- -
- 100%
- +
Пролог
Хрупкая девушка-метрдотель терпеливо дождалась, пока посетители ресторана на Зацепском валу расположатся в глубине зала за приглянувшимся им столиком, затем положила на него запаянные в пластик меню и карту спиртных напитков.
– Цены указаны в условных единицах. Наш курс сегодня – двадцать девять и пять. Оплата в рублях – наличными или кредитной карточкой. Приятного вам аппетита. Желаю приятно отдохнуть.
Выдав свою дежурную фразу и заученно-вежливо улыбнувшись, она упорхнула к стойке бара напротив входной двери.
Светильники в виде старинных уличных фонарей рассеивали мягкий свет, а массивные декоративные керамические тарелки на стенах были подобраны в тон терракотовой плитке, устилавшей пол. По залу деловито сновали молоденькие официанты, смуглая малышка за соседним столиком шумно радовалась только что полученному воздушному шарику, а под арочными сводами темно-красного кирпича звучала популярная мелодия Эннио Морриконе из кинофильма «Профессионал».
– Ну и как вам здесь нравится, Константин Петрович? – на правах приглашающей стороны спросил человек предпенсионного возраста. В его манере говорить и держаться чувствовалась военная строгость, привычка отдавать распоряжения, но вместе с тем тактичность и интеллигентность.
– Нравится что? Интерьер, мебель или музыка?
– Все в комплексе.
– Да так себе… Еврооборудование, внешний лоск… Ресторан итальянский, а пепельницы на столах с символикой «Мальборо». А названия блюд? «Пенне ин Сальса Пепперони» звучит, может быть, и красиво, а на самом деле – просто макароны с перцем. Да и готовят небось в основном из полуфабрикатов?
– В таком случае еще не поздно подняться и уйти, поискать трактир в стиле а-ля рюс.
– Какой-какой?
– «Балалайка», «Хмельная чарка», «Елки-палки» или «Печки-лавочки».
– Это тоже места для профессиональных оперативных встреч?
– Вы ведь вроде и сами профессионал в этом деле…
– В каком деле? – недоуменно взглянул на собеседника мужчина лет сорока.
– Ну, в ресторанно-гостиничном, если хотите. Вы ведь когда-то содержали в родном Запрудном ресторан «Луна», открыли, если не ошибаюсь, даже казино – «Золотой талер».
– «Золотой дукат». И это вы, Валерий Андреевич, тоже знаете?
– Знаю, Константин Петрович, что у вас в ресторане готовились едва ли не лучшие во всей России телячьи отбивные. Знаю о вас столько, что порой кажется – куда больше, чем о себе самом. Знаю о родителях, об учебе в школе, о службе в армейском спецназе, об Афгане. Знаю и о том, что, желая выручить своего младшего брата, вы угнали «Жигули» и сели за это в тюрьму. Знаю, что на зоне заработали уважение и получили лихую кличку, или, как там у вас было принято говорить, погоняло Жиган. И что в бизнесе фамилия Панфилов, как и прозвище Жиган, произносилась с должным пиететом. Вы и там покрутились немало. И не только покрутились, но и повоевали, не так ли?
– А что было делать, когда азеры так и норовили урвать заработанное мной и моей командой?
– И тем не менее вам пришлось покинуть подмосковный городок и проехаться в Дагестан, отметиться там со своими ребятами.
– Я отомстил братьям Матукаевым за смерть брата.
– Ну, к Игнату мы еще вернемся, – уклончиво сказал Валерий Андреевич и, словно вспомнив о чем-то, спросил: – Но вы ведь не раз возвращались в свой родной Запрудный?
– Было дело.
– Мне, по крайней мере, хорошо известен один эпизод. С городским рынком.
– А-а, наверное, прочитали рапорт майора Тихонова. Или его настоящая фамилия все-таки Шевчук? А может быть, он уже в полковниках ФСБ ходит?
– Я догадываюсь, что Шевчук не проявил чудес храбрости и вам практически в одиночку пришлось спасать город, а точнее, городской рынок от взрыва, подготовленного террористами.
– Опергруппа подоспела вовремя…
– Ну, не скромничайте, Константин Петрович, не скромничайте. Никакая опергруппа не способна была в свое время заставить трястись от страха столичных авторитетов, никакая опергруппа не смогла бы заставить панически бежать за границу всемогущего, как тогда казалось, олигарха Белоцерковского!
