Жорж иномирец 3

- -
- 100%
- +
– Ничего не надо, сказали, спецодежду дадут. – Меня несло. Я так не врал матери никогда, и мне было стыдно.
– И что, Витюш, тебя это выбило из колеи? Почему сразу не сказал?
– Не знаю. Привык я с тобой жить. Менять уже ничего не хочется.
– Дурачок. – Мать потрепала мои волосы. – Всю жизнь за мамкой не проживешь. Я рада.
– Правда? – Я на всякий случай посмотрел на нее, как в последний раз.
Кажется, мои «смородинки» выразили всю полноту чувств. Мать сорвалась с места и прижала меня к себе.
– Какой ты… взрослый, – всхлипнула она. – Я тобой так горжусь.
У меня тоже выступили слезы. Я представил, как мать останется одна по моей глупой прихоти, и стало так жалко ее, что впору обещать не ехать ни на какую вахту.
– Разбогатеешь – глядишь, какая и посмотрит на тебя, – сквозь слезы произнесла маман.
Эта реплика вернула мне хладнокровие и чистоту сознания, убедив в том, что перемены нужны. Когда я снова посмотрел на мать, мои глаза были сухими и полными решимости.
– Ну да, только на это надеяться и осталось.
– Витюш, ты что, обиделся? Я же трезво на вещи смотрю. Ну не повезло нам, не красавец ты. Значит, надо привлекать вторую половинку иначе. Сколько стариков безобразных женятся на молодухах, а всё деньги. Это ты с первого взгляда не красавец, а поживет с тобой кто – и будет иначе на тебя смотреть. Я вот не вижу ничего такого в тебе.
– Ладно, мам. Пусть будет как будет.
– Молодец, Витька, молодец. Настоящий мужик.
– Пойду погамаю до вечера. Если надо что сделать по дому, стучи в тыкву, а то я в наушниках.
– Да ничего сегодня не надо. Я уже убралась, обед сварила. Пойду к Варваре схожу, поболтаю.
– Угу.
Я закрыл за собой дверь спальни, сел за стол и включил компьютер. Мысли, конечно, были совсем не об играх. Когда перед тобой открывается бездна неизвестности, манящая обещаниями, мелкие житейские радости невольно отодвинутся на второй план. Весь мир с ног на голову! Вроде бы ты знаешь про космос, планеты, системы, галактики и прочее, а тут бац, и тебе рассказывают, что все это – бесконечно малая часть настоящего мира, который не такой уж и физический, а многогранный, и человеческое воображение работает в нем как устройство перехода, не требуя мегаватт мощности.
И, конечно же, думал о своей судьбе. Решение я уже принял и не хотел истязать себя сомнениями, поэтому старался думать только о том, что предстоит пережить и каким образом я изменюсь. Какая-то фантастическая трансформация внешности или же операция, которая пройдет без последствий благодаря искуплению каких-то там прошлых грехов. Мне, в принципе, было без разницы. Матери я бы сказал, что соврал про вахту и был на пластической операции. С паспортом будет сложнее. Остальное меня не волновало. Уехал бы в другой город, где никто не удивится моим преображениям.
На всякий случай я попытался поискать информацию об Эрле в интернете. Конкретно о ней ничего не было. Имя греческое, означает «эфирная», что в ее ситуации понятно. Скорее выдуманное, взятое со смыслом. Мне бы подошло Квазимодо, Шрек, Румпельштильцхен, а ей… вряд ли в современном мире ее можно с кем-то сравнить. Может быть, какие-нибудь древнегреческие полубогини или наяды были вровень с ее красотой. Мне снова представились ее глаза, наполненные светящимся бирюзовым перламутром. Не, она точно не отсюда.
Мне захотелось гордиться собой из-за того, что на меня пал ее выбор, но критерий его охлаждал мой порыв. Из всех уродов, видимо, я самый уродливый. Наиболее достойный жалости. Ничего, семь дней каких-то испытаний – и все будет иначе. Мне не привыкать. Один круг ада я уже прошел, пережив насмешки. Красивее снаружи не стал, но зато внутри появился стержень и уверенность, что любое испытание можно пережить.
