Возгарка I

Глава 1. Яромира Руженова

В паутине трепыхался мотылёк.

Одиночество, отчаяние, страх… Как же я понимала его. Однако помочь выбраться так и не решилась: заметила ползущего к добыче здоровенного паучищу с мерзким брюшком. Светлые крылышки ещё дергались, когда ядовитые клыки вонзились в крохотное тельце. Затем хищник принялся пеленать жертву.

Я одёрнула себя: нечего тут пялиться, надо дальше идти, подружки ведь не могли уйти далеко. Наверняка они тоже меня ищут. Не бросят же одну?

– Девчонки! Я здесь! Отзовитесь!

Высоко над головой шелестели листья – тревожненько так, чтоб остатки надежды скукожились в урюк. Бродя между тёмными стволами, я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной в этой огромной дубраве. Днём она казалась приветливой и светлой, но теперь… Прям противно от собственной беспомощности. В конце концов, мне ведь уже одиннадцать, даже с половиной! Нельзя быть такой трусихой!

Лес казался бесконечным.

С бородавчатых ветвей бересклета свисали спелые грозди и таращились на меня чёрными зрачками из ядовитой мякоти. Встречалась переспелая, подсохшая земляника. Дозревали орехи лещины – ещё пара-тройка неделек и можно собирать… Вот только, чтобы вернуться за ними через эти самые недельки, сперва хорошо бы отсюда выбраться.

Темновато становилось. Поджилки холодели всё сильнее. Под ногами шуршала подгнивающая листва с примесью хвоинок. Сочившийся через кроны свет иссякал, как вода в огородной лейке, мысли тоже мрачнели с каждой минутой.

А что, если меня не найдут? Что, если я так здесь и…

Не буду плакать, не буду, нет.

Блин, как обидно-то за свою судьбу-кручинушку!

Да ещё корзина руки тяготит, а бросать жалко. Красные ягодки, голубенькие. На варенье отличненько пойдут. Мне всегда нравилось ходить в лес с девчонками. Но на этот раз я так увлеклась, что не заметила, как ушла слишком далеко от остальных.

Сперва я даже не поняла, что заблудилась. Немного ягодок здесь, чуток там. Урожай в этом году не очень: дождливое лето, а брусника влагу не любит, да и не первые мы такие умные за ней отправились. Мы бродили по прогалинам и вырубкам, я часто отбегала от остальных, чтобы найти собственный бугорок, заросший низкими кустиками. Перебегала через полосы березняка, увлечённо обирала веточки с кожистыми листиками. Попадались черника с голубикой – тоже отправлялись в корзинку. Так мало-помалу я совсем не заметила, что смех и возгласы подружек куда-то пропали.

Угораздило же… Если отчим узнает, прибьёт. Хотя меня и так ждёт взбучка, ведь я опоздала к открытию трактира. Сейчас мне положено вовсю помогать бабушке на кухне, а не блуждать неизвестно где и кормить комаров: их писк донимал всё сильнее, эти мелкие кровопийцы лезли прямо в лицо, глаза, уши. Всякая мелкая мошкара тоже не гнушалась изводить меня.

– Ох ты ж! – зацепившись ботинком за корень старого клёна, я едва не рассыпала с таким трудом собранные ягодки. Сдула с глаз рыжую прядь, выбившуюся из косы, осмотрелась.

И куда дальше идти? Блин, какая знакомая валежина…

Кажется, я здесь уже была…

– Аминка! Квета! Ганка! Вы меня слышите?! Ау!!!

По щекам уже текли слёзы, я глотала их и шмыгала носом. От плача картинка размывалась, глаза жгло. Я всё меньше понимала, куда иду. Наверное, следовало остаться на месте, как только сообразила, что потерялась… Но я же думала, что вмиг девчонок разыщу! Делов-то!

