- -
- 100%
- +
Пролог
Одиночество…
Одиночество – словно тень неминуемой смерти протягивала ко мне руки с самого детства. Поначалу засекреченный, а потом никому не нужный советский «почтовый ящик» был мне единственным домом. Домом, который я ненавидел больше всего. Ненависть за то, что я с самого детства почти не видел своего отца, работавшего в НИИ этого проклятого города. Мать, естественно, стала для меня наиболее близким человеком. Человеком, который дал мне очень многое…
И был еще Манцур. Мой самый лучший друг. И единственный… Именно благодаря ему я выжил в тот роковой день…
………………………………………………
– Никита Сергеевич, что-то случилось? – с напускным беспокойством, спросил высокий худой человек в очках, сидевшего, по ту сторону шикарного стола, своего начальника. Лицо его было подобно черной грозовой тучи.
– А?.. Чего?.. Тьфу на тебя, Мишка! – вздрогнув, прошипел на зама чиновник.
– Извините, Никита Сергеевич! Но вы последнее время какой-то странный, дерганный какой-то! – пробормотал зам.
– Какой наблюдательный! Аж противно становится, честное слово! – поморщился Никита Сергеевич. – Раз ты такой умный, то скажи мне, ты, именно ты, тот, которого я могу назвать правой рукой, знаешь, что надвигается на нас. На всю нашу администрацию? – вскочил с места чиновник и уперся руками в стол пристально сверля помощника взглядом.
Открывшего было рот заместителя, начальник немедленно осек:
– Молчи! Ради всего святого! Молчи! – и бессильно упав в кресло и сцепив пальцы обеих рук, Никита Сергеевич возложил их на стол. – А творится вот что, дорогой ты мой человек. К нам, как говорится «едет ревизор»!
Михаил, изменившись в лице, с тревогой взглянул на начальника.
– Вот ведь падла! Но ведь мы же ему заплатили! Он обещал защиту, ну по крайней мере неприкасаемость от них! – торопливо проговорил зам, с недоумением вглядываясь в глаза Никиты Сергеевича.
– Да не сверли взглядом, блин! Сам знаю и не понимаю! Видать сам сгорел. Или мало заплатил стоящему выше! Все, прекрати! У нас другая сейчас проблема! – рыкнул чиновник, смотря под стол. – Я смог подчистить за нами немного… Но исчезновение 10 миллионов скрыть не удастся.
С этими словами, Никита Сергеевич поднял взгляд на Михаила. Зам сидел серьезный и немного отрешенный. «Думает. Вот за что он мне нравится особо – он сразу начинает думать. Не бьется в истерике, как предыдущий заместитель, не надеется свалить все на меня, как на крайнего. Знает, что все равно утащу с собой на дно. Молодец…»
– Дайте мне 4 часа, Никита Сергеевич. Есть одна мыслишка… – подняв отсутствующий взгляд на начальника, произнес Михаил.
– Хорошо. 4 часа, не больше. Потом сразу ко мне.
Михаил кивнул и, не прощаясь, быстрым шагом удалился к себе в кабинет. Никита Сергеевич облегченно выдохнул. Раз у Михаила что – то в голове есть, то значит не все потеряно. Последняя надежда только на него!
…………………….
– Да Миша! Хорошо, я понял! Сделаю! – произнес в трубку полковник МВД Лемешов Игорь Петрович.
Положив одну трубку, он быстро взял другую и сухо произнес в нее:
– Дежурный? Чтоб через 3 часа три патрульные машины и отряд ОМОНа был под окнами администрации. Нужно сопровождение. Все понял? Выполняй! – выпалив приказ, полковник положил трубку на телефон и отер лицо рукой. «Ну и запросы у этих чинуш, что б их… И нахрена им этот заброшенный «почтовый ящик»? Своих проблем мало? Решили прошлое копнуть? Эх, не к добру все это приведет, эх, не к добру…»
……………..
