Уроки французского
- -
- 100%
- +
В конце главной аллеи, за аркой из переплетённых вековых ветвей, внезапно открывался вид на реку. Она извивалась серебристой лентой, теряясь там, где небо сливалось с землёй. Вода, поймав последние лучи заката, превращалась в жидкое золото.
По периметру тянулся древний каменный забор, местами обрушившийся, но сохранивший отблеск былого величия. Главный вход походил на портал в иное измерение – полуразрушенные ворота с облупившейся лепниной. Переступая через них, я невольно сбавлял шаг, чувствуя, как время здесь течёт иначе: медленнее, задумчивее, будто сама история шепчет на ухо свои забытые тайны.
Едва мы переступили ржавые ворота парка, как лицо Мартина исказилось от ярости. Он с размаху пнул валяющуюся алюминиевую банку, та со звоном покатилась по брусчатке.
– Да что же это за беспредел! – его голос, обычно насмешливый, теперь дрожал от злости. – Смотри, Матисс! Всё развалено, всё разворовано! Где скамейки? Где фонари?
Я огляделся. Действительно, парк выглядел заброшенным: разбитые плиты дорожек, пустые постаменты, где когда-то стояли урны.
– Чинуши жируют, а людям вот это смотреть, – Мартин с силой швырнул камень в сторону полуразрушенного фонтана. – Сколько можно терпеть?
– Успокойся, ты же знаешь, что криком делу не поможешь.
– Знаю! – он резко выдохнул, сжимая кулаки. – Этот парк – наше детство, Матисс. Помнишь, каким он был?
В его глазах читалась неподдельная боль. Я кивнул, вспоминая яркие краски каруселей, смех детей, ухоженные газоны…
– И что теперь? – Мартин поднял с земли смятый пакет и с отвращением швырнул его в ближайший куст. – Свалка. Просто свалка.
Мы молча постояли среди разрухи, пока ветер шевелил пожухлые листья у наших ног. Наконец Мартин тяжело вздохнул:
– Ладно… Пойдём уже. Нечего тут смотреть.
Я заметил, что взгляд Мартина стал неестественно грустным.
– Что с тобой? – спросил я, стараясь привлечь его внимание. В этот момент я стал подозревать, что дело тут кроется не в парке, а в чём-то другом.
– Знаешь, Матисс, мне как-то грустно. Все друзья разъехались по городам, а я остался здесь один. Даже не с кем погулять, если честно, – признался он, и в его голосе слышались нотки тоски.
– Ну да, ну да, пошёл я, – подколол я его, пытаясь разрядить атмосферу.
– Да брось, – он усмехнулся, но в его тоне зазвучала досада.
Достав из кармана ещё одну сигарету, Мартин протянул её мне. Мы углубились в тёмные недра парка. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и вокруг царил густой сумрак, словно ночь осторожно стелила свои покрывала. Свет фонарей постепенно становился ярче, разрезая тьму длинными жёлтыми полосами. Вдалеке начали проступать две тёмные фигуры. Чем ближе мы подходили, тем яснее становилось, что это две девушки: одна позировала у могучего клёна, а другая ловко наводила объектив камеры.
Когда я оказался на расстоянии вытянутой руки, сигарета выскользнула у меня из пальцев и упала на землю. Никогда прежде я не видел более прекрасной девушки. Её глаза были глубокими, словно бездна, в которую можно утонуть без остатка – тёмные, манящие, с лёгким блеском, отражающим последние отблески заката. Кожа её сияла, словно пропитанная солнечным светом, пылала теплом, ярче самых ярких лучей, обжигая мою душу нежной, но неотразимой силой. Её каштановые волосы струились мягкими волнами, казались такими шелковистыми, что я невольно хотел провести по ним пальцами, ощутить каждую прядь.
Внезапно меня охватило желание крепко прижать её к себе, защитить от всего мира и никому не отдавать. Всё вокруг перестало существовать – я не слышал ни звуков, ни разговоров, ни даже собственного дыхания. Мир сузился до одного лишь образа. Моё лицо пылало, словно я стоял у пылающего костра, а когда мы прошли мимо, мой взгляд невольно зацепился за её губы – они были словно огонь, манящий и опасный, обещающий страсть и тайны, которые хотелось разгадать.
Я стоял, словно парализованный, не в силах сдвинуться с места. Мартин продолжал говорить, но его слова словно растворялись в воздухе, не доходя до моего сознания. Я снова представил ту девушку: её глаза, как бездонные океаны, манили и пугали одновременно; её кожа, светящаяся в сумерках, казалась почти нереальной. Внутри меня бушевали противоречивые эмоции – восхищение, страх, желание.
