Сумеречная долина

© Надежда Зуева, 2025

ISBN 978-5-0065-0187-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава, в которой Майя встречает светлячков

Тепло мерцающей лампы приманивает мотыльков, те проникают в комнату через приоткрытые створки старого деревянного окошка, бьются широкими крыльями о золотистый конус торшера. Стук их крыльев вторит монотонному тиканью стрелок. В этой комнате находятся старинные резные часы с тяжёлым маятником, и вот, сквозь их тиканье вдруг прорезался гулкий перезвон, оповещающий о наступлении полуночи. Майя нисколько не боялась этого звука. Для редких гостей её дома гул больших часов всегда был непривычен, он ассоциировался с чем-то пугающим, зловещим, отсылающим к прошлому. Но Майя за много лет настолько слилась с окружением собственного дома, что ничего ей не было привычнее, чем звон часов, стук маятника, тиканье больших стрелок. Потому она и не желает отправляться в дом престарелых. Она точно знает, что там она будет лишена привычных её слуху звуков, там, под присмотром врачей и в компании таких же старых и немощных людей она не будет одинока, но ей также не будет доставать обшарпанной по зелёным стенам гостиной, где её успокаивают часы. Здесь пополудни белёсые пылинки ложатся на давно неиспользуемые книги, ветвистые подсвечники, старую мебель. Здесь в полночь призрачный свет далёкой луны стелется полупрозрачным ковром на дощатом полу. А в зори эта комната заливается ярчайшим огнём молодого утреннего солнца или угасающего в сумерках заката.

Сколько лет прожито в этом доме? Пятьдесят, точно! Майя и позабыла, как долго пребывает здесь. Частые провалы в памяти нередко мешают ей вспомнить о чём-то очевидном или очень важном, некоторые вещи она всё ещё пытается вспомнить, но безуспешно. В этом доме прошла большая часть её жизни. В небольшой, когда-то очень красивый и нарядный в своей белизне, домик её привёл Эдгар. Они были молоды, полны сил, и домик этот был столь же свеж и великолепен, как их общее счастье. Счастье и любовь наполняли жизнь молодожёнов лишь два года, лишь два ничтожных года понадобилось судьбе, чтобы жестоко разлучить возлюбленных, лишить Майю самого дорогого, что у неё имелось. Время навеки стёрло все границы между прошлым и настоящим с тех пор, как Эдгар бесследно исчез. И для бедной Майи не было ничего страшнее, чем весть об исчезновении мужа. Неведение оказалось для неё самым страшным потрясением, с которым смириться она так и не смогла. Двухлетний бездетный брак обернулся для молодой женщины внезапным одиночеством. Это было сравнимо с землетрясением, обрушившим часть её жизни в туманную непроглядную бездну. Скажи ей кто-нибудь, что её супруг погиб, она смогла бы пережить боль потери, смириться с нахлынувшим одиночеством. Но никто не знал, что же стало с молодым писателем, ушедшим поутру и не вернувшимся уже никогда. В день, когда это случилось, она проводила его в редакцию. Он был весел и улыбчив, и Майя, провожая его, нежно целовала его в щёку и в губы, ласково поглаживала его тёмные волосы, обыденно давала напутствия и желала удачи. Эдгар сел в новенький, недавно купленный, автомобиль и уехал, оставив жену наедине с домашними хлопотами. Чуть позже к дому семейной пары на старом поскрипывающем велосипеде подъехал почтальон – белокурый, розовощёкий молодой человек, чуть старше Эдгара. Сейчас Майя не может припомнить его имя, но тогда она хорошо его знала. Когда Майя вышла проверить утреннюю почту, почтальона уже не было, он катил дальше по району на своём велосипеде. На газоне она обнаружила свежий выпуск газеты. Майя обрадовалась, когда быстро прочитала статью, размещённую на первой полосе: новая книга Эдгара – «Сумеречная долина» – стала настоящим бестселлером! Майя была счастлива узнать, что труды её мужа не были напрасны. Наконец, его талант был замечен широкой публикой, о нём впервые заговорили в обществе и в газетах. Ещё некоторое время Майя с улыбкой на губах стояла у калитки, прижимая к груди свежий номер газеты с заветной статьёй. Остальной день она посвятила хлопотам на кухне и уборке в саду. Казалось, что и солнце в этот день светило ей по-особенному. Оно не пыталось изжарить, не бросало в пот. Его свет был затронут лёгкой утренней прохладой и тишиной. И в такую тишину, наедине с радостью и в приподнятом настроении хотелось сделать что-то особенное: приготовить особенное блюдо, по-особенному прибраться в доме и в саду. Особенно румяным в тот день получился вишнёвый пирог, с особенной тщательностью был выстрижен изумрудно-зелёный газон, особенно охотливо карпы кои плескались в небольшом пруду, радуясь вместе с Майей. С прочтением удивительной новости в газете и весь мир приобрёл удивительное значение. И Майя с нетерпением ожидала вечера, чтобы встретить Эдгара и осчастливить его этой новостью. Хотя, он, наверняка, уже узнал об этом в редакции и теперь получал поздравления и смущённо улыбался, благодарил в ответ. Но хотелось в это счастье внести какую-то свою лепту, хотелось радоваться вместе с Эдгаром…