Сверкающий на солнце Мерседес вез своих пассажиров прямехонько к старому засекреченному советскому объекту, покинутому военными около тридцати лет назад.
– Миш, ты уверен, что это хорошая идея? – с некоторым беспокойством вопрошал своего заместителя Никита Сергеевич.
– Обижаете, ей богу обижаете Ни… – открыл было рот зам, как его прервали:
– Ох, какие мы обидчивые! – язвительно взмахнул руками чиновник, – Обижаться будешь тогда, когда нам браслеты на руки оденут люди в форме, подобные тем, что сейчас за нами едут.
Михаил машинально бросил взгляд себе за спину. Их машину сопровождало несколько машин милиции, главной из которых был старенький ПАЗик, в котором сидело человек тридцать ОМОНовцев вооруженных по всем правилам.
Вы зря беспокоитесь, Никита Сергеевич, – ледяным голосом проговорил заместитель – у меня все под контролем. Моя задумка обеспечит нам стопроцентное прикрытие.
Чиновник искоса глянул на зама и похолодел. На лице Михаила красовалась самая что ни наесть садистская улыбка.
Глава 1
– Манцур! Манцур! – надрывался криком молодой майор ГРУ. – МАНЦУР! Троп!
После этого старший лейтенант Черногаев Манцур Исаакович наконец-то соизволил обернуться. Его раскосые миндалевидные глаза насмешливо смерили новоиспеченного майора презрительным взглядом. «Ох, не за службу, не за службу, дали ему майора. Ведь знает у кого и как лизнуть, шельма!» – подумал про себя Троп.
– Чего тебе, о тупоголовый отпрыск северных медведей? – выкрикнул Манцур.
Сказать, что майор побагровел, значит не сказать ничего. Он превратился в подобие надувных кукол, только без интимной подоплеки. И при этом процент воздуха в его организме рос с очень высокой прогрессией! В этот же момент из здания командования выглянул командир Манцура, старый вояка, полковник Шишков Лев Николаевич. Правильно оценив обстановку, он цикнул на превратившегося в подобие колобка, майора и ругнувшись на Тропа, велел второму пройти в штаб.
– Ты свой гонор засунь поглубже в ж… – начал было полковник, но был тут же оборван Манцуром.
– Если он придурок, то я при чем?
– Замолкни щенок! – быстро вскипел Шишков. – Пусть хоть он будет чебурашкой в фуражке, козлом в кителе, но он майор! Ясно тебе? МАЙОР!
– Да хоть дракон с автоматом…
– Цыц, зеленка, мать твою! А ну, пшел быстрее и прямее! – рыкнул на Тропа полковник.
Войдя в кабинет генерала Сивушева, Манцур вытянулся и встал по стойке «Смирно!». Немолодой генерал окинул его прицельным взглядом, словно рублем одарил. У Манцура даже вдоль спины просквозило холодным ветерком. Сколько он помнил себя на службе в спецназе ГРУ, а трепет перед генералом как был с первого дня, так и остался и даже усилился после ухода Дира…
Из горестных воспоминаний его вырвал скрипучий голос Сивушова:
– Здорова Манцур. Проходи, садись. А вы, полковник, можете пока попить чая и желательно за дверью, – кивнув на Шишкову на дверь, поднялся из-за своего стола генерал. Был он крепок, хоть и приземист. «Таких кажется в старину называли – кряжистыми.» – припомнил Манцур.
Проследив взглядом своих карих глаз за закрывающейся за полковником дверью, генерал продолжил:
– Буду короток, сынок… – после этих слов Троп вздрогнул всем телом, но вида не подал и постарался сидеть таким же невозмутимым, как до этого. Но не мог.
Если генерал назвал его «сынок», то дело вырисовывалось, то ли очень крупное, то ли очень гадкое.