В этот момент к столику приблизился официант, склонился в вежливом полупоклоне и, предупредительно кашлянув, осведомился: готовы ли гости сделать заказ?
Константин Петрович с готовностью схватил спасительное меню, но, бегло пробежав глазами по колонкам, крякнул, словно ильфо-петровский Ипполит Матвеевич:
– Однако!
Валерий Андреевич подтянул к себе пирамидку стационарного меню, затем мельком взглянул на прямоугольничек визитки на темно-зеленом жилете официанта и с видом завсегдатая заговорил:
– Михаил, мы хотели бы два «Максима Ланча». Принесите сперва чего-нибудь холодненького, скажем, грейпфрутовый сок со льдом и спрайт. Салатики у вас как обычно – с тунцом, оливье и греческий, а супы – из морепродуктов и спаржевый?
Получив утвердительный ответ, он обратился к собеседнику:
– Константин Петрович, вы что предпочитаете?
– На ваше усмотрение, Валерий Андреевич. Вы ведь утверждали, что знаете меня, а значит, и мои гастрономические предпочтения, лучше, чем самого себя, не так ли?
Валерий Андреевич и ухом не повел в ответ на эту колкость и невозмутимо сделал заказ:
– Значит, так, Михаил. Константину Петровичу принесите салат с тунцом, суп из морепродуктов и жареную форель с картошечкой, не пиццу же в самом деле? А мне – греческий салат, но без лука, суп-пюре из спаржи и свиную отбивную с тушеными овощами. Не помешает, пожалуй, кетчуп и соус «Табаско – грин пепэ». Хлеб, пожалуйста, с кунжутом и еще черный, бородинский. Ну и, разумеется, кофе. В конце обеда. Кажется, ничего не упустил?
– Желаете что-нибудь из спиртного? – осторожно напомнил официант.
– Ах, да! Пиво «Мерфис» красное или рюмочку водки, Константин Петрович?
– Благодарю, но мне сегодня нужна будет совершенно трезвая, светлая голова.
– Разумеется, – кивнул Валерий Андреевич и жестом руки отпустил официанта, сделавшего быстрые пометки в миниатюрном блокнотике.
Обедали молча, лишь изредка обменивались малозначительными замечаниями по поводу итальянской кухни. Когда был подан кофе и оплачен счет, включая разумные чаевые, Жиган взял инициативу на себя:
– Благодарю вас за обед, генерал, но вы ведь не для этого пригласили меня сюда?
– Разумеется, обед только повод для встречи.
– Тогда перейдем к делу?
– Я надеюсь, Константин Петрович, что вы успели обдумать мое предложение.
– Времени вы дали немного.
– Я надеюсь, тем не менее, что ваш ответ будет положительным.
– Отношения у меня с вашей «конторой», мягко говоря, не очень-то складывались. Это была игра в одни ворота, а если точнее, вы меня либо использовали, либо обкладывали флажками как серого хищника.
– Давайте расставим точки над «i». «Контора» наша, как вы выразились, довольно большая. Да и люди работают в ней разные. Одних уж нет, а те далече. Все материалы, касающиеся вас, находятся в нашем подразделении, а точнее – у меня. Знать о вас отныне будут только двое – мой заместитель и я.
– Это напоминает мне игру в злого и доброго следователя. Злого отстранили, и пришел добрый. Поговорил за жизнь, предложил чайку и сигаретку…
– Напрасно вы так, Константин Петрович. Вы мне глубоко симпатичны, и я совершенно искренне предлагаю вам сотрудничество.
– Не подумайте, что набиваю себе цену, но любопытно, чем это я вам так глянулся?
– В вас есть жизненная сила и абсолютная жажда справедливости. Вам не привыкать смотреть в вороненый зрачок ствола или видеть хищный блеск ножа. Вы умеете сломать хребет противнику, перетерпеть боль, найти силы для новой схватки.
– Просто русский Рэмбо! Чего же я, по-вашему, не умею?
– Изменять самому себе.
– Гм, пожалуй, – Константин Панфилов ненадолго задумался, словно оценивая прожитые годы, а затем продолжил разговор: – Ну, со мной все понятно: я – волк-одиночка, но вы ведь играете в команде. Чему не изменяете вы, генерал?
