«Три кашалота». Кровь червячных нор. Детектив-фэнтези. Книга 8

I

Генерал Георгий Иванович Бреев прохаживался по просторному кабинету, думая о своем брате, участвующем в комиссии по внесению поправок в Конституцию России. «Ну, Григорий Иванович, не подведи! – говорил он. – И о моей просьбе не забудь!..» Оба они, имевшие разных отцов, – так распорядилась судьба, – были Ивановичами и в чем-то похожими именами и даже фамилиями: младший был Бодреев. Отец Бреева, коренной москвич, был назначен прокурором в одну из северных окраин, в Ненецкий автономный округ, где героически погиб, оставив жену с малолетним сыном. Там он и был похоронен. Бреев не раз посещал те края, места своего детства, и даже пережил бурный роман. Брат Григорий, сын известного конструктора подземных комбайнов, появился на свет на десять лет позже, в Норильске. Сейчас ему не было и тридцати, но он уже был известным специалистом, работал в арбитражном суде, имел ученое звание доктор юридических наук. Учился он у знаменитого профессора Митина, и с группой ученых внес предложение о внесение в основной закон статьи, исключающей передачу российских земель иноземцам на каких бы то ни было условиях. И вот он, Георгий, попросил брата поспособствовать включить в проект конституции некоторые дополнения о защите северных шельфов, показавшиеся ему очень важными: чтобы все земли России считались открытыми местными народами с русской душой – душой, изначально воспитанной на справедливости и уважении ко всем людям. Чтобы ни один потенциальный интервент не посмел бы даже заикнуться о том, что если бы он пришел на земли российских народов прежде русских, то эти земли сейчас же стали бы английскими, голландскими, шведскими и прочими, и все были бы счастливы. Ничего подобного! Известно ведь, что натворили эти завоеватели, как ненасытные волки и гиены, охватив кровавым воем бескрайние просторы индийских и индейских цивилизаций, – истерзали многие миллионы душ коренных племен. И вот теперь нацелились на народы России: в отчаянной попытке урвать хоть что-то издалека, не надеясь на победу в открытой войне с державой, имеющей не только ядерный щит, но и супербыстрый ядерный кинжал. Он вспарывает брюхо мгновенно, от плеча до пояса, без всякой надежды зверя: «Авось да пронесет!»

«Эх, если бы чуточку раньше!» – подумал Бреев. – Хотя… Возможно, как раз эта статья о неприкосновенности российских земель по всему ее шестидесяти тысяч километровому периметру и переполошила так западников, послужив спусковым механизмом. Мир вновь огласил жуткий вой: дьявол наживы за чужой счет увидел, что Россия огораживает себя капканами, и наслал на нее целую орду новых бесов, строящих козни под хитрыми личинами «желания России добра» и даже «патриотизма». От того-то сейчас для них, как создавалось впечатление, и не существовало никаких преград. А под шум о внесении поправок в конституцию предъявлялись претензии: что в России, мол, нет ничего русского, нет и самого государства Российская Федерация. Иные, объявив себя патриотами, обвиняют правительство, что не обращает себе в пользу десятки миллионов жертв россиян, тогда как о каждом погибшем можно было бы сделать кровавый документальный фильм, а обо всех битвах создать множество не менее кровавых киноэпопей. Этой справедливости, якобы, требует западный мир, в то время как сам этот мир ревниво следит за тем, чтобы нигде и ни при каких условиях не создавалось картин массовой гибели его собственных солдат. Пролитая кровь западного солдата священна, и память о ней не должна опошлять чуждая, вражья слеза. Появились патриоты, считающие истинными россиянами только погибших в боях и умерших в бесконечной нужде поколений. Но оттого, что среди живых «истинными» посчитали лишь тех, кто, наконец, научился жить легко и без совести, нетрудно догадаться, какие силы стоят за такими «патриотами». Вместе с тем, возникло множество движений потомков умерших в России иностранцев, претендующих на владение разными ее территориями. Особенно тех потомков, чьи предки служили династическим дворам, открывали новые земли, острова и моря. Среди них неожиданно всплыла и фамилия Морганов, подающих пиратское прошлое своих предков, как задание английского двора навести в мире порядок, включая Россию. Приводились убедительные примеры, поднявшие на ноги весь ученый мир и разделивший его надвое: на русофилов и русофобов. «Да, имело место, – убеждали русофобы, – когда Генри Морган, известный кровавый корсар, был назначен губернатором Ямайки и навел вокруг порядок, разбив и в море все пиратские корабли». «Ладно еще не забываете о том, что душа человека просит справедливости, а не зла! – наивно вступали в дискуссии русофилы. – Еще хоть в чем-то ищете оправдание, хоть чем-то стараетесь прикрыть свершенное зло, значит, не все потеряно!» – «Да, но какие основания имеют Морганы претендовать на северные земли от Беломорья и на восток, через земли ненцев и всех прочих до самых чукчей?!» – вступали в спор другие, озвучивая новую порцию вброшенной чуши, и тем подливая масла в огонь, еще более все путая и усложняя. Это означало, что подготовка пиратского нападения на Россию по всем фронтам явно началась. Систематически объявлялись Дни западного землячества, проводимые теми, кто учился за пределами России, кто теперь отрицал национальные ценности, отечественные дипломы и свидетельства об образовании. Все это была «пена», «пятая колонна», она была не страшна России; но все шире это вовлекало в свою сферу работу всех служб государственной безопасности.