– … на нашей земле пропали местные чинуши. Не слишком мелкие, но и не шибко крупные. В центре были озабочены этим исчезновением, так как к пропавшим без вести ехала комиссия антикоррупционного комитета. А это сам понимаешь – не хухры мухры! Думаю подробности их разбирательств с делами пропавших тебе до балды, поэтому перехожу к сути. Комиссия хочет найти пропавших или беглецов, потому что бежали почти все действующие в этом деле фигуранты. Твоя задача: со своей группой выдвинутся к объекту, куда двинулись наши пропащие и разведать обстановку и при хорошем раскладе выдать найденышей той самой комиссии. Живыми или же мертвыми. Вопросы есть? – на этом выписывающий круги вокруг стола, генерал остановился напротив бойца и вперился взглядом своих карих глаз прямо в лицо Манцура.
После слова «мертвых», сердце Тропа забилось чаще. Тон генерала само собой ничего не выражал, но формулировка фразы заставила лейтенанта поднять взор на генерала и встретить его жесткий взгляд.
– Почему мы, товарищ генерал? У этих «антикоррупников» своих псов что ли нет? Или мы крайние? – задал первый вопрос Манцур.
– Нет, не крайние. Своим они не доверяют. Почему – не знаю, не спрашивал. И вообще – это приказ. Который я обсуждать не собираюсь, но твои сомнения мне понятны. Еще вопросы?
– Да-да! Еще один… нет… даже два. Куда летим и почему мертвыми? Они потравятся все или диарея всех сомнет? – спросил Троп, ехидно делая ударение на последней фразе.
– Нет, не потравятся и поносом не изойдут, – нахмурив брови, выдавил Сивушов. – А выдвигаетесь вы не на вертолетах, а на замаскированной технике в Архангельск – 79.
Манцур застыл. Бледность покрыла его загорелое лицо, а сердце начало колотиться реже и реже. Архангельск – 79… Советский «почтовый ящик»… Город… Их с Диром город…
…Около машин маскировки уже толпились его бойцы. Манцур шел к ним уверенной походкой неоспариваемого лидера. Плечо приятно оттягивала тяжесть автомата, придавая бойцу уверенности. Левый кирзач немного жал ногу, но не слишком сильно, что бы задерживаться из-за этого хоть на минуту. Цепкий взгляд Тропа сразу же выхватил из группы бойцов незнакомого хмыря с рожей заядлого гэбиста. Такой наглой и самодовольной морды, а по другому назвать ее Манцур просто не мог, он не видел лет 5, а то и больше. Там где служил Черногаев, такие как этот хмырь долго не задерживались. Их либо быстро убивали, либо отзывали обратно, на «Большую Землю», так сказать.
Неожиданно из утренних сумерек, справа от Манцура, появился Лев Николаевич.
– Ну, вы… – начал было Троп.
– Петровский Оскар Григорьевич, подполковник ФСБ, – без предисловий начал полковник, не сводя взгляда с группки военных. – Послан вместе с вами наблюдателем.
И мельком глянув на Тропа сразу заметил:
– Расслабься и молчи. Никуда его послать не получится – это приказ командования!
– Невозможность послания – приказ? – съехидничал лейтенант.
Еще раз окинув Манцура взглядом и услышав его хохму, Шишков скривился и еще больше ускорив шаг скрылся в едва проглядных сумерках прохладного утра.
– Все по машинам! – подойдя к машинам, выкрикнул Манцур. – Готовность 5 минут.
Его группа споро, но без спешки начала посадку в автомобили. Гэбист же не торопясь, в развалочку, подошел к Тропу. На вид этому Петровскому было лет 35, был он хоть и мал ростом, но широк в плечах и в движениях его, сквозь вуаль медлительности, проскальзывала чисто звериная грация и настороженность.
– Подполков… – едва открыв рот, Оскар Григорьевич вынужден был его закрыть, потому что, Манцур легко ухватив его за горло, развернул и приложив как следует спиной о машину, прижал так, что подполковник мог лишь тихонько приглушенно хрипеть.
