Любовь на производстве

Все события и герои вымышлены. Любые совпадения с реальными личностями случайны.

Ты стал моей несбывшейся мечтой…

Глава 1. Первый день на заводе

Снова осень. Прошло уже два года со времени моего расставания с парнем и два месяца – с момента увольнения. Да уж, навалилось все сразу. Хотя как сказать навалилось? Это знаете, как бывает? Когда тебе плохо, ты специально делаешь что-то такое, чтобы стало еще хуже. Кто-то слушает грустную музыку, кто-то слезливые фильмы смотрит. А я, вот, решила с работы уволиться. Не то, чтобы любимой, но такой привычной и удобной. Трудилась там восемь лет. Слаженный коллектив, неплохие показатели по работе, оплата труда, опять-таки, устраивала. К тому же, год назад меня перевели в другой отдел с повышением оклада. Казалось бы, живи и радуйся, но нет. Где-то вычитала, что есть даже термин такой, определяющий подобное деструктивное поведение, что-то типа самосаботажа – когда ты сам себе запрещаешь успех. Я тоже придумала такое самонаказание.

И вот стою возле проходной на новую работу – иду на стажировку. Ерунда, наверно, какая-то – работа на хлебном производстве… Да к тому же не с бумагами и отчетами возиться, как я привыкла, а непосредственно что-то лепить своими руками. Хотя есть в этом какая-то романтика: когда каждый день видишь результаты собственного труда. Правда сегодня я уже наработалась в другом месте – прохожу стажировку официантом в ресторане. Но, раз пришла сюда, надо попробовать – не понравится – значит, выберу должность официанта.

На проходной сидит усатый вахтер и, кто бы мог подумать, без пропусков не пропускает.

– Девушка, вы куда?

– Мне назначено на хлебозавод «Пончик».

– Позвоните, пусть вас выйдут встретить.

«Как все серьезно, еще бы номер найти. И куда он запропастился? А, вот и он». Набираю:

– Здравствуйте! На сегодня мне назначена стажировка на хлебозавод «Пончик». Я стою на проходной.

– Сейчас выйду вас встретить. Ожидайте, – ответил голос из трубки.

Через несколько минут пришла низкорослая несколько корпулентная блондинка средних лет и повела меня за собой.

– Вы на булочки? – спросила дама.

– Эээ… не знаю, у меня в направлении написано: мелкоштучные изделия.

– Значит, на булочки – констатировала дама.

Мы прошли проходную, двор, зашли в большое помещение на первом этаже, где ездили погрузчики, поднялись на второй этаж – там, судя по всему, была женская раздевалка. Туда-сюда сновали женщины-работницы в белой форме.

– Вам же сказали на собеседовании взять с собой сменную одежду и обувь, на время пока мы вам не выдадим форму? – спросила меня блондинка. – Переодевайтесь и снимите с себя все украшения.

– Да, конечно. Но я не могу снять одну маленькую сережку с уха, я ее никогда не снимаю, боюсь, что она вообще не снимается. – Зачем-то, видимо, от волнения, выпалила я.

– Правило есть правило – едино для всех. Таковы условия нашего производства: не дай бог что-то попадет в продукцию. Кроме того уже были прецеденты – в тот раз половину бригады уволили. – Выдала свою тираду дама. Но потом внезапно добавила:

– впрочем, если незаметно – то ладно. Наденьте шапочку и следуйте за мной.

–О, черт, еще и шапочу, – с досадой подумала я.

Надев этот неприглядный «головной убор», я почувствовала себя маленькой белой мышью. Вообще интересная картина вырисовывалась: так много людей вокруг и все как белые мыши. Почему-то вспомнились зарубежные фильмы про лаборатории, где изготавливали что-нибудь жутко секретное.

– Вот наш цех, – показала на пространство перед собой дама. Даму, кстати, звали Аленой Петровной, и была она, как я сразу поняла, нашим бригадиром.

– Здесь все и происходит – продолжила свое объяснение женщина. – Сначала месится тесто, потом девушки его раскатывают, формуют, делают из него булочки и отправляют в печь. Дальнейший процесс движения продукции тебе покажут позже, начнешь с азов. Пока понаблюдай.

– А мне позволят сегодня что-нибудь сделать своими руками? – наивно спросила я.

