Река Межа. Книга первая. Менгир

Часть первая

Однажды старого монаха спросили, что он думает о современном человечестве. И тот ответил: «Все люди как слепые котята, которых хозяин понёс в корзине на реку, чтобы утопить. Они могут делать что хотят, лишь бы оставались в корзине. А удача улыбнётся котёнку, незаметно выпавшему из неё». Говорят, намерение творит жизнь. Так ли?

Я стою на балконе один, пахнет осенью. Сумерки всё вокруг погружают в прозрачную синюю бездну, только по ту сторону тротуара с тополей продолжают опадать жёлтые, жёлтые листья. Внизу двигаются прохожие. На перекрёстке мигает светофор, машины ползут в вечерней пробке. Над пограничной линией города и неба, далеко, возвышаются башни многоэтажных зданий. Поднимается луна…

Этот мир меня бесит, и я хотел бы изменить его, если б мог. Печально, что я не знаю, как устроен мир, ведь невозможно исправить то, в чём плохо разбираешься. Захочешь починить неисправную машину, не понимая её устройства, в лучшем случае ничего не добьёшься. В худшем – доломаешь машину совсем. На свете было много спасителей, но они ничего не добились. Люди не желают, чтобы их насильно спасали от того, что им, в общем-то, нравится. Да, людям нравится мир такой, каким он является, поэтому они всегда возвращаются. И вместе с людьми всё возвращается на круги свои. Моя маленькая внучка Лиза, едва научившись говорить, однажды перед сном сразила меня наповал: «Мы все друг у друга рождаемся». Как трёхлетний ребёнок может сказать такое? Даже если она просто повторяет чьи-то слова? А хоть бы даже и мои? Став старше и немного мудрее прежнего, она схитрила – сказала это по-другому: «Дедушка, а вдруг раньше, очень давно, я была твоей мамой или бабушкой?» Я не стал её обманывать. «А вдруг нет?»

Я не умею рассказывать добрые сказки, я злой журналюга. Но для неё я придумал одну, с бесконечным продолжением. Обычно я отшучиваюсь, и она хохочет. «Какой ты смешной, дедушка!» Ну да, как дед-мороз… Ладно, слушай. Пусть в этот раз моя сказка для тебя будет не такой смешной, зато по-настоящему доброй и полезной – на вызревшем приволье. Течёт река Межá из ниоткуда в никуда. В какой земле исток Межи даже старики не помнят, в какие края несёт свои воды – тоже неведомо… В общем, это начало.

А на реке Меже, на левом берегу стоят два королевства. Первое королевство и Второе королевство. Второе  хоть и моложе Первого, но веселее, задорнее. Люди говорят, что за ним будущее. И король с королевой в нём молодые, сильные. Взяли да родили дочь. Принцесса растёт, родители радуются. «Непослушная принцесса!» – вставляет своё слово Лиза. «Непослушная? Это почему же?» – «Ну так, непослушная…» Допустим. И как-то так незаметно случилось, а выросла она непослушной. Может, потому, что сильно любили-баловали дочку отец с матерью, может, почему-нибудь другому. Не будем теперь гадать, когда столько воды утекло. Делать нечего, надо жить дальше. Конечно, с любовью, конечно, с радостью.

Вот собирается король в дальнюю дорогу. По важным государственным делам есть необходимость посетить своего давнего друга, короля Первого королевства. А надо сказать, что дорога туда ведёт только одна, та, которая проходит через чащобный лес. Из-за него нормальной человеческой границы между королевствами сроду не бывало. Всё там в этом лесу с места на место передвигалось, запутывалось. Люди в нём будто в воздухе растворялись, звери чудные, когтистые то появлялись, пугая местных жителей, то исчезали обратно. С одной стороны, это хорошо, пограничную службу вести не надо. Но с другой стороны, непонятно, как мирную политику с царственным соседом строить? Как связь наладить попроще? Препятствие.

Воротами между двумя странами считалось болото, блудное место. Дорога здесь тянется задом наперёд. Нет, сама-то дорога обычная, а вот идти по ней нужно развернувшись лицом в обратную сторону, то есть не грудью, а спиной вперёд. Кто из упрямства советов не слушал и шёл по-нормальному, те могли до смерти на одном месте кружить, а то и вовсе пропадали бесследно. Король Первого королевства, когда на эту сторону с визитами ходил, то брал с собою опытного ведуна, чтобы иметь при себе сильную защиту. Но отец принцессы в своём отечестве колдовства ни сам не водил, ни в народе старинные знания не поважал, претило ему. Человек он был образованный по-новому и верил в силу науки. Противно было пятиться как рак, а всё же иногда ради государственного благополучия приходилось. Так и спячивали потихоньку и животных, и технику королевского обоза, пока болото не заканчивалось. Отсюда начиналась соседская сторона.