Каждый шорох пугал, заставлял настороженно останавливаться и прислушиваться. Лесные звуки становились всё более жуткими. От почвы исходил тяжелый землистый дух. Холодная влага тумана наполняла лёгкие. Я зябко ёжилась, руки совсем закоченели на дужке корзинки – не только от холода, ужас морозил не хуже. Перспектива заночевать в лесу до смерти пугала. Кишочки нехорошо скручивало, начинало мутить.

Подол испачкался от влажных побегов, обувь совсем промокла.

Устав аукать и продираться через заросли, я опустила корзинку возле ствола с замшелым комлем. Уселась рядом и привалилась спиной к шершавой коре. Ножки устали и совсем некстати разболелись. Била мелкая дрожь. Я обхватила колени и горько зарыдала.

Нет, так нельзя… надо успокоиться.

Может, снять и вывернуть одежду наизнанку? Говорят, помогает от блуда. Ну, не того блуда, что по ночам случается в «Весёлой Нарциске», а который в лесу кругами водит. Дух такой, лесовичок. Хотя, наверное, не стоит. Простужусь ненароком, да и мама не велела нечистикам потакать. Как же мне её не хватает…

Я тихо сглотнула, пытаясь сосредоточиться на дыхании, потому что сердце так и рвалось из груди. Наверное, собиралось поискать дорогу домой без прочих, слишком медлительных и глупых частей меня. Холодало всё заметнее, а ведь лето ещё не кончилось. Будто сама природа решила поглумиться над несчастной потеряшкой. Хотя у нас тут горы рядом, так что всё из-за них: по ночам с вершин морозные ветра дуют.

Сложившиеся вместе ладони согрело дыхание. Потом правая нырнула за шиворот и достала кулон с туго замотанными нитью мамиными волосами: такими же рыжими, как мои. Веки сомкнулись, пальцы стиснули локон-памятку, с губ сорвалось шептание:

– Мама, мамочка, если ты слышишь, помоги мне, пожалуйста. Мне так страшно, я не специально, я больше не буду отходить от остальных. Прошу тебя, помоги.

Чуток полегчало.

Утерев слёзы, сунула в рот пару ягодок – сочные, кисло-сладкие.

В конце концов, огниво у меня при себе, трут найти не сложно. Расчищу сухую листву, наломаю сушняка и разведу костёр – как-нибудь до утра продержусь.

Рядом валялась отсохшая ветка – вот и помело. Руки двигались сами, голова ещё отказывалась верить, что придётся устраиваться на ночлег вот так… и… Что за?

Хребтину моментально продрала обжигающая волна паники, потому что кусты шиповника угрожающе зашипели. Схватив корзинку, я свалила прочь: совсем не хотелось проверять, гадюка это или уж. Мысли снова помрачнели, ведь на пути запросто может повстречаться зверь покрупнее и поопаснее.

Потому, если придётся здесь звёзды встречать, лучше не спать. Костёр – дело хорошее, но мало ли… Один старый охотник – завсегдатай трактира – говорил, что звери вовсе не так огня боятся, как люди думают. Особенно, если раньше этого огня никогда не видывали и не знают, как больно он кусается.

Перестав шмыгать, я уловила какой-то отзвук. Сперва решила, почудилось… Невольно обратилась в слух и…

Сердце пропустило удар.

Неподалёку слышался шум воды! Наверняка это Искричка!

Я радостно поспешила туда, чтобы сориентироваться по знакомым местам.

Придерживаясь за ветки, спустилась под откос. Башмаки скользили по прелой листве. Почва становилась влажнее, всё чаще встречались папоротники. Кроны расступались, пропуская неширокую речку, журчащую по гальке. Стало светлее и свободнее.

Неужели я спаслась?

* * *

Вода резво падала с невысокого уступа и разбивалась о камни.