– А ты думала, просто так стоять будешь?! Вот твой наставник, знакомься, ее зовут Динара, она покажет, как все у нас устроено и всему научит. Если будешь стараться – все получится быстро, здесь нет ничего сложного, высшего образования для этого не требуется.

«Вот, блин, сыпит соль на рану – высшее образование у меня как раз-таки есть. Но, до сих пор (а мне уже, на минутку, тридцать три) это высшее образование ни разу толком и не пригодилось. Может быть, лепить булки – не такая уж и плохая идея?», – пронеслось у меня в голове.

Динара оказалась родом из Дагестана, ей было сорок девять лет, но выглядела она значительно старше своего возраста. Внешность Динары была типичная для женщины ее национальности: темные волосы и глаза, крупный нос. Еще у нее была добрая улыбка. В Петербурге жила с дочкой, зятем и внучкой, остальные родственники остались в дагестанской деревне. Поэтому каждый год на один летний месяц Динара ездила на Родину. На «Пончике» женщина работала уже пять лет. Начинала с уборщицы, потом перевели на формовщицу, а теперь она – наставница для вновь прибывших. А еще, с Аленой Петровной они были чуть ли не подругами, но субординацию все же соблюдали.

Динара подвела меня к рабочему столу. Точнее, было сдвинуто несколько столов, на которых человек десять – двенадцать девушек самого разного возраста и национальности творили чудеса с тестом. Поначалу я даже засмотрелась на эту виртуозную работу: кто-то катал рулеты, кто-то разрезал их на маленькие кусочки – булочки, следующий подкручивал эти булочки, дальше изделия собирали на противни, ставили в вагонку и увозили в расстойку. Хорошо уяснила я эти процессы несколько позже, а научилась все делать – гораздо позднее.

Наставница начала рассказывать и показывать всю процедуру лепки, а потом предложила и мне попробовать скатать рулет. Наблюдая за другими, кажется все довольно просто, но когда начинаешь делать это сам, все выходит как-то вкривь и вкось. Надо отдать должное Динаре, не теряя терпения и не повышая голоса, она вновь и вновь повторяла мне весь процесс: как держать руки, пальцы, как скатывать рулеты. Но у меня снова и снова не получалось.

Первые пару часов тянулись бесконечно. Работа была ночная, сменная. Смены, как обычно в таких случаях, длились по двенадцать часов. Прошло совсем немного времени, а я уже чувствовала усталость во всем теле и, с ужасом осознавала, что стоять мне здесь еще, как минимум, часов десять… Я молилась всем богам, чтобы дали сил выдержать. Почему-то просто сказать, что эта работа мне не подходит и уйти я не могла, хотя, конечно, имела на это полное право. Есть у меня такое дурное свойство: иногда как будто кляп в рот воткнули, да так, что не могу сказать ни слова, хоть ты тресни. Но вот нас отпустили на десятиминутный перерыв, а еще часа через полтора – на обед. Дальше время побежало быстрее, несмотря на то, что очень хотелось спать. К ночному режиму мой организм, на тот момент, еще не приспособился.

Так прошла моя первая смена. Заканчивали в пять утра, но обычно работников отпускали пораньше. Настало утро. Страшно уставшая, после двух работ, еще и пешком, пошла домой. Расстояние не близкое – восемь километров, но я привычная. Да и на чем доберешься в четыре утра? Метро и автобусы еще не ходят, а если ездить на такси, – то смысла работать на подобной работе нет: все что заработаешь – потратишь на дорогу.

Доплелась до дома и рухнула на кровать. Наверное, помылась перед этим, точно не помню – но должна же была?!

На следующее, вернее, уже на это утро, нужно было идти на стажировку в ресторан. И, будь у меня силы, я бы туда отправилась и, возможно, остановила бы свой выбор на нем. Но сил не было. Написала сообщение менеджеру ресторана, предупредив, что больше не выйду. Кстати, до того, их руководство водило меня за нос: то не вызывали на работу, то звонили и требовали, чтобы через час уже была на месте. Из-за этого я и решила поискать что-то другое – так и попала на собеседование в «Пончик». Поэтому со спокойной совестью написала и вновь провалилась в сон.

