Мертвецы из инета. Книга первая. Мёртвая бабка

В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.

В помещениях морга царила ночная тишина.

Молчал телефон, уже с час не принося известий об очередном «пополнении». Угомонился персонал, как всегда используя выдавшийся перерыв в поступлении «новеньких» для того, чтобы хоть сколько-нибудь покемарить. Не издавал ни звука Клякса, – обитавший во владениях патологоанатомов красивый чёрный кот.

Дежурные санитары, закрыв поплотнее дверь из своей бытовки в «холодную», – так они, из-за его низкой температуры, называли просторное помещение с железными шкафами для трупов, – не пуская к себе холод и постоянно присутствовавшую там трупную вонь, перемешанную со специфическим запахом формалина, расположились подремать на кушетках. Ещё до рассвета им предстояло снова, теперь, перед окончанием смены, уже по-полной, «впрячься» в работу, начав подготовку покойников к их выдаче родственникам, и пока ещё было время до начала помывки, одевания, гримировки и прочих процедур с «клиентами», санитары предпочитали отдохнуть.

Андрей, один из санитаров той смены, – молодой парень, подрабатывавший в морге для добавки к скромной, на его взгляд, стипендии студента медицинской академии, – всё ворочался и ворочался на своём обычном для таких «перекуров» месте, никак не находя для себя хоть сколько-нибудь удобного положения. Было жутко неудобно, хоть ему уже и сотни раз до этого приходилось точно так же на работе спать. И раньше никогда не мешали ни чрезмерная жёсткость «постели», ни отсутствие подушки, ни недостаточная ширина кушетки. Теперь же, наверняка из-за бессонницы, всё это замечалось по-особому остро. Сон совсем не шёл. В голову всё лезла и лезла всякая чертовщина…

Дело было в одном из вчерашних «приходов». Ребята, что передали им в начале вечера смену, такое о нём рассказали! А ведь санитаров морга в том, что касается их работы, вряд ли можно назвать людьми впечатлительными. Но тут впечатлило даже их. И не столько сами прибывшие в том «пополнении» покойники, – хоть и они тоже были из ряда вон, одна бабка чего стоила, – сколько история, которая их сопровождала.

Про поступившую в том «приходе» мёртвую старуху, равно как и про привезённых вместе с ней троих убитых полицейских, в морге рассказали водители и санитары доставивших тех мертвецов труповозок, присев ненадолго после разгрузки машин перекурить. Будто эта бабка, пролежав в могиле после собственных похорон почти две недели, каким-то непостижимым образом «ожила» и выбралась наружу. Причём ни о какой летаргии в её случае речи совершенно не было! Она заявилась домой, будучи самым настоящим, хоть и ходячим, и разговаривающим, и всё вокруг себя понимающим, трупом. Трупом, продолжающим разлагаться. Заявившись же, стала добиваться смерти своих, недавно её схоронивших, родных. А когда те вызвали полицию, мёртвая бабка голыми руками убила троих из прибывших на вызов стражей порядка! Трупы которых поступили в морг с ней одновременно. Причём, двоих из них она убила уже после того, как, став свидетелями смерти первого, остальные полицейские всадили в неё из своих автоматов не по одному десятку пуль.

Мёртвой по-настоящему та старуха оказалась лишь после того, как потом, увидев, что её бывшие домочадцы, спасаясь от неё, выбежали из дома, взяла да и выпрыгнула вслед за ними с балкона седьмого этажа…

«Когда её вчера доставили, – рассказывали уходившие со смены ребята, – трупу той престарелой особы и впрямь было уже не меньше недели. Ну никак не тянула она на умершую всего пару часов назад! Хоть именно тогда она и была расстреляна полицейскими, а потом ещё и разбилась!»

На то, что уходившие со смены санитары морга шутили, было абсолютно не похоже. А те уверяли, что было так же не похоже и на то, что шутили доставившие тот «приход» водители и санитары труповозок.