Эдгар должен был вернуться с минуты на минуту. Майя привычно расположилась в уютном кресле-качалке с книгой в руках. Книгой выступал черновик «Сумеречной долины», с таким старанием сшитый Эдгаром и облачённый в импровизированную обложку из старого кожаного альбома. Майя была единственным человеком, имевшим возможность наблюдать весь творческий процесс от начала и до самого конца, и лишь ей Эдгар мог доверить прочтение рукописей. Майя всегда была самым первым и самым желанным читателем для него, и ей было приятно осознавать, что он доверял ей рукописи, которые не доверялись никому больше, даже самым близким его друзьям. Она уже читала «Сумеречную долину», и эта история понравилась ей больше всего. Таинственный мир, полный загадок, необычных, хоть и жутких, обитателей – вот то, что из себя представляла эта книга. И где-то в самом сердце Сумеречной долины, там, где обитают существа, неизвестные даже читателям, затерялся кусочек души создателя. Майя знала, как эта книга важна для Эдгара, он трудился над ней долго и кропотливо и, надо сказать, это возымело успех. Сколько бы она ни перечитывала эту книгу, всё вновь и вновь ей хотелось окунуться в этот странный мир. И в этот раз она погрузилась в чтение столь сконцентрированное, что позабыла обо всём на свете…

