Сошедшие с ковчега

– Подадим в отставку либо нет, но мы останемся в Петербурге, – парировал тот. – Ситуация на Балканах до такой степени удручающая, что достаточно малейшей искры, чтобы центральные державы и Антанта вцепились друг в друга, словно голодные волки. Война в Европе неизбежна. А Турция с ее германофилами-младотурками неминуемо окажется в стане наших противников…

– Вот тут-то Лазорян с его родственными связями окажется для нас незаменимой фигурой, – перебив его, заключил Яхонтов. Видя, как Румянцев пытается возразить, полковник сделал нетерпеливый жест рукой, заметив с неудовольствием:

– Дмитрий Иванович, считаю своим долгом предостеречь вас от возможной ошибки, – он символически указал глазами в потолок, – Там, в верхах, уже все решено. Поэтому не пытайтесь остановить разгоняющийся паровоз. Полагаю, я выразился достаточно ясно?

– Так точно, господин полковник, – отчеканил Румянцев. Яхонтов поморщился, его лицо приняло кислое выражение:

– Право, Дмитрий Иванович, не стоит обижаться. В конце концов мы служим одному делу – процветанию России. Можете не сомневаться – пожелай мое руководство, я, не задумываясь, поменялся бы местами с этим армянским князем. И, поверьте, куда с большим удовольствием отдался бы работе «в поле», нежели за этим столом. Дмитрий Иванович, – продолжал полковник, – после разработки всех деталей предстоящей операции вами была подана докладная записка. В ней вы обосновали выводы, относительно нелегального положения Лазоряна. Как один из руководителей операции, вынужден сказать: я категорически против подобного подхода.

– Могу я узнать, на чем основано ваше мнение?

– Будь иное время, я бы согласился с вашими аргументами. Но вы справедливо заметили, что война неизбежна. А в условиях военного противостояния Германии с Турцией и России нелегальное положение чревато для Лазоряна разоблачением. Мы не можем себе этого позволить. Ведь, помимо основной деятельности, разведывательной, ему предстоит выполнить, я подчеркиваю, особо секретное задание, – выделил Яхонтов. – А это возможно лишь при условии его легализации в Германии. Ему необходимо войти в круг германских сановников, промышленников, финансистов и высшего генералитета.

– Неужели ситуация настолько критическая? – поняв, о чем идет речь, недоверчиво спросил Румянцев.

Полковник поднялся и, обойдя стол, вплотную приблизился к нему. Склонившись к самому его уху, понизив голос до шепота, он доверительно поведал:

– Ситуация не критическая, она – почти безвыходная. О каких успехах в противоборстве с Германией можно говорить, если «главный немецкий шпион» обитает в спальне нашего государя императора? – Лицо Яхонтова исказила гримаса брезгливости: – Я уже молчу об этом, с позволения сказать, святом старце. В венценосной семье он пользуется непререкаемым авторитетом.

Полковник был прав. Влияние Григория Распутина на царскую семью было трудно переоценить. Но не меньшим влиянием, уже на самого императора, обладала его супруга Аликс, крещенная в православии императрица Мария Федоровна. Будучи рабом своей любви, Николай II безоговорочно доверял ей. Часто советуясь с ней, он порой принимал решения государственной важности, исходя из мнения и интересов жены. А, как стало известно российской контрразведке, эти интересы простирались аж до Тибета, будучи связаными с тайной организацией «черных Бонпо».

Целью предстоящей операции являлось внедрение Георгия Лазоряна в настроенные прогермански слои турецкого общества. Однако ему предстояло выполнить еще одно поручение, о котором сейчас упомянул полковник Яхонтов. Нужно было получить доступ к сведениям, касающимся ранних контактов императрицы с «черными Бонпо». Задание было сложное и опасное. Но оно стоило того, чтобы попытаться его реализовать. В случае успеха появлялась реальная возможность избавить Николая II от всесторонней опеки со стороны супруги, Григория Распутина и его сторонников.

Многие представители высшего света Российской империи, которые ратовали за интересы Отечества, давно были обеспокоены «чудесами», что творились при дворе императора. Зачастую утверждение кандидатуры на высокий пост или принятие решения, способного сыграть важную роль в экономической, политической жизни государства, не проходило без предварительного согласования с Григорием Распутиным.