Заинтригованные такими рассказами, Андрей и его «напарники» по смене, едва только заступив, не утерпели и сразу же достали ту мёртвую бабку из шкафа, чтобы осмотреть самим. Труп и впрямь был ужасно изрешечён пулями и изорван разными другими повреждениями, которые были на нём почти везде, – на голове, лице, шее, плечах, руках, ногах… Какие-то ссадины, трещины, разрывы, вмятины… Но самое главное – раны те были совершенно бескровными и из них шло такое зловоние, что впору было надевать противогазы. Не говоря уж о других признаках уже не первый день протекавшего в трупе разложения мёртвой плоти. Глядя на всё это можно было с уверенностью утверждать, что все дыры от пуль, ссадины, трещины, разрывы и вмятины на теле бабкой были получены той значительно позже её собственной смерти. Словно кто-то поиздевался над её уже «готовым» трупом. Андрей и оба его напарника тогда полностью согласились с санитарами предыдущей смены – ну не могла эта бабуся быть убита только вчера! И то, что она в таком состоянии ходила, дралась, убивала, вообще не умещалось ни в какие рамки понимания. Ну как, как могла вчера всё это делать старушенция, умершая неделю, а то и больше, назад?! Ожила?! Бред какой-то. Бред и кошмар.

Бр-р! При мыслях о близости такой «клиентки» становилось жутковато. Впрочем, поспать всё равно было нужно, хоть назавтра был и выходной, и Андрей, перевернувшись с бока на бок, стал мысленно считать баранов в только что представленной им отаре овец.

Вдруг как-то необычно и противно завопил забытый в холодной Клякса. Его вопли были хорошо слышны даже сквозь плотно закрытую дверь. Да Клякса, будь он неладен, похоже, и вопил-то прямо под той дверью. Что такое? Его и раньше, бывало, забывали забрать к себе в бытовку, но он так никогда не орал.

Оба напарника Андрея старательно делали вид, что уже крепко спали. Никому из них, как и самому Андрею, не хотелось подниматься разбираться с котом, и поэтому каждый пока только мысленно ругался да надеялся, что с Кляксой «договорится» кто-нибудь другой. Или что он сам успокоится. Однако, противный кот затихать и не думал.

– Бры-ы-ысь! – первым не выдержал и, не вставая с кушетки, заорал на кота один из напарников Андрея, санитар предпенсионного возраста Петрович, что был в их смене старшим.

Вслед за его «брысь» об низ двери с громким стуком ударился запущенный Петровичем, в надежде напугать Кляксу, один из его ботинков. Однако, мерзкое животное не унималось.

– Вот гад! – теперь уже, тоже в полный голос, выругался Андрей, поднимаясь со своей «постели» и собираясь, рассердившись, вместо того, чтобы впустить в бытовку, выдворить Кляксу на улицу.

Его смятый клеёнчатый фартук стал распрямляться на нём так медленно, будто был недоволен, что хозяин не снял его перед тем, как скрючиться на «перекемар» в такой неудобной и для него позе. А Клякса, услышав, или как-то почувствовав, что кто-то из работников морга поднялся, завопил ещё громче.

Третий из санитаров их смены, – здоровяк Антон, – по-прежнему никак на всё это не реагировал.

Андрей вышел в холодную очень быстро и сразу же, чтобы не впустить кота, закрыл за собой дверь. Оказавшийся от неё в каком-то метре ощетинившийся и прижавший уши Клякса, увидев, что в бытовку было не прорваться, тут же метнул бешеный взгляд сначала на Андрея, потом, словно показывая ему на них, в сторону расположенных неподалёку шкафов с покойниками, и снова громко завопил.

И тут от тех шкафов явственно послышались какие-то странные звуки. Как будто там кто-то с чем-то начал возиться. Но ведь у шкафов никого не было, а сразу за ними была стена!

