Тропа между тенями

© Юрий Анатольевич Гринько, 2025

ISBN 978-5-0067-7287-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Я писал эту историю в первую очередь для себя. Мне было интересно наблюдать, как меняется герой, куда его ведёт мир, что он теряет и что проносит с собой. Каждая книга – часть пути, и «Тропа между тенями» – следующая остановка. Спасибо, что вы здесь.

«Тропа между тенями» – вторая книга четырёхтомного цикла «Тень на склоне магии», история мальчика, который всё ещё ищет, не зная, что несёт в себе.

Все права защищены. Ни одна часть этой книги не может быть воспроизведена, передана, опубликована или сохранена в любой форме без письменного разрешения автора, за исключением кратких цитат в рамках закона.

Это художественное произведение. Все персонажи, события и места вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми или обстоятельствами – случайны.

Пролог

Скрип дерева заставил меня проснуться. Пещера жила своей жизнью – где-то капала вода, слышались разговоры воров. Я провел рукой по голове и вздрогнул – кожа была гладкой, как отполированный речной камень. Ни единого волоска. Лорн велел сбрить их вчера, когда поползли слухи о «мальчишке-убийце».

– Без волос ты тень, а не человек, – сказал он.

Ветка, не церемонясь, прошелся бритвой по моей голове, пока Моль смеялся в углу.

Угли в костре тлели, отбрасывая слабый свет на блестящие от влаги стены. Рыжий кот спал у огня, свернувшись в клубок. Его хвост подрагивал, как пламя свечи.

Я натянул одеяло до подбородка, как будто тонкая ткань могла меня защитить. Пустая надежда. В груди уже зарождалась знакомая, тупая боль. Я знал, почему. Он уже шел. Тот самый сон.

Я закрыл глаза, и он накрыл меня. Я снова стоял в храме Релвины. На стенах горели факелы, но их свет был холодным, как лед. Впереди, в холле, стоял отец. Он выглядел так же, как в тот день, когда в первый раз взял меня на охоту, но лицо… Лицо было мертвым. Кожа серая, губы сжаты, а глаза горели зеленым, будто в них зажгли болотный огонь. Он смотрел не на меня, а куда-то в пустоту, и от его взгляда по спине бежали мурашки.

За ним клубились тени в туманных мантиях, заполняя тишину вокруг хором голосов.

– Склонись перед богиней, – одна и та же фраза звенела в голове раз за разом.

Я хотел позвать отца, но не мог вымолвить ни слова. Одна из фигур повернулась, и я увидел скрывающую лицо деревянную маску. Тень держала нож с блестящим лезвием. Я знал, что это для меня, но отец даже не шевельнулся. Он стоял, глядя сквозь меня, и зеленые огоньки в его глазах мигали, как звезды.

Я попятился, и плиты пола под ногами треснули. Я полетел вниз, в пустоту. Во сне дар богини не помогал – храм исчез. Вместо него появилась черная река, грохочущая течением. На берегу стояла мама, ее рыжие волосы были единственным ярким пятном на фоне темно-серого пейзажа. Она шептала что-то, но я не слышал слов – только видел, как ее пальцы сжимают переливающийся мешочек, покрытый рунами.

– Спасайся, Крас, – наконец разобрал я и бросился грести к маме. Но река поднялась, захлестнула меня и унесла прочь.

Я подскочил на тюфяке, хватая ртом воздух. Я не тонул, это был всего лишь сон. Сердце колотилось, будто хотело вырваться из груди. Пещера была той же – кот спал, угли тлели, где-то в туннеле кашлял Крот. Я снова провел рукой по голове, чувствуя гладкую кожу, и сжал кулаки. Это был не просто сон. Скорей послание Релвины. Шутка богини, служившая напоминанием о храме, о ней, о даре…

Я лег обратно, глядя в потолок. Тени от костра танцевали, как фигуры в мантиях из сна. Велград наверху спал, но я знал – он никогда не уснет для меня. Городская стража и ее поиски, Лорн и его планы, гильдия, – все это ждало меня. И еще этот сон, который не отпускал.