– Матисс, – сказал Мартин, его голос стал более настойчивым, – ты не можешь просто так пройти мимо. Это твой шанс!
Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Страх сковывал меня, но в то же время внутри возникло желание – желание узнать её, понять, что скрывается за этой пленительной оболочкой.
– Но что я скажу? – произнёс я наконец, едва слышно. – Как я могу подойти к ней, когда даже не знаю, как начать разговор?
Мартин вздохнул, его терпение, казалось, иссякло.
– Просто будь собой, – сказал он. – Скажи что-то простое. Спроси, что она делает, или похвали её. Главное – начни разговор.
Я посмотрел на Мартина, и его уверенность слегка приободрила меня. Мой взгляд снова устремился к той девушке, и в груди что-то дрогнуло – тонкий трепет надежды и страха одновременно. Она всё ещё позировала, её улыбка была такой естественной и беззаботной, словно светила в сумерках парка.
Но вдруг страх обрушился на меня с новой силой. Мои пальцы задрожали, сердце забилось чаще, и я понял – я не могу остаться здесь.
–Нет, уйдём отсюда, сказал я.
Желание бежать охватило меня целиком. Я больше ничего не хотел – ни слов, ни смелости, ни даже присутствия в этом парке.
Когда мы начали уходить, какая-то невидимая сила тянула меня обратно, словно магнит, заставляя сердце биться сильнее. Я почти не обращал внимания на слова Мартина – они казались пустым шумом, фоном, который я не мог услышать.
Вернувшись домой, я сразу же заперся в своей комнате. Отказался от ужина, от любых разговоров – мои мысли были только о ней. Когда дом погрузился в тишину и все легли спать, я остался один на один с собой. Лёжа на кровати и глядя в потолок, я ощущал, как моя душа горит – одинокая, пылающая, словно погружённая в холодный свет луны, освещавшей моё одиночество.
Всё произошло так быстро и сумбурно, что я до сих пор не мог понять, что именно со мной случилось. Этот миг, эта встреча – они оставили неизгладимый след в моём сердце, заставив меня почувствовать себя одновременно живым и потерянным.
ГЛАВА 5 «ТЕНЬ ВОДЫ»
Всю ночь я ворочался в постели, не в силах прогнать её образ. Таинственная незнакомка из парка будто поселилась у меня в голове – её тень скользила за мной даже в темноте, когда я закрывал глаза. Утро встретило меня тяжёлым параличом: тело одеревенело, в висках стучало, а во рту стоял противный привкус, будто я перебрал накануне.
С трудом поднявшись, я побрёл в ванную. Ноги подкашивались, будто после долгой болезни. Облокотившись о раковину, я встретился взглядом со своим отражением – бледное лицо с синевой под глазами выглядело так, словно за ночь я постарел на десять лет. Ледяная вода не принесла облегчения, только заставила вздрогнуть.
На кухне царила предрассветная тишина. Я налил себе кофе – чёрного, крепкого, без сахара – и машинально отрезал кусок бекона. Еда казалась безвкусной, но я жевал методично, будто это могло вернуть меня к реальности.
Вдруг скрипнула дверь.
– Доброе утро, – прозвучал сонный голос.
Мама стояла на пороге в растрёпанных рыжих кудрях, с тёплым одеялом, накинутым на плечи. Я лишь кивнул в ответ, не в силах разомкнуть губы. Она, кажется, сразу поняла моё состояние – молча прикрыла дверь и вышла на балкон, оставив меня наедине с самим собой.
Окончив завтрак, я машинально сполоснул кружку. Вода смыла кофейный налёт, но не очистила моё сознание. Я медленно направился в свою комнату, где царил привычный беспорядок: кровать не была заправлена, тетради лежали разбросанными по столу. Усевшись за компьютер, я запустил его. Он загружался мучительно долго, будто издеваясь надо мной. Пока система загружалась, я зашёл в интернет и начал читать сообщения. В основном это были новостные публикации. Прочитав пару строк, я снова перевёл взгляд на экран.
Пальцы сами потянулись к поисковой строке. Город, возраст, семейное положение… Полторы тысячи результатов. Сердце ёкнуло, и, не замечая того, я начал грызть ручку.
