«Три кашалота». Гарантия жизни – смерть. Книга 4

V

В то же время пришло долгожданное сообщение. В подвале флигеля у Лефортовского дворца, где нашли труп фабриканта производства игрушек Ивана Ивановича Блюгера, проявились различные детали. Он был застрелен, судя по всему, из дамского пистолета. В подвале обнаружили большого размера пустой сундук, рядом перстенек с сапфиром. Весь пыльный пол был испещрен следами Блюгера, следами от женской обуви, вероятно его дочери, и следами его сына.

Вслед за первой сводкой пришла с места преступления и вторая. В ней добавились сведения, что первая опергруппа зачем-то начертила в стороне от трупа и сама же затоптала большой круг, в котором не было никаких следов крови, тогда как анализ указал на пролитую здесь кровь как Блюгера, так и… миллиардера Сулуанова. Но ни Сулуанова, которого то ли убитого, то ли истекающего кровью увезли вместе с детьми, ни самих детей никто больше не видел.

Сокровища вывезли. И, судя по всему, – рассуждали следователи, – подручные жены Сулуанова…

Спустя десять минут Страдов читал в переведенной на современный язык рукописи новые сведения о жизни металлурга Ивана Протасова со все нарастающим удивлением.

Необходимость знакомства с любым новым документом вызывалась тем, что компьютерная система указывала на Протасова, как на первого золотопромышленника. До его зрелого возраста было еще далеко, но план по сдаче драгметалла позарез требовался уже к концу дня. Как бы ни хотелось заняться работой по поиску исчезнувших детей, которые могли быть убиты, как только все часовые стрелки сойдутся на двенадцати ночи, Страдов понимал, что к этому делу и без него подключены десятки людей.

…Да, Протасов представал пока совсем юным, всего лишь мечтающим работать в литейных лабораториях Петра. Пока еще, казалось, он даже не помышлял ни о каком золоте, которое роют в горах. А до официального золота России, времен расцвета власти Екатерины Великой, было еще очень далеко!

Однако изложенные в рукописи события начинали захватывать Страдова, вне зависимости от того, касались они драгоценных рудников, каких-либо кладов или нет. Так же постепенно, все более и более поглощала его внимание простая очаровательная молодая женщина – начальник отдела Антонида Вержбицкая, какой бы след восторга и разочарований ни оставили в нем прошедшие через его душу другие красавицы. Показалось, что уж слишком напомаженная и надушенная, она опять без единого слова влила в его кружку кофе, как траву приворота, но, правда, все еще из его же термоса, и это успокаивало. Странно, но он уже в который раз принял ее внимание, как должное. В него вновь вселялась уверенность, что мир принадлежит ему. И для этого нужно было лишь присутствие совсем рядом принадлежащей тебе без остатка молодой красивой женщины. Однако Антонида могла играть с ним так же, как уже казалось, вела по лабиринту к неведомому, все более зажигая страстью к несметным богатствам и беспредельной власти, судьба Ивана Протасова. Такого же в ту пору совсем молодого и преисполненного жажды любви. Законы отражения важнейших событий безупречны повсюду, когда заканчиваются безупречным успехом. Но и привычка стремиться к успеху может повлиять на многое. Таким наяву служит пример генерала Бреева… Так подумалось Страдову, вдруг ощутившему потребность побывать в старом Санкт-Петербурге на танцах в купеческом районе Замаранихи. Подсознание просигналило, что эту потребность вызвала внезапно проявившаяся забота о его желудке и состоянии его сердца со стороны Антониды Вержбицкой. Не спрашивая разрешения у Халтурина, напряжением воли он постарался проникнуть в одну из ячеек ноосферы, непрерывно взаимодействующей со всеми мозгами, имеющими интуицию. Рядом стоявшая женщина мгновенно испарилась даже из подсознания. Нет, она заменилась другой, доступной, как могут быть доступны все женщины снов. Но он, оглянувшись, не увидел того, что, может, искал.

Компьютер издал легкий треск, экран мигнул. И все это было преисполнено величия, спокойствия и надежности. Машина обслуживала многие десятки людей, каждого снабжая гигантским потоком информации; ее стоило только правильно отсортировать. Каждый из операторов при этом привычно рассчитывал как на «подарки» машины, так и врожденный дар собственной интуиции, хотя все вместе являлось чудом, которое до конца объяснить не имелось возможности. Да и не хотелось ее, потому что каждый понимал важность домысла, когда он был нужен, чтобы очертить истину; и это, казалось, осознали и железные мозги системы, все увереннее позволяющие себе и подавать, и интерпретировать как единое близкие схожие понятия, образы и темы. Но всегда, как минимум, требовалось простое внимание.