Уехал король-отец. Королеве-матери хлопот прибавилось в полной мере следить за текущими делами, давать указания министрам, принимать народные челобитные. Теперь она уделяла дочери меньше внимания, и та, пользуясь случаем, целые дни проводила в библиотеке за чтением книг по белой магии. Не то чтобы девочка желала стать волшебницей, просто эти книги запретил ей отец, и школьный учитель настоятельно не советовал противиться воле короля, а раз нельзя, значит, надо. Вот ведь какая непослушная! Вообще-то библиотека во дворце была не очень большая и прескучная. Всякие современные научные трактаты да философские демагогии. Ничего по-настоящему жизненного или душещипательного. Тем не менее, принцесса не унималась, надеясь найти то, что ей подойдёт. Наконец, в невзрачной потрёпанной книжке, похожей на чью-то толстую тетрадь (возможно, это был дневник) она заинтересовалась картинкой с изображением менгира – большого камня, поверхность которого покрывал поясной орнамент из бегущих оленей и летящих стрел. Среди грациозных животных девочка различила одного единорога. Под рисунком крупным шрифтом значилось: «Межевой столп, удерживающий петли мира». Принцессе такое объяснение ни о чём не говорило. Поэтому она углубилась в чтение, усевшись на ступеньке стремянки, с которой доставала книги на верхних полках, и не заметила, когда за её спиной появился учитель.

– Это старая легенда, – осторожно заметил он, – но, к сожалению, далёкая от реальности. Просто мечта или вера.

От неожиданности сердце у принцессы упало и заколотилось по-заячьи, стараясь куда-нибудь сбежать, однако она велела ему успокоиться.

– Я уже умею мечтать и верить. Мне осталось научиться быть легендой. Ведь это не опасно?

Учитель взвесил её слова и остался доволен.

– Я убеждён, принцесса, с вами не случится ничего плохого.

Поставив книгу на место, она сделала книксен и молча удалилась в свою комнату. Не стоит перечить учителю после такой высокой оценки. Пусть всё будет хорошо. И пусть эти слова сбудутся!

У окна она уселась на банкетку и облокотилась о подоконник. За стенами дворца сиял ясный солнечный день, юный, томительный и звенящий. Через открытые створки окна в комнату вливались волны свежего летнего воздуха, доносились голоса птиц из рощи. Дальше лежали поля со спеющей пшеницей. А ещё дальше, совсем далеко, у самого горизонта возвышались призрачно-сизые горы. И конечно, по левую руку катила свои большие воды Межа, и другой её берег, как всегда, скрывала лёгкая молочная дымка. Принцессе нравились картины природы, ещё такие свежие, сочные запахи, звуки и краски торжествующей жизни. Она прикрыла глаза, продолжая созерцать "реальность" сквозь ресницы. Где-то там, за полями, за горами, на широком открытом пространстве стоит загадочный менгир, который удерживает странные петли мира. А что это за петли такие? И почему они "далеки от реальности"? Все легенды берутся из жизни живых людей, пусть давно умерших, но не ставших от этого неправдой. Значит, и менгир тоже правда, просто кому-то неугодная правда. Наверно, она неугодна королю… Принцесса задумалась об отце, мысли её текли свободно и неудержимо как Межа. Можно встать и пойти, обойти весь мир, везде спрашивая людей, не знает ли кто, где находится этот самый менгир? Только надо бы не одной, а с кем-то… с кем-нибудь взрослым, надёжным, чтобы помогал. И защищал… Кто это будет? Ну, например, вон тот юноша, который стоит спиной к ней, может, он? Далеко, плохо видно… Мерцает вода Межи, отражается в ней дышащее синее небо, всё колышется… Ага, вот и обернулся.

– Кто ты?

– Я Легенда. Так меня зовут.

– Странно. Что за имя такое?

– Я не выбирал его.

– В тебя не верят.

– Пусть, не важно. Всё пройдёт.

– Что? Что пройдёт?

– Всё.

– И что будет?

– Всё повторится.