Дорогу мне преградили заросли смородины. Пока продиралась, такую дикую тучу мошкары подняла, ужас просто. Без веток над головой стало светлее, хотя солнца уже не было, просто закатное зарево потухнуть не успело, но из лесной чащобы полоску горизонта не разглядишь.

Ой, а там кто?

Какая-то тёмная фигура присела на одном из прибрежных валунов.

Подумалось: наверняка кто-то из местных, надо спросить, как выйти к опушке.

Приблизившись, я поняла, что не знаю такого, какой-то чужак… ещё и на пирата похож или просто бандита.

Рубашка красивая, со свободными рукавами – наверняка дорогая, хоть и поношенная. Кушак вокруг поясницы – у нас такие часто носят. Сапоги с отворотами и такие же перчатки, а на голове – платок. Всё чёрное.

Волосы – тоже чёрные – свисали до ключиц и намокли, потому что чужак умывался. Он зачерпывал журчащую между пальцев студёную воду в ладони и обмывал подбородок. Меня удивило, что этот дядька даже не снял перчатки… потом я заметила, что обратно вода сбегает тёмными струйками…

Будь сейчас не так сумрачно, они наверняка оказались бы красными.

Меня пробрал ужас. Я сразу же поняла, что это вампир.

К нам в трактир они почти не заходят: нет у нас подходящей для них кормёжки. Но пару лет назад забрели, наверное, по незнанию. Отчим тогда велел моим сводным сестрам запереться и не выходить от греха подальше. Я украдкой подглядывала, как зловещим гостям наливали кровь наскоро забитой свиньи. Один попробовал и гадливо плюнул, схватил отчима за шиворот и потребовал человеческую. Мама вмешалась, она улыбалась и пыталась всех успокоить… Меня заметили и прогнали, а у неё потом рука была перебинтована.

Тогда мы легко отделались. Но одно дело встретить кровососа в городе, где он вынужден хоть как-то соблюдать правила, которые придумали его собственные паны, совсем другое – случайно наткнуться в лесу. Может, я ещё не очень взрослая, но уж разницу понимаю. Да и люди у нас иногда пропадают. Кто в трясине завязнет, кто спьяну в овраг свалится, а кого-то птички со зверюшками после такой вот встречи оприходуют.

Нет у мертвяка причин упускать перекус, если тот сам заскочил на зубок.

Блин, он ещё и с оружием. Вон, кожаная полоса грудь пересекает и к ножнам крепится, а из них рукоятка с защитной дужкой торчит. Хотя уж это совсем не важно: ему и клыков хватит, чтобы разделаться с кем угодно, не только с ребёнком.

Он заметил меня.

Надо бежать. Нет, не выходит.

Пошевелиться я уже не могла. Испуг намертво сковал меня, заставляя смотреть, как хищник медленно выпрямился и, стряхнув с рук воду, зычным, бархатистым голосом произнёс:

– Ну привет, малышка. Заблудилась?

– Не подходите ко мне! – пропищала я, судорожно прижимая корзинку с ягодками к груди, будто вампир покушался именно на них.

– Почему? Чего ты так испугалась?

– У вас лицо в крови…

Дура, молчи! Зачем ты ему это говоришь?! Беги! Беги быстрее!

– Ах, это… – он с усмешкой провёл мокрой перчаткой по лицу, будто отмечая трёхдневную щетину, которая там действительно имелась. – Всего лишь олень. Не думаешь же ты, что я загрыз человека? – он небрежно отёр остатки крови рукавом и направился ко мне.

– Не подходите! Если вы вампир, то всё равно не сможете пересечь текущую воду! Мне сестрёнка говорила!

– Ну что ж. Значит, либо я не вампир, либо твоя сестрёнка ошибается.

Его высокие кожаные сапоги неспешно ступали вдоль каменистого берега, а выбрав место помельче, он так же спокойно зашагал через речку.

В ужасе я попятилась, споткнулась и упала, рассыпав все ягодки.