В сводках, поступающих в ведомство генерала Бреева «Три кашалота», озвучивались случаи находок якобы старинных и очень ценных иноземных монет, главным образом, золотых дублонов различного веса, чеканившихся в разные века. Находившие эти монеты часто несли околесицу о богатых предках и предъявляли документы на владение землями, которые, правда, не всегда являлись фальшивками. Включившаяся в розыск полиция вскрыла, что некоторые из этих людей считались погибшими или пропавшими без вести, а теперь вдруг восстали из неведомого темного царства. Еще раньше уже было заведено дело о «мертвых душах» – гражданах с переформатированным сознанием, служивших у разных воровских шаек, мошенников всех мастей, у попрошаек, вымогателей и прочих. Началась разработка по выявлению тех из них, кого воровской и шпионский мир готовил для службы в различных институтах и ведомствах, и даже в органах государственной власти. Корни этой вербовки уходили в десятилетия назад.

Невольно генерал Бреев вспомнил коллегу брата, с которым Григорий оканчивал вуз, а затем работал в арбитражном ведомстве. Теперь этот коллега, Захар Тамиашвили, сын известного и уважаемого адвоката, специализировался на ведении дел спорных земельных участках со следами любых подземных работ, будь они хоть следами копки под личные клады.

В ведомстве на это обратили особое внимание, и полковник Халтурин уже отчитался, что Тамиашвили пытается протиснуть в повестку обсуждения поправок в конституцию свою поправку, согласно которой на любой участок, имеющий свидетельство иноземного следа, может претендовать доказавший свои права на него любой иностранец. Прежде Тамиашвили умудрился защитить диссертацию на тему законного права иностранцев в России на кладбища предков и придания этим землям статуса неприкосновенности, которое имеют посольства. Позже, являясь адвокатом общества потомков погибших у Таймыра моряков из Женевы, захороненных возле современного Норильска, он выиграл дело – кладбище было передано женевской стороне, останки моряков перевезены в Женеву, а на том месте вырос мемориал, весьма напоминающий бетонную локационную установку.

«Разобраться бы, отчего в «Севфлоте» не копнут это старое кладбище!» – машинально подумал Бреев.

И хотя ведомство генерала не специализировалось на разоблачении и поимке преступников всех мастей, оно, занимаясь поисками драгоценностей для пополнения золотовалютного фонда страны, не могло вести эту работы без работы ее особой службы оперативного расследования криминальных аномалий «Сократ». Возглавляемая опытным специалистом полковником Халтуриным, эта служба все чаще вскрывала веерные следы объединенных преступных групп, но подключалась к активному поиску лишь тогда, когда это обещало выполнение плана по вскрытию драгоценных кладов, будь то старинные сокровища или вновь открытые золотые пески и рудники. Если в криминальных делах оказывались даже незначительные намеки на будущие находки драгоценностей, «Сократ» также мог взять расследование дела на себя. Генерал Бреев, когда чуял успех, набрасывался на добычу, как коршун или как лев, зорко и терпеливо ожидавший жертву из своей засады. Но если погоня за преступниками обещала быть долгой, он без колебаний переправлял дела в полицию и прокуратуру. Главное для него был план по драгметаллам и самоцветам.