Что было дальше, Майя не может вспомнить уже долгие годы. Она запомнила лишь то, что в тот день Эдгар так и не вернулся. Он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Он никогда не вернётся, и где-то в глубине души Майя давно это подозревала. Но даже спустя столько лет, даже превратившись из юной, полной жизненной энергии девушки в беспомощную сухую старушку, она не потеряла надежду. Она всё ещё пребывает в вере, надеется на то, что Эдгар вернётся. Она запомнила его чёрные блестящие волосы, мягкую улыбку бледных губ, сияние небесно-голубых глаз. Она всё ещё ждёт, что вот-вот он явится домой, и она, такая же молодая и счастливая, встретит его, заключит в свои объятья и поймёт, что все эти сорок восемь одиноко прожитых лет были лишь кошмарным сновидением. Что похожие друг на друга дни, соседка, что часто просит дать ей немного денег, и молоденькая сиделка, посещающая её каждые два дня – все они лишь вымышленные образы, отчего-то возникшие в её долгом и мучительном сне. Эдгар вернётся, она услышит скрип входной двери, услышит постукивание каблуков, в её дряхлом теле вновь пробудится живая сила, она поднимется бодрым рывком с кресла-качалки и выйдет с улыбкой ему навстречу. Больше всего она боится, что её длительный сон окажется правдой. Она боится, что силы не наполнят её тело, что она поднимется, с превеликим трудом превозмогая боль в суставах и мигрень, и что в коридоре она натолкнётся на такого же постаревшего, сгорбившегося под тяжестью лет незнакомца, в образе которого лишь отдалённо и не сразу она узнает родное лицо. А может случиться и так, что она и вовсе увидит уже знакомое ей лицо сиделки, которая со свойственной ей мягкой улыбкой проводит старушку обратно в гостиную и начнёт хлопотать вокруг и для неё. Её имени Майя также не может припомнить, как и имя почтальона, когда-то возившего по утрам письма и газеты. Где он, этот почтальон? Куда он подевался? О его судьбе ей ничего не было известно. Может, он сейчас доживает свой век в окружении детей и внуков, а может, давно пребывает за завесой потустороннего мира, приближение которой в скором времени ожидает и сама Майя. Встретить свой конец, не дождавшись возлюбленного, она боится так же сильно, как дождаться Эдгара и не узнать его. И в этом ужасном состоянии, терзающем её разум и душу, она пребывает всё то время, которое живёт в этом доме. Периодическое появление сиделки или соседки-попрошайки заставляет её ненадолго отвлечься от томлений и занять мозг чем-нибудь посторонним. Она знает об этом, но упорно отказывается переселяться в дом престарелых, где о ней позаботятся, где она окончательно избавится от ощущения одиночества. Она всё ещё ждёт его, она точно знает, что встретит его. И только после того, как она вновь обнимет Эдгара, молодого или уже постаревшего, она сможет уйти, этот мир отпустит её. Старческие боли, мигрени и провалы в памяти отступят, душа перестанет ощущать бремя угасающей жизни и, облегчённая, растворится где-то за завесой иного мира, наполненного существами, так сильно похожими на тех, что когда-то оживляли перед ней страницы рукописей, ставших бестселлером…

Хелен присматривает за миссис Ардерн на протяжении двух недель. Не особенно разговорчивая и малоподвижная старушка. Миссис Ардерн частенько забывает имя своей сиделки, и Хелен это не нравится. Но девушка понимает – Майя делает это не со зла. Хелен приезжает к Майе, чтобы помочь в бытовых делах, проверить самочувствие женщины, да и просто разбавить своим присутствием её одинокую старческую долю. Заведующая домом престарелых настаивает на том, чтобы Хелен всеми правдами и неправдами уговорила пожилую женщину перебраться к ним, и сиделка предпринимает попытки уговорить свою подопечную, но всё безуспешно. Хелен не в состоянии надавить на неё, пусть Майя отчасти уже не способна размышлять рационально, но девушка не смеет противостоять её уважительному возрасту и стойкому характеру.

– Ты должна быть более настойчивой. – Частенько говорит начальница, миссис О’Брайен: – Пойми, её благополучие во многом зависит от твоей настойчивости. Я понимаю, что это непросто, но ты способна на это, я это точно знаю. – В таких случаях Хелен сконфуженно отвечает что-то вроде:

– Что Вы, миссис О’Брайен! Разве я в состоянии? Не буду же я насильно тянуть бедную старушку в дом престарелых!

– Не нужно насильно, нужно с её согласия. – Резонно соглашалась начальница. – Это также является частью заботы об этой женщине. Это необходимая мера, и так будет лучше для неё. Постарайся быть более убедительной в своих словах. Придумай что-нибудь, и вовсе без принуждения.

