Терентий Семенович Мальцев. Жизненный путь

© Мин Афонасьевич Глухих, 2020

© Юрий Минович Глухих, 2020

ISBN 978-5-0051-2986-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

О замечательном человеке, знатном хлеборобе, прославленном учёном-практике Терентии Семёновиче Мальцеве написаны десятки книг и статей. Это, безусловно, свидетельствует о неугасающем интересе к незаурядной личности, его творческим поискам и научным трудам, оказавшим существенное влияние на развитие нашей страны.

В Т. С. Мальцеве была сосредоточена вековая мудрость крестьянина и философа, исследователя и мыслителя, экспериментатора и учителя. Он постоянно выдвигал и ставил на обсуждение в печати и на представительных собраниях всех уровней коренные вопросы земледелия. Его научное и нравственное наследие огромно.

Своим упорным трудом и невероятной целеустремленностью Терентий Семенович достиг таких успехов, какие оказались недоступными для целых научных коллективов. Лишь он смог разрушить официальные догмы, существовавшие в 1930—1950 годы в сельскохозяйственной науке.

Его научные представления, взгляды на процессы формирования, поддержания и использования почвенного плодородия излагались в виде раздумий и рассуждений, доступных любому человеку. И они стали началом массовых творческих исследований в земледелии, растениеводстве, биологии, дали мощный толчок в развитии передовых приёмов и технологий. Философский взгляд Т. С. Мальцева на земледелие и его место в природной среде существенно повлиял на создание позднее учёными теорий адаптивного земледелия, натолкнул многих на мысль о том, что необходимо более внимательно и глубоко рассматривать процессы взаимодействия растений, почвы и микроорганизмов.

Авторитет Терентия Семёновича в сельскохозяйственном производстве был так велик, что к нему стремились приехать отовсюду специалисты, руководители предприятий, районов, областей, республик, министры и академики.

Призывая бережно относиться к окружающей среде, животному и растительному миру, Т. С. Мальцев напоминал ретивым преобразователям природы: «Природа не терпит самоуверенных работников. Когда вы слышите о могуществе человека, который способен поворачивать реки вспять, не воспринимайте это буквально. Пустить реки вспять можно, лишь изменив уклон движения воды. Человек способен изменить уклон, но не закон, согласно которому вода течет всегда по наклонной плоскости».

Родные корни

Терентий Семёнович Мальцев родился, вырос и прожил долгую славную жизнь в зауральской деревне Мальцево (Шадринский район Курганской области).

Где-то на рубеже XVII – XVIII веков основал в том укромном месте заимку некий Мальцев, бежавший за Уральский Камень от жестоких преследований властей за упорство в вере. Следом за ним пришли такие же гонимые староверы, и заимка превратилась в небольшую деревню. Образовалась крестьянская община. Однако и здесь беглых старообрядцев отыскали, но случилось это после выхода царского указа Петра I, даровавшего послабления «раскольникам»: за преданность старой вере не карать, а брать податей в два раза больше, чем с иных подданных. За двойную дань и получили староверы прозвище «двоедане».

Все важные вопросы деревни решались сообща. Дома на замок никогда не запирались, лишь палочкой припёртая дверь обозначала, что хозяев дома нет. Воровство случалось крайне редко: все знали: если голоден, попроси любого, и тебя обязательно накормят, а украдёшь – побьют и очень жестоко. Даже озорные ребятишки, если и наведывались в чужой огород, то брали не больше, чем могли съесть за раз, причём делали это так, чтобы посадки не повредить.

Отец Терентия Семёновича, сам рано лишившийся родителя, был беден. Не богаче была и девушка Васса, высватанная им в дальней деревне Барабе. До свадьбы Семён успел отслужить восемь лет бомбардиром в далеком Туркестанском краю. В школе ему учиться не довелось, потому Семён писать не умел, а мог лишь выводить с трудом свою фамилию, имя и отчество.

В деревне Мальцево насчитывалось тогда около трёхсот дворов. Поскольку земельные наделы были небольшими, а долгими зауральскими зимами руки крестьянина и вовсе свободны от основного занятия – хлебопашества, то каждый деревенский житель занимался каким-либо ремеслом: маслоделием, пимокатанием, ткачеством, пошивом шуб и т. п. Ковры, например, изготовленные в соседней деревне Канаши, очень ценились во всей округе. Один из них, подаренный семье Мальцевых по торжественному случаю, позже красовался на стене в доме Терентия Семёновича.

