Меч возмездия
- -
- 100%
- +
В числе ученых было немало советских агентов. Они, как правило, не знали друг о друге. И работали на Советский Союз не за деньги, а исключительно за идею. Понимая, сколь разрушительное оружие вскоре окажется в руках США, они не хотели, чтоб оно стало инструментом политического шантажа. А кто мог тогда противостоять США? Только Советский Союз.
Теодор Холл пользовался огромным уважением коллег и имел допуск к самым секретным материалам. В операции «Энормоз» он получил псевдоним Млад.
С «Лесли» Холл встретился в Альбукерке, курортном городке недалеко от Лос-Аламоса. Она ждала его вечером на лавочке в парке. Придя на встречу, Холл увидел красивую статную женщину в безупречном костюме. Он передал ей непроявленную пленку. Как он потом рассказывал, таково было указание сверху, чтобы пленку в случае чего можно было засветить. «Лесли» положила ее в коробку с гигиеническими салфетками и ушла.
Это была Леонтина Коэн – еще один советский агент. В тот вечер, после встречи с Младом, она сразу отправилась на железнодорожный вокзал. Но на подходе к вокзалу увидела, что перед поездом у каждого вагона стоят полицейские и проверяют личные вещи у каждого пассажира. Мгновенно у Лесли родился план. Она дождалась, пока до отхода поезда оставалась минута, и помчалась к своему вагону. Полицейский ее остановил, она позволила ему обыскать свой чемодан. А потом сунула полицейскому прямо в руки коробку с салфетками, в которой была пленка от Млада, и стала изображать, что не может найти билет на поезд. Она судорожно искала его в дамской сумочке, пока поезд не тронулся. В ту же секунду она «нашла» билет, схватила чемодан и запрыгнула на подножку вагона. Коробка с салфетками осталась в руках у полицейского. Тот кинулся вслед за Лесли с криком: «Мадам, ваши салфетки» – и отдал ей коробку. Позже Леонтину спрашивали: «Почему вы были так уверены, что коробка в итоге окажется у вас?» Она отвечала: «Я знала, что настоящий джентльмен поступит именно так».
Американка Леонтина Коэн и ее муж Моррис работали на советскую разведку – как и Холл, работали за идею. Когда они познакомились, Моррис уже был нелегальным агентом (оперативный псевдоним Луис). Поначалу Леонтина ни о чем не догадывалась, пока Моррис сам во всем ей не признался.
Вот как рассказывали об этом сами супруги Коэн.
Леонтина: «Однажды Моррис пришел домой с букетом красных роз и украдкой положил их на столик в прихожей. Чувствую, что он вроде бы чем-то поделиться со мной хочет, а сказать не решается. Вижу, терзают его какие-то сомнения. И вдруг слова у меня будто сами вырвались: „Ну говори же, Бобзи“».
Морис: «Да, я тогда долго не мог решиться, привлекать или не привлекать Лону к сотрудничеству с советской разведкой. Я, конечно, понимал, что играть и дальше в прятки не имело смысла. А тем более мне к тому времени уже сообщили о принятом в Москве решении, согласно которому я и Лона могли вместе выполнять задания. Хорошая супружеская пара – это наилучший вариант для ведения совместной разведывательной работы».
Леонтина: «Он так и сказал: „Ты должна помочь мне, Лона: когда муж и жена будут заниматься одним делом, так будет надежнее и безопаснее для обоих“. Когда я спросила: „Зачем русским нужна разведка в Америке, когда у них идет война с Германией?“, он, не задумываясь, ответил: „Может, это прозвучит и странно, но для России разведка сейчас – это передовая линия обороны, и потому мы должны помочь ей“. – „Но ведь это же шпионаж?!“ – упрекнула я его. „Мне плевать, как это называется“, – ответил он».
Для супругов Коэн операция «Энормоз» была одной из главных в их жизни: они отдавали себе отчет в том, что от нее в конечном итоге зависела судьба всего человечества.
Супругов Коэн арестуют, когда операция «Энормоз» будет завершена. Это случится в 1961 году в Англии: там они продолжали выполнять поручения советской внешней разведки, изображая коллекционеров антикварных книг.
