«Три кашалота». Погрешность воли. Детектив-фэнтези. Книга 13

V

Верзевилова указкой выделила некоторые из них, насыщенные техникой, со специалистами в белых и синих халатах.

– В тридцатые годы, особенно в период репрессий, помимо лабораторий, здесь существовали специальные боксы и камеры для содержания заключенных и проведения медицинских и психологических опытов над людьми.

– В том числе и пыточные камеры? – спросил, сощурившись, Халтурин, внимательно разглядывая темные камеры и находящийся в них инвентарь.

– Нет, товарищ полковник, здесь было иное… Хотя, конечно, даже если одни и участвовали в эксперименте добровольно за какие-то преференции для решения личных проблем и под подписку о неразглашении, то другие в годы репрессий, полагаю, соглашались на это лишь потому, что попросту не имели иных путей, чтобы выжить.

– Это особый вопрос, товарищ генерал, и мы его пока могли бы оставить в стороне, – тоже сделав кислую мину, высказался начальник бюро «Борозда» Михайлевич и вопросительно посмотрел на Бреева. Тот вернулся от окна и остановился напротив всей тройки.

Лицо на вид сорокалетнего генерала, судя по осанке, с образцовой физической подготовкой и умением всегда элегантно и безупречно выглядеть, вблизи, если бы не проницательные глаза, могло показаться лицом мужского манекена. Сейчас оно было обращено в сторону Верзевиловой, и та, внутренне содрогаясь от близости его холодного взора, продолжила знакомить со своим материалом, медленно развернувшись к экрану:

– Вот, посмотрите… Как можно судить по одной из этих подземных камер, в них могут оставаться следы самых разных страстей и предпочтений сидевших в них. Эта исписана и изрисована символами религиозных течений, и что интересно, еще недавно она являлась залом действующего музея частного предпринимателя, бывшего офицера, афганца, Козьмы Комуфлядина. В ней, на самом деле, содержали верующих разных конфессий.

– Попробуем по возможности выделить главное, Мария Васильевна, – сказал Бреев, продолжая стоять рядом и, казалось, придирчиво рассматривая ее профиль со слишком уж близкого расстояния.

– Слушаюсь, товарищ генерал. – Щеки девушки запылали ярко-розовыми тонами. – С помощью этих верующих проводились свои опыты, в частности по искусственному искривлению и моделированию разных ситуаций в искаженном пространстве ауры человека, разумеется, в моменты, когда адепты читали те или иные свои молитвы или заклинания. Учеными одновременно выявлялось, чья вера оказывает большее воздействие на те или иные явления и события… Была попытка выявить некий устойчивый алгоритм, влияющий на ускорение событий в окружающей обстановке, но с далеко идущей целью вмешательства в формирование необходимой социальной обстановки, расклада экономических и политических сил во всем мире…

– А почему было выбрано именно это место? – спросил Халтурин.

– Причин несколько. Думаю, Михаил Александрович, первая – это периферия, близость к местам сосредоточения большого числа лагерей заключенных на Урале и в Сибири… Конечно, это наличие подземных тоннелей и грунтовых рек, сокращающих потребность строительства искусственных коммуникаций с нуля. Однако, остановлюсь еще на одной, может быть, основной, – сказала Верзевилова и указала на возникшую на экране новую значительную гряду курганов. Подножия некоторых из них были усыпаны следами возникших позже у их взлобков старинных погостов и более современных кладбищ. – Это картинка есть фотография начала двадцатого века… А теперь мы видим то, что обнаружено под ними!

На экране возникла, будто из темноты, извлеченная из-под земли фигура очень старого деревянного идола, высокого, с длинными руками и ногами, прижатыми к телу, и с головой, на которой застыло выражение устрашения.