– Я государственник, если хотите, – державник по убеждениям.
– И, конечно же, вас радуют изменения, которые происходят в стране с приходом нового президента?
– Несомненно. Страну рано или поздно должен был возглавить молодой и энергичный лидер…
– Особенно лидер, прошедший такую славную школу. Может быть, вы служили вместе с ним в Германии или в Питере?
– Это не имеет отношения к предмету сегодняшнего разговора. Но когда-нибудь я расскажу вам подробнее и о себе, и о своей службе. В пределах дозволенного, конечно.
– И все же, хотя бы в нескольких словах. Я ведь должен представлять, за какую команду вы предлагаете мне играть, – сказал Панфилов и, видя некоторую нерешительность собеседника, добавил: – Вы ничем не рискуете, генерал, – я умею держать язык за зубами.
– Пожалуй, вы правы, Константин Петрович. – Генерал знаком попросил официанта принести еще кофе, который подавался в этом заведении без ограничений, и принялся рассказывать: – Готов биться об заклад, что вам не раз доводилось проходить мимо одного из старинных особняков песочного цвета, что на Пречистенке. Когда-то в нем давали балы князья Всеволожские и московские красавицы одаривали благосклонными взглядами и улыбками лихих гусар. Но князья прокутили этот особняк, и спустя десятилетия он превратился сначала в штаб Московского военного округа – сперва царской армии, а затем уж Красной и Советской. У того здания нет известности, скажем, Лубянки, но сей факт совершенно не огорчает тамошних обитателей, потому что известность и слава в их работе – дело совершенно излишнее. В том здании, Константин Петрович, уже практически полстолетия размещается одно из самых секретных подразделений контрразведки. Одно время оно именовалось СМЕРШем, затем – особыми отделами.
– А сейчас?
– Сейчас это – Управление ФСБ по Московскому военному округу.
– Военная контрразведка? – присвистнул Панфилов.
– Совершенно верно. Это своего рода государство в государстве. Поверьте, даже внутри самой ФСБ совсем немногие могут похвастаться осведомленностью о нашей работе, то есть о работе особистов. Но вам я признаюсь, что занимаю там один кабинет, и кабинет этот, прямо скажем, исторический. Сидели в нем в свое время и Климент Ворошилов, и Георгий Жуков, и Семен Буденный, и даже Василий Сталин, когда командовал столичным округом Военно-Воздушных Сил…
– Интересный список. А сейчас там сидит…
– Фалунчук Валерий Андреевич. Генерал-лейтенант, пятидесяти семи лет от роду. Военный топограф по первой специальности.
«Теперь понятно, откуда эта обходительность и интеллигентность», – подумал Панфилов, а Фалунчук между тем продолжал:
– В военной контрразведке служу больше тридцати лет, а начинал когда-то оперуполномоченным, а теперь на должности начальника управления. Поверьте, Константин Петрович, деятельность наша – это своего рода наука. Поэтому особо ценятся у нас не мускульная сила, а интеллект. И чем выше положение сотрудника или агента, тем большие перспективы открываются перед ним.
– Какие же перспективы открываются передо мною? Боюсь, что на тридцать лет меня не хватит, – грустно улыбнулся Панфилов. – Воинское звание, как вам, наверное, известно, у меня невысокое. Кем я к вам поступаю, агентом или сексотом?
– Аббревиатура «сексот», к сожалению, обрела некий негативный оттенок, хотя первоначально значила не что иное, как секретный сотрудник. А без секретности, сами понимаете, нашим сотрудникам ну никак нельзя. Этого требуют наши цели и задачи.
– Какие же?
– Защита конституционного строя, борьба с разведывательной и подрывной деятельностью зарубежных спецслужб. Противодействие незаконному обороту оружия и наркотических средств. Борьба с террористами и незаконными вооруженными формированиями… Может быть, все это несколько пафосно или казенно прозвучит, но для решения наших целей и задач порой недостает таких людей, как вы, Константин Петрович. Скажу без обиняков, вы сегодня нужны нашему управлению, нужны государству. А государство оценит вас.
– Как сказали бы мои давние друзья, я буду работать под государственной «крышей»?