Примерно так начинались и заканчивались беседы Хелен с начальницей каждый раз, когда они пересекались в коридорах заведения, или когда миссис О’Брайен вызывала сотрудницу в свой кабинет. Но на словах всё и всегда звучит наглядно и просто, а на деле всё куда более извилисто и совсем непросто. Иногда Хелен задумывается, что, возможно, зря она вообще взяла в голову эту затею – помогать людям. За завесой искренних побуждений, блистательного облика благородства и наивно сложенным в мечтах привлекательным образом заступницы и наставницы кроется куда нечто большее, чем примитивный героизм. Это время, бесконечно тянущееся, будто смола, время, и его нельзя торопить. Это терпение, которое работа сиделки требует постоянно тренировать, развивать и сохранять. Ну и наконец, это тот сложный симбиоз, заумно устроенный механизм, совмещающий то первоначальное стремление помогать и профессиональную непоколебимость. В достижении последнего и очень важного пункта Хелен преуспела на жалкую толику. Сейчас в сознании молодого специалиста происходит глобальная переделка, итогом которой должен стать этот сложный симбиоз личных побуждений и профессиональной отстранённости. Тяжело, но это необходимо. Хелен понимает, что из неё выйдет плохой помощник, если она не будет в состоянии сохранять беспристрастность и настойчивость. Бесспорно, важными составляющими доброй и эмпатичной натуры являются сочувствие, сострадание и многое подобное. Но не всегда слепая эмпатия – единственно верный инструмент для оказания какого-либо рода помощи. Иногда приходится быть чуточку серьёзнее, строже, и Хелен ещё предстоит этому учиться.

Что до миссис Ардерн, то единственное, что Хелен остаётся, это мягко наводить старушку на верную мысль и ждать, пока миссис Ардерн не будет готова перебраться под опеку дома престарелых и расстаться с привычной обстановкой. Находиться в небольшом домике, наполненном затхлостью старины, сиделке по-прежнему тяжело. Но с запахами старины она уже начинает свыкаться. Часы, льющие громогласный звон в полуденный час, всё ещё пугают её. Она каждый раз вздрагивает, едва её слуха касается этот гулкий звук. Она никогда не понимала и никогда не поймёт прелести старых часов, красоты позолоченных канделябров и желания престарелой подопечной сохранить эту обстановку в первозданном виде. Иной раз, смахивая пыль с многочисленных книг, статуэток и картинных рам, она задумывается: не будет ли лучше избавиться от некоторых вещей? Хозяйке дома обстановка настолько приелась, что большая часть всего этого старья не приносит ей счастья. Да и что толку содержать в доме вещи, которые лишь копят на себе слои серой пыли? Но мысли остаются лишь в голове. Однажды Хелен предложила избавиться от старого радио. Оно давно не работало, лишь украшало собой невысокое бюро, стоящее у окна. Предложение сиделки было встречено Майей с недовольством и продолжительными причитаниями. Старушка говорила:

– Как можно избавиться от радио? Столько лет оно служило мне верой и правдой! Эдгар купил его, когда мы переехали сюда в семьдесят четвёртом! Я не могу расстаться с ним! – Хелен видела взбудораженное лицо Майи и не понимала, почему она так рьяно защищала всё это старьё. Да и кто такой Эдгар, девушка тоже не понимала, при упоминании этого имени старушка будто бы оживала, становилась более разговорчивой, в её глазах в такие моменты начинал виднеться огонёк жизни. Хелен полагала, что некий Эдгар – родственник или супруг миссис Ардерн, но на этот счёт пожилая женщина почти не высказывалась. К чему бы ни притронулась в этом доме Хелен, на всё давались комментарии вроде: «это Эдгар купил» или «это Эдгар подарил». Иногда Майя, то ли обращаясь к сиделке, то ли к самой себе, говорила, что Эдгар обязательно вернётся. Она словно день ото дня ожидала его прибытия и хотела, чтобы к его возвращению обстановка в доме оставалась для них обоих привычной. Но где этот Эдгар находится? Как долго он отсутствует? Знает ли миссис Ардерн, когда он вернётся? А может, бедная старушка выдумала какого-то Эдгара, чтобы ей было о ком думать в мгновения одиночества? Довольно долгое время мисс Белл не решалась расспросить свою подопечную о личности Эдгара, но с каждым днём её интерес к этой персоне возрастал. И вот, в очередной раз, направляясь к дому Майи, она уже была полна решимости, хотела расспросить всё о человеке, имя которого так часто слышала, но которого никогда не видела.