Я вынул из кармана пакетик с камешком и рассмотрел его на свет. Вынул и проверил на зуб. Вдруг мне подсунули наркоту, и вся эта история с Эрлой – просто красивая замануха для наивного паренька. Камень на вкус был, как и положено камню, безвкусный. Я подумал об Эрле и вдруг ощутил, как стены моей комнаты начали растворяться. Это меня здорово напугало, и, как будто от испуга, все встало на место. Стены вновь обрели материальность. Камень работал.
Я убрал его в карман и, впечатленный подтверждением слов незнакомки, сидел еще с полчаса не двигаясь, борясь с желанием снова испытать камень в деле. Только мысли о матери, которая обнаружит пустую комнату, не дали мне этого сделать. Нельзя было так поступить с ней. Еще неизвестно, кому из нас было тяжелее перенести издевки надо мной. Я вышел из спальни. Мать уже вернулась от подруги.
– Мам, хочешь, я схожу в магазин за пирожным?
– Да поздно уже, Витюш, сладкое лопать на ночь. – Она что-то вязала, сидя перед телевизором и надев на самый кончик носа очки.
– Сегодня можно.
– Как хочешь. – Маман подняла голову и посмотрела на меня с интересом. – Ты сегодня какой-то загадочный. Может, ты мне все-таки чего-то недоговариваешь?
– Не, мам, всё как всегда.
Я выскочил в подъезд, чтобы она не заметила мое смущение, которое могло еще сильнее убедить мать в ее подозрениях. Вечерело. Из кондитерской доносился бесподобный запах стряпни. Его как будто специально выдували из кухни мощным вентилятором, чтобы любой человек в округе, учуявший этот аромат, терял самообладание и непременно заходил в кондитерскую.
– Мне два вон тех пирожных, пожалуйста, – попросил я продавщицу в белом колпаке с вышитым на нем вензелем заведения.
Женщина бросила на меня взгляд, который я привык видеть по многу раз за день. В нем сочетались усмешка, брезгливость и жалость. А мне было уже все равно. Я чувствовал себя уже одной ногой не здесь, не с этими людьми, оценка которых совсем перестала что-то значить для меня. Я посмотрел на нее не так, как обычно, без всякой тени смущения и немого извинения за то, что я такой, а как на равную или даже ниже себя, потому что не брал на себя ответственность оценивать ее внешность.
Кажется, она прочла в моем взгляде проявившееся безразличие, и это ее разозлило. Она небрежно толкнула мне пирожные и назвала сумму. Вот так, тобой интересуются, пока ты вызываешь жалость, а как только ты показываешь, что не нуждаешься в ней, сразу начинаешь бесить. Я рассчитался и забрал пирожные.
– И так-то не Ален Делон, а растолстеет – вообще страшилой станет, – услышал я нарочито громкий комментарий в спину.
Поверьте, но впервые я рассмеялся без всякой тени скорби, будто страшный «я» был уже в прошлом.
По дороге до меня хотели докопаться два местных алкоголика, которым я как-то пару раз давал денег. Уверенные в том, что держат меня в страхе, они с ходу попытались наехать при помощи угроз. Не останавливаясь, я нахамил им и пообещал отмутузить каждого, но завтра, а пока мне было некогда. Алкаши замерли в растерянности – наверное, думая о том, куда катится этот мир.
Мать уже согрела чайник. Мы с ней дружно посидели, вспоминая прошлое. Временами она смотрела на меня, будто видела впервые, но ничего не спрашивала, хотя я видел, что ей хочется. Разошлись по спальням далеко за полночь. Я уснул не сразу. Предчувствие перемен будоражило, но и сомнениям было место, и жалости к себе и родительнице.
Будильник прозвучал для меня как выстрел. Я вскочил. Стук сердца непривычно громко отдавался в висках. Тяжко чувствовать, что момент, до которого еще вчера была целая ночь, наступил. В открытое окно доносились привычные звуки города. На кровати лежал теплый прямоугольник солнечного света. Родная обстановка комнаты, создаваемая мной из года в год по мере взросления, вкупе со всем остальным умоляла меня остаться.
Нет! Слабостям больше нет места в моей жизни. Уютно быть тем, кем привык, но это путь по наклонной вниз. Пора подойти к зеркалу и честно признаться себе, что таким ты себе не нравишься. Жить в норе из своих ограничений, не видя белый свет, воспринимать только часть его, ту, которая не задевает больное самолюбие. Так больше нельзя. Хватит быть игрушкой в руках судьбы, пора взять на себя ответственность за обстоятельства и, невзирая ни на что, парить белым облаком по жизни в свое удовольствие.