– В любом случае это лучше, чем ходить в телохранителях у какого-нибудь олигарха. Кстати, вы, наверное, заметили, что даже само это слово выходит из моды? Так вот, я предлагаю вам роль или должность вольного стрелка, вольного художника, если угодно.
– Переведите.
– Это значит, что вы вправе выполнять только ту работу, которая не противоречит вашим принципам и убеждениям.
– Любопытно, – произнес Панфилов, вытащил пачку «Кэмела» и прикурил сигарету. – И что же еще предполагается для вольного художника?
– Определенное финансовое довольствие, ну и, разумеется, конспиративная квартира в мансарде – «мастерская»…
– Что, освободилась после какого-нибудь Слепого, Святого или Шерхана?
– Какого Святого? – не понял Фалунчук.
– Да вот ехал я недавно поездом из Минска, так прихватил с собой в дорогу книжонку в мягкой обложке. Ну, знаете, из тех, что прочитал – и не жалко оставить в купе, а то и в мусор швырнуть. Так вот там главный герой, суперагент носил погоняло то ли Седой, то ли еще что-то на С… Но не в этом дело. Мне кажется, генерал, что вы чего-то недоговариваете. Доставайте из рукава карту.
– Какую карту?
– Да не топографическую, конечно. Доставайте тот козырь, с помощью которого вы предполагали, будем называть вещи своими именами, завербовать меня, заставить работать на свое управление.
Генерал Фалунчук насыпал сахару в свой дымящийся «эспрессо» и стал помешивать его.
– То, что я сейчас скажу, может показаться вам, Константин Петрович, невероятным и неправдоподобным.
– Ну, меня довольно трудно чем-нибудь удивить.
– И тем не менее. В одном из южных регионов нашей страны в поле зрения наших служб попал человек, который с весьма большой степенью вероятности может оказаться вашим младшим братом.
– Что?! Игнат жив?
Панфилов воскликнул это настолько громко, что сидящие за соседними столиками невольно обернулись.
– Но этого не может быть! – проговорил он тише. – Его сожгли в Пушкине, в котельной особняка проклятого отморозка Лабунова. Мне сказал про это урод-истопник. Да и сам я видел в топке обгоревшие кости бедного Игната и его подруги.
– Но трупов-то вы не видели, – мягко возразил ему Фалунчук. – А кости, кости могли оказаться чьими угодно, например, одного из лабуновцев. Вы же помните, как нещадно расправлялся главарь банды, той расстрельной команды, со своими «быками» за малейшее непослушание или провинность. И как можно верить бредням алкаша-истопника?
– И все же… Столько времени прошло. Почему он не подал весточки?
– Во-первых, вы, Константин Петрович, не сидели на месте. Меняли не только адреса, но документы и род занятий. Даже пластическую операцию сделали. Столкнись вы с братом где-нибудь на улице, и неизвестно, признал бы он вас или нет. А во-вторых, из чеченского плена не очень-то и сообщишь о себе…
– Так Игнат в плену? Его что же, переправили на Кавказ люди Лабунова?
– Скорее люди братьев Матукаевых. По крайней мере так утверждает одна небезызвестная вам особа по имени Лариса Быстрицкая. Она в свое время готовила на перерегистрацию учредительные документы компании «ТВ-город», в которой у вас были немалые интересы и которую намеревались отнять у вас братья-дагестанцы.
– Да, припоминаю, хотя я видел ее всего пару раз, и то мельком. Но по отношению к ней у Игната были, по-моему, самые серьезные намерения.
– Вы даже не представляете себе, насколько вы близки к истине. – Генерал едва заметно, лишь краешками губ улыбнулся в свои прокуренные усы и продолжил: – Во время переправки на Кавказ Игнат помог Ларисе бежать.
– Я могу ее увидеть?
– Почему бы и нет? Она живет в Москве, растит чудесного шестилетнего мальчугана – вашего племянника. Он даже назван в вашу честь Константином…
– Что ж вы молчали, почему сразу-то не сказали? – спросил Панфилов после минутного замешательства.
– Всему свое время, Константин Петрович. Время разбрасывать и время собирать камни, время работать и время отдыхать… Кстати, на послезавтра забронированы авиабилеты в Швейцарию для вас, Ларисы и Кости.
– Погодите, в какую Швейцарию?