– Не ушиблась? – с участием спросил кровосос, нависнув надо мной чёрной громадиной. – Дай-ка пособлю, – и протянул мне руку.

Глаза вампира даже в полумраке казались бледно-голубыми и холодными, как смерть. В панике я стала месить ботинками грязь и отползать назад. Потом перевернулась, захватив сырую землю уже руками, подскочила и бросилась наутёк.

Вдогонку мне полетел обидный хохот, слившийся с шумом водопада. Я бежала, не разбирая дороги, ветви больно хлестали по рукам и лицу, а сердце норовило вырваться из груди. И вот, когда лёгкие запылали огнём, я с размаху врезалась в выросшую из ниоткуда тёмную фигуру.

Но на сей раз грохнуться на землю мне не удалось. Стальная рука сцапала меня за шиворот. После чего лес огласил пронзительный визг. Вампир позволил мне всласть побрыкаться и повырываться, прежде чем упёрся рукой в бедро и наклонился вперёд, чтобы поравняться со мной. Спасибо хоть за шкирку не поднял, как котёнка. Я знала, что нельзя смотреть вампирам в глаза, а потому зажмурилась – хотя понимала, что от его клыков это никак не спасёт.

– Прекрати выдираться, рыжик, ты же понимаешь, что это бесполезно.

Затянутые в чёрную кожу пальцы сцапали мой подбородок, лишив возможности дальше вертеть головой и повизгивать. Челюсти сразу же протестующе взвыли, я судорожно вдохнула-всхлипнула и разлепила веки. Всё внутри куда-то провалилось, а руки похолодели так, что я перестала чувствовать кончики собственных пальцев: те вцепились в поскрипывающую перчатку вампира. Зато его пальцы на своём лице продолжила ощущать очень отчётливо.

Одну бровь мертвеца пересекал росчерк шрама, но смотреть я могла только в его зрачки: их чернота расползлась по белкам, будто чернильная капля в стакане воды. Непроглядная тьма… Меня бросило и в жар, и в холод. Я ощутила, как всё онемело, из тела ушла всякая воля. Ноги больше не держали меня, я бы могла обмякнуть и повалиться прямо на сырой мох, если бы пятерня вампира не комкала мою одежду на загривке.

Подбородок он отпустил, едва встретившись со мной взглядом. Хотя нет, не правильно, это я встретилась взглядом с ним. И понимала, что больше не имею власти над собой. Был в этом и ужас, и странное успокоение. Дескать, ну всё, теперь от меня больше ничего не зависит, делайте, что хотите.

– Так-то лучше. Как тебя зовут? – мягко поинтересовался голос. Казалось, он звучал из какого-то отдаления. Меня окатывало только его гулкими отголосками, будто я провалилась в глубокий колодезь, а хозяин этого голоса может сбросить мне верёвку, если захочет.

Обещание надежды – вот что мерещилось через пелену дурмана.

– Ярочка… – пролепетал мой омертвевший язык.

Вампир усмехнулся уголками рта.

– Смотри-ка, Ярочка, ты вся перепачкалась и щёчку оцарапала.

Он зубами стянул перчатку со свободной руки и заткнул за пояс. Только сейчас я смогла рассмотреть его клыки, и они действительно были длинными и острыми. По спине пробежали нехорошие мурашки. Мне очень-очень не хотелось, чтобы эти зубы разодрали мою кожу. Я часто задышала, а мертвяк тем временем скользнул холодным пальцем по моей щеке и захватил капельку крови из царапины, которую тут же начало щипать.

С наслаждением слизнул.

– Гораздо вкуснее, чем оленья, – он приблизился вплотную к моему лицу, заставив сжаться в комок, и выдохнул: – Тебе повезло, что я не ем детей.

Затем его губы скривились, и он полуобернулся, будто что-то заслышав. Мои уши при этом ничего, кроме обычных лесных звуков не уловили.