Это неизвестное «чудо» сейчас представило, а несколько ленное внимание выхватило старинную книгу, прочтенную отцом Петра, царем Алексеем Михайловичем, «Великое зерцало» в переводе неизвестного русского автора.

«О славе небесной и радости праведных вечной… – побежали лучи из глаз по строчкам и обратно, от старорусского текста, а мозг преобразовывал их в образы современного сознания с допуском неточностей, когда термины, смыслы и понятия не являлись неоспоримыми доминантами анализа. – Некий совершенный в добродетелях инок вниде в размышление, хотя ведати о славе небесной, и како тысяща лет перед господем яко день един. И о сем уму непрестанно пекущуся и молящуся усердно. И некогда стоящу ему в церкви о сем размышлящу, видит: и се влете малый и зело прекрасный птищ и таковы благолепный, иже и поятию человеческого разума непостижный – птищ сверкающу, переливающу и зависающу яко жаворонок, блестящи добычу в клюве несущу, сквозь други идолы пронзающу и в лучи пронзити свистящу преобразующу.

Инок же зело птищу удивися и желанием уязвися, хотя рассмотрити красоты его, и приде близ того, птищ же отлете в луче до други идолу. И той шествуя по нем, и птищ излете на праг церковный, и старец приближися к нему, и птищ излете из церкви на Каний носе к идолу и старец изыде. И показася ему, яко бы исшедши точию вне понастыря, и бе ту прекрасных цветов поле и древе удное. И птищ возлете на древо в то Кание носе, нача чудно и сладкопеснено пети гипербореску, яко в забытие приити иноку: не ведый колико стоя, токмо радуся и веселящася птища красоте и песней по старче и мати крае и оному чудному и цветовидному полю руску, мняше точию, яко между святыя литургии и трапезнаго вкушения медлению бытии…»

Что значит «медлению бытии»? Духовная забота о конце света или о продлении прекрасных мгновений жизни, пока она дана на родине предков, как, должно быть, пелось в этой, можно сказать, нотной грамоте?

Далее повествовалось, – и здесь внимание уступило место анализу, – что инок, сам того не замечая, прослушал чудесного пения 300 лет, и когда вернулся в монастырь, то его не могли признать, и монахи удивлялись его воспоминаниям трехсотлетней давности. Только игумен сообразил, в чем дело. Анализ тут же потребовал новой пищи данных. «Игумен же прозорлив сый разуме, что ему бысть, удивися зело величию божию и возрадовася душею и рече: «Преблажен еси, господине отче, великия благодати удостоился еси от бога, еже видети славу и веселие праведных, иже триста лет за три часа не вмениша ися».

Система просигналила, что на саммите скандинавские оппоненты подняли вопрос о подлинных ценностях, не считая христианскую мораль правильной, тогда как новые правила должны изжить из народов веру в заблуждения всяких ложных мудрецов от древнего мира и до сей поры. И не слезы, проливаемые по вечным грешным, станут признаком добродетели, а занесенный сильным над слабыми меч, разящий и понимающих, и не способных понять по упрямству ума и душевному здоровью. Говорилось, что миру без сокращения численности земли, неполноценных племен, а также кастрации и утилизации больных и долгожителей, прожить остается три столетия. Никаких слез сожаления и умиления по слабым и немощным. Никакой лишней радости слабым, только добровольное признание прав более сильных устраивать жизнь на земле.

VI

Шведы подняли вопрос о запрете празднования радостных побед, в том числе, со слезами на глазах, и поставили условие забыть Александра Невского, бившего их на Чудском озере… Забыть Петра и его победу под Полтавой… Взамен они предлагали не рассматривать слишком больших северных границ России, как занятых спорно. Финны были готовы отказаться от национального эпоса Калевалы, если русские откажутся от своих эпосов и былин о народном герое Руси Илье Муромце.

Это было невероятным цинизмом. Ведь за этим могло стоять лишь одно: только перестань говорить о русских героях, тут же вдесятеро больше восславится чужих и врагов. И эти чужие герои станут теми, кто будет растлевать молодежь и делать легко доступным и извращающим то, ради чего прежде и бились былинные и не былинные герои эпосов и недавних побед, – настоящую любовь, справедливость, всеобщее счастье.

