слоМАТЬ

Посвящается всем дочерям, пострадавшим от рук своих матерей

 ЖИЗНЬ ДО

Когда женщина рожает ребёнка и по разным причинам не воспитывает своё дитя, в душе этой женщины образуется огромная дыра.

И с этого момента события начинают разворачиваться таким образом, чтобы закрыть зияющую болезненную рану всем, чем угодно – мужчинами, алкоголем, работой, религией, путешествиями или воспитанием чужих детей.

Моя мать родилась в Советском Союзе, ее «лучшие годы» пришлись на шальные 90-е. Отсутствие образования, нищенская зарплата, истерики и самодурство начальницы, несложившаяся личная жизнь, ребенок–обуза. А вокруг разворачивается яркая, беззаботная жизнь, в которую так хотелось попасть и не получилось.

Когда я была ребенком, я помню, как наблюдала за мамой и отчаянно хотела быть на нее похожей. Она была красивой женщиной и ухаживала за собой.

В погоне за красивой жизнью мать потеряла самое ценное – то, что было рядом. Она хотела получить все и сразу, не прилагая усилий, а приобрела только разочарования и несчастную судьбу.

Я вырывалась из этой парадигмы мышления весь подростковый период.

В моей жизни мать присутствовала очень редко. В основном она отдавала меня бабушке, которая не горела желанием водиться с ребенком, я была в тягость. Моменты, когда я могла побыть рядом с мамой, были редки, при этом она либо погружалась в тяжелые переживания, либо физически вымещала на мне злость за неудавшуюся жизнь.

В какой-то момент я мечтала, чтобы она умерла и никогда больше не приходила домой, тогда закончилось бы это невыносимое для маленькой девочки ожидание.

У меня с детства осталась психотравма «поворота ключа». Когда в замочной скважине поворачивался ключ, на меня обрушивались страх, ненависть и беспомощность. И позже мужу приходилось присылать смс, чтобы я открывала ему дверь сама. Сейчас, освободившись от этой травмы, я с радостью жду возвращения домашних, и звук поворота ключа вызывает теплые эмоции.

В 10 лет я первый раз решилась свести счеты с жизнью. Я съела все таблетки из аптечки. Повезло – ничего опасного там не было. Меня мучительно рвало, после этого случая надолго получила проблемы с желудком.

Дальше следовала череда неудачных попыток – несколько раз не хватило силы воли шагнуть с крыши высотки или нанести глубокие раны на предплечье.

Один из самых серьезных конфликтов в нашей семье  произошел в моем подростковом возрасте. Я написала письмо родственникам в другую страну о том, как мне плохо, что ненавижу мать, и точно помню, что назвала ее сукой. Письмо мать прочитала. Я успела вырваться, когда мать замешкалась, и сбежала из дома. После этого я уже редко приходила домой.

Через много лет, когда развернулась история с отобранием у меня детей,  мать в показаниях  суду умолчала об этом моменте.

Из показаний для психолого-психиатрической экспертизы:

“При описании сложившейся семейной ситуации подэкспертная (моя мать) подчеркивает свое негативное отношение к дочери. С ее слов: «Дочь вышла из под контроля, когда ей было около 15 лет. В школе несколько раз переводилась из класса в класс, не выдерживала, конфликтовала с девочками. После дочь поступила в медицинское училище, там часто прогуливала… С 16 лет начала резать себе вены (царапала) раза 3. демонстративно…”.

МОЯ ВЗРОСЛАЯ ЖИЗНЬ

Мне было семнадцать, когда мать вышла замуж и переехала в другой город.

С будущим мужем мы подали заявление в загс сразу после знакомства, мне только исполнилось восемнадцать. Я сбежала во взрослую жизнь, встретив такого же недолюбленного ребенка. Мы оба отчаянно нуждались в тепле и принятии. И если я из колючего, холодного мира сбегала в чтение детективов и романов, то мой муж в употребление веществ, изменяющих сознание.

К моменту бракосочетания я была беременная. Учебу в институте, куда только что поступила, пришлось бросить.