Утро ещё не отпускает влажную прохладу ускользнувшей ночи. Оно говорит ей: «не торопись уходить, не уступай место жаркому дню!» Но рассвет неустанно напоминает этой прохладе, что её время подошло к концу, и прохлада доверяет рассвету. Улицы, погружённые в утреннее молчание, застыли в неподвижности. Ни единый листок не смеет срываться с дерева под влиянием ветерка, ни одна птица не тревожит своим щебетанием мгновения тишины. Только серебристый автомобиль разрывает солнечную тишь, двигаясь по совершенно безлюдной дороге. Хелен направляется к небольшому старинному домику в конце улицы. За массивами больших коттеджей этот дом совсем не видно. Со стороны можно подумать, что за крайним белым коттеджем улица обрывается, и начинаются заросли сорняка и старых деревьев. Но за всей этой зеленью и скрывается маленький домик, о существовании которого многие соседи стали забывать. По прибытию Хелен выгрузила из багажника большие пакеты с продуктами и по одному перенесла их от машины к поросшему травой порогу. В небольшом окошке, слева от двери, уже теплится огонёк, смешавшийся с лучами солнца. Миссис Ардерн, по обыкновению своему, уже бодрствовала. Перед приездом сиделки она всегда включала торшер в гостиной и с причитаниями о болях в коленях садилась в кресло. Хелен занесла продукты в дом и, оставив их на кухне, заглянула в гостиную. Белые пылинки, словно светлячки, неторопливо и хаотично порхают, виднеются они лишь тогда, когда попадают под золотистые ленты лучей, бьющих стрелой в приоткрытое окно. Майя подняла взгляд на вошедшую, взглядом же и обозначила приветствие, но не проронила ни слова.

– Доброе утро, миссис Ардерн! Как Вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовалась Хелен, подойдя к комоду, на котором минувшим вечером оставила аптечку. Лишь тогда Майя заговорила:

– Как может чувствовать себя старый человек? – риторический вопрос прозвучал с болезненной хрипотцой. Хелен поняла – старушка простудилась. А ведь она настаивала на том, чтобы закрыть окна на ночь, вернее сказать – пыталась настаивать. Из аптечки девушка достала градусник, мазь для суставов и тонометр. Майя потирала простуженное горло, сопровождая все действия сиделки взглядом. Хелен встала на колено перед старушкой, разложила всё на столике, надела на сухую бледную руку женщины рукав тонометра, сопроводив всё это словами:

– Что же Вы упрямитесь, миссис Ардерн? Я ведь говорила, что ночь будет прохладной и сырой… – тонометр негромко загудел в работе, на маленьком зелёном экране побежали угловатые цифры.

– Люблю прохладу и сырость. Мне душно.

– Быть может, небольшая прогулка поможет Вам? – девушка принялась смазывать колени подопечной мазью. – Сначала нужно измерить температуру, а после завтрака и приёма лекарств я выведу Вас в сад. В тени беседки прохладно, но не настолько, чтобы Вы заболели ещё сильнее. Свежий воздух пойдёт Вам на пользу. – Майя ничего не сказала, отвела пустой взгляд в сторону. Жужжание тонометра прекратилось, Хелен констатировала: – Давление в норме. – Майя молча вложила градусник за пазуху, как только её рука освободилась от рукава тонометра, и спустя мгновение своего безмолвия сказала:

– Горло побаливает, мне бы чаю…

– Конечно, миссис Ардерн, сейчас. – Хелен поднялась с колен и энергичной походкой направилась в кухню. Майя продолжала сидеть, придерживая градусник, она исступленно смотрела на золото парящих под лучами пылинок. И как же сильно они напоминали ей светлячков. Такие же беззаботные, невесомые, светлые. На самом деле настоящих светлячков Майе встречать не доводилось, их она видела лишь на иллюстрациях книг или на экране старенького телевизора. Но всё это не могло дать полного представления об этих необычных и таинственных существах. Своим мерцанием они указывают путь заблудшей душе, примерно так Эдгар описывал светлячков в своей книге, Майя не припомнит дословно. Мысли о светлячках могли бы надолго утянуть старушку в размышления, если бы вскоре не вернулась сиделка. Хелен возникла из ниоткуда с деревянным подносом, чашкой лимонного чая и завтраком, своим движением она рассекла летающие пылинки. Пылинки в испуге расступились, начали хаотично метаться и вскоре вновь замедлили свой полёт. Поставив поднос на столик, сиделка приняла из рук подопечной градусник, убедилась, что температура в норме. Майя выпила необходимые лекарства на пустой желудок и лишь после принялась за завтрак. Суета и хлопоты, которыми окружала её Хелен, понемногу становились привычными. Майя уже не воспринимала сиделку, как постороннего человека. Девушка, казалось, всегда была рядом. Как долго она знакома с сиделкой? Может, всю жизнь? Отчего-то Майе всегда кажется, что где-то она уже повстречала её. Повстречала задолго до того, как Хелен стала её сиделкой. Мягкий тон, всепрощающий характер. В своей заботе о подопечной девушка забывает себя, и кажется, они каждый раз меняются ролями: Хелен превращается в наставника и путеводителя, а Майя ощущает себя беспомощным ребёнком, потерявшимся в незнакомом, чужом мире. И ей ничего не остаётся, кроме как доверить свою судьбу другому человеку, от которого во многом теперь зависит её жизнь. Хелен буднично принимается за уборку, пока Майя занята едой. Ещё больше пыли поднимается в воздух, когда девушка начинает смахивать её с канделябров, картинных рам и полок. Книжная затхлость касается обоняния Майи, когда Хелен собирает с полок стопки книг и укладывает их на полу. Каждую книгу сиделка аккуратно протирает влажным тканевым лоскутом и затем выставляет на подоконники, чтобы подсушить. После она берётся за наведение чистоты на опустевших полках, полки из дымчато-серых превращаются глянцевые, будто свежевыкрашенные. Хелен каждый раз мысленно поражается тому, как быстро на полках скапливается пыль. Вскоре, книга за книгой, скромная библиотека хозяйки возвращается на место. Теперь книжные полки выглядят более привлекательно. Майя одарила сиделку одобряющим взглядом, и та ей улыбнулась.

Когда же миссис Ардерн закончила завтракать, Хелен помыла посуду и помогла ей переодеться. Неспешно они вышли на задний двор. Солнце заслонила громадная туча, и теперь оно превратилось в подобие нимба или золотого кольца, его свет безуспешно пытался пробиться сквозь эту пелену, но рассеивался в ней. Поднялся лёгкий, слегка зябкий ветерок. От его дуновения старчески поскрипывали высохшие древесные ветви, листва на них скручивалась и иссыхала, не в состоянии дождаться живительной прохлады дождей. Майя свободной рукой придерживала накинутый на плечи палантин, опасаясь, что ветер унесёт его. Сиделка придерживала её за локоть второй руки, неторопливо направляла к беседке. Иногда Хелен сочувственно поглядывала на женщину; было невероятно сложно представить, скольких усилий требуется пожилому больному человеку для элементарного передвижения. Она помогла Майе подняться по ступенькам беседки и сесть на скамью. Майя прошла всего несколько метров от дома до беседки, и уже выглядела изнурённой и уставшей. Но на лице её расцветала блаженствующая улыбка. Она была рада, что преодолела этот путь и теперь может насладиться видом на свой старый домик и запущенный сад. Да, когда-то она возлагала большие надежды на этот сад. Она хотела выращивать цветы, заботиться о рыбах в маленьком искусственном пруду, наслаждаться чашкой чая и разговорами с любимым человеком под тенью беседки. Всё это было, всё это стремилось разродиться, но внезапно угасло, затерялось где-то. Эдгар ушёл, а вместе с ним ушло цветение маленького сада. Пустота в душе хозяйки отразилась запустением в саду. Всё было потеряно в один миг, и Майя, на протяжении долгих лет глядя в окно, всё не могла понять, отчего сад внезапно перестал радовать её плещущимися в воде рыбами, шелестом пышных цветов, ровно выстриженной зелёной лужайкой, ведь буквально вчера всё было хорошо. Всё процветало, верно? Или же это было не вчера? Сейчас, вновь оказавшись в саду, вся эта разруха ужаснее прежнего бросилась ей в глаза. Она окинула взглядом свой сад, остановилась на зарослях, почти поглотивших опустелый и замшелый пруд.