– Как непонятно ты говоришь, я не понимаю…

– Это петли мира. Теперь понимаешь?

– Покажи мне их, я хочу видеть… погоди, куда же ты? Ответь мне!

Голос не слушается, не звучит, это всё не реально… Спи, спи, не надо разговаривать. Ты увидишь. Принцесса оборачивается, осматривается, нет никого, ветер ровно дует по голой земле, камни, камни, белое небо. Это другой берег Межи? А где столб мира? Да вот же, как я сразу не заметила?! До самого неба, даже выше неба… Ух, высотища, ничего себе! Но здесь как-то трудно двигаться, будто под водой. Камень влажный, капельки воды на охре рисунка бегущих оленей, и с ними единорог.

– Ты зачем бежишь? Чтобы стрелы не попали в тебя? Не бойся, я их сотру, сейчас, сейчас… Что это?

– Беги, девочка!

– Нет…

– Беги! Они настигнут тебя!

– Я  не могу, воздух сопротивляется!

– Надо бежать!

– Нет!!!

Принцесса рванулась – и вскочила на ноги. Оказывается, она незаметно уснула, положив голову на вытянутую вдоль подоконника руку. Это был только сон, ничего страшного. Она прошлась по комнате, остановилась возле зеркала и привела себя в порядок. Вот так. Все люди, как дети, пугаются собственной тени. Чувство страха бывает от неизвестности. Во время сна мы встречаемся с собственным внутренним миром, а он не имеет границ. Страшно сделать шаг навстречу неведомому. Гораздо проще – оградить себя устоявшимися традициями, как делают все пожилые люди. Или под маской новых идей возвести ещё один храм, как делает молодёжь. Пройдут годы, юные станут дряхлыми, и их новомодные идеи неизбежно превратятся в новые традиции и каноны, которые нельзя нарушать. Петли жизни ложатся одна на другую, похожие друг на друга, оставляя за собой терпкий привкус разочарования. По-настоящему счастливы только дети, их память свежа и невинна. А потом в сердце поселяется невнятное чувство печали, во взгляде подростка появляется скука и озабоченность. Но мы-то помним, что наша принцесса была непослушной. И, возможно, это придало ей пытливости, подтолкнув к более сложным и высоким чувствам? Не знаю, внученька, не знаю, родная моя…

Принцесса переоделась и вздохнула, глядя на себя в зеркало. Прошлась по комнате ещё разок, снова подошла к зеркалу, внимательно вглядываясь в своё отражение. За последний год она сильно выросла, стала гораздо взрослее на вид, и больше никто не посмеивается над ней, словно над малым ребёнком. Она может принимать решения самостоятельно, а если учесть королевский статус, то даже имеет право решать судьбы людей. Надо уже быть смелее, хватит с неё детской наивной нерешительности!

Она спустилась на первый этаж, миновала галерею до самого выхода в рощу и пошла по аллее – мимо фонтана с беседкой на краю парковой площади и затем по узкой посыпанной песком дорожке. Дорожка превратилась в тропинку – это начиналась роща. Путь был ей известен с детства, она сотни раз безопасно бегала здесь, играя. Теперь же ей захотелось выйти за пределы дворцовой земли, туда, откуда начинались частные наделы жителей. Спустя какое-то время она устала и захотела пить. Сначала принцесса решила прикинуться простой городской девушкой, чтобы запросто, без церемоний пообщаться с людьми, но потом поняла, что одежда и манеры без труда выдадут её хитрость любому, у кого есть глаза и уши. Тогда она решила: пусть всё будет как есть. Нужно просто спросить первого же встречного человека, где тут поблизости есть колодец? Не успела она выйти на деревенскую дорогу и пообщаться с первым прохожим, как на самом краю рощи, под сенью последних деревьев увидела колодец, удобно расположенный чуть в стороне от перекрёстка двух просёлочных дорог. Какой-то добрый человек выкопал и обустроил его здесь для любого уставшего путника. Мысленно поблагодарив благодетеля, принцесса поспешила к вороту, чтобы скорее опустить ведро внутрь сруба. Она уже предвкушала, как ведро с цепным грохотом уйдёт в узкое горло колодца, где в самом низу, в прохладной влажной глубине покачивается тёмная вода. Но тут она заметила сидящего прямо на траве старика. Наверно, он уже утолил жажду и устроился отдохнуть, за срубом колодца его не было видно. Теперь же, когда принцесса заметила его, она не стала так уж торопиться, а сначала поприветствовала путника, чтобы не показаться ему невежливой. Тот пошевелился, смяв зажатую в руке широкополую фетровую шляпу с высокой тульей, и улыбнулся ей в ответ. Он был худ и лыс. Приободрившись, девушка спросила, не будет ли господин против, если она тоже достанет воды напиться? Нет, он не был против.