Проснувшись за полдень, подумала, что могла бы и сегодня сходить на стажировку на хлебозавод. Хотя вчера и казалось, что ни за какие коврижки там больше не окажусь. Но не зря ведь говорят: «утро вечера мудренее…»

Глава 2. Привыкание

Работа начиналась ровно в 17.00. За полтора часа я вышла из дома и, дыша свежим воздухом, в условленный час оказалась на месте. Вахтер снова не хотел пускать. Пришлось наврать ему что-то с три короба. Ни временного, ни тем более постоянного, пропуска у меня так и не было. Выдали его мне, к слову сказать, месяца через полтора. Поэтому охранник каждый раз просил показать пропуск, и каждый раз пускал без него. Даже не знаю, что этому способствовало: мое обаяние или его разгильдяйство?!

Пройдя в раздевалку – переоделась, надела дурацкую шапочку и направилась в цех. Корпулентная тетя Алена, в смысле, Алена Петровна, как большой маяк, уже стояла на своем посту, вернее за своим столом.

По правилам, во всем цехе все и всегда только стояли, да и стульев-то не было. Хотя иногда мы и сидели, но стульев все равно не было – сидели как птицы на жердочках – белые мышки на перекладинах от столов. Но мне до этого еще далеко. Какой там сидеть? Мне еще нужно было катать научиться, а то Алена Петровна сама готова была в любой момент прокатиться по мне своим могучим авторитетом так, что мало бы не показалось.

Второй день прошел также как и первый – как в тумане. Не помню, разговаривала ли с кем-то, ела ли, единственное, что осталось в памяти – как катала рулеты, вернее пыталась это делать. И у меня не получалось. И на третий день тоже не получалось… Однако мы работали три через три, а потом нас устраивали официально. Хоть у меня ничего путного с этими булками и не выходило, естественно, меня все равно приняли. Потому что желающих было не сказать что много, а точнее сказать – мало. Все же хотят работать в офисе, с бумагами. Наверное, потому что люди очень любят бумаги, особенно с водяными знаками.

На следующий день мне как раз нужно было ехать устраиваться на работу официально. Офис находился в какой-то близлежащей деревне (по крайней мере, городом это было назвать трудно), где-то у черта на рогах. Были там железнодорожные пути, пройдя через которые я вышла к вокзалу. Пока думала, в каком направлении двинуться дальше, чтобы все-таки разыскать офис, навстречу мне вышла дама с собачкой. Особо не надеясь на ее помощь, я все-таки спросила:

– не подскажите, как пройти к хлебозаводу «Пончик»?

Женщина с гордым видом сказала, чтобы я следовала за ней. И я последовала. Заодно спросила, ну чтобы как-то худо-бедно поддержать беседу:

– И часто вас спрашивают туда дорогу?

На что дама ответила:

– Если бы каждый раз, когда меня об этом спрашивали, мне платили хотя бы рубль – я была бы уже богата.

«Хм…видимо текучка у них там немаленькая, – подумала я. – Час от часу не легче».

В офисе пробыла примерно с полчаса, заполнив все анкеты, положения, приложения. Только вышла на улицу, как зазвонил сотовый, звонящий предлагал работу, которую я почти месяц ждала. Пришлось отказаться. Не увольняться же через пятнадцать минут после устройства? Этот был бы рекорд в моей продолжительности рабочего стажа. Не солоно хлебавши, поплелась на автобусную остановку. Села. Еду, слушаю музыку в наушниках. Вдруг понимаю, что автобус остановился, а я в нем одна, не считая водителя, который кричит:

–девушка! – Нет, не так: – «дэвушка», это конечная, пора выходить.

Я не нашла ничего лучшего, чем спросить:

– а где находится метро? Как будто не видела, что мы в глуши и метро здесь нет, от слова совсем. На что водитель ответил:

– так вам в другую сторону надо было. Если хотите, оставайтесь. Через «дэсять» минут поедем обратно.

Обрадовавшись, что не надо пересаживаться и искать другой автобус, я продолжила сидеть и слушать свою музыку. Без дальнейших казусов добралась до дома. На следующий день прошла медкомиссию и со справкой, как второгодница в школе, отправилась на работу. Но оказалось, что вышла я не в свою смену…

Глава 3. Новый бригадир

Это я позднее узнала, что в цех нужно приходить минимум за десять минут до начала работы. А тогда я была жутко пунктуальной – появлялась ровно в 17.00. Без десяти пять пробегала через проходную. А вы помните, что нужно было еще договориться с вахтером, чтобы пропустил без пропуска. Охранники, кстати, как я потом поняла, были разные. Без семи минут залетала в раздевалку. За четыре минуты переодевалась. Надо было видеть эту картину: штаны, кофты и носки летали в воздухе, демонстрируя удивительное мастерство эквилибристики. Как-то раз, торопясь, я даже надела тенниску шиворот-навыворот. И только на рабочем месте Алена Петровна, подозвав меня, на ушко, на весь цех, шепнула об этом.