Еще не прозвучал известный тезис Ульянова-Ленина о том, что и «кухарка может управлять государством», а во главе Российской империи – вот ирония судьбы! – встал деревенский мужик. Правда, Григорий Ефимович – «малограмотный выходец из российской глубинки», чей непривлекательный образ много лет спустя найдет отображение в литературе и кинематографе, на самом деле являлся одним из членов старинной русской религиозно-политической секты «корабельщиков». Распутин не блистал глубокими познаниями в тонкостях дипломатии и международных отношений, еще меньше – разбирался в финансах и экономике. Но, обладая незаурядными волевыми качествами, силой духа, необыкновенной физической силой, проницательным умом и аналитическими способностями и вдобавок имея разветвленную сеть осведомителей, он смог стать «фаворитом 1» у венценосной четы.

Вместе с тем, после поражения в русско-японской войне и за несколько лет до свержения монархии, в России сформировалось тайное сообщество, куда вошли представители аристократических родов, крупные промышленники, финансисты, военные и даже священнослужители. Их деятельность была направлена на сохранение и упрочение позиций Российской империи. Были среди них и сотрудники разведки и контрразведки. К ним принадлежали полковник Яхонтов и ротмистр Румянцев.

Поэтому, обсуждая операцию, в которой должен был принимать участие Лазорян, помимо прямых должностных обязанностей, они не забывали и об обязательствах, которые имели перед своими единомышленниками по сообществу. Действовать в данном случае предстояло крайне осторожно и осмотрительно. Зная о безоговорочной преданности князя Лазоряна императору, оба пока не считали целесообразным посвящать его в тонкости и суть второго задания. На начальном этапе речь шла о возможных путях легализации Лазоряна в Стамбуле. Первые шаги в этом направлении уже предпринимались.

Яхонтов и Румянцев рассчитывали, что сегодняшний визит Георгия Лазоряна в Департамент контрразведки не пройдет незамеченным для его ближайшего окружения. Неминуемо возникнут пересуды, разговоры, которые послужат поводом для подозрений и недоверия. Задача обоих сотрудников спецслужб состояла в том, чтобы создать вокруг четы Лазорянов общественный вакуум, вследствие чего им не останется иного выхода, кроме вынужденного отъезда из России. А наиболее вероятным вариантом нового проживания было бы воссоединение в Константинополе с четой Макензенов.

Покинув Генштаб и решив вернуться домой, Лазорян внезапно передумал. Анализируя недавнюю встречу с Яхонтовым и Румянцевым, Георгий пришел к выводу, что его предстоящий разговор с Анастасией будет сложнее, нежели он рассчитывал, поддавшись сиюминутному порыву. С чего, например, начать? Не скажешь же: «Настенька, дорогая, нам необходимо оставить Россию и ехать в Константинополь. Этого требуют интересы Отечества».

Георгий не сомневался, что она любит его самозабвенно и искренне. Но имел ли он право подвергать ее такому испытанию – на долгие годы расстаться с Петербургом, привычным кругом родных, друзей и знакомых? Наконец, со всем тем, что окружало ее в России с рождения. Разве о такой судьбе для любимой женщины мечтал он в день их венчания, стоя перед алтарем, давая обет верности и любви и глядя в ее счастливые глаза, смотревшие на него с бесконечной преданностью и верой?

Помимо этого существовали еще, по меньшей мере, пара аспектов, порождавших новые сомнения и тревоги. Он старался не думать о них, но мыслями невольно к ним возвращался. Будучи честным с собой, Лазорян не мог не признать, что с той минуты, как узнал правду о гибели отца, им овладело желание встретиться лицом к лицу с его убийцами. Он пытался разобраться в своих чувствах. Что им двигало: жажда торжества справедливости, заслуженного для убийц возмездия? Или все-таки месть?

«Эти двое неплохо подготовились, – подумал Георгий. – Вся наша беседа от начала и до конца – это ловко сплетенная паутина. Не было ни грубого давления, ни принуждения – а как легко они заманили меня в ловушку! Как вовремя открыли истину! И это я, а не они, первым заикнулся о мести».