– В самую обыкновенную, горную. Отдохнете, Константин Петрович, погуляете у знаменитых озер, а заодно и подучитесь, почитаете наши бумаги, – мягким, но не терпящим возражения тоном сказал генерал и положил на столик прямоугольничек визитки. – Это координаты моего заместителя. От него – все инструкции, детали и подробности. А о главном, я уверен, мы уже договорились…
Глава 1
В последние полгода не только его финансовые дела, но и весь выстроенный путем невероятных усилий бизнес оставляли желать лучшего.
Поначалу Виталий Джавадов считал, что это временные трудности. Бизнес, он и есть бизнес, – нечто среднее между войной и спортом, занятие не для слабых, и выживают в нем сильнейшие. В бизнесе взлеты, как правило, чередуются с падениями, но в конечном итоге все рано или поздно стабилизируется. Главное, считал Джавадов, как следует поднапрячься, с головой окунуться в работу, и твои труды будут вознаграждены по заслугам. Такое с ним случалось и раньше, но всегда, тьфу-тьфу-тьфу, обходилось благодаря его колоссальным усилиям, зверской работоспособности и умению трезво оценивать ситуацию. Джавадов любил и умел рисковать и почти всегда выигрывал. Но в последние шесть месяцев удача вдруг изменила ему.
«Может, пора уйти на покой?.. А может, и не стоит пороть горячку, а переждать этот неблагоприятный период? Отсидеться где-нибудь на Мальдивах или на Канарах, а то и просто на даче на Рублевке?» Эти мысли приходили ему в голову все чаще и чаще, и только природное упрямство мешало смириться с накатывающимся, словно альфальтовый каток, поражением.
На рынок цветных металлов, где Джавадов по праву главенствовал уже шесть лет, выбились горластые мордовороты нового поколения, для которых не существовало никаких общепринятых правил. Они не считались с авторитетами, и их главным девизом было иезуитское крылатое выражение: «Цель оправдывает средства». Он называл их «волками», но от этого не чувствовал себя лучше. Для того чтобы победить конкурентов, ему был необходим огромный кредит на покупку акций никелевого комбината. Этот кредит он мог довольно свободно получить в любом банке, благо репутация позволяла, но в конце концов пришлось бы платить по счетам. А Виталий Джавадов не хотел платить по счетам, потому что ему надоело работать на государство, надоело подпитывать конкурентов. Он сам любил охотиться по профессиональному признаку – на деньги. Любил выжидать, сидеть в засаде, ждать, пока конкурент созреет, чтобы сделать его зависимым партнером, взять «под крыло». А государство, пусть и усилившееся в последние годы, пусть и поставившее на место прессу – это, как бездонная бочка: сколько ни давай, все равно мало.
Прекрасно понимая, что это противозаконно, он все же связался с нужными людьми и попросил о встрече. К этому времени у него уже созрел план, каким способом добыть деньги, где получить этот жизненно важный кредит. Джавадов осознавал, что ему придется отстегнуть приличный кусок за сотрудничество, но это его особенно не волновало. Он не представлял своей жизни без этого бизнеса. Работа на износ доставляла удовольствие, ему нравилось зарабатывать и вновь вкладывать деньги.
Встреча должна была состояться на его даче, а точнее – в загородном доме на Истринском водохранилище в районе Куйбышевского гидроузла. Виталий Джавадов приехал туда за два часа до назначенного времени, чтобы отпустить лишнюю прислугу и в тишине поразмышлять над своими смелыми проектами.
Плеснул в высокий стакан своего любимого джина «Сиграмс», на треть разбавил его тоником «Швепс». Полюбовался, как весело запрыгали в стакане пузырьки голубоватого напитка, сделал крупный глоток «для прочистки мозгов» и принялся мерить шагами огромный холл.
Этот загородный дом был его гордостью, еще одним доказательством собственного превосходства над остальными смертными.
Уже за несколько километров до поселка, который населяли не менее значимые персоны, случайно заехавшему сюда человеку становилось понятно: нежатся ли в данный момент хозяева жизни на солнышке или считают свои денежки в столице. Вооруженная охрана контролировала дорогу от самого Ново-Иерусалимского монастыря и по рациям передавала номера машин, приближавшихся со спецпропусками к водохранилищу. Истра радовала самой чистой в Подмосковье водой, рыбалкой, катанием на яхте и на водном мотоцикле.