– А теперь немного кино… Этого идола, как мы можем видеть на кадрах архивной киноленты второй половины тридцатых годов, – продолжала докладчица, – судя по всему, только-только вынули из земли… Вот здесь, обратите внимание, – лазерный луч скользил по экрану рядом с рабочими, расчищающими старые тоннели и штреки шахт, – мы видим старейшего, очень известного ученого, историка Воропая Михайловича Задвижкина. Он здесь уже в возрасте, но тут же поспешил на место находки, поскольку являлся специалистом по древним идолам, много лет проведя на Урале, Алтае в Сибири и Забайкалье. Он был прекрасно знаком с верованиями, обычаями, философией и способностями многих местных народностей, как и с их шаманами.

На экране Задвижкин стоял напротив идола, также застывшим, хотя и всплеснувшим от изумления руками с длинными и узкими кистями, и запрокинутой вверх головой. Идол, крепкий, хотя почерневший и немного облупившийся, был внушительным по размерам, высотой чуть ли не вдвое превосходя рост ученого. У меня пока все! – завершила длинный доклад Верзевилова.

– Благодарю, Мария Васильевна, присаживайтесь.

– Теперь, разрешите, я дополню! – Встал, сосредотачивая внимание на себе, Михайлевич. Получив согласие генерала, он принял пульт из рук капитана. Лицо ее уже стало покрываться мелкими капельками пота, и Михайлевичу хотелось бы, чтобы именно он вовремя и добровольно пришел ей на помощь. На самом деле, несмотря на браваду, Верзевилова, казалось, уже не без труда извлекала из себя силы и бодрость духа, чтобы выдержать близкое присутствие начальства. Бреев, как приклеенный, стоял возле, благоухая тонким парфюмом. Сорокалетний, но словно принципиально неженатый, генерал казался ей героем, сошедшим с пантеона греческих богов. Возможность взлететь с ним в поднебесье или переместиться в романтический эпос, чтобы пережить череду опасных любовных приключений, на молодых незамужних сотрудниц нередко действовало как одурманивающее вещество, способное завести их куда угодно.

VI

Михайлевич в отношении своей соседки за столом сейчас это видел и чуть громче обычного приступил к озвучанию собственного доклада:

– Неподалеку отсюда, – водил он указкой по экрану, – в начале последнего десятилетия девятнадцатого века на четвертом Куринском прииске, – а первый разрабатывался еще при Петре I под началом основателя прииска графа Иннокентия Гавриловича Томова, – на глубине четырех метров была найдена подобная фигура идола. Позже, в той же петровской эпохе здесь были найдены и другие подобные артефакты.

Сохранилось письмо предков уральских и алтайских племен к императрице Анне Иоанновне, содержащее просьбу старейшин племен не трогать их землю, что оказалась именно там, где ученый и металлург граф Томов развернул прииск серебряных руд. В знак благодарности шаманы указали на приметы горных ландшафтов, включая скалы, каменные глыбы и прочее, где имелись другие подземные месторождения разных полезных руд, включая серебряные и золотосодержащие. При нанесении этих точек на карту была получена прямая, идущая прямо на северо-запад к Кольскому полуострову, с последним месторождением на Канином мысе, пройдя по пути и известное цилемское месторождение серебряных руд. Удивительным, однако, было то, что интервалы между указанными шаманами точками и точками кладов на всем пути оказались схожими с интервалами в числах итальянского математика двенадцатого века Леонардо Пизанского, в мире сегодня больше известного под прозвищем Фибоначчи. Забегая вперед, скажу, что данные о некоторых из этих месторождений позднее подтвердились. Помимо этого, шаманы предложили императрице и некую древнюю чашу «Духа завитков мирозданья», способную многократно увеличивать объем добываемого металла при определенных условиях.

– Разумеется, при определенных молитвах или камланиях? – спросил Сбарский.

В этот момент присутствующий на совещании Вьегожев чуть вздрогнул. Родившаяся в его голове фантазия о том, что объем золота можно увеличивать, пропуская его через определенную среду, как объем грибницы, пропущенной через питательный комок мха, могла быть не столь уж далекой от возможного. То, чего его родная мать практически добивалась в отношении стройматериалов при определенных чудесных условиях, могло бы иметь место при производстве искусственного золота или серебра!..