– Тебя уже ищут, малышка, – и он снова пристально посмотрел мне в глаза. – Слушай внимательно, Ярочка. Сейчас ты забудешь о нашей встрече. Ты никогда меня не видела и не узнаешь моего лица, если мы когда-либо встретимся. Ты потеряла корзинку и убегала, потому что испугалась волка, который пил воду у водопада.

Слова отдавались у меня в голове глухим эхом.

Несколько мгновений я не дышала, затем моргнула и судорожно сглотнула: во рту пересохло от страха – но каким-то чудом я выбралась из колодца. Вернее, меня оттуда вытащили: так же легко, как запихнули. Голова немного кружилась.

Чужак выпрямился и добавил:

– А теперь иди, скоро тебя найдут подружки.

И он подпихнул меня за плечи в нужном направлении.

Я сделала шаг, другой, третий. Ноги оставались ватными. Очень хотелось обернуться, но не осмелилась.

Это так происходит? Я теперь забуду про встречу с вампиром и буду вспоминать, что вместо него повстречала у водопада обычного волка? Но я не хочу забывать… Хотя, наверное, это лучше, чем помнить о таком кошмаре…

Я так и брела, шурша сухими листьями под ногами. Цепляясь за воспоминания и ожидая, что они вот-вот начнут меркнуть и выцветать. Против воли представляя себе волка, лакающего воду длинным собачьим языком. Он очень явственно представился мне: в серой шубе с ржавыми подпалинами, здоровенный, на худых поджарых лапах. Вот он отрывает морду от журчащей воды и поднимает на меня свои горящие, жёлто-оранжевые глаза…

Нет, стой, глаза у него бледно-голубые, как льдинки…

Или непроглядно чёрные, совсем вороньи…

И сам волк тоже чёрный, а не серый…

Но у нас ведь не водятся чёрные волки…

Может, это была собака?

Ничего не понимаю…

Тут на меня налетели девчонки. Подняли галдёж, трясли, чего-то говорили.

– Ярка, Ярка! Ну наконец-то!

– Мы тебя уже обыскались!

– Ты куда запропастилась?! Дурёха рыжая, в лесу так и сгинуть можно!

Я облизала пересохшие губы и прошептала:

– Простите, я не хотела. Я просто заблудилась. Меня волк напугал… Там, возле водопада. Или собака…

Глава 2. Рихард фон Шнайт

Девчонка сомнамбулой побрела прочь.

Я старался не жалеть, что не убил её.

Ведь это так просто, никто не узнает, нужно только догнать и…

Да, никто не узнает, как не узнал про кровавую бойню, которую ты устроил, едва вернувшись к жизни. Но ты будешь знать. Ты не сможешь забыть страх в её светло-карих глазах, не прогонишь мысли о детском трупе, зарытом в мягком лесном гумусе под периной палой листвы. Ты будешь изводить себя и проклинать за минутную слабость, какое бы наслаждение ни принесла кровь этого несчастного ребёнка.

Нахлынули воспоминания той бури, что унесла мою собственную жизнь.

Шёл 1435 год со дня Чёрного Солнца, война за наследие Сигизмунда бушевала уже тринадцать лет и перешла в самую жёсткую, решающую фазу. Наша эскадра под знамёнами ворона шла на помощь сухопутным войскам. Но удача в тот день сдала нам плохие карты.

Позже ответственность за разразившийся у берегов Гаренмарка шторм взяли на себя колдуны противника, но было ли их вмешательство реальностью или погибель нам принёс каприз природы, осталось невыясненным.

Сперва задул шквалистый зюйд-вест, а когда горизонт заволокло мрачными грудами кучево-дождевых облаков, капитан нашего фрегата связался с флагманом, чтобы скоординировать курс.

Связь осуществлялась посредством обычных семафоров, потому что к магическим кристаллам, которыми штатно укомплектовано каждое судно, на флоте не принято прибегать пока противник не появится в объективе подзорной трубы. Вложенная в холодный хрусталь сила быстро расходуется, знаете ли. Да и не очень-то доверяют просоленные морские волки колдовским агрегатам.

