Уроки французского

- -
- 100%
- +
Я сбросил тапочки, сначала натянул очки, а потом плотно зафиксировал синюю шапочку – так, чтобы при прыжке ничего не слетело. Сердце колотилось бешено, но внутри была странное спокойствие – будто отключается всё лишнее и остаётся только суть.
Мы встали у тумбочек. Мельком глянул на Николя, поправляя очки. Он ухмыльнулся, но стёкла мгновенно запотели, превратив его лицо в мутное пятно.
Первый гудок. Встал на тумбу, пальцы ног впились в шершавый край.
Второй гудок. Наклонился, ухватился за край, корпус вперёд. Адреналин ударил в виски – мир сжался до полоски воды перед глазами. Трибуны, зрители, даже собственное дыхание исчезло.
Третий гудок.
Мгновение – и я режу воду. Холода нет – только обжигающий порыв. Тело работает как швейцарский механизм: мощный толчок ногами, обтекаемое скольжение у поверхности. Первые метры под водой – чистая инерция и дельфиньи движения.
Потом включаются руки. Всплески минимальны – вода обтекает почти без сопротивления. Первая сотня метров даётся легко, будто несёт течением. Но вот разделительная линия – резкий разворот, и…
Нога проскальзывает, толчок слабее нужного. Вода затекает под очки, несколько капель пробираются в нос. Ритм сбивается – и тут включается "аварийный режим". Лёгкие раздуваются, хватая воздух, мышцы горят, работают на пределе.
Последние метры – сквозь боль.
Пальцы касаются плитки – резкий выдох под водой. Выныриваю, жадно глотаю воздух. Николя рядом – его ладонь с размаху хлопает по моей.
Я продолжаю жадно хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег. Ныряю, выпускаю пузыри, всплываю – цикл повторяется, пока жжение в лёгких не стихает. Выбираюсь по лестнице, тяжёлые капли воды стекают по телу.
На табло загораются результаты. Николя уже подпрыгивает на месте, его лицо искажено дикой гримасой триумфа. Мы медленно смыкаемся вокруг него – все знают, что сейчас произойдёт.
– СОСАТЬ! УРОДЫ! СОСАТЬ! БЛЯДЬ! – его рёв эхом разносится по залу.
Ребята молниеносно реагируют: один зажимает ему рот ладонью, другие волокут его к выходу. С трибун раздаётся серебристый смех – Виолетта буквально катается от хохота, её голос звенит над общим гулом.
Моё имя на четвёртой строке. Всего не хватило шага до пьедестала…
Отойдя в сторону, беру у тренера камеру. Пересматриваю заплыв снова и снова: безупречный старт, ровный гребок, и.… проклятый разворот! Нога скользит, драгоценные секунды утекают сквозь пальцы.
Сажусь на скамейку. Не замечаю, как рядом опускается Таль.
– Всё будет хорошо, – её голос тихий, но твёрдый. Тёплая ладонь ложится на мою спину. – Не съедай себя.
Разворачиваюсь и внезапно обнимаю её, прижимая мокрую голову к плечу. Она не сопротивляется.
Мы застываем в этом положении, теряя счёт времени, пока резкий всплеск не взрывает тишину.
Жан-Клод.
Он падает с тумбочки в неестественной позе – в замедленном повторе чётко видно, как нога цепляется за край, как плоть рвётся о крепление. Вода мгновенно розовеет.
– Фальстарт! – несётся голос судьи.
Команда бросается к нему. Медики уже здесь – перевязывают кровавый разрез на икре. Жан-Клод бледен, но пытается улыбнуться:
– Перепутал гудки… Показалось, что уже…
Тренер Бонне подходит, изучает перевязку, затем его лицо. Жан-Клод пробует встать – и сразу хромает.
Мы окружаем товарища, хлопаем по плечам, сыплем ободряющие слова – но его глаза пусты. Он смотрит на воду, где уже готовятся к следующему заплыву, и я понимаю: сейчас никакие слова не помогут.