«Норильск! Все же позвал меня. И, чую, неспроста!» – произнес генерал, тихо ступая по ковру своего просторного кабинета, уверенный в своей выправке, воле и неотразимом взоре, имеющем способность испускать внутрь и наружу импульсы переваренных фактов, как испускает лучи огромной энергии, выталкивая в противоположные стороны, любая космическая черная дыра. Его мозг, как мозг любого аналитика, требовал не прямолинейности, а следов тех «червячных нор», которые могли привести к результату в искривленном мыслью пространстве. Через парадокс, часто выраженный долгим и нудным обсуждением, казалось бы, второстепенных вещей. Но ежедневная практика этой работы доказывала, что метод верен. Помимо анализа аналитиков результат помогала выдавать любая сильная машинная система. Немного удивленный совпадением собственных мыслей и факторов, Бреев покачал головой. Пришла сводка, что на аэродром города Норильска, преодолев из Красноярска полторы тысячи километров, сел самолет в сложной ситуации, когда вроде бы ничто не предвещало неожиданностей. Однако внезапно налетевший ветер приподнял самолет и отбросил его далеко в сторону. Сильно пострадали несколько пассажиров, отстегнувших ремни безопасности без команды стюардов. В карманах пострадавших, уже в больнице, обнаружили золотые монеты, редкие «женевские дублоны». А когда пассажиры вышли из самолета, то увидели, что земля вокруг усеяна какими-то личинками и останками крупных, до пятнадцати сантиметров, стрекоз, а также следами блестевшего серого песка, оказавшегося россыпью мельчайших платиновых самородков, занесенных сюда ветром – не понятно как и откуда. Такие образцы встречались только в древних элювиальных песках исчезнувших морей, озер и рек. Как сообщили свидетели из норильчан, потоки бури вначале пошли со стороны старых шахт в полузаброшенной части города с кварталами невысоких зданий сталинской и хрущевской эпохи. Следовательно, где-то там вскрылись участки дна древних водоемов с залеганием песчаных пластов платиновых месторождений. Вновь мелькнула знакомая фамилия предпринимателя Владимира Бецкого, уже работающего в Норильске.

«Да, но откуда об этом мог узнать наш старый фигурант?!.. И почему он так кстати постоянно вертится под ногами?!..»

II

По одной из последних сводок, жительница подмосковных Вербилок Виталина Маргиналова, находящаяся на обследовании, обнаружила себя в склепе. Рядом в гробу лежал ее, сутки тому назад погибший, жених. Она вспомнила, что кем-то была принуждена охранять его. Но вдруг эта напасть в голове исчезла, и со страху она стала колотить в стенки склепа. Одна стена развалилась, и она оказалась в помещении с лестницей, ведущей наверх. В помещении стояли урна, портрет ее жениха в черной рамке, а в углу на большом камне для жертвоприношений лежало растерзанное тело, и повсюду на полу виднелись следы ботинок, топтавших кровавые лужи. Не помня себя от ужаса, она выкарабкалась наверх, и ноги ее еле доплелись до полиции. Уже в клинике в ее одежде нашли золотой дублон. В тот же час пострадавшую навестил невесть откуда взявшийся адвокат, после чего она заявила права на этот кошмарный участок со склепом. Участок, как оказалось, был едва не затоплен находящимся чуть поодаль небольшим болотом. На болоте с целью его осушения начались экскаваторные работы. Из небольшой вырытой траншеи уже было зачерпнуто несколько ковшей сухой земли, когда вдруг у края болота появился какой-то человек в сутане и клобуке, видно, шедший по тропинке, машина газанула, повернула борт, задела его, он упал в болото и едва в нем не увяз. Экскаваторщик со страху зачерпнул его железным ковшом, едва совсем не утопив, и вынес вместе с центнером грязи на берег. В илистом грунте оказалось несметное количество личинок стрекоз и несколько золотых монет с изображением пирата Моргана; на гурте, то есть, ободке монет имелись риски, напоминающие тех же стрекоз. Священник не помнил своего имени и утверждал, что шел в какой-то подвал или погреб, чтобы подписать петицию на права обладания землями какими-то маргиналами. Затем, все еще находясь на обследовании, он от имени какого-то Моргана, вдруг также заявил права на земли деревянного храма в Новодвинске, а также свои права на какой-то погреб, только бы теперь самому вспомнить, по какому адресу и откуда именно он направлялся в тот злополучный час.