Таким образом, без трех минут, надев злополучную шапочку, забегала в туалет (простите, дело же происходило в Петербурге – в уборную), и ровно в ровно: штык, как говорится, в штык, в семнадцать ноль ноль, как лист перед травою, была перед Ален Петровной. Но в обозначенный день что-то пошло не так. Видимо, немного больше чем обычно опаздывала, и как Крошечка-Хаврошечка забыла про третий глаз трехглазки, я забыла надеть шапочку. Забегаю в цех без столько важного элемента одежды, а там… нет Алены Петровны. Вместо нее стоит какой-то молоденький паренек и говорит:

– сюда нельзя без шапочки.

Покраснев с головы до ног и обратно и пробормотав что-то несвязное, побежала надевать злополучный «головной убор». Мой бег потом мне тоже выйдет боком, но это впереди. А пока я вернулась в цех. Немного успокоившись, в шапочке. Сразу поняла, что с этим молодым бригадиром нам будет намного проще и вольготнее, чем с Аленой, и пошла к своему столу.

С вашего позволения пропущу несколько месяцев, но потом вернусь обратно.

Сегодня бригадиром у нас снова молодой человек, звали его, кстати, Виктор. Вернее так его никто не звал – все называли просто Витя. Был он высокий и худой. Из примечательного в его внешности был длинный нос и татуировки на руке. Шестое чувство меня не подвело: с Витей было действительно намного проще и вольготнее. Но в то же время и труднее. И вот почему.

Прошло уже пара месяцев, как я работала на хлебозаводе и уже, естественно, худо-бедно научилась и катать, и лепить, и закручивать, и много чего еще. Но все-таки не так хорошо как бы мне того хотелось. Иногда рулеты получались неплохими, а, порой, они были похожи на удава, только что проглотившего кролика. И, как вы понимаете, булочки из этого получались ни то ни се.

В описываемый день я, видимо, была не в рулетном духе, и выходило все из рук вон плохо. Пока работницы – мои коллеги – не начали шептаться. Ну как сказать шептаться? Ничего не стесняясь, стоя бок о бок со мной, стали обсуждать и осуждать мою работу. Мне сделалось страшно обидно, потому что, на самом деле, все было не так уж и плохо с моими булками, как я сказала. Но женщины все сплетничали и сплетничали, пока у меня не начали наворачиваться слезы. Я старательно пыталась не разреветься, но ничего не выходило – предательские капли, со все возрастающей силой, накатывали на глаза до тех пор, пока удержать их там уже не представлялось возможным.

Пока оставим меня с накатывающимися слезами. Расскажу про мою боевую подругу – Веру Палну. Вообще-то она была Сергеевна, но Пална мне казалось ей больше подходит – поэтому я звала ее Вер Палной, другие звали – просто Вера. Ну, в смысле, они не говорили так: «просто Вера, иди сюда». Это только «просто Марий» так зовут.

Вер Пална пришла примерно на месяц позже меня, была несколько старше меня – ей было немного за сорок, ростом сильно ниже среднего. Вообще она была такой миниатюрной, что рядом с ней я, со своим метр семьдесят, казалась просто великаном. Вер Пална была страшная хохотушка и страшная любительница справедливости. Кстати, за это свое чувство справедливости потом и пострадала.

Потому, заметив слезы, решающие покинуть мои глаза, ее чувство справедливости покинуло границы ее тела, и Вер Пална отправилась прямиком к бригадиру Вите и выложила ему все: что, мол, доводят девушку, разберитесь, примите меры.

Витя сразу же подозвал меня к себе и начал допрос с пристрастием: кто, за что и как? Я почему-то вспомнила про заключенных в тюрьме и про то, что они никогда не выдают своих обидчиков, даже если их сильно бьют. И я тоже молчала. Но Витя давил снаружи, а напор слез давил изнутри. И тут я окончательно разревелась и подумала, что сейчас размажется тушь, потекут сопли, лицо покраснеет, и вообще я стану страшно страшной. И все это увидит Витя, и все это увидят все. И мне сделалось так стыдно, что я даже наплевала на теорию с заключенными и сдала свою обидчицу со всеми потрохами, только бы отпустили умыться. Больше, кстати, ко мне никто никогда не приставал, не обсуждал, и я никогда не плакала. По крайней мере, на работе, по крайней мере, касательно работы.