Время несётся, как сорвавшийся с рельсов паровоз. Вот я снова в воде, вот уже вылезаю – и вот уже наступает час главного испытания: командного заплыва на тысячу метров.
В раздевалке висит тяжёлое молчание. Все переглядываются, избегая произнести вслух роковой вопрос: кто заменит Жан-Клода? Кто сможет вытянуть эту ношу?
Взгляды невольно скользят к тренеру. А он… смотрит прямо на меня. Твёрдо, без колебаний.
– Матисс, – бросает Бонне, и в этом слове – весь приговор судьбы.
Я застываю. В горле пересыхает, страх борется с любопытством – и терпит поражение.
– Тренер… – начинаю я шёпотом, затем голос набирает силу. – Почему я? У меня средние результаты. Николя быстрее, у Себастьяна техника чище…
Бонне морщится, будто ожидал этого вопроса.
– Матисс, – его ладонь ложится на моём плече. – Ты умеешь играть в долгую. Твои результаты – Да, средние. – Его взгляд прожигает насквозь. – Но только ты не ломаешься, когда на тебя давят.
Поворачиваясь к команде, он обрубает каждое слово:
– Николя – спринтер. Он рассыпается, когда его обходят. У Себастьяна техника, но нет скорости – он не умеет рвать изо всех сил, когда это нужно.
Тишина. Взгляды встречаются – и кивают. Приговор подписан.
«Командам приготовиться к заплыву на тысячу метров!»
Бонне сбивает нас в тесный круг. Его знаменитые «волшебные подзатыльники» должны бодрить. Но мне только хуже – в груди вырастает свинцовая глыба.
– Ты будешь стартовать и финишировать, – шепчет Николя, и в его взгляде читается мольба: «Просто держись мы в тебя верим».
А дальше всё как в дурном повторяющемся сне: я снова на стартовой тумбе, снова проплываю свои двести метров. Когда касаюсь стенки, в воду с плеском врывается Луи. Из последних сил выползаю из бассейна – тело отказывается слушаться, в глазах темнеет.
В отдалении вижу, как Николя, что-то яростно доказывает Виолетте. Хочу крикнуть, чтобы заткнулся, но тренер опережает меня – его увесистый пинок отправляет Николя прямиком к стартовой тумбе. Тот на ходу натягивает очки и с разбега ныряет в воду.
Мы отстаём. Всего на полкорпуса, но в профессиональном плавании это – пропасть.
Пьер-Люк сменяет Николя. Я механически иду к тумбе – ноги будто чужие, сознание отключено. Кто-то машет мне с трибун – не вижу, не слышу.
Я больше не человек. Я – чистая ярость, сжатая в мышцах, я – последний рывок отчаявшегося зверя.
Очки. Раскачка. Пьер-Люк касается стенки – и я уже лечу в воду.
Щелчок.
Что-то рвётся внутри. Вода больше не сопротивляется – она расступается. Техника? Дыхание? Неважно. Только эти секунды, когда каждый сантиметр даётся кровью.
Финиш впереди. Последний метр – и я бьюсь головой о кафель, вырывая победу у соперника.
Тишина.
Потом – рёв.
На табло вспыхивает: ВТОРОЕ МЕСТО.
Наша команда сходит с ума – мы орём, обнимаемся, прыгаем в воде. Николя хватает меня в охапку и кружит, пока не падаем от истощения. Где-то смеётся Виолетта, Таль машет нам, сияя.
В этот момент понимаю – я не просто выиграл серебро. Я преодолел себя.
Награждение прошло по отработанному сценарию. Мы получили массивный кубок, медали с грамотами и стандартные рукопожатия от организаторов. Серебро холодно поблёскивало на шее, но в груди горело нечто большее, чем просто гордость.
Таль подошла ко мне, когда мы уже собирали вещи.
– Ну что, чемпионы? – улыбнулась она, вертя в руках мою медаль. – Что будет дальше?
Я перевёл взгляд на Бонне, который в углу зала тихо разговаривал по телефону, ссутулившись так, как никогда не позволял себе перед нами.