При анализе местности, выяснилось, что на месте болота возле уже не существующей железнодорожной платформы когда-то стояла небольшая деревянная водонапорная башня, а рядом – зерновой склад. В округе было много голубятен, и над этим местом кружили стаи птиц, пока однажды башня ни рухнула, и на ее месте ни образовалась невысыхающее озеро, ставшее болотом. Теперь в нем водилось множество насекомых и редкого вида стрекоз – песчанок… Норильские события и события в Подмосковье имели несомненную связь. И если стрекозы здесь могли быть фактором совершенно случайным, то распространение по России золотых иностранных монет, стоящих своих денег, несло в себе зловещий оттенок и требовало глубокого анализа.

Бреев посмотрел на часы. В тот же миг дверь в его кабинет открылась, и секретарь впустила сотрудников на совещание.

– …Эти насекомые встречаются в озерах и болотах вблизи полиметаллических драгоценных месторождений! – говорила, стараясь своим словам придать больше веса только что назначенная начальником отдела идентификации и сверки данных «Исида», повышенная в звании, старший лейтенант Лидия Сметанчикова, – Эта уникальная среда образуется, когда богатые минералами выбросы земных недр попадают в трещины земной коры, застывают в жильных рудах, а затем перемалываются временем, превращаясь в песок и пыль…

Генерал по привычке вышагивал свои метры по кабинету. Нередко он едва ли не формально собирал у себя представителей разных отделов, уверенный, что аналитики во всем разберутся и без него. Работа ведомства «Три кашалота» была отлажена, как хорошие часы. Но сейчас он старался не пропускать ни единого произносимого слова.

Жилы, о которых шла речь, обычно содержали свинец, цинк, медь, серебро, но золото очень редко. Однако информационная система «Сапфир» не упускала важных деталей, дающих возможность ухватиться хоть за какой-то след. Заинтересовала поставка на старый склад драгоценного полуфабриката – амальгамы после переработки полиметаллических руд для извлечения золота на аффинажной фабрике. Следы таковой нашлись здесь же: фабрика до сих пор функционировала в стенах старой приземистой однокупольной церкви, превращенной в обычное двухэтажное здание, только вместо куполов торчали трубы, и они дымились. Принадлежала фабрика фигуранту по старым делам предпринимателю Владимиру Бецкому, который сейчас налаживал какой-то новый бизнес и в Норильске Красноярского края, богатом на запасы полезных ископаемых и на секретные ракетные базы. Отец Бецкого, как оказалось, был в прошлом известным конструктором-ракетчиком, одним из тех, благодаря которым сегодня удалось опередить врага в изготовлении суперзвукового оружия. И вот, предприимчивый сын конструктора, благодаря отцовским связям, сумел-таки найти для себя лазейку, чтобы получить лицензию на разработку полезных ископаемых в этом закрытом городе.

– Продолжайте теперь вы, Антонида Витальевна! – попросил Халтурин.

– Норильск, это до сих пор достаточно закрытый город, – докладывала далее в унисон размышлениям собравшихся начальник отдела «Опокриф» капитан Вержбицкая, – он является продолжением имевшей место в советские времена концепции «секретного города» и по-прежнему закрыт для иностранцев. То, что Бецкий избрал этот район для своих новых разработок, товарищ генерал, мы можем объяснить отчасти тем, что он так же, как и его старый участок под Новодвинском на Кольском полуострове, находится в заполярном арктическом поясе. Город является, так сказать, городом экологического бедствия. «Лето короткое, а в жаркие дни солнце слепит так, что скрыться от него негде», – так записал в своем журнале еще в дореволюционные годы основатель Норильска Николай Урванцев; тогда, еще в голой тундре, он не нашел ни единого деревца. Сегодня солнце только радует, есть и деревья, но содержание загрязняющих веществ в атмосфере практически всегда превышает норму в несколько раз. «Норильск навсегда в моем сердце и в моих легких», – шутят местные. Северо-западный ветер здесь пахнет серой, юго-восточный – хлором… Но Бецкий живет-поживает, добра наживает, как говорится, и в ус не дует. А эвенки его почитают и называют именем «Мужчина Мусун».