Я сжал амулет с желтой короной и поклялся, что найду ответы. О родителях, о Релвине, о том, почему я был избран ей.

Глава 1 – Хлеб и тени

Пещера дышала сыростью, словно огромное, спящее под землей существо. С потолка глухо и безразлично падали капли, отмеряя время. Костер трещал. Его искры летели на мокрую солому и гасли, а дым, смешавшись с запахом пота, хлеба и плесени, уползал в дыру над головой. Я вдохнул – и тут же поморщился.

Сидя на койке, я чувствовал, как колется солома.

Голова мерзла, гладкая, как речной камень. Мне казалось, с меня срезали не только волосы, но и то, кем я являлся. Меня самого.

Крас. Сын Габа и Мари. Мальчишка с болот.

Теперь я здесь, под Велградом, в этой норе, пропахшей дымом. Среди воров, называющих пещеру домом.

Двадцать человек, может больше, заполняли ее разговорами, кашлем и сплетнями. Мало кто смотрел на меня – для них я был просто новичком, очередной тенью, что скоро либо проявит себя, либо исчезнет.

У костра сидел Моль. Жилистый, с лицом, будто его кто-то вырезал из куска коряги. Он жевал – то ли хлеб, то ли сопли – и хвастался, как обобрал какого-то купца. Он смеялся, а холодные глаза искали, кого бы задеть. Он мне не нравился…

Нут был худой, нескладный, с вечно растрепанными волосами, казавшийся выше своих сверстников. Он точил нож, косясь на Моль, словно ждал издевки.

Все они двигались, говорили, дышали. А я просто сидел, точно меня здесь и не было.

Игла прислонилась к стене, полируя тонкий стилет. Ее длинные пальцы двигались ловко. Так, что казались живыми тенями. Игла была невысокой, с короткими чёрными волосами и взглядом, с которым не хотелось встречаться.

И вдруг я понял: я единственный здесь без оружия. Даже Нут, вечно сутулый, держал свой нож, как будто знал, куда им ткнуть. А я? У меня – ни ножа, ни причины быть здесь. Только имя.

Седой и сгорбленный Крот ковырял угли своей сучковатой палкой, потом взглянул на Ветку с укоризной:

– Для того, кто так бережет отмычку, ты уж больно часто лезешь в чужие карманы.

Я смотрел на Ветку, и мне казалось, что ничто не сможет отвлечь его от своего занятия. Ни подначки Крота, ни смех, ни ругань. Свою кличку он вполне мог получить в честь своих рук – длинных, тонких, с юркими пальцами.

Крот усмехнулся, шевельнул бородой и снова уставился в огонь.

Другие воры жили своей жизнью. В углу, у каменной и заросшей мхом стены двое играли в кости, громко споря из-за ставки. Один, с уродливым шрамом через всю щеку, хлопал по колену, хохоча, а второй, лысый, шипел, хватаясь за нож на поясе. И я подумал: если кто-то сейчас встанет, начнется бойня.

У дальней койки старик с косичкой читал при свете свечи книгу в кожаном переплете, шевеля губами, точно маленький ребенок. Рядом двое воров ругались, тыча друг в друга пальцами. Первый орал, что срезанный кошелек был заметно тяжелее, второй, с повязкой на глазу, огрызался, что не брал это дерьмо. У входа в туннель женщина со светлыми волосами точила кинжал. Ее точильный камень скулил, как умирающий зверь. А у костра, свернувшись в клубок, спал рыжий кот – Пыль, как звал его Нут, или Грязь, как дразнил Моль. Кот был талисманом, и даже Моль не смел его тронуть.