По словам Мориса Коэна, «книги – самая удобная вещь для передачи данных. Между строк можно писать невидимыми чернилами. Посылки можно спокойно отправлять почтой куда угодно. Книги не проверяют пристально. Получателю достаточно указать только зашифрованный номер страницы, где хранится скрытая информация».
За работу на советскую разведку в Великобритании Морриса осудят на двадцать пять лет тюрьмы, а Леонтину – на двадцать. В 1969 году их удастся обменять на арестованного в СССР агента МИ-5 Джералда Брука.
Теодор Холл тоже будет разоблачен в 1960-х годах в результате американской контрразведывательной операции «Венона». Но, поскольку сама «Венона» была засекречена и предъявить секретные документы в суде было невозможно, Холла не посадили, а просто уволили. Он уехал из Штатов в Англию и спокойно работал в Кавендишской лаборатории Кембриджа, пока в 1995 году не рассекретили документы «Веноны». Пикантные факты биографии Холла вспыли на поверхность, и в 1997 году он признался в том, что работал на советскую разведку. Холл был вынужден до конца жизни объяснять западным журналистам, почему принял такое решение. А после его смерти в 1999 году продолжила оправдываться уже его жена Джоан. В своих мемуарах она писала: «К октябрю 1944 года Тед принял решение передавать информацию о проекте Советскому Союзу. Когда я спросила его почему, он объяснил, что боялся, что Соединенные Штаты станут очень реакционной державой после войны и, имея ядерную монополию, начнут использовать это подавляющее преимущество, чтобы диктовать остальному миру свои условия».
Холл, Луис и Лесли были далеко не единственными агентами советской внешней разведки в «Манхэттенском проекте». Еще до официального начала операции «Энормоз», в конце 1941 года, в советское посольство в Лондоне зашел долговязый человек и попросил провести его к послу Ивану Михайловичу Майскому. Посетитель сообщил послу, что у него имеется для советского правительства важная информация о разработке ранее неизвестного в мире мощного оружия, что Англия разрабатывает его втайне от своего союзника СССР, и потому он решил эту несправедливость исправить. Это был немецкий ученый-эмигрант Клаус Фукс (в деле «Энормоз» фигурировал под псевдонимом Чарльз).
Фукс, выпускник Лейпцигского университета, осенью 1933 года бежал в Англию от разгула фашизма и гитлеровских репрессий. В начале 1941 года он, талантливый физик, примкнул в группе ученых, которые работали над уточнением критической массы урана и проблемой разделения изотопов. Так он оказался сначала в «Тьюб Эллойз», а потом в «Манхэттенском проекте». По иронии судьбе, переехав в Лос-Аламос, Фукс некоторое время жил в одной комнате с Холлом. Но о том, что они работали на советскую разведку, оба узнали только после того, как были разоблачены… Фукс передал СССР бесценные сведения о газодиффузионном методе разделения изотопов, назвал имена крупнейших физиков Европы, которые, как и он, спасаясь от фашизма и гитлеровских репрессий, эмигрировали в Англию и стали работать над атомным проектом. Это были Эйнштейн, Сцилард, Ферми, Франк, Фриш и многие другие.
Фукса арестовали в 1950 году, когда он уже вернулся в Великобританию. Соединенные Штаты требовали выдачи Фукса, но англичане отказали и тем самым спасли ему жизнь. Он был приговорен к 14 годам тюрьмы за шпионаж. Но вышел досрочно и уехал к себе на родину, в Восточную Германию, и до конца жизни занимался преподавательской деятельностью.
К работе над бомбой оказались привлечены многие физики и математики левых взглядов, которые «сливали» секреты «Манхэттенского проекта» СССР. Надо сказать, что и Оппенгеймер одно время симпатизировал коммунистическому движению, ФБР подозревало его в шпионаже в пользу СССР, и великого ученого даже «вызывали на ковер» в комиссию по расследованиям антиамериканской деятельности.