Глава 4. Вер Пална

Так вышло, что с Верой Палной мы сдружились очень быстро и очень близко. Я ее смешила своими дурацкими шутками, она смеялась своим странным смехом. Вот такой симбиоз гриба с деревом. Кто гриб, кто дерево – я не знаю, решайте сами.

Вер Пална любила иногда в пятницу после работы опрокинуть рюмочку. И порой звала меня в гости. И как-то раз, после смены, прямо в четыре утра, я неожиданно для себя взяла и согласилась. «А почему бы и да?» – подумала я.

Пили мы что-то страшно дорогое – вроде, коньяк с пометкой ХО. Вообще-то в алкогольных напитках я не особо разбираюсь, потому что очень редко что-то пью, хотя «пью» – это, пожалуй, громко сказано – лучше сказать: мочу губы. Но в тот момент по радио постоянно крутили песню: «Её бокал полон ХО, она скрывает свое лицо / Я ни при чем, это твой вайб, это твой вайб / Это твой вайб, это твой вайб…»

Наш с Вер Палной вайб отдавал коньяком и пирогом с капустой, который она накануне выпросила в соседнем «пироговом» цехе. Собственно, мы еще немного посидели, и я ушла домой. А потом Вер Палну уволили, как я уже говорила, за ее обостренное чувство справедливости. Она с кем-то поругалась, кого-то обозвала, ее обозвали в ответ; кого-то подергала за волосы, ее тоже подергали. Короче, слово за слово пошло-поехало и нашла, как говорится, коса на камень. Со слезами на глазах Вер Пална убежала, а я ее даже не успела утешить, как она меня раньше. Знаю только, что она быстро нашла другую работу, об утраченной ни капельки не жалела, но на ХО меня больше не звала.

Когда ушла Вер Пална, я осталась одна. Одна сидела в столовой. Одна стояла в раздевалке (потому что сидеть нигде нельзя было, кроме столовой). Сама шутила свои дурацкие шутки. Сама смеялась своим странным смехом. Но продолжалось это недолго. Вскоре я обрела новых друзей.

Глава 5. Антон

Шла очередная рабочая смена. Я начала уже немного осваиваться. В цехе было жарко и очень хотелось пить. А где найти воду еще не знала. Вспомнила о кулере, который заметила в момент, когда мне делали что-то типа экскурсии по заводу. И вот я отправилась на поиски бутыля с водой. Немного побродив, все-таки отыскала его. Довольная, стою пью третий стакан, когда ко мне или, скорее к кулеру, подходят двое молодых людей, можно сказать совсем юных, хотя вполне себе внушительных размеров. Один из них начал меня о чем-то спрашивать. А мне было не до парней. Я все еще пребывала в какой-то прострации и меланхоличном настроении, хотела просто работать, чтобы мне никто не мешал продолжать переживать мои переживания.

Пока не выдали форму, я носила свое: штаны в черно-белую полоску и белую тенниску с цветастым рисунком. Кажется, тот парень что-то как раз и спрашивал по поводу моего прикида. Позднее еще не раз он подтрунивал надо мной: «где твои клоунские штаны и шаманская майка?»

Как я узнала позже, парня звали Антон. Было ему двадцать три года, и слыл он хлебозаводным донжуаном. Расскажу как выглядел молодой человек. Был он достаточно высок, складен сложением, с русыми волосами (хотя изначально под шапочкой их и не видно. Меня вот, многие, как это ни странно, считали блондинкой, пока я не сняла «головной убор»), с большими, иногда они даже казались огромными, серо-зелеными глазами. Глаза эти были с необычным, немного миндалевидным разрезом, как будто в предках у парня числился какой-нибудь Чингисхан. Большими были и губы молодого человека, всегда интенсивно розового цвета (порой у меня даже возникала шальная мысль, что он их подкрашивает). Наша белая форма сидела на юноше как на модели. А еще он необычно подворачивал штанины и рукава, шапочку носил немного набекрень и всегда яркие носки, с разными рисунками и надписями. В общем, как-то умудрялся выделяться на фоне унифицированных белых мышек.