Я смотрел на них и чувствовал себя чужим. Эти люди – воры, тени Велграда – были теперь моей семьей, но я не знал, как к ним подступиться. Каждый раз, закрывая глаза, я вспоминал родителей: видел маму, ее длинные волосы и широкоплечего отца. Слышал голос папы: «Живи честно, Крас». Честность не спасла их. Не спасла меня. Я сжал мешочек с семенами под рубахой, чувствуя, как руны, вырезанные на них, впиваются в кожу. Мама хотела сохранить их, но я не знал зачем. Амулет с желтой короной, что висел рядом, был моей второй тайной. Лорн думал, что я его выбросил, как он и велел, но я не смог. Я спрятал его под рубахой, надеясь, что никто не заметит.

Шаги Лорна, раздавшиеся из туннеля, заставили пещеру затихнуть. Его сапоги шуршали по соломе, плащ колыхался, как крылья ворона. Он остановился у костра, и свет огня отразился в его темных глазах. Рыжий кот поднял голову, будто разбуженный наступившим молчанием.

– Крас теперь один из нас, – сказал Лорн, и его голос заполнил пещеру, заглушая капли и шорохи. – Я буду называть его Тень.

Он помолчал, глядя на меня, и добавил:

– Вы помните кобылу – Тень. Ловкую и верную нашу помощницу, что померла в пути. Негоже такому звучному имени пустовать.

Воры зашептались, кто-то хмыкнул, а Моль расхохотался, хлопнув в ладоши.

– Тень? – фыркнул он, сверкая кривыми зубами. – Это что, за то, как он четверых зарезал? Тень, а кровь, поди, рекой лилась!

Смех прокатился по пещере, даже Нут опустил голову, пряча улыбку. Игроки в кости замолчали, глядя на меня, а старик с книгой лишь на секунду поднял глаза, но тут же вернулся к своим желтым страницам. Я почувствовал, как щеки горят, и стиснул кулаки. Или зубы. Уже не помню. Кличка звучала как насмешка. Как ярмо, что Лорн надел на меня. Тень. Не Крас. Не сын Габа и Мари. Просто тень.

Игла ткнула меня в бок, другой рукой подбросив чёрную игральную кость.

– Не тушуйся, щенок, – шепнула она, но в ее голосе было что-то вроде тепла. – Моль всех дразнит. Привыкнешь.

Я кивнул, но внутри все кипело. Крот встал, его табуретка скрипнула, и махнул в сторону стены, увешанной плакатами. Желтые листы, старые и новые, лепились друг на друга, как чешуя. Некоторые так выцвели, что лица едва угадывались.

– А вот и твоя слава, – хрипло сказал Крот, ткнув пальцем в свежий розыскной лист. – Лина его сегодня ночью притащила. Заработал всего за один день. Задержись вы с Лорном в пути еще немного, и оба, скорее всего, уже сидели бы в городской тюрьме.

Сидевшая поодаль светловолосая женщина, услышав свое имя, улыбнулась и лениво подняла руку в приветствии.

Я сглотнул, глядя на рисунок. Острые скулы, глаза, как у волчонка, загнанного в угол. «Мальчишка-убийца, темные волосы, худой. Подозревается в шпионаже», – гласила надпись. Это был я.

Игла хмыкнула:

– У многих тут своя бумажка. Гордись, парень.

Но гордости не было. Только холод в груди. Что, если кто-то узнает меня по этому рисунку и сдаст страже?

Лорн хлопнул в ладоши, и воры притихли, даже ругань в углу смолкла.

– Хватит бездельничать, – сказал он. – Ветка, Нут, берите Тень на рынок. Пора ему учиться.

Ветка, будучи «старшим» вором, кивнул, не отрываясь от заточки крючка отмычки, а Нут засуетился, чуть не уронив нож. Моль скривился, будто проглотил кислятину, но промолчал.

Насколько я понял, Ветка отвечал за обучение. Именно он каждый день отправлялся с очередной парой новичков на рынок, «учиться», как говорил Лорн.

Крот повел нас к углу, где лежала куча тряпья – старые плащи, рубахи, штаны, сапоги, пахнущие плесенью и потом.