А может, это кто-то пытался открыть какую-то из их ячеек изнутри?!

При мысли об этом, на фоне всё не идущих из головы жутких рассказов ребят из вчерашней смены, волосы на голове у Андрей начали подниматься дыбом. Он весь внутренне похолодел. Теперь ему показалось, что шум доносился из той самой ячейки, в которую накануне была определена кошмарная бабка. А Клякса… При этих звуках он заорал ещё громче. Как, бывало, орал, выясняя отношения с соседскими котами. И даже отчаяннее. А едва замолчал, всё так же смотря в сторону шкафов с мертвецами, то сразу же выгнул спину и зловеще зашипел.

– Что-то я не понял, – пробормотал Андрей себе под нос, осторожно направляясь мимо Кляксы на тот шум.

Сзади него открылась дверь в бытовку. Выглянул Петрович.

– Ну чё тут? – на лице у него пока не было никакого беспокойства.

Однако, уже через пару мгновений по его выражению стало понятно, что старший санитар услышал доносящийся от шкафов для хранения трупов странный шум.

Клякса тут же шмыгнул между его ног в бытовку.

– Петрович! Что это? – послышалось от Андрея, который продолжал медленно приближаться к тем шкафам.

– Н-не знаю, – проговорил тот заплетающимся от растерянности языком, с недоумением смотря туда, откуда доносился тот шум.

– Странно, – снова пробубнил себе под нос Андрей, уже почти вплотную приблизившись к ячейке со страшной мёртвой старухой.

Ему не почудилось, шум действительно доносился из-за её металлической дверцы. Андрей остановился рядом, и тут… Звуки неожиданно стихли. Повисла напряжённая тишина, от которой кровь стала стыть в жилах.

И сам толком не понимая, зачем это делает, в следующую секунду Андрей открыл ту дверцу и потянул на себя расположенную за ней выдвижную платформу с трупом. Подавшись к нему с приглушенным металлическим лязгом, она через несколько секунд оказалась выдвинута до упора, открыв его взору лежавший на ней, теперь почему-то на боку, жуткий труп старой женщины. В нос сразу ударила исходившая от него кошмарная вонь…

И вдруг! Это произошло так неожиданно и было настолько ужасно, что Андрей в ту же секунду на добрые два метра отпрыгнул назад, едва удержавшись на ногах. Лежавшая до этого неподвижно покойница… Зашевелилась! А в следующие мгновения, резко перевернувшись на спину и согнувшись в пояснице, она уселась. Уселась и уставилась кошмарным взглядом своих мутных безжизненных глаз Андрею прямо в лицо.

Бедного Андрея тут же с головы до ног прошибло холодным потом. Он отказывался верить своим глазам. Хоть в памяти ещё и были так свежи рассказы об этой бабуле санитаров из предыдущей смены.

Что за чертовские проделки?! Неужели бабка и вправду полумертва-полужива?! Но как такое может быть?! Она ведь мертва! Мертва! Андрей и сейчас отчётливо видел на ней самые характерные признаки мёртвого тела, – уже вовсю происходившие там трупные изменения было не перепутать ни с чем. К тому же, на ней было столько никак не совместимых с жизнью телесных повреждений.

– Ни хрена себе, Петрович! – только и смог тогда, неожиданно охрипшим голосом, проговорить Андрей, на миг оглянувшись и увидев, что Петрович и уже даже Антон стояли перед входом в бытовку, остолбенев от ужаса и не веря своим глазам.

А жуткая покойница, между тем, стала зловеще озираться по сторонам. А потом и вовсе, издавая страшные хрипящие звуки, начала слазить с державшей её на себе выдвижной платформы на пол. И это было ещё более кошмарное зрелище! Кошмарное, и при этом ошеломляющее. Почти сплошь в дырах от пуль, неимоверно истерзанная ещё невесть чем и как, она просто не могла быть живой, а значит, не могла вот так, сама по себе, даже сидеть, не то что самостоятельно передвигаться. Но она это делала. И делала, в общем-то, довольно ловко.

