- -
- 100%
- +
Иллюстратор Ксенон
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко
© Кауф А., 2024
© Ксенон, иллюстрации, 2024
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0065-0940-5 (т. 2)
ISBN 978-5-0065-0941-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Сон. Люди безрассудно отдаются ему, не догадываясь о последствиях. Сладкое неведенье истиной природы сна обошло стороной лишь одно существо. Мягко ступая по коридору больницы, медсестра прислушивается к тишине. Когда-то она была столь хрупкой, что едва справлялась с тем, чтобы не потерять связь с реальностью. Снохождение в разумах людей изменило её. Будучи медсестрой, она стала помогать душевнобольным вернуться к нормальной жизни.
В индивидуальной палате визита ждёт молодая и красивая девушка. Если бы не крики людей, живьём сгорающих в огне своих домов, история, рассказанная ею медсестре, походила бы на сказку. Обхватив тело руками, девушка бормотала, что это воспоминание прокручивается у неё перед глазами будто пластинка. Пластинка, которая с каждым новым проигрышем становится всё трагичнее. Люди больше не пытаются спастись. Их взгляды прикованы к ней. А она кричит. Умоляет их покинуть дома, но всё без толку. Людей охватывает огонь, а их лица и фигуры начинают плавиться, будто сгорающая свеча. Но несмотря на это, они продолжают стоять и смотреть на девушку, пока крыши домов не обрушиваются, погребая их под собой навсегда.
Медсестра заходит в палату. Возле окна за столиком сидит девушка. Взглядом она следит как рассвет медленно ползёт по небосводу, предвещая восход разума над горизонтом материального. Медсестра занимает стул напротив. Молчание длится недолго. Избегая встречи взглядом, девушка тихо спрашивает:
– Как там… она? Ну, наша общая знакомая.
– Может заключим с-с-сделку? – змеиное шипение слетает с губ медсестры. Оно отпугивает и привлекает одновременно. – Я отвечу на твои вопросы, а ты – на мои.
Дождавшись кивка, медсестра наклоняется к ней и тихо произносит:
– Начнем с простого…
Глава 1. Мой (не) здоровый разум
– Рас-с-скажи мне об этой Агате.
– Сколько себя помню, лицо у неё было будто под восковой маской. Неживое. Словно у куклы. Ничего не выражало и не показывало.
– Она никогда не улыбалась?
– Лишь когда Уильям был рядом. Но даже тогда я чувствовала: что-то прячется под этими неискренними эмоциями. Что-то зарытое глубоко-глубоко. Оно сжирало её изнутри день за днем, обвивая коконом боли и одиночества.
22 августа
Риверсайдская лечебница для умалишённых – самое лучше место на земле! Нечто подобное нужно писать в этом треклятом блокноте, который они называют «книжечкой ваших самых сокровенных мыслей», чтобы тебе не вкололи дозу успокоительного? Но справедливости ради, медсестра Эн Найт весьма добра ко мне. Хотя, честно сказать, от этого ещё хуже. Лучше бы меня засунули в загнивающую лечебницу, где обращались бы как со скотом. Так бы я как-то расплатилась за содеянное или хотя бы загорелась желанием бороться. А здесь… Здесь всё спокойно. Это определенно не лучшее место в мире. Но еда вкусная. Над больными не издеваются. Много кружков для терапии и самореализации. Хотя все эти групповые и индивидуальные занятия – лишь очередное убивание времени. Все, даже больные, знают, что никто отсюда не выйдет. В Риверсайде находятся лишь те, за кого заплатили достаточно, чтобы держать здесь пожизненно, подальше от людей.
И всё же лучше бы я чахла в какой-нибудь дыре, а не в тёплой постели в окружении хлопочущих надо мной докторов.
23 августа
Мой «дневничок» проверила Эн Найт, после прочитав столь сонную лекцию о необходимости позитивных мыслей, что уснуть в группе умудрилась не только я. Но какой толк в этих записях, я не понимаю. Да и писать особо не о чем. Они хотят узнать, что творится у меня в голове? Неудивительно, ведь им предоставили весьма скупую информацию. Эн Найт сказала, что недуг найдется у каждого. Нет абсолютно счастливых или здоровых ментально людей. У всех всегда будут страхи, тревоги и тайны. Но доктора не могут понять, по какой причине здесь оказалась я. Видимо, совсем не смотрят телевизор и не читают новости, раз моя личность для них загадка. Тем лучше для меня – не будут лезть с лишними расспросами. А что касается наполнения моей головы… Ну, тут я спешу их огорчить. В ней абсолютно пусто. Мне не о чем говорить. Незачем больше жить или существовать. Единственное, что у меня осталось – это прошлое. Я черпаю силу из воспоминаний. Прокручиваю каждый момент, каждую секунду в голове. Обвиняю и раз за разом выношу себе приговор. Теперь только и остается, что жить с бременем боли.