– Выбирай, Тень, – сказал он, ткнув палкой в кучу. – Для дела нужна одежда, в которой ты растворишься в толпе.

Я опустился на колени, роясь в тряпках. Они липли к рукам, словно мокрые или измазанные чем-то липким.

Кто-то из них был в этом до меня. Или не один. Я даже попытался не думать, что это за пятна. Я вытащил серый плащ с рваным плечом и пару сапог с мягкой подошвой. Они откровенно воняли, но сидели удобно. Моль хмыкнул, стоя у костра:

– Тень? Скорее Лохмотья! Глянь, Крот, наш герой в обносках!

Кто-то снова засмеялся. Лина, бросив свое занятие, начала оценивающе на меня смотреть. Я стиснул зубы и втиснулся в плащ. Хотел что-то ответить, но в очередной раз промолчал. Плащ был тяжелым и скрывал меня, как кличка, которой меня наградил Лорн.

Мы вошли в туннель, где стены блестели от покрывающей их влаги. Факел Ветки чадил, отбрасывая дрожащие тени на свод. Потолок подпирали старые и потемневшие балки деревянной надстройки. Я шёл за ним, чувствуя, как сердце стучит, и старался не задеть головой торчащие перекладины. Впереди, в полной тьме, я заметил лучника, чья фигура едва угадывалась за пределами света факела. Он стоял неподвижно, ориентируясь на наш огонь. Лучник коротко кивнул Ветке, провожая нас взглядом. Нут шёл последним. Его дыхание было прерывистым, будто он чего-то боялся.

– Не отставай, Тень, – бросил Ветка, не оборачиваясь.

Я кивнул, хотя он не мог меня увидеть, и сжал кулаки, чтобы унять дрожь. Что бы сказал отец, увидев меня здесь? Вор, снующий под землей, как крот. Я вспомнил его руки, шершавые, как кора. Или как сухая земля в июне. Нет, не так – просто руки. Тёплые руки отца. «Работай честно, Крас», – говорил он. И теперь я здесь. В сырости. С плащом, что воняет нечистотами. Слишком поздно, отец. Жив ли ты?..

Туннель закончился у лестницы, ведущей к поверхности. Железные перекладины были скользкими, покрытыми ржавчиной, и я отчаянно цеплялся за них, боясь упасть. Ветка лез первым. Нут пыхтел сзади, что-то бормоча.

Наверху, в колодце, было светло – утреннее солнце пробивалось через щели, отбрасывая тонкие лучи на каменные стены. Ветка толкнул крышку, и мы выбрались во двор Дарина. Он был тесным, зажатым глухими стенами складов, что возвышались вокруг. Ни окон, ни дверей – только камень, дерево и земля под ногами.

Солнце, едва поднявшееся над крышей одного из складов, освещало двор бледным светом. Лужи на земле блестели, пахнущие гнилью, мокрой землей или картошкой. Не знаю, в нос било так же. Дарин ждал у колодца, его худое лицо казалось изможденным. Глаза скользнули по моей выбритой голове, но он ничего не сказал.

– Не попадитесь, – буркнул он, сунув мне булку свежего хлеба. – И возвращайтесь до заката.

Булка была теплой, корочка хрустела под пальцами. Я разломил ее, отдав куски Ветке и Нуту. Ветка жевал молча, глядя на склады, а Нут улыбнулся, будто это был пир. Я отправил свой кусок в рот и обомлел – это было очень вкусно. Настоящий хлеб из пшеницы, а не то, что мы пекли на болоте.

– Как дома, а? – шепнул он. Я кивнул, но дома не было. Только пещера и этот город, что хотел меня поймать.