Страдов упрямо и с большей жадностью впитывал строки, казавшиеся пищей, возвышающей людей до духовных переживаний в заботе о ближних, о человечестве: «…И восприем его введе в монастырь и созва братию, повеле паки всяя яже о себе сказати. Сия братия слышавшее, в радости и умилении начата многи слезы проливати и тоя славы приложиша к трудом доступати. Старец же оный пребы точию три дни в монастыре и преставися в совершенную в вечную радость, иже уготова бог любящим его…»

В тот миг Страдову пришел на ум эпизод, случившийся на Соборной площади в его, внезапно ставшем близким Великом Новгороде. Ему было лет четырнадцать, когда он впервые почувствовал острое желание познакомиться с одной из легкодоступных девиц. Но, как нарочно, в тот же день ему пришлось хорошо усвоить уроки тех, кто у Софийского собора поплатился за непотребные и охальные мысли. Мистический покровитель, как верили здесь, Дух птицы в виде сизого голубя с пронзительно белыми крыльями, зависающего в небе и поблескивающего оттуда как шарик с зеркальными гранями, защищал честных девушек, и ни одна из них благодаря этому не была обесчещена. В каждую был вселен дух той птицы. Именно он, – свято уверовали новгородцы, – много лет назад словно по волшебству пресек и злоумышления Ивана Грозного, намеревавшегося устроить лютую расправу над вольными горожанами…

На этом месте подсознание Страдова вошло в резонанс с сознанием. Приходилось размышлять: до какой степени допускать защиту русских героев и государей, и до какой их обличать. Но если идет война, и обличают все русское. Разве не надо поумерить пыл русского самобичевания, чем, как вампиры, упиваются за рубежом русофобы?

Новое сообщение показало, что на саммите «партнерами» поднят вопрос о том, что русская душа и русская беспардонность по отношению друг к другу, навязывание добросердечности и заботы друг о друге портят имидж европейской расы. И если русские в глазах скандинавов все же пока еще полуевропейцы, то, если они не изменятся, могут стать лишь азиатами и даже ордой. Никаких межнациональных семейных связей, никакого панибратства! Только правила и следование их строгим параграфам. Что в мире стало происходить, пока никто до конца не понимал.

Пока в голове что-то перезагружалось, ему заботливо, в четвертый или шестой раз предложили:

– Андрюша, выпьешь кофейку?

– А нам? – Послышалось охульное, портившее праздник слов, смыслов, понятий, надежд и веры в справедливость.

Страдов словно очнулся. Он услышал голос Антониды, но увидел перед собой странную картину. Дукакис «сотоварищи» стояли рядом у его стола с пустыми стаканами в подстаканниках и обращались к Вержбицкой; она стояла совсем рядом с термосом и с его кружкой, протянутой ему.

Руки же двух коллег, скоморошьих сотоварищей по работе, тряслись, и слышалось дребезжание стаканов.

«Такое иногда случается в поезде, – подумалось Страдову, – но зачем мне сейчас это дежавю? Я занят! Видения прочь! И кофе я, между прочим, не просил!»

Но ни она, ни эти двое уже не отставали, выказывая показное нетерпение: безусловно, как это часто случалось, они нагло паясничали. Они ожидали от Вержбицкой вовсе не обещанного им и потому не гарантированного кофе, ибо термос принадлежал не ей, а ему, Страдову.

«Вам стало зазорно такое внимание ко мне! Представляю, как сейчас трясутся ваши подъяичники!» – вдруг мстительно подумал Страдов, глядя на их подстаканники с пустыми стаканами. И он не без гордыни, все же, взял с дымящимся кофе свою кружку, подаваемую руками Антониды.

– Угощайся, Андрюша, – еще более ласково сказала она, – я потом еще налью. Еще есть. Попей, отвлекись на минуточку.

– Ну, а нам?

– Проверю еще, что успели накопать по золоту! – жестко бросила она обоим.

Каждый из этих двоих, уже привыкших быть в глазах Вержбицкой одинаковыми, как однояйцевые братья, говорил о себе уже в двоичном исчислении; не «я», а «мы», «нам»…

А скандинавы не унимались. Поставили вопрос, чтобы русские научились не мыслить на посторонние темы, не вспоминать того, что не имеет отношения к их правилам игры. Нельзя пользоваться реками и озерами, побережьями и долинами, горами и природными ресурсами ни одному гражданину, не имеющему на это лицензию, пропуск, квитанцию об оплате, не говоря уже об охоте, ловле рыбы и собирании ягод и грибов. И ни в коем случае нельзя вести разговор с незнакомой женщиной, а флирт с коллегой по работе признать уголовно преследуемым преступлением.

Чушь! Бред! Скотство!.. К примеру, взять его с коллегой Антонидой!.. Вот пикник в лесу, грибной сезон. Девушка не раз слышит: «Антонида, ну, выбери, выбери, наконец, кто достойней из нас сопроводить тебя по грибы с лыковым туесочком! Ты проверь, проверь нас, Антонида, мы оба гарантируем аналогичный успех! Не то, что этот… этот недотепа Страдов!» «Ты знаешь, Антонида, а ведь Страдов в твое отсутствие брал твою гребенку!» И так далее. Ну и что? Сажать их за это в тюрьму, как решат в Скандинавии?