Благополучно став ногами на пол, неведомо как ожившая бабка вдруг леденящим кожу хрипящим голосом что-то себе под нос проворчала. Кошмар! Она ещё и могла что-то говорить! А ещё через несколько секунд голова её повернулась ко всё стоявшему невдалеке Андрею. И теперь её жуткий взгляд на нём словно застыл.

Невольно задрожав от тут же ещё больше охватившего его ужаса, в следующий миг Андрей увидел, как ожившая покойница, вытягивая перед собой свои кошмарные, невесть чем изуродованные руки, шатающейся походкой медленно шагнула к нему.

– Петро-о-ови-и-ич! – не своим голосом заорал Андрей на весь морг, в страхе попятившись от шкафов с трупами.

А мёртвая старуха уже делала к Андрею ещё один шаг…

Глава 1. Бабушка

Консьержка опять была новая. При проходе мимо её окошка это сразу бросилось в глаза. Последнее время что-то часто они стали меняться. На этот раз какая-то старушка…

Сказав ей привычное «Здрасте», Оксана так же привычно скользнула к лифту. Лицо консьержки показалось знакомым. Неужели и впрямь она её знает? Вряд ли, скорее кто-нибудь из её домашних. А она просто где-то видела, как кто-то из них с ней здоровался. Нужно у бабушки спросить, она обязательно в курсе всех событий в подъезде, до мельчайших подробностей. Даже таких не особенно, на Оксанин взгляд, и заметных, как смена консьержа.

До седьмого этажа лифт домчал быстро. И вскоре Оксана уже стояла у двери в свою квартиру, где жила с мамой, – её звали Аней, – папой, – папу звали Олегом, – и старенькой прабабушкой Пашей. Ксюха называла её бабушкой. Хоть, если строго говорить, бабушкой она была только Оксаниной маме. А ещё у них был забавный кот Мячик, который был единственным членом их семьи, кому можно было рассказать абсолютно обо всём.

Звонить она не стала. Не хотелось беспокоить бабушку, которая наверняка сейчас, как всегда, сидела за компьютером и «ковырялась» в Интернете. Да и к тому же, войдя в квартиру незамеченной, можно было какое-то время провести одной. Пусть даже и не в своей комнате. А где-нибудь, скажем, на кухне или в гостиной. Не в своей потому, что компьютер, который, с некоторых пор, ни с того ни с сего облюбовала себе бабушка Паша, был Оксанин и, естественно, стоял у неё в комнате. И бабушка почему-то решила, что может теперь там «прописаться». Хоть у её правнучки, между прочим, ещё должно быть и своё жизненное пространство. Ну и «лазила» бы бабулечка по Интернету с папиного ноута. Или уж, на худой конец, только тогда, когда внучка была в школе. Нет же! Комп правнучки она облюбовала на все сто. Даже учётную запись в нём себе сделала.

Впрочем, любя свою бабушку, Оксана не возражала, и даже никогда не пыталась в своём компьютере в бабулины «владения» влезть. Посмотреть, чего там бабуля делала. Пусть себе «ковыряется». Хоть какое-то ей, бедняжке, отвлечение. А то ведь от таких мыслей, которые наверняка в её рассудке посеяли результаты последнего медицинского обследования, можно и с ума сойти. И недолгий уже остаток жизни вообще в психушке провести.