Из двора через узкий проход, где воняло тухлой рыбой и углем, мы вошли в пустой холл гостиницы и через двери вышли на улицу. Я снова поразился тому, что стены домов, далекие шпили храмов и даже мостовая были из камня. Грязь под ногами была чужой – не мягкой и живой, а острой, смешанной с углем и мусором. Уши, привыкшие к шелесту камыша и крикам птиц, глохли от гомона толпы и скрипа телег. Утренний Велград был полон жизни – переулки, кривые и заваленные отходами, гудели голосами. Дома нависали, становясь шире с каждым этажом. Солнце скрывалось за дымом, что поднимался из труб, и запахи смешивались – гарь, жареные каштаны, пот рабочих, что тащили телеги. Я держался ближе к Ветке, стараясь не споткнуться о булыжники, торчавшие из грязи. Нут шел сзади, его сапоги чавкали в лужах. В одной плавала обглоданная кость. Может, куриная.. Я слышал, как Нут бормочет:

– Только бы на стражу не попасть…

Ветка обернулся, зло глянув на молодого вора.

– Тише, – прошипел он. – Если будешь шуметь, сам объяснишься с Гедриком.

Нут замолк, и я почувствовал, как спину пробирает холод. Гедрик. Имя, что в пещере звучало как проклятье.

Рынок встретил нас гулом, словно река в ледоход. Солнце поднималось выше, заливая телеги светом, отчего рыба на прилавках ярко блестела. Торговцы кричали, расхваливая товар, толпа текла, и я чувствовал, как пот стекает по спине. Запахи били в нос – жареное мясо, сырая рыба, специи, что щекотали горло, и дым от жаровен, где пекли лепешки. У рыбных рядов я заметил несколько худых уличных котов, которые с интересом наблюдали за лотками. Я понял, что мы с ними делаем одно дело – выжидаем, наблюдаем и готовимся схватить то, что плохо лежит.

Среди торговцев и покупателей я увидел и солдат мэра. В серых плащах, лениво оглядывающих толпу. У каждого из них на поясе было по мечу. Рядом, у телег, стояли гвардейцы лорда в черных доспехах, со шлемами, отражавшими солнце и скрывавшими лица. Они о чем-то громко спорили со стражей с сером, тыча пальцами друг в друга. Люди обходили их стороной, будто боялись искры, что может разжечь пожар. Я опустил голову, натянув капюшон плаща, и сжал мешочек с семенами. Плакат с моим лицом был где-то там, в карманах стражи, на каменных стенах домов. Если они меня узнают…

Ветка остановился у перекрестка, где было наиболее людно.

– Держи руки свободно, Тень, – сказал он негромко, с той лёгкой усмешкой, с которой взрослые объясняют очевидное ребёнку. – Выбери того, кто не смотрит по сторонам, кто отвлечён. Будь внимателен. Смотри, как делают старшие.

Он кивнул в сторону усатого торговца, что продавал глиняные горшки, громко расхваливая их прочность. Ветка прошел мимо торговца, и вдруг будто случайно споткнулся, слегка задев его плечом. Горшки на телеге звякнули. Торговец обернулся с ругательством, но Ветка уже выпрямился, развёл руками и пробормотал оправдываясь:

– Простите, оступился.

Голос его звучал так искренне, что торговец, буркнув что-то, снова повернулся к покупателям.

Я подумал, что Ветка попробует теперь подойти к торговцу рыбой, но вор сделал круг вдоль других лавок, лавируя между телегами и людьми. Затем вернулся к нам, засунув руки в карманы, словно и не уходил вовсе. Он раскрыл ладонь и показал несколько медных монет.

– Видели? – сказал он с ленцой. – И не нужно сильно прижиматься.

Нут присвистнул, его глаза округлились.

– Я думал, ничего не получилось, – шепнул он, качая головой. – Ты как призрак!

Ветка хмыкнул, спрятал монеты и на секунду задумался. Перевёл взгляд с Нута на меня. Будто прикидывал кого из нас выбрать первым.

– Ладно… – протянул он. – Нут, ты пока обожди. Пускай новичок попробует.

Он повернулся ко мне.

– А ты, парень, идёшь. Начни с малого. Найти того, кто тебя не видит.