– Слушай меня внимательно, хрен моржовый! Мне плевать на то, кто ты, что ты и кто твои родители и начальники! Будешь мне мешать – пристрелю, как загнанную лошадь и спишу все на диких собак! Ферштейнешь, пугало огородное?
Посмотрев налитыми кровью глазами в взбешённое лицо Манцура, подполковник как мог кивнул и, отчаянно хрипя, выдавил из зажатого горла:
– Ферштейню… ферштейню… как скажешь…
Удовлетворенно кивнув, Троп разжал свои смертоносные пальцы, выпустив шею своей жертвы. Садясь в машину, Черногаев отчетливо слышал бормотание гэбиста, который клялся всем чем мог, что «сотрет это чмо в лагерную пыль». Закрывая дверь, Манцур ухмылялся. Все началось так, как надо. Осмотрев напоследок оставляемую за стенами машины местность, он заметил что-то в начинавших рассеиваться сумерках. Захлопнув дверь и сев на свое место, Манцур мог бы поклясться, что видел своего командира. Раньше старик себе такого не позволял. Был всегда в тени и учил этому своих учеников. Но сейчас он показался. Показался лишь для того, что бы улыбнуться в след своему выкормышу. Значит он, Манцур, сделал все правильно! Полковник одобряет!!!
До города было еще километров 10. Неожиданно пять бойцов попросили остановиться. Плохо себя почувствовали. Странная тошнота подступила к горлу. Вместе с ними из машины вышел и Манцур. Метрах в десяти от дороги сразу начинался лес. Прохладный весенний воздух ворвался в легкие Тропа, словно ясный луч солнца прорвавший, наконец, бесконечную вереницу хмурых туч. Нет, Троп не чувствовал ничего особенного, и тошнить, его не тошнило, но что-то все равно тревожило сознание. Словно он слышит далекий крик, слышит голос, но слов разобрать не может. Манцур потер виски, пытаясь снять напряжение, но тревога не отступала. Нутро словно засунули в морозилку. Противный холодный пот скользил вдоль позвоночника, постепенно впитываясь в одежду и холодя спину. Противная головная боль заныла в районе затылка и медленно переползала на лоб. Троп впервые за долгое время почуял страх. Но не страх смерти, его ему приходилось чуять почти все время. Этот страх был иным. Страх встречи с прошлым, панический страх, который, словно сверло, вгрызался в череп и пролезал все глубже в мозг.
Манцур попытался отвлечься от ощущений боли и неведомого страха. Медленно поведя головой из стороны в сторону, он осмотрел, насколько хватало глаз, лес. Могучие, непоколебимые статуи мощи и жизни тянулись по обе стороны от дороги. Все пятеро бойцов уже приводили себя в порядок, начинали рассаживаться по местам.
Вдруг внимание Манцура привлекло белое пятно в лесу, почти на грани видимости. Ничего еще толком не понимая, Троп, словно во сне, двинулся по направлению к этому пятну. Из машины показалась голова молоденького сержанта Васюка:
– Командир! Ты чего? Ехать пора! Не укладываемся в график! Эй, Троп!? – удивленно произнес паренек, глядя как его командир, не слыша ни единого слова, словно зачарованный двигается по направлению к лесу.
Манцур и правда не слышал. Белое пятно вдруг стало его целью, навящивой идеей. Троп ускорил шаг. На миг ему показалось, что это не пятно, а его мать в белом-белом платье. Боец перешел на бег, видя, как пятно медленно отдаляется от него. Через минуту Манцур ощущал себя мчащимся через лес на всех скоростях, которые только были ему подвластны. Белое пятно медленно, но неуклонно приближалось, Троп уже видел спину женщины, ее длинные, лежащие на плечах, темно-каштановые волосы. Он догнал ее, взялся за плечо, начал разворачивать лицом к себе.