Старик назвал себя пилигримом, бредущим по миру, чтобы перед смертью в одиночестве и лишениях изжить ошибки своей молодости, и принцесса поинтересовалась, не слышал ли он чего про столб, на котором держатся петли мира?

– Слыхать-то слыхал, но не видал. Да поговаривают, что и нет такого столба на свете. Это как земная ось, иносказание такое, образное выражение.

Некоторое время девушка боролась с собой, решая, задать или нет ещё один, самый важный для неё вопрос.

– Ты мог бы взять меня с собой? Я не знаю лишений, но постараюсь научиться.

– Хочешь найти этот столб? Ладно, пойдём вместе.

От неожиданно простого и быстрого ответа принцесса опешила.

– И ты не спросишь, из какой я семьи и почему решилась на такой шаг?

– Ты сама хозяйка своего решения. Я не могу запретить тебе.

– Но это, наверно, принесёт тебе много неприятностей?

– Для меня это только ещё одна возможность очистить ум и сердце.

Даже совсем недавно, например, сегодня утром она не знала, да и не могла знать, когда произойдёт её окончательный выбор. Но теперь сама судьба дарит ей шанс, и если она испугается и откажется принять его, удача отвернётся от неё. С вами не случится ничего плохого, вспомнились ей слова учителя. И она решилась.

Рано или поздно все дети становятся взрослыми и покидают родительский дом. Тут нет определённых правил, все уходят по-разному, как сложится судьба. Родителям остаётся лишь смириться с тем, что это случилось и благословить детей на всех путях их дальнейшей жизни. Глупо злиться, тем более проклинать. Любовь основа всего. Ни один отец, ни одна мать, если они не выжили из ума, не отрекутся от своего сына или дочери, даже если те и наделали больших и непоправимых ошибок. Разумеется, принцесса оставила короля и королеву в очень непростом положении. Но любой "правильный" вариант решения этой проблемы был не в её пользу. Она должна была поступить, как положено, а не как ей представлялось, разве нет? Да. И, к тому же, принцесса была непослушной.

От своей дорогой, слишком бросавшейся в глаза одежды, девушке пришлось отказаться, сменив её на нищенские тряпки. Пилигрим отдал ей шейный платок, который она повязала вокруг бёдер. А своему платью принцесса нарочно оборвала подол и рукава так, что какая-то женщина пожалела её и вынесла из дома старенькую кофточку. Туфли девушка просто выбросила, оставшись босой. Каждый вечер пилигрим обмывал подорожными травами её сбитые в кровь подошвы, а наутро они упрямо продолжали свой путь. Теперь никто не смог бы узнать в ней принцессу, даже свои красивые русые локоны девушка сама грубо остригла ножницами, лишь только представился для этого подходящий случай.

Наступила осень, за ней пришла зима. Оставаться на ночь на открытом воздухе стало невозможно. Они просились на постоялые дворы, в дома встречавшихся добрых людей. За это пилигрим платил рассказами из собственной жизни о людях и обычаях других городов и земель, в которых ему пришлось побывать. Долгими зимними вечерами, возле жарко растопленного очага люди особенно склонны послушать, что творится на белом свете, там, где их сейчас нет. Если рассказ имел успех у благодарных слушателей, то они делились с путниками старой обувью, тёплой одеждой и провиантом. Некоторые из них, ободрённые доверительной атмосферой беседы, сами начинали откровенничать и рассказывали случившиеся с ними необыкновенные или даже мистические истории, о которых обычно предпочитали помалкивать. Так пилигрим и принцесса шли от селения к селению, из города в город, и везде девушка спрашивала, не знает ли кто-нибудь, где находится межевой столб, удерживающий петли мира? В конце концов, на земле, наверно, не осталось ни одного местечка, где не побывали путники. Однажды тёплым весенним утром пилигрим умер. Принцесса обложила камнями его тощее тело, чтобы шакалы и хищные птицы не растащили останки, рыть могилу в жёсткой гористой почве было ей не под силу. Его шляпу и посох она положила сверху, а кожаную котомку взяла себе вместо надоевшего тряпичного узла. Осмотревшись по сторонам, девушка отправилась наугад, куда подсказало сердце. Она решила дойти до ближайшей деревни, чтобы оттуда выйти на большую дорогу, ведущую во дворец. Ей больше ничего не оставалось, как только вернуться в родной дом.