Зашумела на кухне кофеварка. Мать никогда так рано не вставала. Почувствовала важность момента. Я постарался казаться ей обычным, чтобы не вызвать ненужного беспокойства, но разве скроешь от нее? Она знала меня как облупленного.
– Волнуешься?
– Вроде нет.
– Я вижу, что волнуешься. Все будет хорошо, Витюш. Не так просто поменять что-то в своей жизни, но чтобы результат был, менять все равно надо. Ты же умненький, ты достоин лучшей жизни, чем я могу тебе дать.
Мать говорила все в точку, хотя понятия не имела, как ее напутствие подходит под мою ситуацию. Оно окончательно развеяло мои сомнения и даже подняло настроение. Нервный тремор в конечностях успокоился, и я с повеселевшим видом уселся завтракать. Мы поговорили с матерью о разном. Она подкладывала мне гренки, обжаренные с яйцом, а я ел их как в первый раз, смакуя привычный вкус.
– За тобой заедут? – спросила она, когда я, тяжело выдохнув, откинулся на спинку стула.
– Сам, – ответил я на коротком выдохе. Переел напоследок.
Перед тем как выйти из дома, я проверил электронную почту. Как обычно, одни рассылки. Бесцельно пошарил по сайтам. Хотелось еще немного задержаться в привычных вещах. Думаю, вы на моем месте поступили бы так же. И вдруг, как молния, меня пронзило предположение, что, пока я тяну время, Эрла устанет ждать и наберет других несчастных, которые примут ее предложение.
Я быстро оделся, взял телефон, деньги, сумку с документами, чтобы успокоить бдительность матери. Она стояла рядом и с наворачивающимися на глаза слезами следила за мной. Я обулся и поднялся, чтобы поцеловать ее.
– Давай, мам, пока. Через неделю увидимся. – Я чмокнул ее в щеку.
– Ты, Витька, прямо на глазах меняешься. Мужчиной становишься.
– Ну, мужчиной так мужчиной.
Я открыл дверь. Из подъезда потянуло сквозняком. В комнатах громко хлопнули створки закрывшихся окон.
– Ветер перемен, – прокомментировал я этот момент. – Я пошел.
– С богом, Витюш. Звони.
– А, да, мам, меня предупредили, что вышки в поле, там связи нет.
– Как – нет? – Мать испуганно посмотрела на меня. – А как же…
– Ничего, неделю вытерпим.
Я еще раз поцеловал ее в щеку и побежал вниз по ступенькам. Спешил из-за страха не успеть, хотя договоренность с Эрлой была. Мало ли: наберет нужную квоту уродцев и отправится по кругам ада без меня. Мне хотелось верить, что я ее чем-то зацепил, но, поставив себя на ее место, понял, что мог зацепить только сочувствием.
Я был уверен, что мать смотрит из окна мне в спину, поэтому сделал вид, что иду в сторону остановки общественного транспорта. Народу с утра уже было много. Люди давились в переполненных автобусах, чтобы успеть на работу. Я сел на лавку внутри остановочной будки. Все потенциальные пассажиры стояли ко мне спиной, в позе высокого старта, повернув головы налево в ожидании своего автобуса. Я был среди них, но не одним из них.
Вынул из кармана пакетик с камнем. Выложил кристалл на ладонь и представил большие и выразительные глаза Эрлы. Обстановка не сразу дала мне сконцентрироваться на них. А может быть, прошло время, и их образ побледнел. Я не хотел, чтобы он бледнел. Мне нравилось видеть их. Как две путеводные звезды во мраке космоса.
Я добавил к желанию видеть глаза тепло чувства, которое они у меня вызывали, и это сработало. Люди и шум с дороги отдалились, стены остановки задрожали, как в утреннем мареве, и вдруг все исчезло. Не прошло ровно нисколько времени, а я уже сидел в какой-то каменной беседке, рядом с которой журчал небольшой водопад, впадая в пруд с цветущими кувшинками. У пруда стояла Эрла.
Глава 3
ЖоржВ городской администрации Транзабара было, как всегда, многолюдно. Новенькие, несмотря на свое разнообразное происхождение, все как один имели одинаковое испуганно-потерянное выражение лица. Как же жестоко, что их ждет катапульта и далее суровый бег от самих себя прежних к самим себе настоящим. Печально сознавать это без всякой возможности помочь.