– Это наши последние соревнования, – сказал я. – Тренер уходит.
Дальше – экзамены, университеты и всё остальное. Может, кто-то и продолжит заниматься плаванием, но только не я. Без Бонне бассейн – это уже не бассейн. Вот такие дела.
Закончив разговор, я пошёл переодеваться, чтобы отпраздновать победу с парнями.
ГЛАВА 12 «ТАЙНОЕ ВЕСЕЛЬЕ»
Мы решили оторваться по полной в последние дни, но сначала тренер повёл нас в поход – показать окрестности «Территории Победы». Видно было, что Бонне знает здесь каждый камень. «Вон у той сосны мы с пацанами в войнушку играли», – сказал он, прокладывая путь через заросли. – «А вот здесь я жёг костёр со своим дедушкой», – показал он на холм, к которому мы направлялись.
Путь предстоял нелёгкий: сначала высохшее русло реки, потом густые заросли, окружавшие холм.
Песок забивался в кроссовки, превращая каждый шаг в испытание. Жан-Клод хромал, но упрямо шёл за всеми – мы по очереди поддерживали его на крутых подъёмах.
Когда взошли на вершину, тренер замер. Губы его дрогнули – он что-то хотел сказать, но лишь махнул рукой: «Смотрите».
Перед нами расстилалась долина – рыжие от осени поля, петляющая река, оголённые ветви деревьев. Изо рта валил пар, но никто не нарушал тишину, потрясённый дикой красотой.
– Построились! – неожиданно скомандовал Бонне. Достал потрёпанный фотоаппарат: «Фото на память».
Когда мы начали расходиться после съёмки, тренер резко кашлянул. Все обернулись.
– Пацаны… – он говорил тихо, но каждое слово било точно в душу. – Через три дня я сниму спортивный костюм. Десять лет я ставил на ноги таких же сорванцов, как вы.
Пьер-Люк потупил взгляд, Себастьян стиснул кулаки.
– Вы – моя последняя команда. И самая… – голос его дрогнул. – Самая стойкая. Просто я хочу сказать вам, что в жизни будет много «сопок». Будут падения, как у Жан-Клода на старте. Будут моменты, когда захочется сдаться, как Себастьяну на двухсотметровке. Но если вы научились подниматься здесь – подниметесь и там. Надеюсь, я был не самым плохим тренером.
Наступила тишина. Даже ветер стих. Первым не выдержал я – подошёл и обнял его. Потом присоединились остальные. Тренер начал отбиваться: «Что за телячьи нежности!» – но перевес был явно на нашей стороне. В конце концов он сдался и обнял нас в ответ.
Когда наше путешествие подходило к концу, тренер вызвал к себе Николя. Мы наблюдали издалека, как наш заводила сначала побледнел, потом покраснел, а в конце даже вскрикнул:
– Откуда вы знаете?!
Бонне лишь хитро улыбнулся:
– Ты не первый, кто проносит в лагерь алкоголь. Да и спалился ты ещё в первый день. Так что, – тренер строго поднял палец, – если что-то случится, отвечать будешь за всех. Понял?
Они пожали руки, и Николя помчался к кубрику, лихорадочно набирая сообщения. Через десять минут он уже откапывал наш "клад" за задним двором – ящик с дешёвым пивом и парой бутылок чего-то покрепче.
– Налетай, пацаны! – Николя торжествующе поднял бутылку над головой.
В кубрике быстро запахло хмелем и духом свободы. Я нерешительно принял из его рук бутылку – первый глоток обжёг горло горьковатой жидкостью, но уже после второго по телу разлилось приятное тепло.
Себастьян тем временем разложил на столе колоду карт и фишки. Игра началась под громкий смех и шутки, пока внезапный стук в дверь не заставил всех замолчать.
Николя приоткрыл дверь – и мы увидели Таль и Виолетту с тарелками домашней еды.
– Сюрприз! – Виолетта ярко улыбалась, пока парни с восторгом расхватывали угощения.