Потом, как часто бывает, у меня началась беременная жизнь, у него же ничего не изменилось. Проблемы стали накапливаться, как снежный ком, решать их никто из нас двоих не умел.

Этот брак, быстро начавшись, быстро и закончился. Муж во время наших отношений употреблял запрещенные вещества, но тогда я даже не подумала, что это зависимость.

После свадьбы я стала женой наркомана. Он постоянно врал, даже по мелочам, даже зная, что информацию легко проверить.

В моей жизни встал первый взрослый выбор – бороться с его зависимостью или отпустить эти отношения. Решение я приняла в один момент.

Муж работал, его зарплаты хватало на самое необходимое. После заключения брака с работы мужа выплатили подъемные – большую для нас сумму. Я планировала потратить эти деньги на обустройство детской и на вещи для малыша. Но вся сумма из семейной копилки исчезла. Муж сказал, что раздал долги. Друзья сказали – купил «дурь» на всю компанию.

Я, злясь, вынесла этот конфликт из семьи – пожаловалась  его старшей сестре. После этого отношения между нами, как между мужем и женой, развалились.

К тому же, мне хотелось особого ко мне отношения в связи с моим положением, но это судьба большинства случайных беременностей – мужу было безразлично, что во мне уже живет новая жизнь. После очередного выяснения отношений муж ушел. Я, беременная, осталась одна.

Для меня моя беременность совершенно точно была «светом в окошке». Я хотела, чтобы ребенок любил меня по-настоящему. Чтобы в этом мире был человек, которому буду нужна. Я мечтала, чтобы малыш оказался мальчиком. Я хотела родить мужчину, именно мужчину, который будет меня защищать.

Сейчас хорошо понимаю – эта история, в которой я пыталась залатать свои травмы. Ирония судьбы в том, что самое болезненное предательство я пережила именно в отношениях с сыном.

В то время я не работала, а значит существовать мне было не на что. Попыталась подать на алименты на беременную жену, но иск не приняли, хотя составлял его адвокат.

Я нашла работу диспетчером такси. Когда попадала на сохранение, муж пару раз появлялся в больнице. С седьмого месяца беременности я стремительно набирала вес – с 55 килограмм вначале беременности до 105 к родам.

Врачи прописывали диеты, капали меня в больнице, но взять вес под контроль так и не удалось.

Уже в период второй беременности, во втором триместре я набрала за неделю 5 килограмм, и грамотные врачи быстро назначили нужные обследования, выявили субклинический гипотиреоз, который и оказался причиной быстрого набора веса. Мне выписали гормоны и больше я к этой проблеме не возвращалась.

Муж же быстро нашел новые отношения и остался в них на долгие 16 лет. Сейчас, оборачиваясь на прошлые события, понимаю уход этого человека из моей жизни, казавшийся трагедией, был подарком судьбы.

О выписке из роддома я, обиженная, не сообщила мужу. Это был только мой праздник.Он не  заслужил этого дня в своей жизни.

После рождения сына я вышла в суд с иском о разводе, алиментах на сына и себя. Как ни странно, но требования муж признал сразу.

 ФОРМИРОВАНИЕ ГРОЗОВОГО ФРОНТА, как мы шли в точку конфликта

В это время мать жила за тысячу километров и моей жизнью не интересовалась. У нее была обычная жизнь – муж и работа.

Когда я родила, почувствовала себя абсолютно счастливой. Я обожала своего сыночка. Мы были одним целым – у малыша был идеальный период донашивания. Первые шесть месяцев мы разлучались только на время прогулки – он спал, а я гордо катила коляску.

Сынуля был идеальным младенцем – спал, кушал, улыбался. Мы вместе спали, вместе купались, вместе бодрствовали. Это был один из самых счастливых периодов моей жизни.

Мама приехала увидеть внука и предложила посмотреть город, в котором она жила. Я решилась на поездку с сыном, когда ему исполнилось семь месяцев.