Думаю, я написала достаточно, чтобы меня отправили на терапию от депрессии.
27 августа
Сегодня разбирала вещи. С момента приезда я почти не прикасалась к ним. Надеюсь, систематизирование немного взбодрит меня.
Одежда. Выданная. Штаны 2 шт. Кофты 2 шт. Футболка 1 шт. Шорты 1 шт. Носки 6 шт. Нижнее белье 6 шт.
Книги. Выданные. Анализ смещения орбиты по трём небесным телам галактической системы задач, Лю Цысинь. Космос. 1 шт. Рецепты на все случаи жизни, Мадам Харрис. Кулинария. 1 шт. Удивительные приключения Принцессы Дианы, У. Джонсон. Сказки. 6 шт. LoveandCraft. Стиль ктулху. Архитектура. 1 шт. Джейн и Остин. Сборник романов. 4 шт.
Эн Найт принесла эти книги в первый день приезда. Она не знала, что мне нравится, поэтому набрала всё подряд.
Календарь с Королевой, да славится её имя. Выданный. 1 шт.
Гобой в футляре. 1 шт. МОЙ.
Я не ожидала, что Валери снизойдёт до такого. Но это действительно мой гобой и футляр от него. Даже папку с нотами приложила. Значит она была в моём доме. Интересно, его теперь выставят на продажу? Не прощу, если кто-то закрасит следы Дарвина на кухне!
Я пишу это ночью. Свет уже везде погасили, только в коридорах горят ночники. Возможно, я посажу зрение, но оно того стоит. Один из несчастных по соседству принялся особенно горько рыдать. Не знаю почему, но я вдруг подумала, что ни разу не плакала после приезда сюда и теперь от его плача вдруг самой захотелось разрыдаться. Но почему-то ничего не получилось. Боль из груди не уходит. Разум терзают страшные картины прошлого, но даже маленькая слезинка не может выкатиться из моих глаз. Будто все мои эмоции кто-то забрал, оставив лишь пустую оболочку, не способную более чувствовать.
От бессилия я взяла свой гобой и принялась играть первое, что пришло на ум. Сначала казалось, что прибежит Эн Найт и отругает меня, или, на худой конец, я разбужу своими крякающими звуками соседние палаты. Однако не случилось ни того, ни другого. Тот, кто плакал за стеной, внезапно перестал. Теперь я пишу эти строки, а Эн Найт до сих пор не пришла. Надеюсь, я не убила её случайно своей корявой мелодией. Ещё одну смерть я не перенесу.
30 августа
Сегодня я видела Рошель. На секунду во мне пробудилась жажда вырваться из этой клетки и отомстить. Но зачем? Мне больше не для чего бороться. Я всё потеряла. Остаётся только смириться и ждать своего конца.
Её показывали по телевизору. Как всегда, напыщенная от чувства собственной значимости и прекрасно выглядящая. Антенна едва ловила канал, и в глохнущем шуме мне удалось услышать то, чего я так боялась. Всё, что я успела сотворить, извратили самым неподобающим образом.
«Агата МакГрегори – гениальный монстр, она проводила сатанинские опыты, фанатично резала на животных части, утопала в собственном безумии и моральном уродстве. Даже жестоко разделалась с собственным другом, когда он встал на её пути».
Неудивительно, что у общественности сложилось мнение, что во мне больше грехов, чем во всем человечестве. Ни слова о вкладе в науку. Только очернённое имя и извращённая правда, которую никто не сможет опровергнуть. Видимо, для Валери главным было посмеяться надо мной, закрыв глаза на всё то, что я сделала для этого мира. Вместо того, чтобы по достоинству оценить мои заслуги, мою идею, она предпочла спрятать голову в песок, убеждая саму себя в правильности этой затеи.