После этого Виолетта сразу пристроилась к Николя, чокаясь с ним бутылками, а Таль тихо села рядом со мной. Её пальцы нежно разминали мою спину.
– Как дела, чемпион? – спросила она, и её голос звучал как тёплое одеяло после долгого и холодного дня.
– Отдыхаем после турнира, – улыбнулся я.
– А у тебя на завтра планы есть? – она лукаво прищурилась. – Можно сходить на прощальный костёр… Или найти укромное местечко и посмотреть аниме. Я знаю одно такое.
Её пальцы остановились на моих плечах.
– Надо подумать, – ответил я, делая глоток пива.
– Ну ты вечно тааак… – Таль фыркнула и плюхнулась рядом, выхватывая у меня бутылку. Она сморщилась после первого глотка, но решительно продолжила пить – явно не ради вкуса.
Игра в покер продолжалась: фишки звенели, карты шлёпались по столу.
В финале остались я, Себастьян и Николя. Я сохранял каменное лицо, хотя Таль отчаянно пыталась его разрушить – её пальцы скользили под футболкой, рисуя круги на моей груди.
Себастьян открыл ставку – пятьдесят фишек. Мы уравняли. Раздали три карты: валет, дама и мой король. В руке – ещё два короля. Шансы на сет. Я сделал глоток. Таль, раскрасневшаяся, смотрела на меня щенячьими глазами.
Николя поднял ставку до тысячи. Себастьян заколебался, но уравнял. Я просчитал шансы и кивнул. Открылись последние карты – король и десятка.
– Ва-банк, – бросил я фишки в центр.
После паузы оба ответили тем же. Себастьян показал стрит. Николя уже ликовал:
– Всё, пацаны, моя взяла! – У него был старший стрит.
Я спокойно перевернул карты:
– Не торопись. У меня каре.
– Бляяяядь! – Николя вскочил, опрокидывая стул.
Кубрик взорвался рёвом. Ребята стучали по столу, кто-то открывал новую бутылку.
– Да здравствует, Матисс! – орал Пьер-Люк, едва не сбив меня со стула.
Таль обняла меня сзади, её дыхание обожгло шею:
– Я знала, что ты выиграешь…
Когда карты надоели, атмосфера стала раскрепощённой. Николя засыпал Виолетту провокационными вопросами, от которых её щёки пылали, а взгляд становился томным. Таль притихла рядом со мной – её нос покраснел, а горящие щёки выдавали смущение. Она, будто хотела что-то сказать, но лишь прижалась ко мне, и мы вместе наблюдали за разворачивающейся игрой.
Напряжение между Виолеттой и Николя нарастало. Воздух между ними буквально гудел от электричества. Внезапно Виолетта толкнула его, вскочила сверху, зажав его между бёдер, и впилась в его губы. Николя ответил мгновенно – перевернул её и прижал к полу. Их поцелуй был жадным, ненасытным. Когда губы разомкнулись, Виолетта прикусила ему нижнюю губу, а её пальцы скользили по его шее.
В комнате повисли сдержанные смешки. Таль дрожащим шёпотом сказала мне на ухо:
– Я тоже так хочу…
Страсть между Виолеттой и Николя то вспыхивала, то тлела. К двум часам ночи все устали, и компания начала расходиться по кроватям.
Виолетта и Николя улеглись под одним одеялом. А Таль, будто невзначай, пристроилась рядом со мной – её бёдра едва уловимо двигались в такт моему дыханию, мои пальца сжимали ее грудь.
В темноте слышались лишь приглушённые звуки: шорох ткани, сдавленные стоны. Когда остальные заснули, в комнате бодрствовали только мы да та самая парочка под одеялом. Таль тихо терлась бедром о мой пах, наблюдая, как Николя ласкает киску Виолетты, а та в ответ сжимает его член. Когда Виолетта прошептала: "Я кончаю…" – комната окончательно затихла и погрузилась в глубокий сон.