После мама предложила мне переехать к ней, чтобы я могла вернуться к учебе в институте и хоть немного зарабатывать на жизнь себе и сыну. Она обещала помогать, пока ребенку не дадут место в детском саду.

Город понравился – молодой, перспективный, развивающийся. А самое главное – рядом мама, и та забота, которую раньше я никогда не получала, пусть и выражалась она через помощь с ребенком. На тот момент у меня была единственная потребность – поспать пару часов, выйти хотя бы ненадолго одной из дома. Я решилась на переезд.

В родном городе квартиру продала, а в новом –  купила маленькую угловую халупу. Мы с сыном жили отдельно  на 10 тысяч алиментов от бывшего мужа.  Я откровенно голодала – мне доставалась только то, что не доедал ребенок, при таком образе жизни я весила всего 49 килограмм.  Естественно, ни о какой новой одежде или развлечениях не могло быть и речи, что так нестерпимо в 20 лет.

Надо сказать, что интересоваться психологией и изучать поведение людей я начала с 9-го класса. Хотелось понять, как сделать так, чтобы меня любили, ну, или хотя бы не обижали.

Мне попался на глаза тренинг для женщин, упражнения там были достаточно раскачивающие на эмоции. Например, мы разбивались на пары, одна из девушек вставала на колени перед другой, изображая ребенка, и говорила что-то вроде: «Мамочка, я так тебя люблю». Своей родной матери таких слов я не говорила в сознательном возрасте никогда. Еще в наших отношениях никогда не присутствовала тактильность – никаких объятий или даже прикосновений.

После таких упражнений между участницами возникали теплые чувства, и мы продолжили общение за стенами мероприятия. Моя подруга была старше меня и годилась мне в матери. Она только купила новый автомобиль и предложила составить ей компанию в ночных прогулках. Я окунулась в ночную жизнь города, оставляя сына маме.

Однажды подруга пригласила меня загород на встречу с друзьями. Это были взрослые мужчины, которые собрались, чтобы обсудить «серьезные дела». Я испугалась так, что спряталась на подоконнике за портьерой, и всю ночь там простояла.

Утром часть компании разъехалась. Когда почувствовала себя в безопасности, я стала общаться и познакомилась с мужчиной, в которого влюбилась с первого взгляда. Чувства оказались взаимными.

Это был достаточно влиятельный  человек в городе. Произошла современная история Золушки. О чем мечтают миллионы девушек, и о чем так мечтала в свое время мама. Какие чувства она испытывала тогда? Не думаю, что радость за меня.

Я никогда не ждала от матери никакого подвоха. Смирилась, что она просто не особо меня любит. Может потому, что я помешала ей построить личную жизнь. Может мать просто была не способна на теплые чувства.

Я попала в сказку: лучшие рестораны, одежда, подарки. Он заботился обо мне, как никто и никогда в моей жизни. Именно заботился, а не пользовался  – через месяц отношений он положил передо мной лист со списком специальностей местных ВУЗов. Конечно, ни минуты не размышляя, выбрала психологию.

Забрала документы из института родного города и стала студенткой сразу второго семестра первого курса. Сессию первого семестра мне пришлось сдавать . Я учила программу несколько недель с минимальными перерывами на сон. Экзамены сдала на отлично.

Через некоторое время я смогла снять приличное жилье и хотела переехать с сыном. Ему ещё не дали место в саду. И мама сказала, что ребёнок может помешать строить новые отношения, что таскать его из дома в дом, когда мне нужно в институт – травмировать его нервную систему, что ребенку будет нехорошо с отчимом. Всё логично. В свои двадцать мне казалось, что решение – оставить ребенка жить с мамой – отличное.

Самая большая ошибка материнства – не воспитывать своего ребёнка. Сейчас, уже имея многолетний опыт работы с детской травмой, могу сказать, что травма отвержения самая сложная и болезненная. Ее практически невозможно исцелить, с ней можно только научиться жить.