…Врачи сказали, что бабуле осталось недолго. Да это и по ней самой было видно. Она хоть и держалась настоящим молодцом, – в глазах у неё постоянно горел жизнерадостный огонёк, – но всё же угасала с каждым днём. «Предки» вначале хотели ничего Оксане не говорить, да разве ж такое утаишь! Поэтому тайной это в их семье не было. И жизнь их всех, может, только кроме самой бабули, превратилась в страшное каждодневное ожидание горя. И в такие же каждодневные мольбы «ну не сегодня!» Хоть бабушке и шёл уже десятый десяток лет от рождения, который, надо сказать, подходил к концу. Однако, если б не болезнь, она запросто могла бы и ещё, как минимум, один такой десяток радовать близких своими любовью и заботой…

Судя по молчанию телевизора, бабуля и впрямь сидела за компом, «копалась» в Интернете. «Ну и хорошо! – подумалось вошедшей в квартиру Оксане. – Пойду пока на кухню, посмотрю журнал.» Наташка Иванова, одноклассница, ей такой клёвый журнальчик до завтра дала. «Бактерии моды»1, последний номер. И как только каждый раз успевает раньше всех раздобыть? Оксана-то к киоску, где его можно купить, самое скорое, только в ближайшую субботу попадёт. Да и то, если захочет с предками за продуктами ехать. Специально туда «тащиться», пусть даже за «Бактериями моды», было как-то неохота.

Общаться ни с кем не хотелось. Даже с Мячиком, который был тут же нещадно из кухни выдворен, на что в ответ он обиженно мяукнул. Поэтому было даже хорошо, что бабушка «зависала» в интернете. Напившись воды и расположившись за столом, – опять бабуля будет ворчать, что не переодевшись в домашнее, – юная красавица принялась с упоением листать журнал. И время пошло незаметно.

* * *

За чтением Наташкиного журнала прошло не меньше двух, а то и трёх, часов. Интереснейший «Бактерии моды» был зачитан почти до дыр, – так, по крайней мере, казалось самой Оксане. И картинки, и всё остальное в нём она уже знала почти наизусть, а бабушка из её комнаты на кухню или ещё хоть куда-нибудь всё не выходила и не выходила. О том, что она была дома и с ней всё было в порядке, с самого начала говорили её периодические старческие покашливания и какое-то неразличимое ворчание, и поэтому она не беспокоилась. Вот только что-то уж долго бабуля ни попить, ни в туалет.

Поднявшись со стула, Оксана вышла из кухни. Листать журнал надоело, и она, наконец, решила открыться бабушке, что была уже дома. Знала бы та об этом раньше, компьютер бы уже давно оказался заброшен. Было даже немного совестно, что бабуля оставалась в неведении. Впрочем, так было уже огромное множество раз, когда внучка её так же неслышно приходила из школы. Увидев её позднее, бабушка всякий раз думала, что она пришла только что. И не говорить же было Оксане в таких случаях, что дома она была уже минимум с час! Зачастую вот так же, на кухне или в гостиной, когда где придётся, она даже уроки успевала сделать.

Ну такой Оксанка человек! Что тут можно было поделать? После школы ей всегда, почему-то, хотелось побыть одной. Хоть немного.

– Привет, бабуль! – привычно, едва только войдя в свою комнату, она швырнула школьный рюкзак в угол. – Что интересного «накопала»?

Говорить приходилось громко, бабушка плоховато слышала. Краем глаза взглянув на монитор, Оксана заметила, что бабуля что-то на нём спешно закрыла. У бабушки от неё тайны?! Вот те раз!

Хитро улыбнувшись, Оксана подошла к бабе Паше бочком.

– А что это ты там от меня прячешь? – таким же хитреньким, как и её улыбка, голоском спросила она у бабушки, обнимая её за худенькие плечи. – Покажи-покажи! Уж не жениха ли ты себе завела? А? Ты ведь у нас красавица, да ещё одинокая!

– А ну, кыш! – бабушка сделала лицо нарочито сердитым, шутя отталкивая от себя внучку. – Сказала тоже – одинокая! Чего это я одинокая? У меня вы есть!

– Ну, не сердись, – Оксана испугалась, что бабушка обидится. – Это я так. Пошутила. Спрятала же ты от меня что-то!