Но она добилась своего. Рошель Валери победила, но так и осталась трусихой. Вся её напускная храбрость оказалась ложью, стоило мне предложить ей заглянуть в бездну. Если даже одного упоминания хватило, чтобы вогнать Рошель в страх, боюсь представить, что она испытает, всмотревшись в собственную душу. В конце концов, истинная нескончаемая бездна тьмы находится не за пределами неизведанного, а в нас самих.
Под конец интервью Рошель сообщила, что мою мать отправили на исправительные работы, а мой отец и я сбежали. И вот недавно стало известно, что мы оба погибли от прорыва плотины, случившегося как раз в том месте, где мы прятались. Наглая ложь, над которой я бы посмеялась, если бы не сообщение о смерти отца. Но может и здесь Рошель лукавит? Отец не мог погибнуть такой смертью. Только от пули в лоб. И то навряд ли.
2 сентября
Мой дневник прочла Эн Найт. Она никак не комментировала написанное. Лишь посоветовала чаще смотреть в окно и любоваться пейзажами. Вид из зарешёченных окон отменный. Высота сумасшедшая. Лес, окружающий здание на мили вокруг, кажется большим пёстрым полотном. Алые краски плавно переходят в оранжевые и золотые. Шумом крон деревья приветствуют наступление поздней осени. Тёплые лучи солнца просачиваются сквозь листву.
Наша лечебница, как я уже говорила, не самая обеспеченная. Во многих местах можно заметить трещины в кирпичах. Окна деревянные, и с наступлением морозов от них стало заметно тянуть холодом. Часть Риверсайда вообще не используется. Её не могут ни снести, ни отремонтировать. Эн Найт рассказывала, что раньше это место было резиденцией знатного шотландского дворянина. Вполне вероятно. У комнат гигантские сводчатые потолки. По периметру лечебницы квадратные башенки. Кладка из крупных камней сменяется отреставрированными частями из красных кирпичей. Внутренний дворик, в который нас иногда выгоняют погулять, обнесён неприступными стенами. Жаль, что такое место приспособили под столь удручающее заведение.
Надеюсь, я написала достаточно, чтобы от меня отстали с этой проклятой осенью. Может, ещё выдадите нам листочки и веточки, чтобы сделать аппликацию?
3 сентября
И чёрт меня дернул написать это?! Эн Найт сказала, что моя композиция с расчленённой шишкой очень смелая. Тоже мне похвала. Однако красный цвет от размазанных ягод рябины выглядит неплохо. Надо будет заглянуть на занятие по арт-терапии.
4 сентября
Красный. Мне нужно больше красного.
6 сентября
Мой любимый красный цвет почти закончился! Надеюсь, что Эн Найт сдержит обещание и принесёт новые карандаши. Я рисовала в последние дни без остановки. Кто знал, что это так успокаивает и даёт утомлённому мозгу вернуться назад в воспоминания? Зарыться глубоко в себя, пока рука бессознательно выводит линии. Даже если мои чувства до сих пор живы, и я не превратилась в безмолвную, убитую горем статую, они лишились голоса, став немым грузом на сердце. Лишь когда я беру в руки карандаши, у них появляется шанс на жизнь.
Красные лица плачут чёрными слезами. Белые провалы зияют вместо глаз. Очертания тех, кого я потеряла, заполняют каждый лист бумаги. Мне кажется, их образы не покинут меня даже после смерти. Те, кто появляется в нашей жизни, не могут так просто забыться. Испариться, будто капли воды под летним солнцем, не оставив после себя и следа.
Нас вновь собрали в общем зале. «Налаживание социальных контактов» или как они это называют? Одни с безразличным видом смотрят телевизор, другие играют в настольные игры и шахматы, а кого-то можно застать за чтением книги. Я прихватила с собой остатки карандашей, альбом и футляр с гобоем. Лица на бумаге становятся всё несчастнее. Но главное, что я могу окунуться в воспоминания и прожить их заново. Часть меня так и осталась там, где все дорогие мне люди живы. А может, они и вовсе не умирали? Похоже я схожу сума. Мне никогда не покинуть эти стены. Нет никого, кто мог бы помочь мне. Я осталась совсем одна.