Все сведения, полученные нашими зарубежными резидентурами, тут же отправлялись в Москву. Причем в 1943–1945 годах из сотрудников курчатовской «Лаборатории № 2», которая занималась атомным проектом, к материалам дела имел доступ только сам Курчатов. Бумаги передавались ему лично под расписку. А работать с ними разрешалось только в Кремле или в специальном помещении, которое было отведено для этого на Лубянке. Причем к подготовке отзывов на эти материалы и оценок, а также последующих заданий разведке Курчатову не разрешалось привлекать ни секретарей, ни своих коллег. Два-три года он все это делал сам. Сведения, которые он получал от разведки, рекомендовалось ему передавать коллегам в устной форме и без упоминания источников.
В рассекреченных недавно документах дела «Энормоз» есть несколько сотен страниц, написанных от руки неразборчивым почерком. Это записки Игоря Курчатова со схемами, формулами, уточняющими вопросами. Часть из них была передана Курчатовскому институту, где в подземном бункере до сих пор стоит законсервированный первый советский ядерный реактор. Сотрудники Курчатова даже не подозревали о том, что эти записки вообще существуют. И, по сути, это написанный от руки первый советский учебник по ядерной физике.
После успешных испытаний первой советской ядерной бомбы РДС-1 (она была взорвана в 7 утра 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне) Сталин представил к наградам длинный список всех тех, кто участвовал в ядерном проекте. Известно, что Берия заранее подготовил этот список. И в случае провала он превратился бы из наградного в расстрельный.
Каково же было удивление Курчатова, когда он увидел в этом списке лишь пятерых разведчиков. Он, конечно, не знал их всех поименно, просто, увидев пять незнакомых фамилий, сразу понял – это разведка. В списке значились Семен Семенов (Твен), Анатолий Горский (Вадим), Александр Феклисов (Калистрат), Владимир Барковский (Джерри) и Анатолий Яцков (Яковлев). Курчатов прекрасно понимал, что на самом деле их – людей, которые все это время буквально впотьмах прокладывали путь советским ядерщикам, – было гораздо больше. Но, поскольку Курчатов лично общался лишь с одним человеком – Леонидом Квасниковым, – его глубоко потрясло, что в этом коротком списке не нашел его фамилии…
В тот момент Курчатов уже пользовался авторитетом невероятных масштабов и не побоялся обратиться к автору списка Берии с вопросом: «А как же Квасников?» Берия не нашелся что ответить и просто внес Квасникова в список задним числом…
Вернувшийся из тихоокеанского патрулирования американский метеоразведчик привез с собой пробы воздуха, взятые в районе Камчатки. Анализы этих проб не оставили никаких сомнений: на территории СССР произошел ядерный взрыв. Специальная экстренная комиссия немедленно доложила об этом Трумэну. Президент США был в глубочайшем шоке… Он понимал, что в эту самую секунду США утратили свое превосходство. В американской прессе началась истерия: «Невероятно, но Россия ликвидировала отставание, вызванное годами войны», «Советская атомная бомба положила конец американской ядерной монополии», «Рушится одна из главных подпорок „холодной войны“», «Большевики украли бомбу!»
В тот день, когда над полигоном Аламогордо поднялся первый в истории ядерный гриб, отец американской бомбы Роберт Оппенгеймер сказал: «Мы знали, что мир уже не будет прежним… Кто-то смеялся, кто-то плакал. Но большинство молчали». В том же молчаливом оцепенении пребывали ядерщики, когда с лица земли были стерты Хиросима и Нагасаки.
Более семидесяти лет назад ученые – создатели американской бомбы перевели стрелки часов Судного дня на три минуты до полуночи. Хотя и сами уже прекрасно понимали, что теперь в мире достигнуто равновесие. Опасное, но все же равновесие, которое сохраняется и по сей день.
Только двое участников операции «Энормоз» – Владимир Барковский и Александр Феклисов – дожили до звания Герой России. Остальным его присвоили посмертно. Как очень точно заметил в ходе разговора со мной во время съемок фильма об операции «Энормоз» директор Службы внешней разведки Российской Федерации Сергей Нарышкин, «семьдесят с лишним лет назад Третья мировая война закончилась, так и не начавшись. И во многом это заслуга советских разведчиков».