Мой взгляд сразу приметил купца в толстой шубе. Это было безумие – первая попытка, и сразу такая рискованная цель. Но Ветка сказал найти момент, когда тебя не видят, а этот купец был так поглощен своей яростью, так орал на торговца рыбой, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Может, в этом и был мой единственный шанс? Его туго набитый кошелек качался на поясе на виду у всей улицы.

Нут, бледный, как мука, теребил рукав. Я слышал, что он провел в пещере уже год, но нервничать, похоже, так и не перестал. И все же, сейчас он держался увереннее, чем я. Нут шепнул мне:

– Давай, Тень.

Я шагнул вперед, сердце колотилось, будто хотело вырваться. Шаг, еще шаг. Толпа сомкнулась за моей спиной. Я был так близко, что видел капли пота на шее купца, слышал его хриплый голос. Я чувствовал, как у меня по спине тоже течёт – но от страха. Мой пот смешивался с вонью плаща и меня стало мутить. Моя рука потянулась к кошельку, но тут же замерла, не слушаясь. Пальцы, которые отец учил ставить силки и чинить сети, отказывались делать это грязное дело. Они будто принадлежали другому человеку – тому мальчику с болот, которого больше нет. Тот, кто стоял здесь, должен был заставить их подчиниться. Заставить, или распрощаться с теми, кто принял меня к себе. «Живи честно, Крас», – снова услышал я голос отца в голове. Ну да. Всё честно. Пока не проголодаешься или стражник не схватит за руку. Сколько я тут продержусь один? Неделю? День? Может, час?

Я стиснул зубы, пытаясь силой воли заставить руку двинуться, но ноги будто приросли к земле. Мелькнула мысль – чёрт, зачем я вообще поехал в город? Молодец, Крас. Умник. Но я остановил себя – сейчас не время думать о болоте.

Кто-то толкнул меня в спину, и я споткнулся, заскользив по мокрым булыжникам. Мальчишка моего возраста, с грязным лицом и короткими волосами, поймал меня за руку, не дав рухнуть на камни. Он пробормотал:

– Осторожней, парень.

Я хотел ответить, но он уже исчез в толпе, мелькнув среди других детей – худых, с голодными взглядами, в разноцветных лохмотьях не по размеру. Многие из них были босы. Я выпрямился и понял, что стою вплотную к купцу. Он резко обернулся, его маленькие глаза впились в меня как крючья. Винный перегар ударил в лицо.

– Ты что, щенок, кошелек мой решил спереть? – рявкнул он. Его лапа, похожая на окорок, мертвой хваткой вцепилась в мой плащ у груди. Я дернулся, но не сдвинулся ни на миллиметр. Мир сузился до его перекошенного от ярости лица. Толпа вокруг загудела, превратившись в стену из любопытных и осуждающих лиц.

– Вор! – выкрикнул кто-то.

– Держи его! – подхватил другой.

Я увидел, как стражник в сером теперь смотрел прямо на меня. Он оттолкнулся от телеги и начал медленно, с усмешкой, двигаться в нашу сторону. Паника ледяной волной прокатилась по телу. Все кончено. Плакат. Гедрик. Меня повесят на городской площади. Или обезглавят? Жаль, у меня нет ножа. Я бы пырнул его. Наверное, сумел бы… Я рванулся еще раз, со всей силы, но купец лишь рыкнул и встряхнул меня, как тряпичную куклу.

Вдруг кто-то врезался в купца сбоку, и его хватка ослабла. Худощавая фигура Ветки мелькнула в толпе. Он пихнул купца плечом, пробормотав:

– Простите, не углядел!

Купец заорал, замахиваясь кулаком, но Ветка уже схватил меня за локоть и потащил. Мы рванули через толпу. Я спотыкался, ноги путались, пока он тащил меня между телегами, где запах жареного мяса бил в нос. Толпа сомкнулась за нами, заглушая вопли купца. Я слышал, как стражник крикнул:

– Эй, стоять!