Хозяйство Семёна и Вассы состояло из надела земли, обыкновенной избы и одной-единственной лошади, да и та в голодный год, когда мор на скотину напал, к несчастью, околела. А в летнюю жару 1891 года, когда Мальцевы были на дальнем покосе, сгорела почти вся улица, на которой они проживали. Не уцелело в том страшном пожаре и скромное их жилище.

Крайняя нужда привела Семёна в молельный дом к деду Омельяну, духовному наставнику и такому же крестьянину. В общине почитали его за справедливость, рассудительность и отзывчивость на чужую беду. Внимательно выслушав Семёна, Омельян обратился за помощью к людям, и никто не остался безучастным. На выделенные в долг Семёну деньги приобрели в соседней деревне сруб. Перевезли его и через несколько дней общими усилиями поставили на пепелище новую избу. А на новоселье соседи принесли, что смогли: кто серп или вилы, кто плошку, скамейку. Так почти всем самым необходимым и обзавелись.

Помочами, а по иному супрядками (всем миром), в России построены многие поселения, особенно в послевоенные годы. Практически каждый житель по мере своих сил в них участвовал, так как знал: случится нужда, и ему помогут. В таких мероприятиях задействованы были все, от мала до велика. При этом ребятишки чаще использовались на подвозке стройматериалов. Срубы домов нередко везли из соседних и дальних деревень. А механизированного транспорта не было. Снаряжались обозы, причём на воловьей тяге. Возницами становились дети. На весь обоз определялся лишь один взрослый, и чаще всего тот, кто для тяжелой работы не годился.

Через два года после постройки избы Семён наконец-то смог купить лошадь. Жизнь немного полегчала, но детских голосов в доме не было слышно. Васса уже трех родила, да всех схоронили. Детская смертность в деревне в ту пору была чрезвычайно велика.

В 1895 году в семье Мальцевых родился четвертый ребёнок – Тереша. А в августе 1898 года на тридцать втором году жизни Васса умерла. Овдовевший Семён женился на Анне Степановне. Не имевшая собственных детей новая супруга полюбила пасынка всей душой. Названого внучонка радушно приняла и её престарелая мать Наталья Яковлевна.

Лишь изредка Терентий мог, как в тумане, вспомнить образ родной мамы. Однажды он попросил отца рассказать о ней. Семён подвёл сына к зеркалу и сказал: «Смотри на себя, и мать увидишь».

Игрушек, которыми лишь забавляться можно, деревенские дети тех далёких лет, как правило, не имели. Родители мастерили своим чадам такие игрушки, какими «работать» надлежит. Все детские игры были похожи на сельские работы. Одни «пахали», другие из лукошка (старого решета) «сеяли». Самые младшие «боронили» деревянными крошечными боронами либо просто пальцами. Ребятишки запрягали в телеги игрушечных лошадок и везли снопы, связанные из щепок и прутьев, на гумно. Снопы вязали также из стеблей трав, а вырвав их, начинали «вспашку», «боронование» и «посев». Иногда «дождичком поливали». Такие нехитрые игры стимулировали у ребят желание быстрее повзрослеть, запрячь настоящую лошадь и вместе с отцом работать в поле.

Семён стал брать сына в поле очень рано: за конем в часы отдыха присмотреть, воды принести. На лошадь в первый раз посадил года в три, а в 5—6 лет и боронование доверил.

Смышленым и ласковым рос Тереша. Добрая мачеха, приёмная бабушка и тетка Варвара души в нем не чаяли, а уж родной отец тем более. Но случилось несчастье. Однажды Семён приехал с поля, выпряг лошадь и, привязав её за повод к телеге, попросил сына: «Тереша, сенца Лысухе принеси». Мальчик взял сена, сколько смог, и подошёл к лошади сзади, а самого из-за большой охапки не видно. Лысуха, естественно, испугалась. Отец только крикнуть успел: «Отойди, ударит!» Но было уже поздно. Испуганная лошадь лягнула подростка, отбросив его в сторону. Семён схватил сына на руки, и закричал не своим голосом: показалось, что тот не дышит. На груди Терентия сквозь рубашонку проступила кровь.