На склоне поросшего травой холма она заметила стадо овец и пастуха, который оказался черноголовым синеглазым мальчиком лет двенадцати. Приблизившись, она спросила, из какой он деревни и как до неё добраться? Пастушок неопределённо махнул рукой в сторону от себя.

– Деревня там, как спустишься с этого холма, увидишь речку, дальше, вниз по течению, будет деревня, а ты кто такая?

– Принцесса.

– А я король.

Мальчик рассмеялся и показал на отару.

– Король этих овец. Ты забавная.

Принцесса привычно рассказала, что ищет менгир, на котором нарисованы бегущие олени и летящие стрелы.

– И единорог, – добавил мальчик.

– Да, единорог.

Она равнодушно засмотрелась на жующих животных, а сама думала о том, простят ли её отец и мать? А овцы оглядывались на неё, у них были глаза с прямоугольными зрачками и одинаковым выражением кроткого любопытства.

– Время уже полуденное, – заметил пастушок, – если хочешь, мы пообедаем вместе. Потом ты подождёшь меня, пока я закончу выпас, и тогда мы спустимся в деревню, а заодно ты поможешь мне загнать моих подданных, идёт?

Принцесса согласилась. Они развернули обед и не спеша принялись за еду. Ветерок шевелил отросшие волосы девушки, она их постоянно поправляла. Мальчик с интересом смотрел на неё и молчаливо усмехался. О чём он думает? Наверно решил, что вот какая-то дурочка ищет себе работу, а спросить нормально не умеет.

– Чего ты смеёшься?

– Умеешь хранить тайну?

– Да уж не как некоторые.

– Завтра не мой день, отец сам погонит отару. А мы с тобой ещё засветло выйдем из деревни, чтобы не было лишних глаз.  Дома я скажу, что пойду проводить тебя до тракта. А на самом деле отведу в лощину, о которой знаю только я, никто в деревне не знает. Там ты и увидишь свой менгир. Ты же его ищешь?

Принцесса смотрела на мальчишку, она не знала, как отнестись к его словам. Наконец она разлепила пересохшие губы.

– Ты врёшь, конечно?

– Врать умею, ты угадала, но сейчас я не вру, это чистая правда.

– А я думала, он на той стороне, – проговорила она, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– На какой?

– Ну, на том берегу Межи. Раз о нём все знают, а не говорят где он. Потому что его здесь нет.

– Эх, сказанула! Что на другом берегу, про то никто не знает, а кто знает, тот уже не расскажет. Зря бы только в королевский дворец ходила, понапрасну время тратила.

Вечером, с чувством тревожного волнения, принцесса помогала загонять овец. Отец мальчика безоговорочно принял девушку в свой дом,  мать молча подала ей умыться и собрала на стол. Кроме уже знакомого ей пастушка в семье было ещё двое детей помладше, мальчик и девочка. За стол принцессу усадили вместе со всеми, как равную. За ужином пастух-отец поинтересовался, какую работу ей хотелось бы найти, и та ответила, что возвращается домой, потому что свою работу она закончила, но ожидаемой платы не получила. Пастух понимающе кивнул. Наступала тихая, тёплая ночь, гостье постелили снаружи дома, под навесом, где хранились дрова, а на стенах были по-хозяйски развешаны разные предметы деревенского быта. К ней подошёл большой лохматый пёс, лизнул руку и устроился на пороге. На фоне блёкнущего и густеющего неба отчётливо виднелся контур его неподвижной морды. В загоне возились животные. Какая-то ночная птичка на одной ноте снова и снова повторяла свой короткий призыв. От переполнявшего сердце девушки чувства, неожиданно для неё самой, она заплакала. И уже потом, легко и незаметно, провалилась в безликий бархатно-чёрный сон.

Когда на светлеющем небе начали гаснуть звёзды, они вышли из дома, двинувшись вниз по течению горной речки. Сначала под ногами чувствовалась тропа, но скоро она исчезла. Пастушок с лёгкостью прыгал по мокрым от росы камням, принцесса еле поспевала за ним. Взошло солнце. Над шумящей водой поднимался туман, собираясь клочьями и образуя молодые облачка. Они плыли по ветру, наползали на скалы и деревья, размазывались по склонам.