– С этого места поподробнее, пожалуйста, – тут же попросил Бреев, также почуявший добычу. И, обойдя свой массивный стол, сел во вращающееся кресло.

– Аборигенам, то есть всем этим местным жителям, их земля на том участке была важна, как служившая мостом к переходу или перелету к их предкам!

– Что ж, это важная причина, чтобы настойчиво отстаивать для себя этот священный участок земли.

– Так точно!.. Однако любопытно, что еще раньше, то есть до их письма к императрице, шаманы сделали другое загадочное и заманчивое предложение графу Томову. Они обещали показать ему, – судя по записям бывшего в той экспедиции ему компаньоном Ивана Протасова, – некую священную реку, являющуюся связующим мостком между прошлым и будущим. Ходили слухи, что вела она и в Китеж-град, и в некую Милъясскую землю на юге Урала у горы Рай, полную золота, серебра и драгоценных камней.

Михайлевич взял другой листок.

– Когда заинтересованные люди графа Томова, – а в свидетелях фигурирует также фамилия и другого верного сподвижника Петра I – барона Осетрова, уже метившего в графы, – пошли поглядеть на эту чудесную реку, то в глубоких лабиринтах перед ними предстало удивительное явление: река издавала голубое свечение, как от избытка фосфора или микроорганизмов, гнилушек и даже насекомых светлячков. Но они не смогли пройти вдоль нее к сакральному месту, – то есть к их порталу с неизвестной физикой пересекать времена и пространства, – и пятидесяти шагов, как наткнулись на завал из огромных каменных глыб. Что удивило следопытов, так это то, что каждый камень, словно бы, уже побывал в руках человека, поскольку имел круглое глубокое отверстие. И при том каждый напоминал формой один из простейших кристаллов…

Вьегожев почувствовал, как где-то глубоко в душе, в сердце, в глубинах мозга его пробрала новая волна дрожи. Она была вызвана ассоциацией с холодом далекого таинственного подземелья, где обрушились своды, чем-то не менее загадочным, что представляло собой нечто растущее и увеличивающееся в объемах из технологической смеси, над чем работала мать, а также тем, как возникала перед его взором, словно Афродита из пены, его собственная жена. Это, казалось, было ее особенным свойством: возникать, увеличиваться, заслоняя собой все вокруг, и, наконец, довлеть надо всем, как и над его природой – его свойством не расти и не висеть над душой, над его слишком ранимым сердцем. Это и послужило главной причиной того, что однажды их будто волнами оттолкнуло одного от другого, и они пришли как-то внезапно, вначале частой чередой, будто взрывом, долго копившим в себе энергию разрушения, потом медленнее – с попытками осознания и надеждой на примирение, а потом почувствовалось, что до очередного серьезного разговора им нужна уже более глубокая пауза. Прямо, как в числах Фибоначчи! – подумал сейчас Вьегожев.

На экране, тем временем, он видел демонстрируемые лазерной указкой Михайлевича и чудесную светящуюся реку, и глыбы камней, в форме размытых от времени шестигранников, восьмигранников, со сколотыми и сточенными в результате многовекового перемещения под землей твердыми своими краями. Примерно такие же он видел еще недавно за своим рабочим столом в деревянной «длани» метательной машины, когда взялся за разгадку элементарной игры, одной из многих в папке «Пошевели мозгами в перекур!» Но пока ничего существенного, кроме догадок и рождающихся в мозгу слабых версий ему добавить было нечего. Он оставался молчаливым созерцателем происходящего, хотя его мозг и производил свою необходимую аналитическую работу. Следом он, в частности, вспомнил, что это метательное орудие в игре было исписано какими-то иероглифами. Похожие на них, как показалось ему, он только что заметил на экране, явившем взорам сидящих на совещании древнего подземного идола, испещренного сакральными знаками. Возможно, это был страж, стоящий на границе одного и другого миров, измерений. О чем только что говорил Михайлевич, далее позволивший продолжить тему попросившей слова вновь взявшей себя в руки Верзевиловой.