Не знаю, почему я это сделала и как это работает. Пусть Эн Найт оставит меня в покое. Парочка пациентов вцепились друг в друга, ввергая часть людей в панику, а часть в разгоревшуюся драку. И кто тот умник, что додумался сплотить пациентов «монополией»? После неё даже нормальные люди выходят из себя, а тут больные на голову… Не знаю, что двигало мной. Вместо того, чтобы вжаться и притвориться частью стены, я достала гобой и принялась играть. И мне совершенно точно неизвестно, почему вся эта канитель внезапно прекратилась и все как вкопанные стояли и слушали мою мелодию. И заранее – нет, Эн Найт. Я знаю, ты будешь читать это. Повторю ещё раз, я не буду давать никаких концертов в общем зале. Отстань от меня, пожалуйста. Я играю, только когда хочу.
10 сентября
Это. Просто. Нонсенс. В Риверсайд привезли сорок четвёртого! Мне удалось выведать у Эн Найт, что у него даже в личном деле указана имя и фамилия: сорок четыре. С ума сойти. С другой стороны, куда Рошель было девать этого бедолагу, не подняв при этом лишнего шума? Разве что вернуть создателю, чтобы он до конца дней созерцал результат своих провалившихся экспериментов.
Как-то раз моя мама принесла из морга тело безымянного мужчины. Оно стало отличным полем для испытаний ранних версий препарата. Субъект получил номер «сорок четыре». В результате многочисленных экспериментов он «обзавелся» полноценным альбинизмом. Карие глаза стали голубыми. Каштановые волосы – белыми. Кожа побледнела, а тёмные веснушки выцвели, но остались на теле небольшими скоплениями пятен.
Но самое главное, мне удалось вернуть сорок четвертого к жизни! Правда, не его сознание и память… В нашу последнюю встречу в лаборатории он лишь бездумно издавал разные звуки. Никаких признаков разумности, зато весьма проблематичный хаос в поведении. Похоже, препарат нарушил мозговую активность и, хоть и вернул сорок четвертого к некоему подобию жизни, ожидаемого бессмертия не принёс. Я проверила это. И не один раз.
Интересно, Эн Найт и на этот счёт ничего не скажет?
11 сентября
Опять кто-то плакал ночью. А я опять играла на гобое. Неужели эта музыка способна успокоить больных? Может, потому что мелодия, льющаяся из несчастной души, перебивает их собственные страдания. Мне совершенно не трудно встать посреди ночи и сыграть, не зная нот. Бессонница стала моей верной подругой. Тяжело, но реально заснуть, когда тело страдает от боли. Однако невозможно… Нет. Недопустимо спасть, когда боль причинил ты сам.
С момента как я приехала, с эмоциями из меня высосали и все сновидения. Некогда буйная фантазия перестала мучить. Мне не снятся даже кошмары. Может, потому что я уже живу в нём?
14 сентября
Мне удалось ненадолго увидеть сорок четвёртого. Интересно, к нему вернулась человеческая осмысленность? Как он реагирует на зеркала? Видит ли своё отражение или принимает его за некоего чужака? В любом случае, я думаю, мне стоит придержать любопытство и всерьёз задуматься о своей безопасности. Если в его мозгу остались воспоминания об экспериментах, то, возможно, сорок четвёртый захочет убить меня. Хотя в нынешней ситуации, я бы не отказалась от сладкого забвения смерти.
20 сентября
Хорошая новость – сорок четвёртый не собирается меня убивать. Плохая – после того, как его выпустили из «изолятора» за хорошее поведение, он ходит за мной по пятам. Ничего не говорит. Молча следует, куда бы я ни пошла. И всё же я держусь настороже.
Эн Найт принесла засохшую гуашь. Супер. И как прикажете ею рисовать? К сожалению, выбирать не приходиться. Карандаши окончательно сточились.
Попробовала заговорить с сорок четвёртым. Реакция присутствует. Кажется, он даже частично понимает, что я хочу от него. Звуки, которые он издаёт, похожи на детские попытки заговорить. Может, у него слабоумие? Попытаюсь обучить его речи. Вдруг чего выйдет. Мы тут застряли надолго. Возможно, на всю жизнь.
21 сентября
Сорок четвёртый назвал меня мамой. Замечательно. Неужели он чувствует, что его создала я? С одной стороны, это лишний повод для гордости. Его умственные способности далеки от идеала, однако скорость их развития и хорошая обучаемость дают все шансы вырастить из него нормального человека. С другой стороны, сорок четвёртый – это очередное болезненное напоминание об ушедших днях.
Сорок четвёртый расплакался, когда вечером нас стали разгонять по палатам. Он хотел пойти со мной. Пришлось сыграть для него на гобое, чтобы успокоить. Насколько я поняла из аляповатых маханий руками и звуков радости, ему очень понравилось.