– Мама…
Страшное, уродливое лицо с дряблой кожей, черными провалами глаз, от которых, словно трещины, отходили черные морщины, вперилось в лицо Манцура нечеловеческим взглядом. Дикий страх заставил бойца отшатнуться, но вцепившееся в его одежду существо не отпустило, а только оскалив непропорционально длинные зубы, потянулось следом. Троп с ужасом понял, что падает. Почувствовал, как маленькие веточки, словно острия ножей впились в спину, а сверху рухнуло, роняя черные, отвратительные слюни, человекообразное существо и…
…Манцур открыл глаза. Он лежал на обочине, на расстеленном на земле маскхалате, а над ним склонилось сразу шесть лиц. Одним из них, к вялому удивлению Тропа, являлся гэбист, смотря на Манцура неподдельными насмешливо-беспокойными глазами.
– Очухался? – быстро спросил Петровский, – Вот и славно. А то уж хоронить хотели.
Троп был не в состоянии реагировать на такую, весьма плохую, хохму, а потому вперившись глазами в сержанта Васюка, слабым, но уже властным голосом, спросил:
– Что случилось?
– Товарищ старший лейтенант, вы… э… ну… – замялся паренек.
– Да говори, как есть не тяни кота за… – начал было другой боец, но был оборван Манцуром.
– Отставить! Не тебя, Ибрагим, спрашиваю! Отвечай, Васюк! Время дорого!
– А нечего говорить, – поднялся с колен Петровский. – Ты как лось в весенний гон, ринулся в лес, словно тебе там медом намазано было. Мы тебе орали – орали, а потом за тобой кинулись. Полчаса искали и нашли, слава Дяде Васе, лежащим в отключке…
Гэбист умолк и отвернулся в другую, от взгляда Тропа, сторону. Манцур, ничего толком не поняв, уставился в спину Петровского долгим тяжелым взглядом замутненных, но уже трезвеющих глаз.
– И? – наконец выдавил из себя Черногаев.
– Зад подотри! – огрызнулся Оскар Григорьевич, – Лежал ты здесь! У машины! Прислонившись спиной к боку автомобиля!
Манцура осыпало холодом. Он наконец-то смог подняться с земли. Почти сразу же повело в сторону, голова кружилась безумно, но ребята придержали в вертикальном положении, отвели в машину, без спешки погрузились и опять двинулись в сторону города. Быстро приходивший в себя Манцур приказал больше не останавливаться и, тряхнув головой, посмотрел на сидящего напротив него Петровского.
– Спасибо, – после минутной паузы, сказал Троп.
– Не за что, на здоровье, – буркнул в ответ подполковник, решив для себя не играть с лейтенантом в дурочка.
– Ты уж извини за…
– Проехали, – поморщившись, сказал Петровский. – Все я знаю и понимаю. Не любят нас сильно. Особенно в вашем управлении. Но за горло, действительно зря.
Подняв друг на друга глаза и внимательно посмотрев в них, бойцы улыбнулись и дальнейший путь стал уже не таким напряженным для всех бойцов спецназа.
Глава 2
23 часа 14 минут спустя. Штаб командования частями спецназа ГРУ. Кабинет генерала Сивушева С. Н.
– Вызывали? – бодро спросил, заглянувший в кабинет, полковник Шишков своего командира.
– Вызывал, Лев, вызывал, – тяжело вздохнув, прогудел Сивушов. – Проходи, присаживайся.
Последние слова, вышедшие из горла генерала, были воистину сродни хрипу какого-нибудь чахоточного больного. Пока полковник закрывал дверь, проходил, садился, генерал встал из-за стола, вынул из сейфа бутылку коньяка и налив себе полный граненый стакан, молча ткнул бутылкой в Шишкова. Лев Николаевич, так же молча, отрицательно покачал головой, а махнувший на него рукой, Степан Никифорович, залпом выцедил весь стакан без закуски и без занюхивания. Обалдевший окончательно после такого представления, Шишков, начал анализировать действия генерала, но найти хоть какие-нибудь ниточки у себя в мозгу, так и не смог. Все у них в управлении шло боле-менее нормально. Группа Манцура должна вернуться только завтра, а другие группы вроде на своих местах.