Врага невозможно победить, руководствуясь только чувством мести. Всего одна фраза в общем контексте долгого разговора. Но она стала ключевой. И с этим трудно не согласиться. Ведь после этих слов у него и родилась мысль – встретиться с «врагом», сразиться с ним. Но не в открытом бою, а – в сражении тайном, где побеждают силой разума и воли, верой в правоту своих убеждений, превосходством нравственных позиций.

Размышляя, Лазорян пришел к неожиданному выводу. Не все ли равно, как это будет называться и какие к этому полагаются эпитеты? В конце концов речь идет не об отце или его собственной судьбе, не о жизни или смерти Рудольфа Бюрнера и Ахмеда Зеки. Все они, включая Яхонтова и Румянцева – не более чем маленькие фигурки на уходящем в бесконечность шахматном поле. А в качестве игроков выступают «титаны нового времени» – Россия, Германия, Австро-Венгрия, Англия, Франция и иже с ними. И где-то между ними, «в сфере их интересов», лежит многострадальная Армения, до бед и чаяний которой, по большому счету, никому из европейских держав нет никакого дела. И тот факт, что в Турции к власти пришли младотурки, тоже ничего не меняет. Ни для кого не секрет, что внешняя политика триумвирата ориентирована на Германию. А та только ждет случая, чтобы начать войну за передел мира. Мало того, Германия и Россия состоят в противоборствующих политических и военных блоках. Германия приложит все усилия, чтобы Турция надежно блокировала российский Черноморский флот, не дав ему воспользоваться стратегически важными проливами – Босфором и Дарданеллами. Она неминуемо втянет ее в войну против России. Но Турция – уже не та, что раньше, это не могущественная некогда Блистательная Порта, на протяжении почти шести столетий диктовавшая свои условия не только Азии, но и Европе. Что может противопоставить России нынешняя Турци, униженная, обескровленная балканскими войнами, переживающая период упадка буквально во всех сферах государственной жизни? Где взять финансовые, экономические и человеческие ресурсы для еще одной войны? Негде. Но под давлением союзников и, в первую очередь, Германии, она будет их искать. А значит, на повестке дня вновь встанет «армянский вопрос». Решение его будет ничуть не лучше того, как это проделал в свое время Абдул Гамид. Таким образом, младотурки успешно реализуют две цели. Во-первых, истребив армянское население, всегда сочувствовавшее России, они заранее исключат возможность создания внутреннего очага сопротивления. Во-вторых, ограбив армян, как уже не раз бывало, получат недостающие ресурсы хотя бы на первые год – два ведения войны.

Стоило Лазоряну прийти к такому выводу, как он почувствовал, что преисполняется отчаянной решимости. К нему пришло отчетливое осознание – окончательное и бесповоротное: «Я должен ехать в Константинополь!»

Возвратившись домой, он рассказал жене обо всем. Кроме того, поделился размышлениями, занимавшими его на протяжении последних часов, пока он сначала на машине кружил по улицам Петербурга, а затем – добирался до своего дома на Невском проспекте, великолепного дворца, возведенного еще при жизни Григора Лазоряна. Ныне это был их дом с Анастасией.

Несмотря на то, что оба происходили из знатных и богатейших родов, в последнее время они всерьез подумывали о том, чтобы подыскать себе более скромную обитель. Окружавшее великолепие и роскошь с некоторых пор стали их тяготить. Вдобавок, содержание особняка требовало немалых средств. А представители старшего поколения обоих семейств ничего не хотели слышать, полагая, что положение Георгия и Анастасии обязывает к соответственной жизни. Не желая их расстраивать, молодые супруги, казалось, согласились с доводами старших. Но втайне все-таки надеялись когда-нибудь подыскать более скромное жилище.

…Они расположились в кабинете Георгия, обстановкой напоминавшем каюту парусника. Его отделкой и перепланировкой в свое время занималась Анастасия, это был один из ее свадебных подарков мужу, который привел его в совершеннейший восторг. С тех пор – а минуло уже три с половиной года – они часто проводили здесь время, погружаясь в атмосферу романтики, таинственности, дальних странствий, старых книг и атласов, портретов, дагерротипов и сменивших их фотографий.

Анастасия сидела в кресле, молча слушая мужа. Она ни разу не перебила его, не задала ни одного вопроса.