Мы прорывались через рынок пару минут, лавируя между телегами и людьми, пока наконец не свернули в узкий переулок, где запах дыма смешивался со сладковатым ароматом свежей выпечки, доносившимся из пекарни за углом. Ветка отпустил мой локоть и обернулся, его глаза сверкнули злостью.

– Ты что творишь, Тень? – прошипел он. – Хочешь, чтобы стража нас всех повязала? Стоял, как столб, прямо перед ним!

Нут, задыхаясь, догнал нас. Его лицо было бледнее обычного.

– Я думал, он тебя удавит, – выдохнул он, хватаясь за бок. – Хорошо, Ветка успел.

Я кивнул, грудь вздымалась как у загнанной лошади. Я не знал, что ему ответить. В тот миг я мысленно прощался с жизнью, паниковал, мечтал о чуде, но ни на мгновение сам не приблизился к свободе.

Машинально я схватился за рубаху, где должен был висеть амулет с жёлтой короной – тот, что я прятал от Лорна. Нет. Не может быть. Чёрт. Нет. Я же… Пальцы наткнулись на пустоту. Я похлопал по груди, по бокам, сердце ухнуло – амулета не было. Может, купец сорвал его? Или тот мальчишка, что подхватил меня? Стало тесно в горле, будто туда забили вату. Я оглянулся на толпу, но люди толкались, говорили, шли. Нут заметил мои движения, его брови поползли вверх.

– Что там, Тень? – спросил он, шагнув ближе.

Я сглотнул, выдавив кривую улыбку, хотя в груди леденел страх. Я вытер ладонь о штанину – зачем, не знаю. Просто нужно было что-то делать с руками.

– Ничего, – соврал я, опуская руку. Нут нахмурился, но промолчал.

– Хватит тут торчать, пошли! – рявкнул Ветка, всё ещё выглядывая из переулка, и двинулся вперёд, не оглядываясь.

Мы двинулись назад, шаги Ветки гулко отдавались в переулке. Я старался не отставать, но мысли путались.

– Нут, – тихо спросил я, когда Ветка немного вырвался вперед, – кто были те дети на рынке?

Нут пожал плечами, его сапоги чавкали в лужах.

– Сироты, – сказал он. – Они всегда там крутятся, выпрашивают еду, монеты. Иногда воруют, если удаётся.

Он замолчал, будто задумался, потом добавил:

– Лучше держи свое барахло покрепче, когда они рядом.

Я стиснул кулаки, глядя на булыжники под ногами. Сироты. Тот улыбчивый мальчишка… Неужели он срезал амулет? Или кто-то из других детей, что разбежались вокруг? Я ничего не заметил, но теперь эта мысль жгла меня изнутри. А может я просто потерял его сам?

Час спустя мы все еще пробирались к двору Дарина. Утренний Велград жил своей жизнью. Переулки сменялись широкими улицами, где дома следовали друг за другом – некоторые одноэтажные, с покосившимися крышами, другие поднимались на три-четыре этажа. Окна смотрели без интереса, как если бы город им давно надоел. По дорогам ползли телеги, груженные бочками и мешками, лошади фыркали, а возницы лавировали между прохожими, покрикивая. Воздух пах угольным дымом и навозом, что лип к булыжникам. Я вспомнил, что мэр обложил налогом всех въезжающих на лошадях и мысленно с ним согласился. Похоже, что все лошади города наваливали прямо на улицах. Ох! На одном из перекрестков я замер, будто не зная, как моргать. На стене, среди обрывков старых объявлений, висел плакат – мой плакат. «Мальчишка-убийца…» – гласила надпись, а под ней был мой портрет: острые скулы, глаза, как у загнанного зверька. Рядом стоял старик с сальной бородой и внимательно разглядывал бумагу, шевеля губами, будто читая вслух. Я почувствовал страх. Что, если он обернется? Укажет на меня пальцем, закричит: «Вот же он! Рубите ему голову, четвертуйте, вешайте!..»? Я не мог оторвать взгляд. Ветка заметил, куда я смотрю, и резко дернул меня за рукав. Боль заставила меня очнуться.