Второй парень – тоже рослый и даже более широкий в плечах. Кареглазый брюнет с лицом вечно пунцового цвета, как у молочного поросеночка. Звали молодого человека Игорем. Он казался намного скромнее Антона или, может быть, просто скучал.

Но этого всего я тогда не заметила. Оба юноши были не в моем вкусе: мне нравились высокие худощавые брюнеты с правильными чертами лица и вселенской тоской в глазах. К тому же парни были сильно моложе меня. Да и, повторю, не до них мне было. Хотелось поскорее напиться (воды, я имею в виду, хотя чего-то покрепче тоже было бы неплохо, но Вер Палны уже не было) и бежать обратно: как бы не кинулись, что меня долго нет.

Вернувшись в цех, я благополучно забыла эту историю. Пока Антон не стал как-то навязчиво уделять мне внимание: то спросит что-нибудь, то подмигнет, то улыбнется. «Хм, забавный тип…», – подумала я. А после его очередной подобной выходки, рассказала об этом девчонкам в раздевалке. На что они дружно начали надо мной посмеиваться, мол: «не ведись на это, он со всеми такой, особенно с новенькими». И даже Анна Сергеевна поведала историю о том, как пару лет назад этот парень чуть ли не набрасывался на всех девушек, выходящих из раздевалки.

«Да, точно странный…, наверное, и впрямь нужно держаться от него подальше», – решила тогда я.

Глава 6. Анна Сергеевна

Анна Сергеевна была женщина средних лет, единственная кто носил очки на этом заводе (вообще-то очки не разрешались, только если на специальной цепочке). У нее были красивые каштановые волосы и прекрасные большие и глубокие, как швейцарские озера, голубые глаза. Видно, что в молодости Анна Сергеевна была настоящей красавицей. Но даже не это привлекло меня в женщине, а ее характер и потрясающее чувство юмора.

Нескромно будет сказать, что в ней я как будто увидела себя в будущем. В общем, у нас было схожее чувство юмора и мне трудно представить, что может быть круче. Анна Сергеевна как-то сказала, перефразируя Бернарда Шоу, что «юмор – это анестезия, которая позволяет перенести операцию под названием жизнь». А еще мы с Анной Сергеевной были родом из одной далекой южнорусской губернии, землячки короче. А в Петербург понаехали, естественно, как и добрая половина (большая, конечно) наших коллег.

Анна Сергеевна рассказывала, что в молодости у нее была длинная коса, что была она (Анна Сергеевна, не коса) отличницей и играла на скрипке. А потом встретила своего мужа-алкоголика, родила ребенка, отрезала косу и бросила скрипку. Мужа потом тоже бросила. Вела она какой-то небольшой бизнес в Ростовской области. Но населенный пункт был маленький, вымирал, бизнес хирел, и она решила все продать и с сыном переехать на ПМЖ в славный город Санкт-Петербург. До пенсии оставалось пару лет. Достойную работу, естественно, в таком возрасте найти также трудно, как встретить Санта Клауса летом. Поэтому Анна Сергеевна нашла работу на хлебозаводе, хотя я видела, что она ее и тяготила. Женщина решила, что до пенсии выдюжит. А потом купит домик за городом, будет сажать огород и читать книжки. Не то чтобы Анна Сергеевна сильно рассчитывала на свою будущую пенсию, просто у нее были какие-то накопления от прежней жизни и от продажи дома, а еще надежда на своего уже взрослого сына.

Помните про мой слезливый случай в цехе? После него в тот день меня отправили на другой участок – «сиропить» булки (об этом процессе я расскажу чуть позже). Неожиданно туда пришла Анна Сергеевна, обняла меня и сказала, «чтобы я на эту дуру не обращала внимания, и что я молодец, и что все у меня будет хорошо». Тут мне снова захотелось разреветься. Не думайте, не такая уж я и плакса, просто это было так трогательно, что пробрало до костей. Даже не вспомню, когда меня кто-то так поддерживал и говорил подобные слова. В общем, и без того эта женщина была мне глубоко симпатична, а тут я и вовсе влюбилась в нее. И когда она мне начала рассказывать про Антона и его выходки, я не могла к ней не прислушаться, поэтому решила постараться держаться от него подальше. Хотя надолго меня, как вы догадались, не хватило. И вот как все вышло.