Я начал просматривать анкеты девушек. Все они были очень красивыми – некоторые не очень, – но ни одна из них не напоминала ту самую, которую я встретил в парке. В голову закралась мысль : может, девушка из парка была приезжей, или, возможно, она уже была замужем, или у неё просто нет профиля. Эти дурные мысли начали меня угнетать.
За стеной раздались тяжёлые шаги отца. Каждый его шаг отдавался в висках, будто отсчитывая время, потраченное впустую. Два часа бессмысленного скроллинга. Две тысячи просмотренных глаз, губ, улыбок – и ни одного похожего.
Откинувшись на спинку кресла, я уставился в потолок, погружённый в тягостные размышления. Внезапно резкий звук уведомления нарушил тишину комнаты. На экране всплыло сообщение от Николя:
– Привет! Идёшь сегодня на тренировку?
Я мысленно выругался – совсем забыл о плавании. Пальцы привычно вывели ответ:
– Да, конечно.
– Окей, – почти мгновенно пришёл ответ. – Жду на обычном месте.
Собираясь вернуться к бессмысленному скроллингу, взгляд случайно зацепился за время в углу экрана – до тренировки оставалось меньше часа.
Резко поднявшись, я направился в ванную, но в дверном проёме столкнулся с массивным препятствие.
– Доброе утро, сын, – раздался низкий голос.
Отец. Сегодня мне особенно не хотелось его бурных объятий, но протестовать было бесполезно. Его мускулистые руки сомкнулись вокруг меня с медвежьей силой, а коротко стриженая щетина оставила на коже ощущение наждачной бумаги.
Попытки вырваться только усиливали хватку. Я попытался оттолкнуть его, но вскоре не выдержал и выругался:
– Да ё-моё, отпусти! Я на тренировку опаздываю!
Отец начал передразнивать меня противным голосом:
– Какая тренировка? Сегодня же воскресенье!
– Да блин, отпусти! Задрал уже! Хватит хватать!
Я пытался вырваться, но безуспешно – чувствовал себя птицей, попавшей в мазут.
– Отпусти! – повысил я голос.
И как луч света в темноте, на помощь пришла мама. Она вышла в коридор и строго крикнула:
– Что за фигня, Марк? Немедленно отпусти сына!
Стоя сердитая, с полотенцем в руках, она взглянула на отца. Хватка ослабла, и он начал оправдываться.
Мои щёки пылали, дыхание было учащённым. Повернувшись спиной к отцу, я почувствовал лёгкий пинок. Уже собирался ответить тем же, но в коридоре остались только мы. Мама недовольно покачала головой и ушла по своим делам.
Я быстро забежал в ванную, взял полотенце, затем вернулся в комнату и достал из комода плавательные очки, шапочку и плавки. Через пару секунд я уже стоял у двери.
Мама вышла в прихожую и поцеловала меня в щёку. На душе сразу стало легче. Я открыл дверь, помахал ей на прощание, а она в ответ перекрестила меня. Так я и оказался на улице.
Я сразу же ускорил шаг и почти пришёл вовремя – опоздал всего на несколько минут. Николя уже стоял на остановке: его светлые, белокурые волосы и голубые глаза выделялись на фоне окружающих. Сегодня его лицо было мрачноватым, хотя обычно он был добродушен и жизнерадостен. Когда я подошёл, то заметил, что что-то изменилось: взгляд Николя стал более расслабленным и довольным.
Я крепко пожал ему руку, и мы быстро направились на тренировку. Мы сразу же начали бурное общение. Со стороны это выглядело скорее как пулемётная очередь – Николя очень любил болтать, это была его страсть.
– Что-то ты сегодня не в духе, – спросил я.
– Да так, с отцом вчера повозился, – пожал плечами Николя. – Весь день помогал – то мешки таскали, то забор чинили. А вечером как обычно: «Лентяй, мог бы и лучше».
Я кивнул. Его отец действительно был человеком требовательным, помешанным на контроле.
– Ладно, забей, – махнул рукой Николя и тут же перевёл разговор на вчерашний матч, заговорив быстро и оживлённо, как всегда. Через какое-то время мы уже были у тренировочного комплекса.
Переступив порог раздевалки, мы сразу ощутили характерный запах едкой хлорки, смешанной с устойчивой сыростью.
Слепящие лампы под потолком заливали помещение неестественно ярким, холодноватым светом, который отражался от глянцевой плитки, создавая эффект стерильной чистоты. По полу растекались многочисленные лужицы – следы предыдущих посетителей, оставлявшие неприятные холодные ощущения при каждом шаге. Повсюду виднелись мокрые следы от полотенец и хаотичные брызги. Я присел на скамейку, порылся в сумке – и с досадой осознал, что забыл тапочки.