Спасением пострадавшего руководила Анна. Семён все делал, не осознавая, беспрекословно повинуясь жене. Внес сына в избу и бережно уложил на лавку. Анна же принесла воды из колодца, чистой тряпицей сняла сгустки крови, осторожно промыла рану. Несколько успокаивало, что рана невелика, а то, что грудь в том месте продавлена, обнаружили позже. Но и это взрослых не особо насторожило, думали, затянется, когда заживать будет.

Лежать Терентию пришлось очень долго. Сначала рана сочилась. А когда и засохла, боль в груди не проходила. Продавленное место не выправлялось. Особенно больно было при глубоком вдохе.

Единственным утешением для травмированного мальчика было наблюдение за причудливой облачностью и пролетающими птицами, когда мать в теплые дни стелила для него что-нибудь на дворе или огороде, и Тереша, лежа па спине, смотрел часами в небо. «Облака, откуда они берутся, куда движутся?» – задавался он вопросом.

Быстро пролетающие птицы были не так интересны, больше нравились парящие. Звонким щебетанием привлекали внимание скворцы, быстрыми пробежками – трясогузки. Особую радость доставляло чудное пение жаворонков. В осеннее время впечатляли клинья журавлей и гусиные косяки.

Терентий наблюдал, как густые тучки закрывают ослепительное солнце, и на земле появляется тень. Иногда подмечал, что нижние облака плывут в одном направлении, а верхние в другом. Временами они так уплотнялись, что становились темными, внушающими тревогу и страх.

Не успел ещё Тереша как следует оправиться от одного недуга, как на его ослабленный организм навалились другие страшные болезни. Сначала была оспа, уносившая в те времена ежегодно из каждого миллиона жителей 710 человек. Оспа отступила, свалило воспаление легких, да так, что родные уже считали, что мальчик не выживет, и положили его на лавку под образа. Но привезенный из Шадринска фельдшер, осмотрев больного, сообщил: «Наступил кризис. Вынесет сегодняшнюю ночь – будет жить».

Нам неведомо, что именно поспособствовало исцелению от опаснейших болезней: то ли беспредельная любовь отца и матери, то ли истовые молитвы всех близких к Богу, – но свершилось настоящее чудо. Терентий выжил, оправился и окреп.

Учиться в школе Тереше не довелось. Трёхлетняя церковноприходская школа в деревне Мальцево появилась по настоянию священника враждебной двоеданам веры, возглавлявшего приход в соседнем селе Канаши. Старообрядцы видели в том лишь очередную обиду от духовенства и коварное посягательство на души своих детей, но добиться смогли только одного: чтобы школу разместили не в центре, а на краю деревни в обыкновенной избе. К учителю Ксенофонту Степановичу вражды они не имели, поскольку тот учил чтению, письму и цифири. Но в школе был поп, который преподавал детям закон божий, да ещё и за старообрядцами надзирал, правда, не очень строго. А потому церковноприходскую школу посещали только дети мирских, которых в деревне было всего несколько дворов. Старообрядцы же, если и учились грамоте, то на дому у своего единоверца, и только по Псалтыри. Других книг они не держали, называя их никониянскими, неправильными и вредными.

В доме Мальцевых не было не только книг, но даже бумаги и карандашей. Поначалу Тереша самостоятельно учился писать буквы (хворостинкой на земле, углем на дверях амбара и березовых чурбанах), а потом и в школу запросился. Отец Терентия так осерчал, что хотел даже выпороть «крамольника», но это не отбило у пытливого сына неодолимой тяги к знаниям.

Школьный учитель Ксенофонт Степанович, приметивший любознательного мальчика, стал давать ему книжки. Сначала те, что и всем предлагал – занимательные, а потом и более серьёзные: по истории, астрономии, арифметике. Жалея малолетнего пасынка и опасаясь гнева супруга, Анна Степановна тайны не выдавала. Даже подарила Терентию найденный ею огрызок карандаша.