– Что-то я совсем запустила свой сад… – в задумчивости протянула она. – Когда я в последний раз прибиралась? Две недели тому назад, когда Эдгар ушёл? – Хелен взглянула на неё с такой тоской и с таким сочувствием, будто её охватил страх от услышанного.

– Миссис Ардерн, – осторожно произнесла она, – в этом саду не наводили порядок, быть может, уже несколько лет. – И она также посмотрела на заросший сорняком пруд, окинула взглядом маленький заросший сарайчик, приткнутые между ним и забором предметы садового инвентаря. – За две недели сад не мог прийти в такое запущенное состояние… – во взгляде пожилой женщины мелькнули осознание и страх. Она вспомнила, что уже много лет не посещала свой сад. Ужасная тоска накрыла её, когда она осознала, что рыбки погибли с появлением застоя в пруду. Она знала об этом, но каждый раз для неё это было открытием. Отчего-то ей всё казалось, что рыбок она раздала соседским мальчишкам, так она думала каждый раз, когда, глядя в окно, видела в саду густо поросший пруд, когда-то обложенный белым камнем.

– Бедные рыбки… – вдруг сказала она. – Я разводила их специально для него, ему нравилось наблюдать за ними… – Хелен опустилась на скамью рядом с женщиной, слушая её слова. – Карпы кои такие красивые, всегда плавают безмятежно… – когда миссис Ардерн замолчала, Хелен решилась спросить:

– Кто такой Эдгар, миссис Ардерн? – старушка ответила не сразу, она смотрела куда-то себе в ноги, будто о чём-то раздумывала. Хелен уже не надеялась получить ответ, но Майя заговорила:

– Мы любили сидеть здесь по вечерам и наблюдать за рыбами в пруду. Эдгар всегда говорил, что они вдохновляют его, что под светом луны они становятся похожими на приведений. Ведь и правда, они походили на привидений каждый раз, когда на их чешую падал лунный свет… – она вновь замолчала. Хелен поразилась внезапной перемене в старушке. Обычно Майя не впадала в столь глубокие ностальгические состояния. По крайней мере, не проявляла подобного внешне. Хелен не знала, что именно скрывалось за именем таинственного человека, которого так часто упоминает Майя, но уже точно знала: этот человек важен для миссис Ардерн. Хелен могла бы огорчить старушку, сказав, что Эдгар не вернётся, что, быть может, женщина сама выдумала этого человека в попытках избежать одиночества. Она могла бы обрадовать её и дать ей надежду, пообещав, что он точно окажется рядом, стоит лишь подождать. Но Хелен пребывала в точно таком же неведении, как и Майя. У неё лишь оставалась возможность сделать выбор: тактично промолчать, или расспросить об Эдгаре. И любопытство девушки одержало верх над чувством такта. Она ощущала, что сейчас, когда миссис Ардерн сама подняла эту тему, самое лучшее время для того, чтобы расспросить об этом.