– Хреновы наши дела, Левушка! Ой как хреновы! Мы в полной ж… – сев на свое место и упершись локтями в стол, генерал обхватил голову руками.
– Так, товарищ генерал! Давай не будем выходить за рамки и переходить на великий и могучий! Рассказывай Саня, что случилось? – подавшись вперед и облокотившись правой рукой об генеральский стол, быстро спросил полковник.
Взглянув на старого друга через пальцы, подпиравшие его немолодое лицо, Сивушов негромко пробасил:
– Группа Манцура – пропала!
– Как пропала? Но ведь они должны были вернуться на базу только завтра! – горячо выпалил Шишков. – Только завтра!
– Да-да! Только завтра! Но на связь они не вышли уже сегодня! Мои помощники уже 4 часа с радистами около раций стоят, пытаясь докричаться до группы Черногаева. Безрезультатно! – последние слова генерал произнес ходя взад – вперед по кабинету.
– Вот ведь чертовщина! – задумчиво произнес полковник. – Ну а может у них проблемы с рациями?
– Ага, прям у всех и сразу, – саркастически выдохнул Сивушов. – и аварийные кнопки, и GPS-маячки и антенны в заднице! Все сразу вырубилось, как только они присели поесть, ведь мы же их на пикничок отправили!!!
Последние слова начальник штаба командования изрыгал из себя с такой силой и мощью, что весь кабинет буквально содрогался от вибрации его голоса. Звенело стекло в окнах, дрожал графин с водой, а стакан так и вовсе подпрыгивал, медленно приближаясь к краю стола. В последний момент полковник смог таки ухватить его и поставить на середину стола.
– И что же теперь делать? – хмуро поинтересовался полковник у генерала.
– Понятия не имею, – ответил Сивушов, без сил падая в свое кресло. – Впервые в жизни не знаю, что делать!
– Но делать что – то надо, – произнес Шишков, медленно погружаясь в раздумья, но мысли, словно тараканы, испугавшиеся внезапно включившегося света, рассыпались в стороны, не давая не то, что ухватить, а просто догнать себя.
– Да что Вы говорите, товарищ полковник! – опять пустив в ход сарказм, прошипел Сивушов. – А я уже хотел идти вешаться с горя, но Вы спасли меня от мук душевных, найдя такой славный выход из этой ситуации!
– Этот стакан был не первый, – скорее утверждая, чем спрашивая, сказал Шишков. – и Вы, товарищ генерал, что-то как-то быстро впали в плохо скрываемую истерику, с признаками нарождающейся паники! В чем дело? Объясните!
– Ага, уже разбежался рассказывать! Перебьёшься! – брюзгливо сморщив лицо, произнес генерал.
– Это из-за города? Этого «почтового ящика»? Или клиенты, которых надо было найти, были слишком крутые? Почему послали именно группу Манцура? Что произошло в том городе почти 40 лет назад? – не дав Сивушову прийти в себя, завалил его вопросами Лев Николаевич.
– Да все потому же, почему Троп до сих пор в лейтенантах ходит! Все потому же! – быстро выпалил, начинающий трезветь, Александр Дмитриевич. – И не смей орать на меня, полкан недоделанный! Я не посмотрю, что мы с тобой старые друзья!