– Бля… – вырвалось само собой.
Николя, в полураздетом состоянии, поднял брови:
– Что стряслось?
– Тапки забыл, блин. Сегодня вообще из рук всё валится.
– Тапочки забыл? – переспросил он.
Я кивнул.
Переодевшись, я случайно коснулся мокрого пола. Он действительно был мерзким – ледяная вода просачивалась между пальцами ног. Я шёл, как пингвин после инсульта.
После душа мы попали в просторный зал. В нём эхом разносились голоса нашей команды, создавая живую атмосферу предстоящей тренировки. Огромная гладь бассейна была без единой волны, словно поверхность воды накрыли прозрачным стеклом – идеальная зеркальная гладь отражала свет потолочных ламп и мерцание плитки по краям. Ребята уже разминались у бортиков: кто-то лениво болтал, свесив ноги в прохладную воду, позволяя каплям ритмично стучать о поверхность, кто-то игриво швырял в товарищей мокрое полотенце.
В воздухе витала особая пред тренировочная расслабленность – лёгкое волнение и ожидание, когда все знают, что тренер скоро появится, но никто не спешит нарушать эту спокойную паузу, наслаждаясь моментом перед началом работы.
Тренера ещё не было, но в воздухе уже витало напряжение, которое всегда предвещало его появление. В раздевалке стихли разговоры, кто-то невольно выпрямил спину. Из коридора донесся характерный скрип подошв его фирменных ботинок. Шаги звучали неспешно, с каждым звуком становясь громче.
Мы автоматически выстроились в шеренгу, плечом к плечу. Николя незаметно поправил плавки, а Себастьян быстро сунул полупустую банку энергетика за спину. Дверь распахнулась, и в зал вошёл Этьен Бонне – наш тренер, наставник и в каком-то смысле второй отец.
– Физкульт-привет, чемпионы! – прогремел его голос, наполняя пространство медной мощью, словно звук горна. В его приветствии всегда чувствовалась игра – он растягивал слова, будто давая нам время настроиться.
– Физкульт-привет, Бонне! – дружно ответили мы хором, и эхо прокатилось по пустому бассейну.
Он замер на мгновение, оценивающе окинув нас взглядом, и я снова отметил, как преображалось пространство вокруг него. Даже в шесть утра после бессонной ночи Этьен Бонне выглядел собранным и заряженным, будто аккумулятор, от которого мы все подсознательно подпитывались.
Мы очень любили нашего тренера. Он был не просто человеком – он был настоящим человечищем. Нас с ним связывали только хорошие воспоминания. Он редко наказывал нас за ошибки и промахи, за что мы особенно его ценили. Кроме того, он всегда давал мудрые советы – не только о плавании, но и о жизни.
Его телосложение говорило само за себя – широкие плечи, плотные предплечья с рельефными венами, грудь, напоминающая дубовый щит. Даже через толстовку читалась сила – не показная, а фундаментальная, как у скалы. Но больше всего поражали руки – ладони, иссечённые шрамами и мозолями, пальцы, похожие на корни старого дерева. И тот самый шрам – серебристая полоса, рассекавшая большой палец правой руки, будто отметина судьбы.
Однажды вечером, когда зал уже опустел, а вода в бассейне успокоилась, я наконец решился задать вопрос, который давно меня мучил.
– Мсье Бонне, а этот шрам… – я осторожно кивнул на его палец, перебирающий страницы журнала.
Он замер, и по его лицу пробежала тень воспоминаний – то особенное выражение, которое появляется, когда человек мысленно возвращается в детство. В воздухе будто запахло чем-то тёплым и давно забытым – возможно, это были мои фантазии, но даже резкий свет люминесцентных ламп казался теперь мягче, золотистее.
– Ах, этот старый боевой шрам, – он улыбнулся, поднимая палец к свету. Белесая полоска действительно напоминала тонкую нить, вплетённую в ногтевую пластину. – Это было на моём восьмом дне рождения. Мы с Клотильдой остались одни – родители ушли за тортом.
Мы с сестрой баловались на кухне. Я хорошо помню, как солнечный луч скользил по лезвию маминого любимого ножа для багетов – того самого, с потёртой деревянной ручкой цвета васильков. Вдруг Клотильда вся, сияя от озорства, схватила нож и торжественно объявила, что будет "как папа". Её глаза искрились шалостью, а две аккуратные косички подпрыгивали в такт движениям. Я лишь усмехнулся: "Да ты даже яблоко почистить не умеешь!" В ответ она вся, раскрасневшись яростно замахала ножом, доказывая обратное… И в следующее мгновение острое лезвие оставило кровавую полоску на моём пальце.