– Что это может означать? – спросил Халтурин, глядящий на большие сложенные на столе кулаки, но в этот момент повернув на Вержбицкую тяжелую голову, казавшуюся, несмотря на аккуратную стрижку, всегда чуть косматой.

Та, в свою очередь, повернувшись к нему и кивнув головой с тщательно зализанными волосами и неизменно подкрашенной рыжей челкой, вежливо объяснила:

– Эвенки считают, товарищ полковник, что каждая сделанная руками человека вещь, и вообще все, что нас окружает, имеет силу – мусун. А их соседи, – там несколько народностей, – полагают буквально следующее: что «одно здесь переходит в другое, из него выходит и в него возвращается, как червь в почву или в тундровый гриб, в которых он прячется, в которых живет и где всегда есть возможность плодиться, надо только видеть над головой колышущуюся цветную ленту и помнить заветную мысль».

– О заветной мысли мы можем поговорить потом. Для начала поразмыслим вот над чем, – поблагодарил Вержбицкую и с одобрения генерала взял слово Халтурин. – Если Бецкий-Мусун и обосновался здесь, как червь в ножке или шляпке гриба, что, полагаю, мы еще выясним, то не только ради того, чтобы добывать никель. Как мы знаем, его всегда интересовал только драгоценный металл. Какой именно? Отвечу так, – он уткнул огромный указательный палец в свою тетрадку. – По последним данным, Бецкий поддерживает возникшее там недавно общество Николая Урванцева, который первым нанес на карту наш полуостров Таймыр и исследовал Северную Землю; он был связан с белогвардейским движением, отсидел срок в лагерях, а после освобождения продолжил работу по исследованию Арктики. Можно предположить, почему. Нам стало известно о заявке представителя женевского агентства «Платина» некоего Моргана участвовать в «Урванцевских чтениях». Можно предположить, что Бецкий занялся поиском платины. – Сказав это, Халтурин посмотрел на Вержбицкую и сел.

– Так точно! – вновь продолжила она. – Но делает это скрытно, под видом деятельности турфирмы, которую назвал «Туркёт». Это слово употребляется в обряде очищения – аластыр, во время которого обязательно нужно произнести: «Туркёт», означающее буквально – «встань и взлети», чтобы болезни и несчастья улетучились. У других народов, наоборот, от болезней и несчастий нужно улетучиваться самому. Именно это взял на вооружение Бецкий, проводя некий «национальный» обряд на дне открытой для туристов старой шахты. Причем ракетной шахты с соответствующими подземными отворотками. Помогают шаманы. На самом деле, под видом действия заклинаний, он вызывает из-под земли какие-то сильные потоки воздуха, опыляет клиентов, в том числе, ароматным одеколоном и духами, выпуск которых наладил якобы из отложений древних болот. Нетрудно предположить, что использует установки, чтобы выдувать легкие слои платиноносного песка из месторождений, когда отправляет туристов дальше по маршруту на загульный отдых. Впрочем, в самом турбизнесе почти все без экстрима: инструктаж по технике безопасности, каска, фонарь, самоспасатель – все обязательно; а, кроме того, вход и выход только через алкотестер. Пьяных нет. Но а уж потом – полный разгул: всех направляют в теплицы пробовать его салат «Удонье», с ударением на последнюю букву «е», на французский манер, и потчеваться местными традиционными блюдами; всем дают сагудай, от энецкого глагола «сугудать», то есть кушать сырую рыбу, подаваемую на стол через четверть часа после улова и обязательно с нарезкой из яблочка или лимона; помимо строганины – стейки из оленины, а также местное ноу-хау для гурманов – шахтерское мороженое с добавлением активированного угля или той же оленины; с ней тут готовят даже кофе. Бецкий добавляет в кофе сушеный салат. Надо бы попробовать… Кстати, его духи – марки «Стрекоза». Для производства духов арендовано здание в заброшенном городе. Здание прежде принадлежало ракетчикам. Фирму он нарек названием «Материк», что по местным понятиям означает – за пределами нового Норильска. Намерен еще открыть ресторан «Червячная нора». Уже готов фасад, на котором выведено понятное каждому горожанину: «Днем можно гулять как ночью, а ночью как днем!» Это, разумеется, не только дань северному сиянию. Система «Сапфир» так расшифровывает из местного этноса понятие «Черная червячная дыра»: «В небе возникнет червяк, как лента, и человек не почувствует ни ног, ни рук, ни тела и окажется в старом мире, где стрекозы больше человека. И самородок с кулак в ее пасти, чтобы не улетела. И каждый станет стрекозой и, сбросив груз тяжелого самородка, поднимется вверх, вспорхнет и, нырнув в нутро животворного червяка, навсегда покинет свой дом».