«Тьфу, недостойные! – сказал и, представив эту скоморошью сцену, мысленно сплюнул в адрес парочки Страдов. – Вам бы по клоунской шапке и по батогу! Нет на вас управы, нет на вас хорошего царя! Был бы я потомком Рюрика, я бы вам!.. – Как видно, Страдову уже было мало являться потомком одной лишь династии Романовых. – Стала бы Антонида моей!.. Это, во-первых! И отрезал бы вам еще по кое-чему!..»

Когда пришло сообщение, что русским партнерам не нужно вообще ни о чем постороннем даже помыслить, Страдов, произнеся последнюю приятную фразу, не осознавал, что руки на клавишах машинально открыли файл, и он воспринял возникший перед собой текст о рюриковиче как нечто само собой разумеющееся.

Он прочитал: «Поверив доносу бродяги, Грозный решил сурово наказать непокорный город Новгород. Сорвал золоченые алтарные врата собора и свез к себе в Александрову слободу. Зимой в Волхове топил в воде людей, семьями бросая их с деревянного моста. И от ужаса того пролетавший голубь сел на крест собора и окаменел…»

Что ж за автор такой взялся на мою бедную голову! – подумал Страдов. – Будь моя воля, я бы точно запретил охаивать свое начальство, ибо сказано… И чтобы покончить с этими вредными мыслями, неэффективно сжигающими состояние счастья, Страдов мысленно взял да и окунул с моста в Волхов, ухватив за чупруны, Дукакиса с Михалевым вместе взятых.

VII

Привычно сброшенная на глаза новая сводка касалась следующего. Бездыханное тело миллиардера Бэна Сулуанова нашли в урочище Муравлевском неподалеку от церкви Успения Пресвятой Богородицы. Взяв отпечатки с обуви, чтобы подтвердить версию о его убийстве в лефортовском подвале, обратили внимание на то, что на подошвах имелись следы кварцевой и известняковой крошки. Прежде, при первой проверке церкви с надписями на ее вратах зафиксировали тот же состав. Теперь же, проверив храм более тщательным образом, в безуспешно замаскированных помещениях нашли следы Сулуанова и его сына; но следов оказалось слишком много, что свидетельствовало: некоторые из них были оставлены здесь давно. Следы двух девушек, дочери Сулуанова и дочери Блюгера затерялись вовсе. Имелись также следы крови Сулуанова, и он проливал ее здесь, будучи все еще живым. Следовательно, его пытали и заставили указать на драгоценные схроны. Были обнаружены тайные ниши, в том числе с сейфами новейших систем. Один из сейфов пытались открыть даже в то время, когда опергруппа проникла в подземные своды; началась перестрелка; один преступник был тяжело ранен, а другой, оставляя кровавые следы, совершенный двойник первого, ушел в один из неведомых лабиринтов. На сейфе, который вскрывали болгаркой и автогеном, была искусно приварена стальная птица каня, держащая в клюве золотой самородок. Вскрытые сейфы были с изображениями голубей, нога каждого из них была окольцована, а на кольце читалась надпись: «Китеж-град».

Дежавю!..

Заинтересовавшись чудесным голубем, Страдов поискал другие сообщения о благих делах окаменевшей птицы в родном городе Ивана Протасова и наткнулся на следующее.

Во время покорения Эльбруса, с целью ликвидации фашистской группировки «Эдельвейс», пропали без вести двое молодых солдат. Оба были последними в роду мужчинами. Их матери пошли к собору и молились голубю, прося для себя милости, причем, в один день, не сговариваясь. И оба их сына вернулись живыми и невредимыми. Причем, также в один день.

Подобная история касалась и одного пропавшего без вести солдата афганской войны. Несколько раз на запросы матери, партийной в то время, приходил ответ, что ее сын погиб. Но она никак не могла тому поверить. И, когда уже не находила в себе сил раздуть трут хоть какой-то надежды, она, повязавшись платком, выйдя из дому, петляя между домов и озираясь в опасении, что ее узнают знакомые коммунисты, пошла к голубю. Ее сухая беззащитная фигура в черном пальтишке застыла посередине площади напротив собора. Вдруг кто-то увидел, как каменный голубь открыл клюв и уронил перо. Она тоже проследила полет пера, и когда оно упало у ее ног, несчастная мать подняла бумагу.

Там и была благая весть: сын жив и в ту же минуту будет на пороге дома. Она кинулась домой, его там не оказалось. «Как же так?! Не может быть!» Пустилась бегом на вокзал. И первый, кого она увидела на перроне, был ее, только что сошедший с поезда и стоящий с вещмешком в руке сын…

Подчиняясь безотчетному чувству дерзко пошалить, Страдов направил оперативников на сельский вокзал, дав примету: человек с вещмешком, в старой военной форме. И вскоре пришел ответ, что преступник взят.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.