Как же она испугалась тогда! Бросилась ко мне, судорожно хватая рулон туалетной бумаги и свою любимую жевательную резинку – свято веря, что это "волшебное" средство мгновенно залечит рану. Вот так и остался у меня этот шрам, Матисс.
Мои воспоминания о прошлом прервал приближающийся тренер. Он открыл журнал и начал перекличку. Мы хором выкрикивали: "Я!", стараясь отвечать чётко и без задержек. Закончив перекличку, тренер подошёл к Себастьяну и без слов забрал у него банку энергетика.
Себастьян смотрел снизу вверх с типично виноватым выражением:
– Ты же… вернёшь баночку? – робко пробормотал он.
Тренер строго посмотрел ему в глаза:
– Нет. Ты прекрасно знаешь правила.
Себастьян потупил взгляд, затем снова посмотрел на тренера и тяжело вздохнул. Тренер сделал небольшой глоток из банки, потом неожиданно улыбнулся и бодро скомандовал:
– Ну что, орлы, хватит раскачиваться! Начинаем тренировку!
Разминка началась под ритмичные хлопки тренера.
– Разогреваемся как следует! – его голос гремел под сводами бассейна, отражаясь эхом от кафельных стен.
Мы разошлись, повторяя движения: круговые вращения плечами, выпады с глубоким растяжением, пружинистые наклоны. Воздух постепенно наполнялся терпким запахом пота, смешанным с хлоркой.
Тренер ходил, между нами, поправляя:
– Пьер-Люк, не горбись! Ты же не креветка!
– А ты, Луи, тянись, как кот на солнце!
Когда последние суставы щёлкнули от напряжения, он махнул рукой:
– К воде!
Момент входа в воду превратился в маленькое шоу.
Кто-то нерешительно спускался по лестнице, цепляясь за поручень мокрыми пальцами. Пьер-Люк с разбегу шлёпнулся брюхом, подняв фонтан брызг. А я выбрал трамплин – эту упругую доску, которая словно жила своей жизнью.
Я присел, ощущая, как пружинит доска под моими стопами. В ушах застучало собственное сердце. Резкий толчок – и вот я уже лечу, выгнувшись дугой, руки стрелой перед собой. Прохладный воздух свистел в ушах, и на мгновение мир замер…
Вода встретила меня прохладной свежестью, словно готовая обнять и поддержать. Это ощущение всегда было для меня особенным: тело наполнялось бодростью, сознание прояснялось, а мысли упорядочивались, будто волны смывали усталость и заботы.
Вынырнув, я глубоко вдохнул, наслаждаясь свежестью воздуха и лёгкостью в теле. Рядом в бассейне был Николя, с которым мы часто соревновались во время тренировок.
Тренировка началась с серии упражнений на кроль – сначала на груди, затем на спине, постепенно увеличивая скорость и количество гребков. Мы работали над техникой, дыханием и координацией. Тренер внимательно следил за каждым, давая советы и подбадривая.
Вода обволакивала, создавая сопротивление, которое заставляло мышцы работать интенсивнее. С каждым заплывом я чувствовал, как растёт выносливость, а движения становятся увереннее и плавнее.
Когда прозвучал свисток, я обмяк, задыхаясь, но счастливый. Капли стекали по лицу, смешиваясь с потом. В мышцах гудело приятное напряжение – знак хорошо выполненной работы.
Я вылез из бассейна, чувствовал себя превосходно – тело было наполнено энергией, а разум – ясностью. Я точно понимал, что делать дальше, какие цели ставить перед собой. Но настроение в команде изменилось, когда мы снова выстроились в шеренгу. Тренер, обычно бодрый и жизнерадостный, выглядел немного задумчивым. Он начал говорить с нами тихим, но серьёзным голосом.
– Ну что, мои орлы… – начал он, но голос его дал трещину. Он сжал кулаки, выпрямился и продолжил уже тверже: – Через неделю – межгородские. Весь состав едет в тренировочный лагерь под Бельфором.
В рядах вспыхнул шёпот:
– Наконец-то! – прошипел Пьер-Люк, толкая меня локтем.
– Слышал, там бассейн с подогревом! – зашептал за спиной Жан-Клод.
Но тренер поднял руку, и тишина упала как нож.