– Это все, – подвел итоги Георгий. – Но я хочу, чтобы ты знала: все будет так, как решишь ты. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Но ты – молода, красива, и тебе вовсе не обязательно следовать правилам жестокой и беспощадной игры, в которую я намереваюсь вступить. Подумай хорошенько, это может продлиться десятилетия.

– Но ведь тебя это, похоже, не пугает, – впервые подала она голос. Интонации его были мягкими и спокойными.

– Я – офицер флота, присягал служить Богу, царю и Отечеству. Это – мой выбор, давний, окончательный и бесповоротный.

Она вздохнула, взгляд ее выражал понимание и согласие:

– Ты, верно, забыл, Жорж, что в моем роду тоже были воины. И мне не безразлична судьба России. Как и твоих соплеменников в Турции. Не стану скрывать, как женщине, мне, конечно, делается страшно при мысли, что придется изменить жизнь, оказаться в водовороте событий, финал которых никто не может предугадать. Но я последую за тобой всюду. Потому что еще страшнее для меня – разлука с тобой. Если нам и суждено пережить эти испытания, то только вместе!

Григорий почувствовал, как у него спазмом перехватывает дыхание. «Если, не приведи бог, я ее потеряю, то никогда себе этого не прощу», – внутренне холодея, со страхом подумал он.

А вслух, глядя на нее с нежностью и затаенной печалью, сказал:

– Настенька, милая, я не знаю, что ждет нас впереди. Возможно, жизнь счастливая и безмятежная. Но если Бог готовит нам испытания, обещай помнить обо мне – каждый день, каждую минуту. Со своей стороны даю тебе тот же зарок. Даже если что-то случится, связанные этой незримой мысленной нитью, мы всегда услышим, почувствуем друг друга. И сможем прийти на помощь.

– Обещаю, – ответила супруга. И вдруг улыбнулась. Глаза ее при этом озорно и лукаво блеснули: – А теперь, господин тайный посол, не пришло ли время выполнить другое обещание?

Григорий озадаченно взглянул на нее. И тут его осенило!

– Ну, конечно, – воскликнул он, – я обещал тебе прогулку за город! Неужели госпожа княгиня решила прокатиться в этом «громыхающем чудище»? – напустив на себя деланно испуганный вид, спросил он, имея в виду автомобиль.

Она засмеялась в ответ:

– Честно говоря, конный выезд для меня привычнее. Но не терпится узнать, чем тебя привлекает это «чудище».

По лицу супруга промелькнуло выражение удовлетворения и гордости. С момента покупки автомобиля он не оставлял попыток приобщить к прогрессу жену. Но всякий раз она противилась этому, заявляя, что бездушная машина вряд ли способна доставить удовольствие от прогулки. Другое дело – лошади, умные, добрые животные, удивительно восприимчивые к ласке и тонко чувствующие все нюансы настроения хозяев.

Вместе с тем, стараясь не огорчать мужа, видя, что он искренне рад новому приобретению, Анастасия убеждала себя, что ей придется смириться с появлением в доме авто. К тому же она не могла не согласиться, что машина действительно радует взор совершенством линий, изяществом и красотой отделки. Со слов Георгия, увлеченного последними открытиями в области технической мысли, она наизусть знала «родословную» автомобиля. Впрочем, запомнить ее не составило труда, так как пока она была еще очень короткой, ведя отсчет с 1907 года.

Семь лет тому назад на Русско-Балтийском вагонном заводе в Риге был учрежден Отдел автомобилей. А уже в июне 1909 года – собран первый авто «Русско-Балтийский 24–30». Для оснащения машины кузовами завод приобрел лучшую на тот момент в Санкт-Петербурге экипажную фабрику «Фрезе».

Но самым удивительным, с точки зрения Анастасии, был тот факт, что из правящей династии Романовых первой «Руссо-Балт» с кузовом «ландо» приобрела…женщина! Ею стала княгиня Мария Павловна – племянница государя императора Николая II.

Не прошло и года, как машина уже завоевала медаль в ралли на воздухоплавательной выставке в Санкт-Петербурге. А затем – два первых приза – за выносливость и дальность маршрута – в международном ралли, проходившем в МонтеКарло.