2021
Его звали Кент. Последний из «Красной капеллы»
В конце 1980-х годов наши кабинеты с Александром Филипповичем Катусевым, заместителем Генерального прокурора СССР, находились рядом – на пятом этаже в здании прокуратуры СССР по улице Пушкинская, 15-а. Так что встречались почти каждый день. Александр Филиппович был легким и жизнерадостным человеком. Много шутил. Часто до начала рабочего дня заглядывал на чашку чая и почти всегда рассказывал интересные истории или анекдоты. А один раз вообще удивил – «по секрету» спел частушку про перестройку. Было это, правда, летом 1991 года, когда он стал Главным военным прокурором. Сказал, что услышал ее от военных:
Перестройка – мать родная,Горбачёв – отец родной,На хрена родня такая,Лучше быть мне сиротой.Спел и пригласил меня к себе в Главную военную прокуратуру – сказал, что есть очень интересное реабилитационное дело, которым долго занимались военные прокуроры, и вот теперь процесс завершен. А так как дело чрезвычайно интересное, уникальное и касается человека с совершенно необыкновенной судьбой, надо бы, чтобы о нем узнала вся страна.
Вот так я впервые познакомился с этой историей.
А 8 августа 1991 года о нем узнала уже вся страна. «Известия» тогда сообщили:
«В ряд легендарных советских разведчиков, таких как Рихард Зорге, Николай Кузнецов, Рудольф Абель, вернулось еще одно имя – Анатолия Марковича Гуревича, больше известного в различных книгах и статьях под разведывательным псевдонимом Венсен Сьерра или Кент.
Оболганный и оклеветанный, преданный соратниками… он был одним из руководителей глубоко законспирированной советской агентурной сети, действовавшей в предвоенные и военные годы на территории Западной Европы, той самой, что гитлеровцы называли „Красная капелла“.
Гуревич провел три года в застенках гестапо, затем десять лет в сталинско-бериевских лагерях и через три года после освобождения вновь заключен под стражу уже в хрущевское время. Более 45 лет он носил несправедливое и позорное клеймо изменника Родины. Сегодня оно с него снято.
Огромную работу проделали сотрудники Главной военной прокуратуры, чтобы помочь человеку вернуть доброе имя, чтобы реабилитировать его подвиг».
Вскоре все граждане великой страны увидели по телевидению, как в здании Главной военной прокуратуры, что в переулке Хользунова недалеко от метро «Фрунзенская», седой 78-летний мужчина, не скрывая волнения, слушал обращенные к нему слова: «Дорогой Анатолий Маркович! Сообщаем вам радостную весть, что Постановлением Особого совещания при МГБ СССР от пятнадцатого января тысяча девятьсот сорок седьмого года к уголовной ответственности вы были привлечены необоснованно… В соответствии с пунктом один Указа Президента СССР „О восстановлении всех прав жертв политических репрессий двадцатых – пятидесятых годов“ от тринадцатого августа тысяча девятьсот девяностого года Гуревича Анатолия Марковича считать реабилитированным…»
Тогда в здании Главной военной прокуратуры СССР я и познакомился с Анатолием Марковичем. Потом мы часто встречались, несколько раз я был у него в Ленинграде в его скромной квартирке, где он жил со своей женой Лидией Васильевной, милой и скромной женщиной. Мы много говорили о прошлом, о том, что, пока есть возможность, надо, чтобы страна узнала всю правду о тех, кто боролся с фашизмом.
И здесь требуется сразу сказать об одном важнейшем обстоятельстве. Реабилитация Гуревича пришлась на чрезвычайное время – уходило с исторической сцены государство, за которое он боролся, от которого много претерпел. Оно погружалось в пучину истории под проклятия одних, угрюмое молчание других, безнадежные сожаления третьих… В эти времена, когда слышнее всего были голоса тех, кто требовал расправиться с ним окончательно, помнить только темное и злое, когда очень многие припоминали или придумывали нанесенные им обиды, Гуревич со своей фантастической и трагической жизнью показался кое-кому весьма удобным персонажем для разоблачения и предъявления счетов разрушенной родине. Им казалось, что уж ему-то жалеть нечего и некого.