Во время этой тирады генерала, старые вояки, словно молодые петухи готовые к бою, начали привставать со своих мест. Когда воздух в легких Сивушова закончился, и он немного выдвинул тело по направлению к полковнику, Шишков, от всей своей необъятной славянской души, дал старому другу звонкую пощечину, потом еще и еще, пока генерал не рухнул обратно в кресло с вытаращенными глазами и ярко-красными щеками. Шишков знал, что он делает и зачем. Он видел такое много раз и сам применял не единожды. Старый вояка стоял, опершись на стол, и смотрел на своего лучшего друга, Саньку, который спасал его много раз в горячем тогда Афганистане (да он и сейчас не особо холодный), которого и он, Левка Шишков, не раз вытаскивал из кромешного ада проклятой богом земли наркотиков и моджахедов. Смотрел на человека, который не бросил его, своего друга, после развала Союза, как это сделало правительство со многими преданными ему офицерами, с которыми служил Шишков. Просто стоял и смотрел, смотрел на его побитое войной и жизнью, которая немного не дотягивает до войны, лицо. На осунувшееся лицо, на котором шрамы перемешались с морщинами, а из-под двух, словно мшистых горных массивов, выглядывают глаза. Очень печальные глаза разбитого жизнью человека, который, словно Атлант, держит на себе великую тяжесть ответственности. И он очень устал. Смертельно устал…
Сивушов мельком глянул на Шишкова, но выдержать взгляд второго, не смог. Опустил глаза, вместе с головой на грудь и… зарыдал. Тяжелые рыдания рвались наружу, распирая грудь генерала. Слезы текли градом, и старый вояка их не стеснялся. Не перед кем было. Напротив стоял друг, а не чужой человек. Шишков, обойдя стол, с легкостью поднял с кресла Сивушова, и прижал к своей груди. Генерал, который и забыл уже, когда плакал в последний раз, вцепился в полковника и заплакал еще сильнее. Сквозь стоны и вздрагивания, Лев Николаевич слышал неотчетливые слова старого друга:
– Люди бежали… крики… стрельба… страшно… кошмары… – услышав только это и ничего так и не поняв, Лев Николаевич решил действовать по – другому.
Стряхнув и у себя, неприсущую ему, слезу жалости, полковник усадил Сивушова обратно в кресло. Налил, в спасенный им ранее стакан, воды и безжалостно вылил его на голову генералу. Пока Сивушов пытался судорожно вдохнуть, быстро налил второй стакан и выплеснул его уже в лицо генералу, от которого старый друг был вынужден руки убрать и схватить ими свою мокрую голову. Окончательным ходом Шишкова был третий стакан, край которого он просто воткнул в рот генерала и заставил его выпить все до конца, пока тот пытался протереть руками глаза. Почти успокоившийся и прокашлявшийся после этого, Александр Дмитриевич, цветисто выразил свое мнение о предках Шишкова, уделяя особое внимание матери своего подчинённого. Удовлетворенно кивнув, полковник опять присел за стол напротив генерала и прямо спросил:
– Теперь мне нужны ответы! Расскажешь все сейчас? Или как? – пронзительно взглянув в заплаканные глаза начальника, спросил его Шишков.
– Разбежался! От ведь какой прыткай! Имей терпение, Лев, – спокойной произнес генерал, вытирая носовым платком лицо, уже почти восстановив дыхание и свой начальственный голос. – А ты все-таки молодец! В тебе умер психолог.
– Аминь, – глухо буркнул Лев Николаевич. – Ладно, я пока отлучусь, а ты подготовься. Я хочу знать все!
Сивушов Александр Дмитриевич молча кивнул, но в след Шишкова все же раздалось грохочуще:
– А ты, вообще куда намылился-то?
– Искать концы Дира, – не оборачиваясь, сказал, закрывая за собой дверь, полковник. – Без него – Манцур – труп.
Генерал понимающе кивнул. «Лев как сквозь воду глядит. Сколько его знаю, а кажется, что не знаю вообще. Экстрасенс он, что ли» – подумал генерал и улыбнулся. Нет, конечно же нет! Он профессионал. И этим все сказано!