Змея пришлось взять на руки, чтобы крупные люди, произошедшие от разных жвачных млекопитающих, случайно не раздавили его.
– Что-то сегодня особенно многолюдно, – заметила кошка. – Наверное, Археорису будет совсем не до нас.
Так звали цаплеобразного чиновника, отвечающего в городе миров за внутреннюю безопасность. Мне он напоминал китайца из-за того, что на нем всегда красовалась шапочка с перышком и ярко-зеленый халат с вышивкой, отороченный красной окантовкой. Мудрости в нем и вправду было как в каком-нибудь Конфуции. Говорил он мало, только по делу и слушал очень внимательно. Мне зачастую казалось, что мир вокруг себя он видит совсем иначе, чем я. Он будто понимал суть вещей и событий намного глубже. Думаю, потому он и взял на себя роль чиновника, чтобы держать нашу разномастную шушеру в подобии порядка.
Археорис, как ни странно, не был занят новенькими и даже обрадовался нашему визиту. Антош здесь бывал чаще нас, и потому пернатый чиновник первым поздоровался с ним.
– Всегда рад, когда люди сами приходят ко мне. Хуже, когда их приходится доставлять. Какие идеи привели вас сюда? – Археорис поздоровался с каждым, похлопав дружески белым крылом.
– Ну, идея простая: нам хочется найти для себя занятие, в котором можно с пользой применить наше умение ходить по мирам, – просто и понятно объяснил змей причину нашего визита. – Устали мы от безделья, от бесцельного использования нашего умения.
Пернатый раскрыл клюв и издал несколько резких птичьих звуков. Видимо, это был смех.
– Очень рад, что этот момент настал, – не совсем понятно высказался чиновник. То ли ему понравилось, что нам все надоело, то ли он говорил про визит. – До того как вы нашли дорогу в город миров и перебирали их один за другим, не задумывались ли вы остановиться в своем поиске? – Археорис по очереди заглянул каждому из нас в глаза.
В этот момент, когда его желтые глаза пронзительным взглядом микроскопического зрачка вывернули наизнанку мои мысли, я почувствовал себя лягушкой, на которую нацелилась цапля.
– Не скрою, моменты слабости были, – признался я. – У каждого из нас случались такие моменты. В особенности когда мы смогли вернуться домой.
– Очень правильное разграничение по смыслу! – похвалил меня чиновник.
– Спасибо. – Гордый собой, я выпрямил спину.
– Это был первый серьезный этап превращения нас в настоящих иномирцев. – Змей тоже захотел себе порцию похвалы.
– Вот именно, в настоящих. Умное замечание. – В кармане чиновника было бесконечное количество комплиментов. – Иномирец, не нашедший путь в Транзабар, не считается настоящим, потому что он не познал сути своего умения. Он как воин, которому дали кусок железа, чтобы он выковал себе меч, но тот решил, что ему достаточно махать необработанным куском, чтобы постичь искусство.
– А вы это к чему? – Ляля запуталась в иносказаниях.
– Хороший вопрос, молодец. – Археорис махнул в ее сторону крылом.
Кошка немного смутилась.
– Есть большое количество так называемых иномирцев, которые замерли в определенной стадии, решив, что им этого достаточно. Подавляющее большинство из них безвредно. Снуют между мирами, предаваясь маленьким хулиганским радостям. Но есть, как вы можете догадаться, совсем другие иномирцы, для которых возможность переходить из мира в мир становится способом безнаказанного удовлетворения самых низменных желаний и запросов нездоровой психики. И таких тоже немало. Иномирец без правильной цели быстро превращается в преступника. Получив азы умения, он останавливается в развитии, занимаясь только использованием его в своих гнусных замыслах.
Признаться, был такой момент в карьере начинающего иномирца, когда я задумывался над подобным. Каждый из нас, будучи инертным в размышлениях, оставшихся от прежней жизни, мыслит одинаково.
– Вы хотите предложить нам работу иномирских детективов? – догадался змей.
– Изумительная прозорливость! – похвалил его чиновник. – Именно это я и хочу предложить таким многоопытным иномирцам, как вы.
– Но как их найти? – спросил я, совершенно не представляя, как в бесконечных мирах можно найти конкретного человека, который еще и не сидит на одном месте.
– Нет ничего проще: хочешь поймать преступника – думай как преступник. Откройте потаенные уголки своей души и выпустите оттуда свои «я», которые вы в себе не желаете иметь.