Дом из бруса, обложенный кирпичом, выделялся даже в этом элитарном поселке на знаменитой Рублевке – сорокаметровый холл, три спальни, два санузла, гараж на две машины, сауна и русская баня, бильярдная комната и тренажерный зал.
Джавадов пригласил самого модного в столице дизайнера, который отделал дом в соответствии с лучшими европейскими стандартами. Затем дом обнесли высоким каменным забором, окружили живой изгородью из туи, установили всякие мудреные электронные прибамбасы, которые лучше всякого сторожа реагировали на незваных гостей. Постоянную прислугу, которая согласилась бы жить в коттедже и зимой и летом, удалось найти довольно быстро – желающих подзаработать было пруд пруди. К тому же люди эти были не с улицы – пришли они по рекомендации давней подруги жены Джавадова Илоны, а приняты были после более чем основательной проверки.
Виталий Джавадов чаще всего приезжал сюда один, без жены и детей, чтобы отдохнуть от столичной суеты и насладиться полузабытыми ароматами соснового бора. Здесь он проводил самые важные переговоры, в этих стенах у него рождались самые гениальные идеи, и, наверное, пойдя на поводу у собственного суеверия, он назначил эту архиважную встречу именно на даче.
Около десяти вечера к воротам мягко подкатил «шестисотый» «Мерседес». Джавадов не услышал шума мотора, так как был занят своими мыслями. О том, что к даче подъехал автомобиль с оговоренными заранее номерами, ему сообщил по телефону охранник и, получив от хозяина «добро», пропустил долгожданного гостя на территорию.
Виталий все же здорово заволновался, когда скрипнула дверь и порог холла переступил высокий импозантный брюнет с черными густыми бровями и пронзительно-голубыми глазами. На его узком лице сияла самая искренняя улыбка, которая могла ввести в заблуждение кого угодно, но только не хозяина дачи.
Прежде чем обратиться к этому человеку, Джавадов попытался разузнать о нем все. Еще год назад он бы даже близко не подпустил сегодняшнего гостя к своим владениям, но теперь сложилась весьма пикантная ситуация, из которой без его помощи явно не выпутаться. Эти двое знали о существовании друг друга, были визуально знакомы, но впервые встретились в такой интимной атмосфере, как говорится, тет-а-тет, только сегодня. В холле, кроме них, никого не было, и в случае провала плана никто бы не смог подтвердить, что существовал некий заговор против государства.
Впрочем, это вряд ли можно было назвать заговором…
– Добрый вечер, – мягким, бархатным голосом поздоровался гость. – Я оставил своих бойцов по ту сторону двери… Надеюсь, с ними ничего не случится?
– На моей территории вам ничего не угрожает, – заверил хозяин и царственным жестом указал на мягкое кресло. – Проходите, присаживайтесь. – Затем он повернулся к столику, уставленному всевозможными напитками. – Джин, виски, водка?
– Спасибо, я не пью.
– А я себе налью, пожалуй.
Джавадов почувствовал, что начать предстоящий разговор труднее, чем он предполагал. Еще несколько минут назад ему казалось, что его план прост и удачен, но теперь засомневался, под силу ли простому смертному осуществить задуманное. Перед ним, вальяжно развалясь в кресле, сидел отнюдь не простой смертный. Перед ним, приветливо улыбаясь, сидел человек, у которого, так же как и у него, практически не бывало проигрышей.
«Из нас может получиться неплохой тандем, – подумал Джавадов, и эта мысль придала ему уверенности. – Союз ума, силы и власти должен принести дивиденды. Глупо не использовать такой шанс. Тем более что он может быть последним».
– Кажется, я догадываюсь, для чего вы пригласили меня сюда, – нарушил тягостное молчание гость. – И вы не первый, кто обращается ко мне с подобной просьбой… Неужели у меня настолько хреновая репутация? Неужели вы уверены, что меня можно купить?
Начало разговора хозяину не понравилось, но он был уже не в силах повернуть время вспять.
– Все в этом мире продается и покупается, – философски заметил он. – Да, мне потребуется ваша помощь, и я готов заплатить определенную сумму, если вы согласитесь со мной сотрудничать.
– Неужели у такого известного бизнесмена неприятности? – В голосе гостя послышался сарказм.