VII

– Любопытно, товарищ генерал, – говорила она, вновь встав в привычную для себя позу, схожую с пятой позицией в танце и взмахивая рукой с зажатой в пальцах лазерной указкой, – что при обследовании в тридцатые годы в «городе чекистов» одного небольшого прямоугольного помещения, первоначальная высота всех из четверки найденных идолов, стоящих, как хорошо видно, по углам помещения, равнялась всего метру. Но когда после войны стали воссоздавать музей, оказалось, что все идолы поменяли свои размеры: второй стал двухметровым, третий трехметровым, а четвертый пятиметровым, и пробил головой потолок, выглянув на втором этаже. При этом они пробили межэтажное секретное перекрытие, где в тайнике хранились изделия из нефрита. Как вы понимаете, это стало сенсацией. Ведь был найден целый клад!

– Понимаю, понимаю, – ответил Бреев, встретив на себе пристальный взгляд докладчицы, осмелившейся, наконец, сделать ему вызов этим самым ровным из известных на свете и очень устойчивым взглядом. – Продолжайте, Мария Васильевна!

– Слушаюсь! – отвечала она так, будто всю жизнь только и ждала этих слов. Затем грудь ее приподнялась, и Михайлевич с Въегожевым подумали, что она вобрала из помещения в свои легкие весь воздух, чтобы его не досталось больше никому, даже генералу, чтобы затем она могла спасти его одного. Но грудь встала на место, и, как ни в чем ни бывало, докладчица продолжила: – Многие годы сотрудники хранилищ древних ценностей полагали, что метровые идолы попросту пропали и что вместо них привезли тройку новых, только крупнее. А газетчики, долго муссируя происшедшее каждый на свой лад, вплоть до выдвижения версий о выходках вандалов националистов, дошли и до «чертовщины», объяснив происшедшее увеличение размеров идолов в результате проснувшейся в них естественной энергии роста. Другие сходились на том, что пробиванием головами потолка идолы нарочно указали сотрудникам музея на нефритовый клад, чтобы затем муниципалитет выделил ему денег на ремонт и на реконструкцию.

– То есть, тем самым, идолы как бы позаботились сами о себе, чтобы однажды на головы их не пролились потоки дождевой воды! – сказал, усмехнувшись, Халтурин.

– Именно так, Михаил Александрович, и написано в одной из статей!..

– И это должно было послужить знаком частному предпринимателю Кузьме Комуфлядину, прибравшему к своим нечистоплотным рукам местный музейный бизнес, вложить хоть немного средств на реконструкцию помещений по хранению экспонатов. Не так ли?

– Один в один, как в той же статье, Георгий Иванович!

– Разрешите, товарищ генерал? – попросил слово Сбарский и, подбодренный его незамедлительным кивком, уверенно добавил свои соображения.

– В начатом деле об убитом физике Фаворите Чистяеве отмечено, что он был одним из последователей учения историка Воропая Задвижкина и оставался в числе тех ученых, кто верил в гипотезу об «екатеринбургском чуде», ведущую к доказательству, что идолы, на самом деле, попросту выросли. И что они – не подделка. Лично Чистяеву укрепиться в этом убеждении помогло то, что о нечто подобном, схожем с легендами о быстром росте предметов, он ранее уже слышал от шаманов или прознал о том из древних алтайских текстов. В частности, где описывалось о росте в трещинах застывшей лавы вулканов нефритoобразующих минералов, хотя сам нефрит по своей сути не минерал, по целому метру толщиной в течение одних только суток. При этом, Чистяев выдвинул сенсационную гипотезу, что и люди тоже способны менять свои габариты, увеличивать размеры членов, свойства характера и даже менять свою кровь. Видимо, речь тут шла не только о группах крови и резус-факторе, а о некоем пусковом механизме, позволяющем, если озвучить это открытие, не только по-новому взглянуть на многие вещи, но и многое в этом мире по своему усмотрению изменить.