Последовала череда световых вспышек, и решением стало уйти от шторма, ведь ложиться в дрейф или продолжать путь с зарифленными парусами в опасной близости от скалистых берегов было слишком рискованно, а бухт подходящего размера, чтобы принять целую эскадру, поблизости не имелось.

Однако замыслы по спасению от стихии не удались. Судьба-злодейка настигла беглецов и обрушила на их фоки, гроты и бизани свирепый ураган. Корабль глубоко зарывался носом в волну, солёные брызги хлестали в лицо. Снасти гудели натянутыми струнами. В порывах крепчающего ветра скрипели и выгибались мачты.

Кубрик опустел: аврал поднял на верхнюю палубу всех матросов, гардемаринов и солдат. Находясь в лейтенантском звании, я был среди офицеров, передававших приказания нижним чинам. Пальцы костенели на тросе крепко набитого фордуна, вокруг пояса был обернут страховочный линь, мундир промок и тяготил плечи.

Помню, как орал в медный рупор капитан, подбадривая команду крепким словцом:

– Убрать все паруса! И пошевеливайтесь, сукины выкидыши, покуда морская могила не схлопнулась над вашими ленивыми костями! Не надейтесь, что бочонки грога, что у вас в брюхе, помогут вынырнуть из пучины, аки томбуи!

– Травить кливер-шкоты! Отдать кливер-фалы! Выбирать ниралы! – переводил я, указания капитана мичману, тот доводил их до сведения боцманов, а те орали и свистели на матросню. Все мы, наравне с командиром корабля, вооружились рупорами, но даже так силы звука едва хватало. – Топенант на марку! Травить фалы! Выбирать гитовы! Отдать шкоты и галсы! Гитовы и гордени до места!

Форштевень рассекал кипящие волны. Вздымались грозные валы, их пенящиеся верхушки обрушивались вниз, норовя пришибить творение рук человеческих, как назойливую букашку, которая без спросу ползает по вековечному телу исполина по имени Бескрайний океан.

Фрегат взлетал на гребни этих титанических волн и, плавно пропуская их под килем, скатывался во впадины, будто санки с ледяной горы. Даже бывалых моряков, закалённых и длительными штормами, и бесконечными штилями, и порохом пушечных залпов, проняло.

Нет-нет, да и перегибался матрос, а то и офицер через фальшборт или использовал с той же целью поломойное ведро. Оно только чудом не улетело в морскую кипень, а лишь перекатывалось от бакборта до штирборта, как бы предлагая свои услуги всем желающим.

Вперёдсмотрящий, едва держась на марсе фок-мачты, принялся беззвучно орать и показывать на нечто по правому борту. Капитан раздвинул подзорную трубу и направил её по указанному курсу.

– Ах ты ж, альбатросы недобитые! – взревел он, но в голосе сквозили ноты одобрения и даже гордости. – Взлетели! Ой, дурачьё… Снесёт же акулам на корм!

Океан вздыбил нас очередным горбом и, щурясь сквозь пелену дождя, я заметил три вознёсшиеся над флагманским кораблём точки.

Чародеи, борясь с ненастьем, поднялись над неистовыми водами. Раскат грома прозвучал в унисон с яростной вспышкой молнии, и та озарила фигуры этих отважных безумцев. Развевающиеся плащи хлопали и бились на ветру, подобно заполаскавшимся парусам.

Расстояние мешало увидеть их лица, но этого не требовалось. Каждый на флоте знал их имена. Старший из троицы, паривший в центре, двухсотлетний вампир – магистр тайных искусств, давний ученик Вальдемара, нашего великого герцога. Именно под его знамёнами мы отправились в бой.