Как-то раз отец вернулся домой озябший и, сняв верхнюю одежду, залез отогреться на полати. Почувствовав под собой что-то твердое, нащупал книгу. А все книги, кроме Псалтыри, он считал греховными. Это от них, от никониянских книг, ушли сюда, за Урал, его предки. Ушли и немало претерпели во имя сохранения чистоты своей веры и спасения души. И вот эти греховные книги вдруг оказались у него в доме!

Семёну потребовался мудрый совет, и он вновь отправился к дедушке Омельяну. Полистав книгу, тот произнес: «Не гневайся на сына, познание грамоты – не грех. Главное, к добру или злу она ведет. Не мешай ему, а к делу приноравливай. Человек с малолетства должен руками всякое дело познать!»

Поехал отец в Шадринск и привез домой, помимо хозяйственной утвари, увесистую Псалтырь. Вручил сыну со словами: «Вот будешь на клиросе читать, так дедушка Омельян определил». Терёха был на седьмом небе от счастья: у него появилась собственная книга, которую он будет читать, не таясь, причём всем людям.

Дедушка Омельян пригласил Терентия к себе, угостил горячим пирогом и, послушав, как мальчик читает, похвалил, но заметил:

– Шумишь много, будто выхваляешься. Не надо так. И славу, и честь свою человек поступками блюсти должен. А когда он блюдёт себя, то умеренная речь и его красит, и людям слышнее. – Выдержав внушительную паузу, спросил, – в часовне читать хочешь?

– Хочу! – радостно признался Тереша.

Мудрый старец одобрительно похлопал его по плечу.

Так уже в возрасте десяти лет Терентий поднимался на клирос и, стоя перед православным народом, обращался от его имени к Господу Богу с хвалой и мольбой, с клятвами и жалобами. А люди вторили ему шепотом.

Семёна распирала гордость за сына. Радовался отец и тому, что вечерами его избу всё чаще стали навещать солдатки, уважительно прося Терёху прочитать письмо и написать ответ воюющим с японцами мужикам. Сын-грамотей оказался таким же нужным в деревне человеком, как и мастеровой работник.

В пятнадцатилетнем возрасте сына Семён поставил его за сабан. При первом проходе Терентий не смел даже оглянуться, чтобы посмотреть, как тянется за ним чёрная полоса земли: очень боялся испортить борозду. Сеять же отец ещё не доверял. Сам шагал по пашне с подвешенным на лямке через плечо лукошком, наполненным отборным зерном. Широким сильным взмахом бросал крупной горстью семена в стенку лукошка. От удара зёрна веером падали на пашню. И было нечто символическое в этой величественной картине. Брошенные в пашню семена прорастают и дают зелёные всходы. Так зарождается новая жизнь. И это повторяется из года в год, из века в век.

Годы первой мировой войны

В 1914 году грозная весть о войне с Германией пришла в деревню Мальцево в самый разгар сенокоса. Многие мужики призываются на военную службу и уходят на фронт. А Терентий, как единственный сын, числится ратником второго разряда и призыву пока не подлежит. Ему уже девятнадцать. Отец теряет былые силы, и вся тяжелая работа по хозяйству теперь лежит на сыне.

Война войной, а жизнь в деревне продолжается. Терентию настала пора жениться. Ему уже давно приглянулась односельчанка Татьяна, и родители не стали возражать против выбора взрослого сына. Заслали сватов в дом Татьяны, но получили отказ. Возлюбленную Терентия выдали за богатого парня. Горькая обида взяла Терёху. А как же, теперь вся деревня знает, что его «забраковали».

Родители были мудрее и познакомили парня с семнадцатилетней Парасковьей из соседнего села. Молодые понравились друг другу. А раз так, то чего тянуть? Через несколько дней и свадьбу справили.

Мировая война требовала всё новых жертв. По стране прокатилась очередная волна мобилизации, и 20 марта 1916 года Терентия Мальцева призвали в армию. Простился он с отцом, матерью, женой и недавно народившейся дочкой и под горестные причитания покинул родимые, милые сердцу края.

В конце 1916 года на передовой в Галиции, куда попал Терентий, было затишье. Русские истощили свои силы, потеснив врага на этом участке фронта в летнюю кампанию, а германцы и австрийцы оправлялись от тяжёлых поражений.