Птицы за окном уже вовсю пели, когда я открыл глаза. Девочек и след простыл – только мятая простыня да лёгкий аромат духов напоминали о вчерашнем. Я поднялся с кровати, будто через силу, и поплёлся к умывальнику. Голова гудела, веки слипались, однако шипение чайника окончательно вернуло меня к реальности.
Пока я размешивал в кружке растворимый кофе, в комнате началось движение. Первым выполз Себастьян – его обычно ухоженное лицо было опухшим, словно он только что участвовал в боксёрском поединке. Затем появился Луи, сверкающий так, будто пытался проглотить собственный кулак. Один за другим парни выползали из-под одеял, мрачные, как тучи. Но, едва взглянув на Николя, все тут же оживлялись.
Виновник вчерашнего веселья сидел, уткнувшись в кружку, будто надеялся, что кофе его испарит.
Классический пейзаж после вечеринки: пустые бутылки, смятые пачки чипсов с отпечатками ног, и одинокий женский лифчик, печально висящий на спинке стула.
– Ну что, Казанова, – Луи, как всегда, первым начал подкалывать, – рассказывай, как там твоя… гм… "игра в правду"? Или скорее "действие"? – он многозначительно поднял брови.
Парни фыркнули, как стая гиен.
– О чём это ты? – Николя сделал самое невинное лицо, какое только мог изобразить человек с мешками под глазами.
– Да брось, мы все слышали! – Себастьян хлопнул по столу. – Эта рыжая бестия орала так, будто её режут! "О, Николя! Да, Николя!" – он передразнил Виолетту писклявым голосом.
– Бред какой-то, – Николя отхлебнул кофе, но его уши предательски покраснели. – Ничего… не было.
– Ничего… не было? – Пьер-Люк фальшиво умилился. – Это новый эвфемизм? "О, да, ещё, ещё!" – он застонал, закатывая глаза.
Комната взорвалась хохотом. Даже я, стараясь сохранять нейтралитет, фыркнул в кружку.
– Да заткнитесь вы все! – Николя рявкнул, но его голос дрогнул, что только подлило масла в огонь.
– "Заткнитесь!" – передразнил Себастьян, корчась от смеха. – Ты вчера сам не особо-то молчал!
Жан-Клод, до этого молча наблюдавший, наконец вступил в игру: – Ладно, признавайся, – он подмигнул, – она тебе хоть руку помощи протянула, или ты опять со своей правой рукой общался?
Николя сначала нахмурился, потом неожиданно усмехнулся: – Всё было замечательно.
– О-о-о! – хором завопили парни, как будто это было самое скандальное признание века.
– Знаете, что ещё? – Николя встал, делая вид, что собирается сказать что-то важное.
– Что? – подначил Луи.
– Ебал я ваших матерей!
– ЧЕМ ебал?! – не сдавался Луи. – Своим МАЛЕНЬКИМ ХОБОТКОМ?!
Мы смеялись так громко, что, казалось, стекла задрожали. Николя сначала попытался сохранить серьёзность, но вскоре и сам не выдержал, хлопнул дверью и ушёл – без сомнения, к Виолетте, чтобы пожаловаться на нас.
После обеда мы взялись за уборку: вынесли горы пустых бутылок, протёрли липкие от алкоголя столы и даже помыли полы, хотя и без особого энтузиазма. В процессе Луи нашёл лифчик Виолетты, тут же нацепил его поверх футболки и, коверкая голос начал изображать Виолетту.
Комната снова взорвалась смехом. Обсуждение ночных событий разгорелось с новой силой, но ненадолго – Когда Себастьян швырнул лифчик на кровать Николя, в этот момент в дверь открыл тренер Бонне.
– Ну что, богатыри, – окинул он нас оценивающим взглядом, – что такие побитые? Золото отпивали?
Он уже собирался подняться на второй этаж, но его взгляд зацепился за злополучный лифчик.
– Это чьё? – ткнул он пальцем.
– Не знаем, —ответил кто-то из наших.
– Не понял. В смысле не знаем? – тренер посмотрел на нас.
Себастьян, недолго думая, выдал:
– Мы его в лесу нашли! Решили просто… над Николя прикольнутся.