– Оу. – Ляля как будто заранее испугалась этой идеи. – А если понравится?
– Превосходно. – Археорис прямо-таки обрадовался ее предположению. – Отыскать в себе преступника – очень хорошее дело. Иногда это посложнее, чем найти его в других мирах. Главное, не дайте ему взять над вами верх, какими бы сладкими речами он ни оправдывал свое существование. Обычно ложь и дурные намерения маскируются под прекрасной оберткой, хорошие дела чаще выглядят неказисто. Не мне вам это рассказывать. Думали бы вы по-другому – не пришли бы сюда.
– Мы приняты на работу? – на всякий случай поинтересовался змей.
– Как только вам пришла эта идея. – Археорис махнул обоими крыльями и направился к своему столу, месту несения службы.
– А что делать с теми, кого мы поймаем? – спросил я, совершенно не представляя этого.
– У них два варианта: либо продолжить путь, либо… – Пернатый чиновник не договорил. Его отвлекла помощница, милая кучерявая овечка.
Мы постояли еще некоторое время в надежде дослушать, как поступить с преступниками во втором случае, но вскоре поняли, что Археорису совсем не до нас. На аудиенцию пришли еще человек двадцать, и каждый требовал внимания.
– Боюсь, что для второго «либо» я слишком мягкосердечная, – призналась Ляля, когда мы вышли на улицу.
– Ты подумала, что он имел в виду смертный приговор? – Я сам допускал более широкую трактовку недоговоренной фразы.
– А что с ними еще можно сделать? – удивилась она. – Пригрозить, сказать, что так делать нельзя?
– Я не знаю, память можно стереть и оставить их в родном мире, – предложил я.
– Ты умеешь стирать память? – язвительным тоном спросила Ляля.
– Ну нет, только вместе с человеком. Но можно найти кого-нибудь, кто умеет.
– Я считаю, что второе «либо» подразумевало любой способ, который поставит крест на извращенных действиях недоиномирца, – вступил в дискуссию Антош. – По обстоятельствам. Но не стоит забывать, что нам присущ гуманизм.
Мы добрались до дома, громко дискутируя о моральных аспектах будущей работы. По дороге нас остановила охрана из могучих «австралопитеков» и предложила вести себя немного тише, чтобы не нарушать общественный порядок. При взгляде на одного из них мне вдруг пришла интересная идея.
– Послушай, друг, а почему среди жителей Транзабара так много ваших представителей? Вы, случайно, не коренные жители этого места? – спросил я у него.
Ляля незаметно шлепнула меня под спину, а змей закатил глаза. Им совсем не хотелось иметь дело с представителями этой профессии, которые оставили у них в памяти не самые приятные моменты.
– Нет, мы не из этого места, – ответил начальник патруля, отличавшийся от остальных набедренной повязкой иного цвета. – Нас привел сюда один иномирец, Вертиног, чтобы спасти от глупого сражения, на которое нас вел полководец Гульбулькуль.
– Гульбулькуль? Почему оно было глупым?
– Мы не знали про миры, думали, что воюем с захватчиками наших земель, а оказалось, что он водил нас в другие миры и заставлял сражаться с войсками, для которых эти миры были родными. Выходило, что это мы были агрессорами. Нас погибло очень много, но Гульбулькуль говорил такие пламенные речи, что мы ему верили. Но в один из дней нас просто увели от него и привели сюда. Потом все было как у всех. Вернулись назад немногие, но те, кто овладел искусством перемещения, предпочли Транзабар.
– А где этот Гульбулькуль сейчас? Вертиног его схватил?
– Не знаю. Думаю, он сбежал, чтобы набрать новую армию. – Воспоминания заставили патрульного передернуть плечами. – Вы так больше не шумите, ладно? – мягко попросил он.
– Ладно, – пообещали мы хором.
Дома мы снова занялись тем, что стали выяснять, по каким признакам можно понять, есть ли в этом мире злоупотребляющий своим умением иномирец.
– Отторжение, – неожиданно произнес Антош. – Они не смогли пройти эту стадию. Не пройдя путь до конца, они не познали гармонию всех миров. Так что в любом мире, кроме родного, должно существовать напряжение от их присутствия.
– Очень замечательное предположение, – скопировал я манеру Археориса раздавать комплименты. – Теперь стоит просто представить себе мир, в котором оно есть. Ну-с, приступим или попьем чай перед дорожкой?