Почему именно сейчас Анастасия решила обрадовать мужа совместной прогулкой в машине? Несмотря на спокойствие, внешнюю невозмутимость и присущее ему самообладание, она чувствовала, насколько непросто дался ему сегодняшний день. Даже теперь, когда миновала напряженная часть разговора, она все равно отметила в самой глубине глаз мужа владевшие им сомнения. И потому, чтобы хоть как-то отвлечь его от тягостных мыслей, выразила готовность поехать на прогулку в машине. Анастасия знала, как он будет рад. И не ошиблась. Стоило ей высказать свое пожелание, как лицо мужа осветилось радостной улыбкой, а в глазах заиграли искорки смеха.

Он галантно поклонился:

– Я – к вашим услугам, княгиня. Куда прикажете ехать? С минуту она пребывала в раздумье. Затем предложила:

– Давай прокатимся по Петербургу. Когда еще нам представится такая возможность? А после найдем живописный уголок в каком-нибудь парке и побудем вдвоем. Я прикажу, чтобы нам приготовили еду и вино. Должны же мы отпраздновать грядущие перемены в нашей жизни!

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, – согласился он.

На уходящем в бесконечность шахматном поле «титаны нового времени» спешно готовились к битве, расставляли маленькие фигурки, вооружали их, продумывали первые и долговременные ходы, составляли планы предстоящих партий, надеялись на молниеносный и окончательный разгром противника и мечтали о собственных громких победах. До рокового выстрела в Сараево оставался ровно месяц.

Этот день, на удивление тихий, ясный и теплый, они потом часто будут вспоминать, постепенно приходя к выводу, что он явился для них нежданным даром свыше. Словно Тот, Кем уже были написаны Книги их Судеб, заранее предвидя все беды и страдания, которые им предстоит испытать, решил сделать накануне королевский подарок.

На календаре было 28 мая 1914 года.

Вначале они предприняли поездку по Невскому – главному, знаменитому проспекту Санкт-Петербурга. Впрочем, он не сразу стал центральной улицей города.

Будущий проспект складывался как главная въездная дорога в столицу с юга – из Москвы и Великого Новгорода. Но этот путь был нелегким, его часто размывало. Тогда было решено «срезать угол», проложив «першпективу» от Адмиралтейства до Новгородского тракта. Одновременно с началом строительства со своей стороны дорогу начали прокладывать монахи Александро-Невского монастыря. Этот отрезок, по названию монастыря, изначально назвали «Невской першпективой». От Адмиралтейства новую улицу возводили в несколько этапов, а полностью закончили в 1720 году, ознаменовав «Большой першпективой». Она стала главной дорогой, ведущей к центру Петербурга. В двадцатых годах XVIII века ее вымостили камнем, обсадили рядами берез, осветили масляными фонарями, под которыми установили скамьи для отдыха прохожих. Позднее было принято решение переименовать «Большую Першпективную» дорогу в «Невскую першпективу». Таким образом свое название проспект получил не от реки, а от Александро-Невской лавры.

С тридцатых годов XIX столетия на проспекте появились новые газовые фонари. Позднее по нему начали движение омнибусы, а в 1863 году – проложена конно-железная дорога (конка). В 1879 году ввели электрическое освещение. А в начале XX века на Невском проспекте заработала трамвайная линия…

Внимательно глядя на дорогу, Георгий успевал бросать мимолетные взгляды в сторону жены. От встречного ветерка на ее лице выступил румянец, оно выражало удивление, смешанное с каким-то детским восторгом. Он невольно улыбнулся, и в этот момент Анастасия обернулась к нему. Заметив его улыбку, она смутилась и, стараясь скрыть волнение, проговорила:

– Должно быть, у меня глупый вид. Но, Жорж, я чувствую себя маленьким ребенком, который неожиданно оказался в стране чудес. Не понимаю, почему раньше я боялась этого «чудища»? – рассеянно заметила она. – Теперь мне кажется, нет ничего восхитительнее, чем ехать по городу в этом великолепном механическом «ландо».

Вот за эту непосредственность и искренность он любил ее. Анастасия, конечно же, была прекрасно воспитана, образована, умна, знала европейские языки, отлично музицировала, имела добрый нрав, спокойный характер и слыла натурой утонченной. Ко всему, обладала выразительной внешностью – запоминающейся, яркой, южной, будто сошла с полотен итальянского цикла Карла Брюллова. И, по мнению высшего света столицы, являла собой образец великосветской дамы с безупречной репутацией.