Но эти люди ошиблись. Анатолий Маркович, столько перенесший и перестрадавший, вовсе не собирался отказываться от государства, которому служил, идеалов, в которые верил и которые защищал. Да, были люди, которых он мог обвинить в своих бедах, но он не ставил знак равенства между ними и своей Родиной. Уже в конце жизни, когда Гуревич с женой впервые приехали в Испанию к сыну Мишелю, с которым он не виделся сорок пять лет, им предложили остаться там навсегда, жить в просторной вилле с садом… Он поблагодарил и вернулся в свою маленькую хрущевку в Ленинграде. Почему? «Я просто не представляю себе, что мог бы жить в другой стране. Конечно, если бы это было по заданию, я бы согласился, – объяснил он. – Но просто так? Зачем?.. Родину ведь не выбирают, она же одна на всю жизнь».
Никакая конъюнктура не смогла заставить его переменить взгляды, подкорректировать свою жизненную позицию для того, чтобы «соответствовать». Когда на телеэкраны вышел фильм «Красная капелла», он позвонил мне. И всегда очень уравновешенный, спокойный Анатолий Маркович вдруг с возмущением стал делиться впечатлениями от увиденного. В конце разговора сказал, что написал гневное письмо его создателям:
«Я, Анатолий Маркович Гуревич, 1913 года рождения, единственный, кто остался в живых из участников „Красной капеллы“, с радостью и надеждой ожидал показа этого фильма. Возможно, не стоило надеяться на точность событий, на глубинное понимание профессии разведчика, но то, что пришлось увидеть, неприятно удивило.
Увы, к большому сожалению, события, о которых рассказано в фильме, абсолютно не похожи на те, что были на самом деле. Оказались искажены место действия, биографии разведчиков, в карикатурном виде была показана их личная жизнь. Тяжелая, изматывающая работа наших разведчиков, которые каждый день рисковали жизнью, была изображена как занимательная зарубежная поездка, при этом в фильме наши разведчики постарались нарушить все возможные правила конспирации, причем делали это очень красиво. От реальных событий остались только имена.
Конечно, если целью было опорочить работу нашей разведки перед началом и во время Второй мировой войны, представить деятельность разведчиков в стиле фильмов о Джеймсе Бонде, то эта цель достигнута. Понятно, что сценаристы и режиссеры имеют право на творческий поиск, можно снять патриотический фильм, можно на этом же материале поставить водевиль или мюзикл, а то и пародию на шпионские фильмы, но меня волнует другое – нужно ли показывать неправду, даже в интересах искусства?!. И как быть с теми людьми, многие из которых погибли, в том числе после жестоких пыток в гестапо, и которые не узнали бы себя в этом фильме…»
И дальше:
«И уж совсем непонятно, зачем в фильме персонаж Кент (то есть я – Анатолий Гуревич) произносит странные фразы о том, что „победу над фашизмом одержали англичане и американцы“, что „Шульце-Бойзен – авантюрист“, что он, Кент, „собирался с женой бежать в Австралию“. Зачем нужен этот бред?!
Шульце-Бойзен – настоящий герой, это человек, который не стал ждать падения фашизма, а сделал все, что мог, для подрыва мощи этого преступного режима. Если бы таких людей было больше, то миллионы жизней могли быть сохранены. И нужно ли порочить память о человеке, который был казнен в 1943 году по приговору военного суда Германии за деятельность в пользу СССР?»
Зачем говорить, что «победу одержали англичане и американцы», сегодня уже хорошо известно – чтобы опорочить, забыть подвиг советских людей, переписать историю войны, поставить на одну доску Сталина и Гитлера, вычеркнуть СССР и Россию, как его правопреемницу, из числа победителей. Но Анатолий Гуревич в такие игры играть не желал. Они возмущали его до глубины души.
«В жизни все было значительно сложнее и страшнее…»
Как-то во время очередной встречи Гуревич передал мне то самое письмо, которое написал после выхода пресловутого телефильма. В нем он по возможности кратко, но обстоятельно рассказал о своей работе разведчика, вокруг которой потом было сложено столько легенд, о которой ходило столько вымыслов и слухов. Письмо это практически неизвестно.
«Анатолий Гуревич (оперативный псевдоним Кент) в 1939 году проходил подготовку в разведывательной школе в Москве и 15 апреля 1939 года по заданию Главного разведывательного управления под видом мексиканского туриста выехал через Финляндию, Швецию, Норвегию, Нидерланды во Францию.