Тренер поморщился, будто укусил лимон.
– Выбросьте эту гадость.
Луи послушно взял лифчик и вышел за дверь. Как только Бонне скрылся на втором этаже, он тут же вернулся и засунул трофей под подушку Николя.
Мы ещё немного потрепались, но вскоре всех вырубило – похмелье и уборка сделали своё дело.
Я очнулся уже ближе к вечеру, когда в комнату ввалились Николя, Виолетта и Таль. Таль сразу подошла ко мне и прошептала на ухо:
– Ты мой лифчик не видел?
Я покраснел и так же тихо ответил:
– Он… под подушкой у Николя.
Таль моментально рванула к кровати, вытащила своё бельё и, сгорая от стыда, умчалась в ванную. Виолетта хихикнула, а потом бросила на нас с Николя многозначительный взгляд.
Таль вернулась и плюхнулась рядом на кровать, устроив мне импровизированный показ своих фотографий. На некоторых, к моему удивлению, красовался и я – то пьяно улыбающийся, то спящий с открытым ртом.
– Серьёзно? – я поднял брови так высоко, что они почти скрылись в волосах.
– А, что нельзя было? – она фальшиво надула губы, делая невинные глазки.
Я театрально вздохнул и кивнул с таким видом, будто мне только что объявили смертный приговор. Таль рассмеялась, а потом внезапно перешла в атаку:
– Ну так что, мистер Матисс, какие планы на вечер?
– Хм… Спать, – пробормотал я, нарочито зевая.
– Так не честно! Это же наша последняя ночь! – она принялась тормошить меня, пока я не сдался.
После этой адской трясучки я предложил ей чая, и только после этого Таль наконец оставила меня в покое. Я наконец-то залёг в соцсетях, но ни Мартин, ни Мадлен не написали ни строчки. "Ну и ладно ", – подумал я, хотя на душе скреблось неприятное чувство – будто меня вычеркнули из их жизни.
К семи вечера наша ватага выползла из кубрика. Тренера Бонне и след простыл – видимо, в последние дни он махнул на нас рукой.
За воротами нас ждала невероятная толпа, собравшаяся вокруг гигантских брусьев, уходящих в темнеющее небо. Мы попытались пробиться сквозь людское море, но нас отбросило назад, как волной.
– Эй, па-ани! – донёсся сзади знакомый голос.
Таль явно хотела крикнуть "парни", но язык заплелся. Мы обернулись и увидели, как она машет нам из толпы, пытаясь пробиться ближе.
Таль металась в людском потоке, как пингвинёнок среди ледяных волн. Казалось, вот-вот она прорвётся – и тут новая волна отбрасывала её назад. Когда в пятый раз она мелькнула в трёх шагах от нас, я не выдержал.
– Жди здесь! – крикнул я Луи и рванул вниз с пригорка.
Толпа сомкнулась вокруг, как морской циклон. Внутри, которого – мелькнула знакомая женская рука, зажатая между людей. Я вцепился в запястье и дёрнул ее на себя.
– А-а-ай! – Таль вылетела пробкой. Мы грохнулись на землю. Я приземлился на копчик, а она – на меня, рассыпая вещи из рюкзака: – Матисс, прости! Я не хотела! Честно!
Голос дрожал, чёлка была взъерошена. В огромных глазах – искренняя тревога. Я не выдержал – фыркнул, потом захохотал, валяясь на влажной земле. Луна подсветила её брови.
– Ты чего смеёшься?! – она смотрела озадаченно, её взгляд смешил ещё больше.
Я встал, отряхивая джинсы посматривая на нее. Под моим взглядом её уши порозовели. – Ты это чего? – прошептала она, теребя молнию ветровки. – Ничего. Просто… – я поймал её руку, – чтоб снова не потерялась.
Прокладывая путь, я обернулся: – Кстати, ветровка – огонь. Яркая, как твой рюкзак. Тебя в темноте за километр видно.
Она потупилась, сжимая мои пальцы: – Спасибо… – шёпот едва пробился сквозь рёв толпы.