Эн Найт сказала, что может перевести его в ближайшую ко мне свободную палату. Такое ощущение будто на самом деле всеми делами Риверсайда заправляет именно она. Как-то раз я пыталась узнать, почему мне не проводят интенсивную терапию препаратами. Эн Найт ловко ушла от ответа. Персонал лечебницы, включая докторов, обходят меня стороной. Это немного обидно. С другой стороны, размеренная жизнь в белых стенах имеет свои плюсы. Главное, чтобы Эн Найт или сорок четвёртый не решили поменять это.
22 сентября
Вот и пообщались. Откуда я знала, что такое может случиться? Сорок четвёртый не перестает меня удивлять. Возможно, я бы испытывала опасения за свою жизнь, как и остальной персонал лечебницы, если бы не знала, что он действовал из добрых намерений.
Я уже писала, что у меня закончились карандаши, а гуашью так легко не порисуешь. Мой, как оказалось, эмпатичный сорок четвёртый почувствовал, что я расстроена, и попытался развеселить меня. Он стащил из столовой запеканку с клубничным джемом, обложил меня мягкими игрушками, а помимо всего этого, поколебавшись, отдал толстянку в горшке. Это растение он облюбовал с момента появления здесь и немой жестикуляцией выпросил себе в палату. Все эти вещи были дороги ему, но совершенно бесполезны для меня. Я показала ему на красную краску и попыталась объяснить, чего мне действительно не хватает. Тогда этот идиот принялся биться головой об стену, пока изо лба не пошла кровь. Довольный, он подошёл ко мне, нелепо улыбаясь и тыкая кисточкой в стекающую по лицу кровь.
Реакция медбратьев не заставила себя долго ждать. Сорок четвёртого повалили, обкололи и увели в отдельную палату. Пациенты прозвали её между собой «изолятором». Можно только порадоваться, что этому идиоту не пришло в голову наброситься на медбрата и выжать из того «краску». О, к слову! Из-за случившегося Эн Найт подсуетилась и всё же принесла мне красные карандаши.
26 сентября
Сорок четвёртый защитил меня. Я сильно увлеклась рисованием, когда пришло время обеда. Эн Найт была занята, и моей транспортировкой пришлось заниматься другим медсестрам. Когда уговоры не были услышаны, а я действительно не слышала их зудящие как белый шум голоса, в дело пошла сила. Вот тут-то сорок четвёртого и «коротнуло». Он прыгнул между нами и принялся издавать рычащие звуки. Даже оттолкнул медсестер, набрызгав на них слюной. Этому дураку понравилось сидеть в «изоляторе»? Такими темпами ему там прописку выдадут. Или обколют так, что будет не хуже своего любимого цветка в горшке.
Мне пришлось успокаивать сорок четвёртого. Только убедившись, что я не против, чтобы меня сопровождала группа из обеспокоенного персонала со шприцами наготове, он перестал изображать из себя свирепого зверя. Наверное, не стоило поощрять подобное, но я соскучилась по защите и поддержке. Даже выпросила у поварихи кусочек пирога для него и похвалила за храбрость. Как же приятно иметь хоть кого-то, готового заступиться за тебя.
30 сентября
Грегори. Теперь его будут звать именно так. Имя – первый дар, который мы получаем от жизни. Сорок четвёртый не исключение. И плевать на то, что я успела привязаться к нему. Он хоть и не до конца понимает этот мир, но не заслуживает того, чтобы быть номерным знаком очередного эксперимента.
1 октября
Сколько я уже здесь? Только сейчас задумалась. Полтора месяца, кажется? Такое ощущение, будто только вчера я приехала в Ливингстон Бэй, только вчера встретила Мор, подружилась с Терри… Потеряла Уилла. Память врёт, но не сердце. Боль не проходит. Не уверена, что ей суждено когда-нибудь исчезнуть. Я смотрю в лицо Грега. В его улыбке мне чудится двоякий оскал Маргарет. Взлохмаченные волосы похожи на неухоженную копну Терри. Так и хочется ласково пригладить их рукой. А эти глаза… Черт. И зачем я ввязалась во всё это?