В ночь на 19 января 1917 года роту, в которой служил Мальцев, оповестили, что через их расположение в тыл врага пройдет группа разведчиков в белых халатах. Глубокой ночью часовой обнаружил разведчиков, передвигающихся по овражку. Только шли они с вражеской стороны, по всей видимости, уже возвращались с задания.

– Сюда, братцы, – тихо позвал часовой. Помедлив, он и рукой показал, как безопаснее пройти. А догадался, что это германцы, только когда ему кляп в рот сунули и крепко связали. Заслышав чужую речь, проснулись солдаты, а винтовок-то уже нет. Так всю роту и взяли без боя.

Во многих местах Германии побывал пленный Терентий, выполняя физически тяжелые работы. Терпел лишения и издевательства. Обращение конвойных заметно улучшилось, когда мирные дни стали явью. Больных военнопленных Кведлинбургского концентрационного лагеря от работы освободили и даже предоставили им медицинскую помощь. Чрезмерно исхудавшего Мальцева с распухшим коленом положили в госпиталь, причём в палату с ранеными немецкими солдатами.

На первый больничный обед подали картошку в мундире. Глядя на других, Терентий почистил её и съел, а потом не удержался, собрал все шкурки и отправил их в рот. Заметив это, раненые стали делиться с ним своими порциями, а чуть позже принесли с кухни чугунок, полный горячей картошки.

За месяц лечения в госпитале при таком откармливании долговязый заморенный человек заметно поправился. Однако вести о мире, которого все с нетерпением ждали, всё никак не поступали, и в лагере послабление сменилось ожесточением.

Даже после окончания мировой войны бывшие союзники, нанёсшие поражение Германии, не торопились освобождать русских военнопленных, небеспочвенно опасаясь, что эта двухмиллионная масса может пополнить ряды красной армии и укрепить советскую власть.

Терентий Мальцев покинул Кведлинбургский лагерь с одной из последних партий, 19 января 1921 года. По дороге на Родину он с нескрываемым любопытством присматривался к обстановке на полях. Земли немецкие на вид хуже зауральских, но климат германский мягче, и сельскохозяйственные орудия гораздо лучше. Здесь уже работают гусеничные тракторы, о которых в деревне Мальцево пока можно только мечтать. И урожай соответственно выше.

Вновь побывать в тех немецких краях Терентию Семёновичу Мальцеву удалось лишь 43 года спустя, когда он воспользовался приглашением на VIII крестьянский конгресс ГДР. В Берлине при встрече с главой страны Вальтером Ульбрихтом бывший узник концлагеря выразил своё давнее желание побывать в Кведлинбурге, и ему любезно предоставили машину. В городе Мальцева встретили старые коммунисты: Карл Шуман, который в 1920 году был секретарем партийной организации Кведлинбурга, и Станислав Мюллер, в то время председатель городской парторганизации, много и активно помогавшие подпольщикам лагеря. Они сопроводили Терентия Семёновича к месту, где когда-то было ограждённое колючей проволокой поле. Вспоминали, как здесь, в центре лагеря для военнопленных, 1 мая 1920 года они проводили митинг-демонстрацию. У Терентия Семёновича сохранилась небольшая фотография (он взял ее с собой), где запечатлен этот исторический момент.

Поле ничем не напоминало о далёком прошлом, было аккуратно обработано и готовилось к весеннему севу.

Отход от сельских традиций

Через пять долгих лет возвратился Терентий в родную деревню. Первой кинулась ему на шею, выбежав за калитку, заметно поседевшая за эти лихие военные годы мама. На пороге встретили сильно постаревший отец и заждавшаяся супруга. Радость Терентия от долгожданной встречи с родными омрачилась печальной вестью о том, что единственная дочка умерла.

С женой прожили в мире всего две недели. Стала настойчиво подбивать мужа отделиться от родителей. А как их, стареющих, оставить? Терентий упёрся. И нашла коса на камень. Дважды Парасковья, собрав вещи, переселялась к матери, но после примирения возвращалась к мужу. Однако всякий раз спокойствие длилось недолго. В третий раз Терентий за женой не поехал.

Не сложилась семейная жизнь и у Татьяны, первой Терентьевой любви. Жила она у своего старшего брата. При встрече былые чувства вспыхнули с новой силой, и Терентий с Татьяной решили жить вместе.