Вместе с тем Георгий замечал, как во время пышных приемов, где собирался цвет петербургской знати, на лицо Анастасии нередко набегала тень, а глаза принимали усталое, отрешенное выражение. Словно присутствие там было для нее делом тягостным и обременительными. Зато наедине с ним, как и в узком кругу самых близких друзей, среди которых, к слову, были и не столь именитые, с Анастасией происходила поразительная перемена. Создавалось впечатление, будто внутри у нее загоралось маленькое солнце, от которого всем тотчас делалось светло и радостно. Ее присутствие поневоле заставляло людей забывать собственные тревоги и заботы и воспринимать жизнь как бесценный, благословенный дар, даже если временами в нем и ощущается привкус горечи и аромат печали.

Вслушиваясь в голос жены, Георгий почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. Однако, боясь выказать перед ней свою слабость, он взял себя в руки и беспечным тоном заметил:

– Признаться, я тоже отчасти чувствую себя маленьким ребенком.

Говоря так, он не кривил душой. И с легкой грустью в голосе продолжал:

– Когда каждый день видишь знакомые, привычные вещи, притупляется острота восприятия. Перестаешь ими восхищаться. Сколько раз я бывал на Невском! Но лишь в преддверии близкой разлуки с Петербургом понимаю, сколько во мне было непростительного равнодушия.

– Ты тоже об этом подумал? – оживляясь, подхватила Анастасия. – Полагаю, в Константинополе найдется немало мест, которые мы полюбим. Но сколько пройдет лет, прежде чем мы вновь увидим Петербург – нашу Северную Пальмиру, ее парки, фонтаны, дворцы, набережные Невы, мосты? Мне хочется впитать этот город каждой клеточкой, ничего не пропустив. Чтобы потом, в Константинополе, все одно – наяву или во сне – видеть его снова и снова. Пусть его образ сохранится только в памяти, но мы будем осязать его душой и сердцем, – она взглянула на мужа с мечтательной полуулыбкой.

«Руссо-Балт» Лазоряна – черный, сверкающий лаком и хромом, с откинутым верхом, позволявшим заметить восхитительную отделку «ландо», в этот день можно было видеть во многих примечательных местах СанктПетербурга. Супруги побывали в Александровском парке, Александровском и Румянцевском садах, знакомые встречали их неподалеку от Александрийского театра и Адмиралтейства. Напоследок они посетили Летний сад.

Это был один из самых старых садов в Петербурге. В первые годы XVIII столетия Петр I приказал заложить регулярный сад на берегу Невы и сам начертал план. Поначалу его засаживали однолетними цветами, то есть «летником». Отсюда и название – Летний сад. В 1706 году в нем начали обустраивать первые фонтаны. А спустя восемь лет были возведены три открытых галереи для отдыха в непогоду. В средней галерее стояла мраморная статуя Венеры. Ее подарил Петру I Папа Климент IX. По указу царя она охранялась часовым, дабы ее никто не повредил. Венера стала первым в России публичным изображением обнаженного женского тела.

Со временем Летний сад обзавелся своим Птичником. Жили в нем не только пернатые – черные аисты, орлы, журавли, лебеди, голуби, пеликаны, но и редкие животные – дикобраз, синяя лисица. Рядом возвели Дельфиновый каскад – фонтан, украшенный вазами в виде дельфинов. Потом на территории сада обустроили Лабиринт – сложную систему дорожек, окруженную изгородью из кустов. В нем разместили около тридцати фонтанов, украшенных скульптурными персонажами басен Эзопа. Тропинки к Лабиринту проложили по мосткам. Здесь же оборудовали фонтаны-шутихи, под струи которых часто попадали посетители. Всего на территории сада находилось более пятидесяти фонтанов.

Первоначально водоподъемный механизм работал на конной тяге. Потом ее заменили первой в России паровой машиной. Вода бралась из Безымянного Ерика, с тех пор его стали именовать Фонтанкой. На ее берегу выстроили Грот – садовый павильон с колоннами и высоким куполом. Его разделили на три помещения, в каждом из которых находился фонтан. Во время их работы звучала органная музыка. А сам орган приводился в действие струями фонтанов.