– Есть ещё кое-что. – Он провёл ладонью по гладко выбритой голове, будто ища слова. – После этих соревнований… я ухожу.
Молчание.
Потом в зале прогремел взрыв:
– ЧТО?! – вскрикнул Я, роняя полотенце.
– Мсье Бонне, вы шутите?! – загремел Себастьян, выступая вперёд. Его кулаки сжались сами собой.
Тренер зажмурился, будто принимая удар, но голос его был ровным:
– Нет. Это решение окончательное.
– Но почему?! – взмыл Пьер-Люк. – Мы же… мы же только начали…
В его голосе вдруг появились детские нотки – те самые, что были, когда он впервые пришёл в секцию.
Тренер вдохнул глубоко, глядя куда-то за наши головы:
– Иногда… даже самые сильные течения меняют направление. – Он махнул рукой, отрезая дальнейшие вопросы. – Но пока я здесь – мы работаем. И эти старты будут нашими лучшими. Понятно?
Мы переглянулись. Вода капала с наших тел на кафель, отбивая такт.
– Да, месье Бонне! – прорвалось у нас хором, громче, чем обычно.
Пьер-Люк швырнул свою шапочку в стену:
– Чёрт возьми! Тогда я выиграю эти проклятые соревнования!
И тут случилось чудо – Этьен рассмеялся по-настоящему глубоко, как в старые добрые дни.
– Вот ради этого я и терпел вас все эти годы, – пробормотал он, разворачиваясь к выходу.
Зайдя в раздевалку, я ощутил тяжесть на душе – последние события оставили после себя горечь и усталость. Казалось, сегодня ничто не сможет пробиться сквозь эту серую пелену.
Но тут телефон завибрировал.
"Эй, Матисс! Если ты сегодня не занят, могу заскочить к тебе с тем самым шоколадным фондю и новым сезоном "Парижских тайн"…»
Губы сами собой дрогнули в улыбке. Я будто увидел, как Мадлен врывается в комнату, растрёпанная ветром, с криком: "Ну что, меланхолик, где мой страдалец?!"
Пальцы уже выстукивали ответ:
"Приходи. Но только если фондю действительно шоколадное, а не твоё "специальное" с перцем чили".
Ответ прилетел мгновенно:
"А ты всё ещё тот же злюка… Ха-ха-ха!"
Я рассмеялся. Грусть не исчезла, но отступила, будто волна перед новым прибоем.
ГЛАВА 6 «ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД»
Вернувшись домой, я почувствовал настоящий голод – казалось, что завтрак просто растворился без следа, оставив желудок пустым и требовательным. Каждая клеточка моего тела жаждала новой порции энергии, чтобы продолжать работать и сосредоточенно готовиться к предстоящим экзаменам. Быстро перекусив тем, что нашлось на кухне, я устроился в своей комнате и стал ждать Мадлен. Мы договорились, что она придёт в два. План был прост: вместе сделать уроки и порешать несколько задач по государственному экзамену – она займётся литературой, а я – математикой, а потом устроим небольшой перерыв и посмотрим фильм.
Пока Мадлен не было, я решил немного отвлечься и пролистать ленту в социальной сети, посмотреть несколько видеороликов, чтобы расслабиться. Прошло тридцать минут, потом час – но Мадлен всё ещё не было. Волнение начало подкрадываться ко мне – я начал переживать, что ничего не успею. Внезапно в коридоре послышался тихий, почти незаметный стук в дверь. Я мгновенно вскочил и направился в прихожую. Мама уже собиралась открыть дверь, но я остановил её и мягко, но решительно отвёл её от двери. Она, улыбнувшись, не стала спорить и покинула коридор, оставив меня наедине с гостьей.
Когда я открыл дверь, передо мной стояла Мадлен. Она выглядела по-особенному – на губах сияла её любимая ярко-красная помада, подчёркивающая тонкие черты лица. Её азиатская внешность была почти незаметна, словно она примерила на себя новый образ. Но в ней что-то изменилось за два дня – она стала другой. Она тихо извинилась за задержку и вошла в квартиру. Я помог ей снять пальто, она сняла сапоги и прошла в мою комнату.
Из её сумки доносился нежный аромат свежего шоколадного фондю – этот сладкий запах сразу наполнил комнату. Казалось, что этот маленький сюрприз должен был скрасить вечер и создать атмосферу уюта и поддержки, столь необходимую сейчас. Мы устроились за столом, готовые вместе погрузиться в подготовку к экзаменам, а шоколадное фондю стало приятным бонусом.