В Париже поменял паспорт мексиканского туриста на уругвайский, на имя Винсенте Сьерра, а затем прибыл в Брюссель, где встретился с Леопольдом Треппером (псевдоним Отто), который в 1939 году был руководителем резидентуры советской военной разведки в Бельгии, действуя в основном в целях легализации советских разведчиков, в том числе путем приобретения для них паспортов. Так началась моя работа разведчика.
Мне пришлось затратить некоторое время, чтобы легализоваться в Бельгии в качестве уругвайского бизнесмена. Для налаживания связей в различных кругах бельгийского общества, изучения этой страны и для приобретения экономических знаний, а также совершенствования знаний французского, английского и немецкого языков я начал обучение в привилегированной школе „Селект скул“ и в Брюссельском свободном университете.
В 1939 и 1940 годах я в качестве помощника резидента занимался расшифровкой указаний из Москвы, подготовкой донесений, предназначенных для передачи в Центр, путем связи с представителем Главразведупра в советском Торгпредстве Бельгии А. Большаковым. С сентября 1939 года, то есть с начала Второй мировой войны, наша резидентура получила задание осуществлять разведывательную деятельность.
В марте 1940 года мне пришлось выполнить особое задание Главного разведывательного управления – наладить прервавшуюся связь со швейцарской резидентурой, которую возглавлял Шандор Радо (псевдоним Дора).
Поэтому я выехал в Швейцарию, где встретился с Шандором Радо, научил его пользоваться новым шифром и передал программу радиосвязи с Центром, что обеспечило передачу очень ценной информации от наших разведчиков в Швейцарии в Москву вплоть до 1944 года. Не случайно после окончания войны некоторые иностранные аналитики не раз пытались доказать, что Вторая мировая война была выиграна в Швейцарии, а не на полях сражений.
Следует заметить, что такой организации, как „Красная капелла“, никогда не существовало. Это кодовое название сети антигитлеровского движения в Германии, присвоенное впоследствии разведгруппам в Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии. Каждая из резидентур имела собственную связь с Директором, так в шифрограммах именовался центр в Москве. Это были и радиосвязь, и другие каналы передачи информации.
Каждая разведывательная сеть была автономна и могла выходить на контакт с советскими разведчиками в других странах только по прямому указанию Москвы и в исключительных случаях. Поэтому разведчики не ездили друг к другу в гости, не дружили семьями, не делали коллективных снимков и не брали радиостанции у своих друзей, как это показано в фильме.
Возможно, это неплохо смотрится в кино, но совершенно не профессионально с точки зрения разведки. В фильме Леопольд Треппер, который, по мнению авторов фильма, руководил всеми советскими разведчиками в Западной Европе и возглавлял несуществующую организацию „Красная капелла“, показан очень эффектно. А что же было на самом деле?
В мае 1940 года Бельгия была оккупирована немецкими войсками, после чего Леопольд Треппер и некоторые разведчики вынуждены были покинуть страну, чтобы не быть арестованными гестапо как лица еврейской национальности. По решению Москвы Треппер выехал во Францию и возглавил там советскую резидентуру, а мне было приказано возглавлять бельгийскую резидентуру, так как уругвайские граждане не имели оснований бояться немцев.
Моя легализация прошла успешно, еще до прихода немцев мне удалось установить нужные связи. Перед оккупацией Бельгии ко мне обратился чешский миллионер по фамилии Зингер, с семьей которого я проживал в одном доме, с просьбой покровительствовать его дочери Маргарет Барча. Она недавно стала вдовой и, имея на руках сына Рене, не захотела эмигрировать в США со своими родителями.
Господин Зингер обещал передать мне деловые связи, которые не ограничивались только Бельгией. О состоявшейся беседе я сообщил в Центр и получил одобрение.
Благодаря помощи Маргарет Барча в январе 1941 года в Бельгии мною создано акционерное общество „Симекско“, президентом и директором-распорядителем которого я был избран, о чем было официально опубликовано в бельгийском „Королевском вестнике“. Это была торгово-закупочная организация со связями в ряде стран Западной Европы. Она заключала договора с солидными заказчиками, и в первую очередь с вермахтом – командованием немецких вооруженных сил, на оптовые поставки оборудования, расходных материалов, инструментов и различных бытовых принадлежностей.