Следует уточнить, что герцог этот по совместительству является моим злокозненным дядюшкой. Да, я благороден он макушки до подмёток, хотя сейчас по мне это не очень заметно. Собственно, тогда, трясясь от промозглого холода на палубе попавшего в передрягу корабля, я тоже не очень тянул на наследника одного из крупнейших государств на континенте. Но сейчас всё в порядке: Вальдемар уже лишил меня наследства.

На чём я остановился?

Чародеи, точно.

Наш оккультный щит и меч, смелая троица во главе с Волеславом Ланге.

Парившие рядом с вампиром-колдуном юноша и девушка – его собственные выкормыши, пока ещё не бессмертные, но уже получившие благословение на переход в ряды помазанников богини. Всё, что им оставалось – умереть и воскреснуть для вечности в ночи. Забегая вперёд отмечу, что океан не отпустил ни одного из них: живые или не очень, все пошли на корм морским обитателям, а может, не пережили рассвета следующего дня.

Эти кудесники призывали всю доступную силу, выворачивали души наизнанку и в иступляющем трансе пытались словами усмирить океан, будто дрессировщики непокорного льва. Но нет, не той породы им достался зверь. То не лев, не слон и даже не кашалот. Древний левиафан пробудился от вечного сна, голодный и злой, жаждущий пожрать всех, кого угораздило почесать килями его спину.

И реющим над его неохватной тушей альбатросам он тоже уготовил печальный исход. В тщетной попытке обуздать природный хаос, беспощадную силу, что намного могущественнее всех слов, когда-либо произнесённых под солнцем и луной, они забылись. Слишком ушли в себя, в единство творимого обряда, перестали воспринимать внешний мир с его, надо заметить, вполне очевидными угрозами.

Рёв вздымающейся водяной горы. Момент наивысшего пика, когда вселенная замирает в ужасе и кажется оглохшей. Крушение срывающихся с гребня масс, и лишь тяжеловесные буруны катятся к берегам, разбиваясь о рифы.

«Отлетали своё, птички», – мрачно подумал я и сплюнул на палубу в набежавшую через шпигаты пену. Капитан вдвинул все четыре колена подзорной трубы одно в другое и отвернулся. Лицо его омрачилось, надежда угасла, но голос звучал тат же твёрдо и резко, как прежде. В самом деле, пусть океан поглотил этих отчаянных самоубийц, но мы-то ещё были живы, для нас ещё не всё кончилось.

Я приставил медный раструб к губам и тоже продолжил рвать связки яростными командами.

Шкоты не отдавали сразу – хотя нервы у всех натянулись не слабже такелажа, – а не спеша потравливали, одновременно выбирая гордени и гитовы: сперва наветренные, затем подветренные, поскольку судно шло бейдевиндом. Убедившись, что топенанты реев закреплены, а брасы обтянуты, мы послали людей наверх.

Матросы по вантам заспешили на мачты и стеньги. Принялись в темпе подбирать отсыревшие паруса, укладывать их по-походному на реях и закреплять обносными сезнями, стараясь не сорваться в бездонные глубины.

Однако гибель колдовской троицы подкосила всех, кто имел несчастье её заметить. В костёр боевого духа плеснули хороший ушат морской водицы. Даже во мне зашкворчали угли сомнений, хотя море всегда было моей единственной страстью – кроме женщин, разумеется.

Но правильный ли выбор я сделал, когда предпочёл флот?

Ведь у меня было столько вариантов, все пути и дороги лежали передо мной. Ну или почти все. Я родился в семье потомственных колдунов-аристократов. Вальдемар, повелитель воронья и мертвечины, пользуясь своей магией сумел подняться на самую вершину, а став вампиром сделал нашу семью повелителями Варнахарского герцогства. Герберт, мой отец, не принял вампирского бессмертия, но прожил два века на омолаживающих эликсирах. Он тоже блистал колдовскими дарованиями с яркостью сверхновой звезды.