– А у меня что, секретов быть не может? – бабушка всё продолжала «сердиться».

– Может-может! Успокойся, родная ты моя, – Оксана принялась утешать бабулю, как маленькую. – Пойдём-ка лучше обедать. А то уж и вечер скоро. Ты, небось, с утра ничегошеньки не ела.

– Ага! Как же, – лицо бабули потеплело. – Я после магазина всегда что-нибудь жую.

– И что ты ходишь в этот магазин? – уже выходя на кухню, проговорила себе под нос Оксана. – Ведь закупаем всего на неделю. А хлеба папа каждый день после работы привозит.

– А ты бы хотела, чтобы я носа из квартиры не казала, – глуховатая бабушка то, что было ненужно, услышала, как всегда, отлично. – А молоко? А конфеты? А Мячику кто в прошлую субботу еды купить забыл? А? А консьержа кто проведает? А?

Говоря это, бабушка наступала на внучку, шутливо выставив перед собой пистолетом указательный палец.

– Кстати, о консьерже, – весело рассмеялась Оксана. Она обожала бабушку за её весёлый характер. – У нас опять новая консьержка. Ты видела?

– А то! – бабуля усмехнулась, немного покачав головой. Видно, вопрос внучки её немного задел. – Я да не увижу. Между прочем, её Ольгой Пантелеевной зовут. Это чтоб ты знала, как обратиться к ней, в случае чего.

– А прежняя куда же делась? – Оксана спрашивала, хоть ей это было и не особо интересно. Так, чтоб поддержать разговор.

– Нашла себе поближе к дому подъезд. Я с ней разговаривала как раз во время её последнего дежурства. Мы ещё чаю попили на прощанье. Жалко, такая душевная женщина.

– А эта, что теперь? Не душевная? – Оксана уселась за стол, зная, как бабуля любила сама всё подавать.

– Не «эта, что теперь», а Ольга Пантелеевна. Я тебе только что говорила, – бабушкин голос стал нравоучительным.

– Ну, не занудствуй, ба, – Оксана сделала лицо жалобным. – Я не забыла.

– Тогда и говори, как положено, – бабуля уже разливала по тарелкам сваренный ею, а значит вкуснющий, борщ.

И тут Оксана обратила внимание на то, как тряслись её руки. Она с трудом удерживала в них в одной тарелку, а в другой половник. Ещё вчера такого не было. Её милая, любимая бабушка таяла прямо на глазах. Оксана заметила, что и на ногах-то её бабуля в тот день уже держалась с трудом.

– Бабуль! Ты сядь. Давай лучше я за тобой поухаживаю, – Оксана вскочила на ноги, мысленно ругая себя за несообразительность.

– Да уж… Пожалуй, – с трудом поставив наполовину пустую тарелку на стол, бабуля тяжело опустилась на стул. – Сюда больше не доливай. Это мне, а мне хватит.

Налив борща во вторую тарелку, Оксана уселась напротив.

– Тебе очень плохо, ба? – на лице заглядывавшей бабушке в глаза Осанки было написано выражение огромного беспокойства.

А лицо бабули… Вопреки ожиданиям Оксаны, оно вдруг сделалось озорным и, вместе с тем, упрямым.

– Я ей всё равно не дамся! – вдруг, совершенно неожиданно, заявила она, глядя внучке прямо в лицо. – Ещё посмотрим…

– Что? – Оксана посмотрела на бабушку с беспокойством. – Кому не дашься, бабуль?

– Известно кому, – бабушка усмехнулась. – Кто уже скоро за мной придёт? Ей, костлявой.

При этих бабушкиных словах по Оксаниной спине пробежал неприятный холодок. Ведь было понятно, кого бабуля назвала костлявой! Сразу захотелось её обнять, утешить. Только вот как её было утешить? Любые слова – ведь это только слова.

А бабушка, было видно, что-то себе надумала. Что-то ведь значили её такие странные слова.