По возвращении в родные края Терентий ждал первую весну с нескрываемым нетерпением: трудовые руки соскучились по земле. Перед началом сельскохозяйственных работ он советовался с отцом и уездным агрономом.

Весна в тот год оказалась ранней, сухой, а лето – крайне засушливым. Озимые погибли от нехватки влаги, а яровые саранча пожрала. Комиссия земотдела Шадринского уезда, обследовав поля одной из коммун, например, зафиксировала: яровая рожь на 12 десятинах дала по 20 пудов с десятины, пшеница на 240 десятинах – по 25 пудов, а с 90 десятин даже семян не взяли, овес на 220 десятинах уничтожен саранчой.

От бескормицы, ящура и других напастей, обычно возникающих при бескормице, в округе пало много скота. Выставленные у деревенских околиц шлагбаумы, преграждавшие въезд и выезд из села, распространению болезни препятствовали слабо.

Узнав о важности качества высеянных семян, Терентий решил поэкспериментировать. Отобрал в амбаре поштучно крупные зерна и посеял их в огороде для проверки. В неурожайный год результат превзошёл все ожидания. Нашелушив около пуда крупного зерна, он перебрал и его по зернышку, чтобы вновь посеять.

Во время посещения Шадринского опытного поля Терентий выяснил, что все крестьянские поля засорены семенами сорных трав до 2,5 миллиардов штук (а по весу до 21 центнера) на гектар. Чтобы посевы были чистыми, необходимо весной после схода снега поле заборонить, а сев начинать лишь после уничтожения взошедших сорняков. А на паровом поле за счет своевременности его обработки можно увеличить урожай пшеницы на 16,5%.

Мальцев решил испытать и это новшество, но сразу возник вопрос: чем боронить? Терентий срисовал чертеж лапчатого зуба бороны из книжки и отправился к кузнецу. Тот посмотрел на чертеж, подумал и согласился изготовить.

Весна 1922 года выдалась ранней. Перед Пасхой погода позволяла уже в поле работать, но в такое время крестьяне ее никогда не начинали. К полевым работам всегда приступали, отпраздновав Христово воскресение. Несмотря на вековые традиции, Терентий решил начинать. А чтобы народ не видел, готовился на заднем дворе. Но отец, заметив запряженных лошадей и борону па телеге, стал корить сына:

– Не смей землю сушить-тревожить. Постыдись людей добрых. Без хлеба семью оставишь!

Действительно, делать то, что никто из землепашцев не делает, – это великий риск для крестьянина. От земли человек кормится, и заповеди надо соблюдать. К тому же, отступник рисковал прослыть колдуном, якшающимся с нечистой силой.

Уверенный в правильности своего выбора, Терентий не послушался отца. Восемь праздничных дней он работал в поле один, и всё это время при сухих ветрах, уносивших из земли драгоценную влагу. Когда выехали деревенские, на его забороненных полосках уже зеленели кое-где сорняки. Соседи сеять стали, а молодой экспериментатор всё ещё с сорняками борется. Лишь после ликвидации сорных трав приступил к посеву.

Результаты трудов проявились уже при первых всходах. У соседей всходила не только пшеница, но и сорняки, а на его полосе – чистая пшеничка. Радовал глаз и участок, засеянный отборными зернами.

Урожай оказался значительно выше, чем у соседей. Это была первая победа Терентия. На следующий год отец уже не возражал ни против боронования, ни против сортировки семян.

Закончив посев, крестьяне обычно давали лошадям одну-две недели отдыха, а уж потом приступали к обработке пара. Терентий же поступил иначе. После посева остался на ночь в поле, а с рассветом начал пахать паровой участок. Доставивший ему обед отец удивился:

– Это же пар, его до Иванова дня люди не пашут, надо, чтобы он сором зарос.

– Земля паруется, чтобы от сорных трав избавиться и влагу накопить, – возразил сын. – При поздней вспашке она успеет высохнуть, и качество обработки будет хуже, а сорняки сохранятся и появятся лишь на следующий год в посевах. Да и влаги весной будет мало.

Действительно, на рано вспаханном участке все лето сорняки появлялись и своевременно уничтожались. А влаги за зиму накопилось гораздо больше.