– А если честно, – я внезапно остановился посреди людского потока, – ты сейчас особенно красива.
Таль подпрыгнула, словно наступила на раскалённый уголёк, а потом улыбнулась так, что на щеках проступили ямочки. Она открыла рот, но я опередил: – Что у тебя в рюкзаке? Целый склад, кажется!
Она рассмеялась, поправляя рукав жёлтой ветровки: – Огромный плед и термос. – Термос? Серьёзно? – Замёрзнешь тут же без чая! – она выдохнула облачко пара в морозный воздух.
Когда мы взобрались на горочку компания уже была в сборе. Даже Николя с Виолеттой, делали вид, что не держатся за руки. – Погоди, ты откуда? – удивлённо посмотрел я на Виолетту. – Я же с вами всё время была! Ты чего, Матисс? – она фыркнула. Я задумался – действительно, после чаепития с Таль она не уходила.
Вдалеке брякнули гитарные струны. Я обернулся на звук, а Таль прижалась плечом. У костра вожатые заводили итоговую речь смены. Кто-то сунул мне сигарету – я покачал головой. Мы молча смотрели на луну в чёрном небе, на звёзды, на факел в руках вожатого – тот плясал во тьме, как золотая искра.
Когда пламя факела коснулось хвороста, огонь взорвался синим всполохом – будто глотнуло жидкого азота. Потом оно зашипело, завыло и перекрасилось в привычный рыжий цвет. Жар костра отогнал людей. Искры взлетали к звёздам, треск поленьев сливался с гитарой. Мы стояли плечом к плечу, когда Таль вдруг прошептала:
– Красиво…
– Да, – кивнул я, чувствуя, как её пальцы сжимают мою руку.
Гитара запела глубже – струны вибрировали сквозь треск поленьев, вытягивая из темноты знакомый мотив. Кто-то подхватил её из круга, и круг костра ожил. Жар волнами лизал лица, заставляя людей снимать шапки, отступать, потом снова придвигаться ближе, протягивая ладони к огню. Парнишки вразвалочку били в ладоши, девчонки кружились, сплетаясь руками, – тени их прыгали по деревьям, как великаны.
Себастьян вдруг рванул с разбега через пламя – подошвы его кроссовок на миг вспыхнули оранжевым. Толпа взревела:
– С ума сошёл!
– Холодно же! – орал он в ответ, отряхивая дымящиеся штаны.
Я не выдержал и тоже решил рвануть вперёд через огонь. И когда я уже хотел это сделать, пламя вспыхнуло прямо передо мной. Секунда страха и сомнения – и вот я уже в воздухе, искры пламени стали обжигать меня. Когда я приземлился, от моей одежды исходил пар, куртка немного деформировалась из-за высокой температуры. Себастьян подошёл ко мне и дал пять.
– Похоже, тебя тоже немного подпалило, – сказал он, помогая мне подняться.
Мы бегом вернулись к нашей группе, но Виолетты и Николя уже не было. Таль сказала:
– Парни, это было потрясающе!
Её глаза блестели от восторга. Себастьян, стоявший рядом, смотрел на людей, присоединившихся к нашей опасной забаве.
– Ну ничего вы даете, – сказал он, повернувшись к нам, – а где Виолетта и Николя?
– Похоже, рыжая бестия решила съесть нашего непутёвого друга и увела его куда-то, – рассмеялся кто-то.
После этих слов. Таль посмотрела на меня:
– Матисс, проводишь меня до дома?
Я, не раздумывая, согласился. Подойдя к парням, чтобы попрощаться, я заметил, что они уже достали бутылку вина и распивали её. Таль сразу отказалась, сказав, что хочет запомнить этот день.
Когда я попрощался, Таль поймала мою руку. Её улыбка в лунном свете напоминала раскрытый бутон лилии. На душе стало легко, будто кто-то вынул камень из груди. Мы отдалились от шумного костра, и её жёлтая куртка пахла опавшими листьями и чем-то бесконечно родным.