– Это опасно, позволить кому угодно менять мир по своему усмотрению! – заметил Халтурин.

– Так точно! Но, к сожалению, товарищ полковник, это не только информация к размышлению, которую надо обязательно учесть. Это, как вы сами знаете, уже частично и практика. И на этот счет от имени службы «Сократ» позвольте поделиться своими предварительными выводами.

– Мы вас слушаем, Борислав Юрьевич! – сказал Бреев, уже прочно заняв место за столом, сложив на нем сильные, всегда казавшиеся ухоженными руки с кистями, сомкнутыми в единый кулак.

– Именно с целью если и не изменить мир, но повлиять на него путем использования научных открытий и древних знаний, и, таким образом, многое в нем поменять согласно своим меркантильным предпочтениям, и собрались на свой конгресс участники, где был убит физик Чистяев, и появились другие жертвы. Среди участников симпозиума были также специалист биржевого дела, архитектор подземных коммуникаций, инженер-артиллерист, пищевик… Анализ показывает, что среди следующих жертв, если бы они появились, могли стать как искусствовед, работник музейного бизнеса или парковый дизайнер, так и люди других профессий и предпочтений, вплоть до художников, музыкантов, адептов сакральных знаний и прочих. Откуда я вывожу такие заключения? Я исхожу прежде всего из того, – продолжал Сбарский, – что убийцы руководствуются присутствием в их деяниях сакральных чисел Фибоначчи, то есть, как уже было указано, некоего математика Леонардо из Пизы. Он явился автором «Книги об абаке», в которой указанные им свойства бесчисленного ряда чисел, где каждое последующее является суммой полученных двух предыдущих, он связал с темой феномена «золотого сечения», в котором, как известно, большинство ученых видит одно из наиболее ярких и давно замеченных человечеством явлений гармонии всей природы окружающего нас мира, вне зависимости от того, познан он человеком или нет. Леонардо рассмотрел феномен «золотого сечения» в общей картине исторического становления многих прекрасных вещей: в архитектуре, в формах живой природы, в явлениях, стоящих за пределами предметного мира. При этом, он рассмотрел проблему как в области гармонии, так и математических абстракций, доказывая, что это может служить базой доказательств объективной характеристики любых объектов и предметов анализа: искусства, истории, экономики и так далее, вплоть до генной инженерии. В этой связи отмечу, что физик Чистяев под воздействием различных сакральных философий и, в частности, древней русской мысли о влиянии на все преображения в окружающем мире «Чудо-Витка», приступил к изучению возникновения побочных «вихрей» любых фрактальных витков, то есть имеющих свои закономерности и точные характеристики. В результате он не избежал совмещения своей теории с квантовой теорией «струн», теорией однополярности и разносторонности времени и пространства. А затем нашел «золотое сечение» и в отношениях прошлого с настоящим, которое заключалось в их неразрывном единстве, что и проверил на общении с древними идолами при соблюдении определенных ритуалов. После данного эксперимента, – что он и озвучил в своем докладе на симпозиуме, – в своей крови он обнаружил изменение химического состава и физических свойств ее элементов. Сослался на то, что ранее уже записал рассказы некоторых сотрудников музея и археологов, которые указывали на проявление у них различных симптомов болезней, а также и на случаи внезапного выздоровления после общения с подобными идолами. В конце своего доклада он обещал озвучить один из таких любопытных случаев в подземном «городе чекистов» в Смерш-Дзержинске. Таковы дополнительные данные, поступившие к нам из полиции и переданные, в частности, мне лично, разумеется, уже с дополнительными деталями нашей цифровой системы «Сапфир».