузно валились в траву огромные семена-парашютики, а мы уже перескочили через гряду безлесых холмов. Я ахнул от восторга.

Спору нет – это было красиво.

Агитка лгала: армия – это каторга. Друзей не будет. Выбирать за тебя будут сержанты. Но в красивое место тебя все-таки притащат.

Озеро. И немаленькое. Налево и направо оно тянулось почти до самого горизонта. На противоположном берегу виднелись несколько оранжевых черепашек. «Геодезическая станция», – вспомнил я.

Благо вспоминалось легко: навигационная подсистема милитума регулярно комментировала местность. В полном соответствии с базой данных и той информацией, что поступала от бортовых сенсоров и внешних источников по каналу Оперативный Штаб – батальон – рота – взвод. Компьютер моей экоброни видел местность не хуже, а пожалуй, и лучше, чем я сам.

Но геостанция это ерунда. Главное – лес.

Деревья с раскатистыми плоскими кронами высотой метров под семьдесят напомнили мне картинку с замшелого диска, который я во время оно раскопал в дедовском барахле. Кажется, она принадлежала художнику эпохи Раннего Освоения, но, возможно, я путаю с Ранним Возрождением.

На картинке был вот такой же точно лес, даже ракурс и освещение показались мне знакомыми. Тогда, в детстве, я чуть не расплакался – до этого я не встречал ничего прекраснее. Кроме девочек, конечно.

Девочки у нас в нулевой школе попадались очень хорошенькие. Прямо секс-мутантки какие-то. Половое чувство во мне проснулось лет в пять.

Но, возможно, лес был прекраснее даже моих одноклассниц. По крайней мере в памяти моей все перемешано: золотистые прядки Мишель, загорелые лягвии Яси, худенькие предплечья Клариссы и густо-зеленые облака листьев на узловатых ветвях толщиной с женский торс…

– Повторяю: скорость – ноль, все на грунт! Барракуда, тебе что, персональное приглашение выслать, говорящей открыткой?

Только теперь я сообразил, что успел изрядно удалиться от берега. В то время как пунктир красных точек, обозначающий на лазерном планшете моих корешей-по-оружию, замер вдоль кромки воды.

– Виноват, сениор! Похоже, связь барахлит!

Я поспешно повернул назад и бухнулся в мягкий песочек. Что такое, почему остановка?

– Я тебе устрою «барахлит»! Я же тебя до последней косточки вижу! У тебя все работает, как Солнце!

В сержантской экоброне есть дополнительный экранчик, где написано и про наше здоровьице, и про работу нашей простой солдатской экоброни. Гусаку лучше не врать, а то можно попасть под циркуляр «О сознательном саботаже перед лицом врага».

Этот документик в последнюю войну работает, что твоя циркулярная пила. «Вжжжик» – и голова с плеч.

– Сейчас появятся «Фалькрамы», – сообщил сержант Гусак. – Советую всем включить полные фильтры, а новеньким – заткнуть задницу.

Фильтр я включил, два раза просить не надо было. Хоть я и салабон, но что такое «Фалькрамы», знаю.

Как и положено настоящим штурмовикам, «Фалькрамы» появились практически бесшумно. Даже когда они пролетали прямо над нашими заткнутыми задницами, я не услышал ничего, кроме едва уловимого гудения.

И исчезли все три сквада штурмовиков практически мгновенно, уйдя свечкой вверх и с разворотом через две «полубочки» – назад, туда, откуда явились.

Они улетели, освободившись от боезапаса, составлявшего половину их полетного веса. Всего лишь несколько секунд потребовалось кассетам, чтобы щедро разбросать бомбы. Тем временем из-под оранжевых куполов геодезической станции потекло нечто блестящее.

Не потекло, это мне только показалось, что потекло. Фильтр мешает. На самом деле – побежало.

Пресловутые термиты кровернов, многоцелевые роботы размером с собаку.

Там все-таки была засада! Может, весь лес ими кишмя кишит. Молодцы штабисты, предусмотрели, держали наготове тяжелую авиацию!

А на том берегу… На том берегу!..

Если бы лес был нарисован на стекле и потом кто-то пшикнул на картинку плавиковой кислотой… Или если бы стекло швырнули в кипящую сталь…

Все, что я видел, стремительно потекло вниз, растворяясь в жирном фиолетовом тумане. Потом силуэты деревьев подросли. Превзошли почти вдвое свою первоначальную высоту. И исчезли в жарком мареве.

Озеро пыхнуло клубами пара, будто в него уронили уголек размером с астероид.

Милитум запиликал и сообщил, что температура воздуха близка к критической. Он, видите ли, вынужден задействовать дополнительное охлаждение. Казалось, мне прямо в позвоночный столб заливают жидкий гелий. Ноги чуть не отнялись.

Однако уже совсем скоро я почувствовал себя как в сауне. Морозилка экоброни работала вовсю, но даже ей приходилось нелегко. Если бы у меня в руке была сырая индейка, на тот берег озера я принес бы уже жареную.

Хорошо, что индейки не было. Все равно пожрать мне бы не дали, пришлось бы выбросить.

И хорошо, что «Стил Скин Девелопмент» – проверенная фирма. Подозреваю, экоброня «Дженерал Урал-Мадрас Моторз» скисла бы вместе со своим содержимым.

Фиолетовый туман удивительно быстро выпал на землю черными хлопьями. Коагулировал, значит. Водяной пар резво раздергало по сторонам сильными порывами ветра.

Геостанции больше не было. Термитов – не было. И леса тоже. Вообще.

Земля, на которой лес стоял, – и та исчезла. Озерная вода, стремительно замутняясь от тяжелых спекшихся крупиц того, что раньше было лесом и почвой, заполняла новое ложе.

Ложе было неглубоким, но просторным.

Пейзаж адский, просто адский.

В агитационном ролике вербовщиков не помешали бы, пожалуй, такие слова:

Путь был свободен.

Через одиннадцать минут отделение Альфа вышло к объекту атаки, то есть к Копям Даунинга. И атаковало его.

Промышленный объект, занятый противником, – это страшный сон любого офицера штурмовой пехоты. Нельзя вызвать штурмовики, чтобы они стерли с лица земли проклятые сортировочные блоки и стоящие под погрузкой челноки кровернов. Танкам нельзя стрелять на полную мощность – можно уничтожить ценнейшее сырье, из-за которого затеяна вся операция.

К тому же в индустриальном лабиринте любой безвредный кибермех сослепу сойдет за боевого робота противника. Расстреливать приходится каждую подозрительную железяку. А ведь после неаккуратной стрельбы на тебя то и дело норовит завалиться башенный кран!

И наконец, в любое мгновение ждешь грандиозного взрыва. Кто знает, как поведут себя кроверны? Почему бы им не взорвать свой корабль вместе с половиной местного плюгавого континента?

Почему бы им, в конце концов, не растормозить любой из промышленных реакторов? Почему не удрать, предоставив выжечь эту фабрику «однодышащих» своим планетарным крейсерам?

К счастью, нас было много. Только для боя непосредственно в Копях Даунинга командование выделило больше дюжины взводов.

Были и танки. Эти, впрочем, не столько воевали, сколько стояли на стреме. Оно понятно: танк в промзоне – что слон в посудной лавке.

Мы выходили к Копям одним из самых длинных маршрутов. За это время с севера, запада и востока к ним успели уже подойти взводы других ударных рот нашего батальона.