2 октября
Я пишу под скудным светом молодой луны. У пациента из соседней палаты истерика. Сегодня его плач преисполнен большего ужаса, чем раньше. Он периодически вопит про воронов за окном. «Тьма приближается. Крылья ночи поглощают собой свет. Стеклянные глаза ищут тебя». Что ж, пойду доставать свой гобой. Грегори всё равно недавно просил меня сыграть что-нибудь на ночь.
Глава 2. Буревестник
Лунный свет затмевает чей-то силуэт. Взгляд цвета пасмурного неба безразлично скользит по стене и останавливается на окне. Размытый печалью взор обретает небывалую остроту. Подрагивающие руки сжимают гобой. Агата делает пару шагов навстречу силуэту.
Похоже, мелодии привлекают не только пациентов. Чёрный ворон. Смоляной будто полночь. Его стеклянные глаза пристально смотрят вдаль. Лапки вцепились в решётку с внешней стороны. Перья поблёскивают в лунном свете, будто наточенные острия кинжалов.
Агата убирает гобой в футляр и подходит к окну. Тело окутывает прохладный воздух. Поднеся руку к стеклу, Агата несколько раз взмахивает ею в воздухе. Ворона это совершенно не пугает. Он продолжает сидеть, как на жердочке, впиваясь в пустоту за спиной девушки своими немигающими глазами.
Подождав ещё немного, Агата отходит. По спине бегают мурашки. Трясущимися руками она откидывает одеяло и забирается на койку. Немой ворон всё так же буравит взглядом сумеречную палату. Прикрыв глаза, девушка поворачивается спиной к окну, когда негромкий голос прорезает пространство:
– От прошлого нельзя отказываться…
Резко вскочив, Агата всматривается в окно. Голова ворона повернута к ней.
– Но не забывай, что именно оно порой связывает людей по рукам и ногам, отбирая их цели и мечты.
Этот голос. На подгибающихся ногах Агата подбегает к окну.
– Ты… Ты… – шепчет она, не замечая, как по щекам катятся крупинки слез. Высушенные нескончаемой болью, они наконец-то нашли способ ожить и пробиться сквозь пелену горя. – Ты жива! Маргарет, это правда ты?
– Скверно выглядишь, моя вафелька.
Такой знакомый голос звучит будто издалека, а не от самой птицы.
– Я так рада, что ты жива Маргарет! Я думала, думала… Думала, что потеряла тебя. – Агата утирает слёзы, ещё ближе придвигаясь к окну.
– К сожалению, не могу обрадовать, что у Терри дела обстоят лучше. Да и у всего Ливингстон Бэй.
– Прости. Это я виновата. Если бы не мои убеждения…
– Всё могло быть гораздо хуже, лавандовая моя, ты ведь знаешь это.
– Факты не требуют доказательств перед лицом очевидного. Я сделала много плохого тем, кого любила, и теперь расплачиваюсь за это.
Радость воссоединения сменяется болезненными воспоминаниями.
– Здесь мне и место. В этой проклятой клетке для сумасшедших.
– Запомни мои слова, Агата. Прошлое не должно тянуть вниз. Ты нужна Ливингстон Бэй. Нужна людям, оставшимся там. Нужна мне.
Агата отступает. Взгляд невольно обращается к противоположной стене. За ней палата Грегори. Скорее всего, он уже спит. Можно сказать, ему в какой-то степени повезло. У Грегори совсем не осталось болезненных воспоминаний после опытов. Нет неискупимой вины и горя. Только беззаботная глупость и горшок с толстянкой.
– Не думаю, что от меня будет польза. Я была ужасной эгоисткой. Думала только о своей мечте, а остальных оттесняла на второй план. Сейчас я даже не в силах помочь самой себе, что уж говорить о целом городе. Даже когда у меня был шанс, я не смогла спасти единственного доверившегося мне человека. – Улыбающаяся мордашка с раскосыми ушками и лимонными глазками всплывает в памяти. – Что же изменилось теперь?
– Ты.
Агата оседает на пол. Реальность, к которой она успела приспособиться и привыкнуть, вновь меняется. Когда только попала сюда, она мечтала освободиться, отомстить. Но теперь эта страсть угасла вместе с жизнями её друзей. Расчерчивая бумагу алым карандашом, Агата каждый раз возвращалась мыслями в прошлое. Её душа и сердце навеки поселились в воспоминаниях. Только там её друзья были живы. Только там она могла найти покой. Выйти из лечебницы означало принять их смерть. Принять то, что с этим грузом придётся жить дальше. Отпустить или даже забыть. Этого Агата позволить не могла.