– Ты не глазей по сторонам без толку, запоминай, как идём, – сказал мальчик.

– Зачем это?

– Затем, что обратно ты, возможно, пойдёшь без меня. Тебя как зовут-то?

– Анна.

– А меня Даур. Вот здесь нужно идти по воде, обувь не снимай, а то ноги поранишь.

Низко наклоняясь под ветвями густого кустарника, он стал пробираться по кромке реки, принцесса за ним. Ей показалось, что так они двигались очень долго, заныла спина, замёрзли мокрые ноги. Наконец, мальчик остановился и обернулся.

– Впереди водопад, он небольшой, но по нему не пройти, мы поднимемся наверх и потом опять спустимся к реке.

Они поднялись и опять спустились. Как и раньше, пошли по воде. Прошло ещё время, прежде чем Даур вывел её на сухое место.

– Не устала?

– Нет.

Дальше начали подъём, река в этом месте была зажата скалами, но мальчик уверенно выбирал нужный путь.

– А вот здесь потребуется немножко смелости. Не боишься высоты?

– Нет.

Даур широко улыбнулся.

– Молодец.

– Сам молодец.

Кромка уступа и вправду оказалась  очень узкой, местами не шире одной ступни. Кое-где наружу торчат корни растений, но хвататься за них нельзя, а нужно сохранять равновесие. Смотреть вниз тоже нельзя, дыхание ровное, без паники, прижавшись к почти вертикальной стене холодного камня. Шаг за шагом. Когда выбрались на безопасный участок, девушка опустилась на корточки и подняла лицо к небу, по которому плыли ослепительно-белые рыхлые облачка. Наверно, это утренний туман от реки, подумалось ей. Вздохнув, она не удержалась от упрёка:

– Другой дороги туда не нашёл?

Даур не ответил. Действительно, глупый вопрос. Отсюда открывался великолепный вид вниз, в лощину, дальней своей стороной выходящей к Меже. Их путеводная горная речушка с разбега вливалась в лощину, успокаивалась и разливалась на несколько сонных, еле различимых зелёных ручьёв, доверчиво впадавших в большую воду великой Межи.

– Смотри, Анна, это и есть нужная нам лощина, урочище, блудное место, называй, как хочешь, я называю краем земли.

Здесь никого нет, воздух ровно двигается над широко раскинувшейся долиной, сплошь заросшей низким кустарником, травой и мохом. Анна оборачивается, осматривается.

– Даур! – зовёт она.

Он стоит спиной к ней, но вот, обернулся, показывает рукой в сторону от себя.

– Видишь? Журавль. Это ориентир, не забудь.

– Какой журавль? Я ничего такого…

– Колодец так называется. У него вместо ворота длинный шест с противовесом, похоже на журавлиную шею с клювом. Подойдём?

И они подходят ближе к очень, наверно, старому журавлю, дотрагиваются, осторожно гладят руками поверхность. Дерево на вросшем в землю срубе и шесте сильно потрескалось, оно тёмно-серого цвета, всё вокруг в разноцветных пятнах лишайника и моха, цветущей травы. Шест тихонько покачивается на ветру, рождая тягучий печальный скрип. Анна опирается локтями о верх сруба, Даур пристраивается рядом – и оба вместе долго смотрят вниз, в гулкую сырую тишину. Внизу, в полной темноте контрастно выделяется ртутный квадрат неба с двумя свесившимися шевелюрами.

– Вода… – неопределённо произносит девушка. – Кажется, совсем рядом.

– Конечно, рядом, здесь же Межа близко, это её вода.

Время остановилось. Стало тяжело дышать и двигаться. Внезапная мысль пронзает сознание Анны.

– Даур, а где же менгир? Ты обманул меня? Ты всё-таки обманул…

Мальчик вскидывает на неё гневный взгляд. Грубо взяв за руку, увлекает за собой, разворачивает – и отпускает.

– Я не вру!

За его спиной возвышается огромный вертикально поставленный камень. Анна переводит взгляд на его вершину. Он не выше неба, даже не до неба, просто очень высокий. Даур отодвигается в сторону, и Анна медленно подходит к менгиру. Осторожно опускает руку на его холодную шершавую поверхность, проводит пальцами по такому знакомому орнаменту. Это правда. Он есть.