– А как ты ей не дашься? – вопрос Оксаны прозвучал очень робко.

«Ей»… Оксана словно признала, что «она», действительно, уже скоро за бабушкой придёт.

– А ты мне поможешь, – бабушка хитро на внучку посмотрела.

– Я?! – Оксана опешила.

– Ага! Ты! – бабуля засмеялась.

– Но как?

– Да сама потом поймёшь, – последние бабушкины слова прозвучали загадочно.

– Когда потом? – Оксана была по-настоящему ошарашена.

– Потом – это потом! Когда время придёт, – тон бабушки вдруг стал категоричным. – А сейчас – хватит об этом. Ешь давай. Борщ и так был холодным, а скоро уж и льдом покроется.

Оксана вздохнула. Она была и рада прекращению того разговора, и не очень. Последнее потому, что многое, что её волновало, так и осталось неясным. Однако, первое всё же было сильнее, очень уж тяжело ей было об этом говорить. И не став больше ни о чём спрашивать, внучка принялась хлебать и впрямь уже почти «замерзший» борщ.

Глава 2. Похороны

Слёзы безжалостно душили Оксану. Бабуля! Бабулечка! Ты всё-таки ушла… А говорила: «Я ей… не дамся!» Впрочем, разве ж в силах ей хоть кто-нибудь на Земле противостоять!

На кладбище «Скорбная тишина2» было немноголюдно. Как и на самих бабушкиных похоронах. Друзей, да и просто знакомых, у бабули было мало. А тут ещё погода выдалась морозной и ветреной. Было очень холодно, и это тоже в немалой степени поспособствовало тому, что проводить её в последний путь почти никто не пришёл. Среди тех же, кто там был, к месту оказались не все. Это точно знала Оксана, потому что невзначай от каких-то двух незнакомых старушек услышала, что, мол, покойница и так хорошо пожила. Немало, в смысле. Да что они понимают! Таким людям, какой была её прабабушка Паша, жить надо намного дольше. Её ведь все так любили. Ах, если б это зависело от того, как сильно человека любят!

Пришла пора проститься навсегда. Словно напоминая об этом, с неба посыпался противный колючий снежок. Разгоняемый ветром, он забивался в выглядывавшие из-под шапки волосы, лез в глаза, нос, уши, стремился пробраться за воротник. Рыдающая мама склонилась над гробом и взяла руками покойницу-бабулю за её худенькие плечи. Как-будто хотела омыть усопшую своими слезами. Казалось, её оголённые пальцы и не замечали мороза и ветра со снегом. Под одну из рук её поддерживал так же переполненный горем Оксанин папа. С другого бока подошла плачущая Оксана.

Маму долго никто не решался хоть немного поторопить. Склонившись над телом бабули, она всё плакала и плакала, и никак не могла отойти. Сыпавший с неба снег успел сделать её похожей на снеговик. Впрочем, не её одну. Наконец, папа смог поднять её от покойницы. Зарыдав в полный голос, мама всё-таки отошла в сторонку. Настал черёд проститься с умершей бабушкой Оксане.

Стоя у гроба, Оксана с болью уставилась в такое родное и любимое лицо. Вот и всё, бабулечка, вот и всё. Больше мы с тобой никогда не увидимся. И ты больше никогда не наставишь на меня пистолетом свой палец. И никогда не зайдёшь с моего компа в Интернет. Никогда, по крайней мере, в этой жизни. Такое родное лицо бабушки, после смерти, стало бледным, холодным, с обострившимися чертами. И при этом оно стало ещё и… Каким-то помолодевшим, что ли. На нём теперь отчего-то стало меньше морщинок. Кожа разгладилась и натянулась. И была словно изо льда. Холодные белые снежинки, те, что не смог унести ветер, садясь на неё, оставались невредимыми, ибо под ней уже не было тепла, чтобы их растопить.