Очень скоро я купила хорошую квартиру и перевезла туда сына и мать. Отчим работал в большом городе вахтами, зарабатывал хорошо, но матери денег присылал минимум, сам тоже жил на копейки и выплачивал ипотеку.

Сыну было три года. Он бесконечно меня любил и нуждался во мне. Я убеждала себя, что ребенку нужен режим и стабильность, а мне нужно получить образование и построить карьеру. Я выбрала достаток и профессиональное развитие.

В возрасте до пяти лет самый важный человек в жизни ребенка – мама. Ребенок растет, опираясь на эти отношения. Когда мамы нет рядом, растет кривое деревце. Эта кривизна вылилась мне тяжелой местью за мое отсутствие в жизни сына наговором в полиции и судах. Сын мстил мне за боль отверженного ребенка.

В этот период по работе я много ездила в командировки и с сыном  общалась только в выходные. Но это время я посвящала полностью ему. Мы ходили гулять, много разговаривали, я учила его кататься на велосипеде и роликах, играть в футбол. Мы запоминали название планет и решали математические примеры на скорость.

Все отпуска мы проводили вместе, ездили по области и заграницу. Всегда с нами была моя мать, все расходы были на мне.

Уже тогда стоило насторожиться: человек ни на секунду не выпускает ребенка из своего поля зрения, только она знает, как правильно с ним обращаться.

С отцом ребёнка мы находились в состоянии холодной войны, алименты он не платил. Иногда я переходила к активным боевым действиям –  выходила в суд на начисление неустойки – долги росли. Когда сумма превысила полмиллиона, я вышла в суд с иском об уголовном преследовании и  лишении прав. Дело рассматривалось в Москве, у меня был отличный адвокат, и дело он выиграл.

Из протокола заседания о лишении родительских прав:

“Суд не соглашается с доводом ответчика о том, что он имеет желание общаться с сыном, в связи, с чем просит не лишать его родительских прав, поскольку объяснения ответчика в данной части не подтверждены конкретными предложениями по вопросу урегулирования сложившейся ситуациями, а также конкретными поступками, связанными с выполнением родительских обязанностей. Представленные квитанции о перечислении алиментов не свидетельствуют о том, что ответчик проявляет должную заботу о ребенке, так как до этого образовалась существенная задолженность по алиментам. Суд отмечает, что с момента рождения ребенка, ответчик не имел с ним контакта, не предпринимал попытки встретиться с сыном, обеспечить его заботой, в том числе о материальном содержании. Сам по себе факт погашения задолженности, не означает изменение поведения, так как погашение задолженности по алиментам фактически произошло только в период рассмотрения уголовного дела по ст. 157 УК РФ, при этом, ответчик не представил доказательств его попыток наладить контакт с сыном. Более того, материальное содержание не является безусловным фактором, свидетельствующим о надлежащем исполнении родительских обязанностей, так как родитель кроме этого должен проявлять должную заботу о ребенке, которой со стороны ответчика не было”.

Бывший муж подал апелляцию, пообещав исполнять родительские обязанности. В правах его восстановили, дали шанс исправиться. Шанс, которым он не воспользовался – в дальнейшем также не платил алименты и не горел желанием общаться с сыном. На момент разворачивающейся истории я готовилась выйти в суд повторно с иском о лишении прав, но не успела.

Условия моей работы через год стали более жесткими. Три недели я проводила в командировке, неделю – с сыном дома.

Когда сыну было пять лет, я забеременела доченькой и осела дома. И тут я увидела всё, на что раньше не обращала внимания. Сын страдал от расстройства пищевого поведения, имел большой вес, который появился за счет постоянного докорма “голодного внучика”, и игровая зависимость. Также ребенок был педагогически запущен – позднее, при обследовании в саду, ему поставили задержку развития, рекомендовали пройти ПМПК  (психолого-медико-педагогическую комиссию) и искать класс выравнивания.