– Ну, что ж, отчего у месторождений драгметаллов встречаются стрекозы, все более проясняется, не так ли, товарищ генерал? – спросил Халтурин. И сам же пояснил: – Это, несомненно, один из тех видов насекомых, который привлекает внимание ученых в эргономике: животное берет груз, машет крыльями до тех пор, пока не достигает максимума их возможностей, скажем, трехсот-пятисот взмахов в секунду, как пчела, потом бросает груз и взмывает так резко, что жертва не может избежать столкновения и оказывается в ее пасти.

III

– Я лично принимаю такую версию, – смело заявила Сметанчикова. – И не исключаю, что этот принцип уже использован в изготовлении суперскоростных ракет.

– Думаю, речь здесь идет скорее не о прямолинейной скорости, а зигзагообразной, может, и сквозь червячные норы, которые насекомые могут видеть или улавливать так же, как птицы потоки воздуха. Неслучайно, о чем-то подобном говорится в поверьях местных шаманов. Не нужно долго идти к цели, если помнить заветную мысль!

– В бизнесе Бецкого, как минимум, имеется место силы, – сказал майор Сбарский. – Ведь не просто так его прежде облюбовали ракетчики. Главное было найти эту червячную дыру – бац, туда ракету «Челюскин», и она уже за океаном.

– То, что там остаются старые установки, спору нет. Но чтобы кому-то позволили ими воспользоваться, тем более что они еще могли служить?!.. Сомнительно!

– А кто сказал, что Бецкий рассказал о них? Все, что в шахтах, теперь он может выдать за все что угодно, хоть за металлолом, причем за который заплатил, и показать квитанции!.. Вот!.. – говорила Сметанчикова. – Удалось также выяснить, что в 2008 году Бецкий после окончания специального вуза в Санкт-Петербурге был направлен на практику на никелькомбинат и добился разрешения на какие-то экспериментальные работы. В те же дни здесь случился природный катаклизм, который местная печать окрестила «Черной пургой». В результате сильного, невиданного доселе в городе ветра, выбивало окна и срывало крыши с домов. А «люди не могли передвигаться под весом собственного тела, но не летали». Желтая пресса тут же выдала, что они парили от дома к дому и из окна в окно.

– Все с огнем играет! – сказал Халтурин. – Нам хорошо известна причина, по которой Бецкий покинул работу на Кольском полуострове. На его платформе бурильной машины погибли люди.

– Там, кстати, в память о погибших дала два концерта наша бывшая фигурантка, судя по косвенным фактам, его подельница, актриса Хирита Одоярцева. Но деньги, вложенные в строительство платформы, не окупились, тем более что семьям погибших пришлось выплачивать по страховкам.

– Не будем столь категоричны, не имея на руках прямых улик, – продолжил Халтурин. – Безусловно, Бецкий ничего не делает зря, и он, безусловно, не ради забав углубился в шахту. Будем считать, что он напал на какой-то след к драгметаллам. Но пока мы с уверенностью можем говорить только о «стрекозах», хотя, вероятно, Лидия Николаевна неспроста напомнила о них.