– Приступим, чай попьем позже, в качестве вознаграждения, – решила Ляля.
– Кто первый? – спросил змей.
В его голосе я почувствовал нерешительность.
– Давайте я. Проверю на себе свое предположение.
– На нас, – поправила меня кошка.
– Как знаете. Идемте ко мне.
Мы собрались в кучу, скрепленные Антошем в одно целое. Я попытался представить себе мир, в котором есть инородный предмет типа занозы, против которого работает иммунная система. Никаких конкретных образов у меня не возникло, так, обтекаемая формулировка в общих чертах. Воображение поблуждало по вариантам и выбрало первый попавшийся.
Нашим глазам предстал рынок, похожий на какой-нибудь земной из первой половины девятнадцатого века. Деревянные разборные палатки, накрытые грубой тканью, стояли в несколько рядов. Между рядами втиснулись телеги с деревенскими продуктами. Гвалт человеческий и животный стоял невообразимый. Все пытались перекричать друг друга, чтобы завлечь «жоржеобразных» покупателей.
Мы, как я думал, должны были вывалиться возле того самого места, где напряжение от присутствия иномирца было самым высоким. И оказался прав. Рядом с нами под навесом палатки слышалась какая-то возня. Мы заглянули внутрь и увидели разгорающийся конфликт.
Продавец и покупатель дубасили друг друга кулаками и всем, что попадалось под руку, по большей части товаром. Верх одерживал обманутый покупатель. Лицо продавца уже было разбито в кровь, он выдыхался и бил только наотмашь. В кутерьме любой проходящий мимо человек мог запросто брать с прилавка все что вздумается, и никто этого не заметил бы. Мы, разумеется, явились сюда не за этим. Я покашлял, а после того, как поймал взгляд продавца, дал ему понять, что мы не просто любуемся спаррингом.
Деловому человеку наш интерес придал сил. Ножкой сломанного стула он огрел покупателя, лишив того сознания. Оттолкнул его под прилавок, немного поправил на себе одежду и приветливо ощерился испачканными в крови зубами.
– Что вас интересует?
Мужчина заметил Лялю и Антоша, и его глаза забегали. Так мог отреагировать только иномирец, знающий о существовании каких угодно людей. Коренной житель мира уже давно закричал бы благим матом и сбежал отсюда.
– Товар-то у вас не соответствует эпохе, – обратил я внимание на предметы, сделанные из яркого пластика.
– А что мне делать? У меня такой бизнес: продаю то, что стоит в моем мире копейки, – он обвел взглядом свою палатку, – и покупаю то, что стоит копейки в этом мире, то есть натуральные продукты. Я не ворую, никого не обманываю, зарабатываю как могу.
– А чего этому надо было? – кивнул я в сторону лежащего у него в ногах покупателя.
– Он пытался подогреть молоко на печи в пластиковом ковше. Решил, что я надул его, подсунув плохой товар.
– М-да, не кошка в микроволновке, но тоже тупость. Откуда ему знать, что пластик плавится?
– Я всех предупреждаю, что это тара для хранения, только они тупые, раз за разом пытаются сунуть ее в огонь, – оправдался иномирец.
– Они не тупые, просто вы опережаете события. За это и расплачиваетесь недопониманием и разбитым лицом, – изрек змей, заставив несчастного замереть на несколько секунд.
– Вы пришли, чтобы наказать меня? – Глаза мужчины округлились. – У меня семья, дети голодные.
– Не дешево ли размениваете свое умение? – не дав ответа, спросил я у горе-торгаша.
– А чего оно стоит-то? – Продавец искренне удивился. – Я за него ни копейки не заплатил. Если бы перевозка между мирами стоила денег – тогда другое дело.
– Ясно. Какие мы разные, дружище. Мне ума не хватило рассматривать свое умение в коммерческом плане. Все, что стоит денег, уже дешево.
– Как это понимать? – На лице коммерсанта отразилось искреннее удивление. Вкупе с подсохшей кровью гримаса выглядела не очень.
– Вы же вместо того, чтобы постичь суть иномирства, занялись какой-то мелочью, – упрекнул его Антош. – Это все равно что забивать гвозди микроскопом. Вы научились проницать пространство, но привычки, присущие людям без воображения, оставили при себе. Зачем? Вы же так деградируете.