Я была в ужасе и начала разгребать проблемы. Надо ли говорить, какие эмоции я вызвала у своего ребёнка, строго ограничивая гаджеты, булки и шоколад, заставляя аккуратно выполнять уроки и заниматься с репетиторами вместо зависания в Майнкрафте. У сына увеличилась учебная нагрузка, я наняла логопеда, педагогов по русскому и английскому. Естественно, педагоги приходили в дневное время, когда я была на работе. Я занималась бизнесом, держала небольшой магазинчик канцелярии в центре города.

В подростковом возрасте я мечтала о своем бизнесе. Люди, занимающиеся собственным делом, казались мне небожителями. А бизнес чем-то легким и приятным, приносящим миллионы и не требующим труда. Наивные детские мысли. Реально бизнес занимает твою жизнь 24 часа 7 дней в неделю. И если ты останавливаешься, дело жизни начинает рассыпаться на глазах.

Когда родилась дочь, из роддома нас направили в детскую больницу с подозрением на порок сердца, который подтвердился. И первый год жизни ребенка я погрузилась в компенсацию последствий, так как операция в нашем случае была под вопросом.

Сын снова оказался полностью на попечении бабушки. С бизнесом пришлось расстаться. И когда дочь компенсировалась, я вышла на работу. Дочери был год и четыре месяца, сын пошел в первый класс.

В этот момент я попросила мать съехать, я справлялась, но она очень логично уточнила, что первокласснику будет комфортнее, если со школы его будет встречать любимая бабушка и будет кормить вкусным обедом, контролировать уроки и занятия с репетиторами. Хорошо же ребенку? Конечно!

Я работала в 10 минутах ходьбы от дома, садик дочки в 5 минутах, школа сына дворовой территорией соседствовала с нашим домом. Чем не время бабушке начать жить своей жизнью? Уже тогда у нее возникла тотальная зависимость от привычного образа жизни.

Через год, адаптировавшись на работе, я поступила в аспирантуру престижного университета и начала писать кандидатскую диссертацию.

Таким образом, появилась обычная российская однополая семья, где бабушка выполняла роль мамы, а мама – роль папы. Я администрировала процессы: нанимала репетиторов, выбирала секции, но рутиной занималась моя мать. И в трагических событиях это сыграло немаловажную роль, ведь в сад, школу и поликлинику водила детей именно она, а меня за кадром не было видно. И в сухих юридических документах для суда появились справки – «ребенком занималась бабушка, мать в жизни детей не участвовала».

Из показаний репетитора, данных для суда:

“Я, ФИО,  являлась репетитором английского языка у детей ФИО.

Занятия проходили во вторник и четверг с 18.00 до 18.40 и  в среду и пятницу с 17.00. до 17.30. 

Я всегда общалась только с бабушкой детей, оплату за занятия производила она же. Маму детей видела два раза мельком. Все дополнительные вопросы по обучению детей я решала по телефону или в личной беседе с бабушкой. 

Домашнее задание у детей всегда было выполнено. Их мать успехами своих детей у меня не интересовалась. Девочке очень нравились занятия, мы учили стихи и песенки, но как только бабушку перестали пускать к внукам-занятия прекратились.

Бабушка всегда была внимательна и ласкова с детьми, производила очень приятное впечатление. У детей с бабушкой были очень теплые отношения. Было видно, что они друг друга любят и заботятся друг о друге”.

Занятия всегда оплачивала я, снимая каждый месяц десятки тысяч сотенными купюрами.

ЭСКАЛАЦИЯ КОНФЛИКТА

К тому времени угасшие отношения с отцом дочери распались. Я, погрузившись в профессиональную и научную деятельность, оказалась в потрясающем мире свободных людей. Моя жизнь заиграла новыми красками свиданий, романтики, восхищения. Но, как и всегда в моей жизни, очень недолго.

Я получила предложение выйти замуж через 5 месяцев. И надо сказать, что настолько родного мне по духу человека, я встретила впервые. Нам было очень комфортно вместе.

Мой избранник на 10 лет младше меня. Молод, красив, умен и без ума от меня. Наши отношения развивались постепенно, мы как будто вообще никуда не торопились, наслаждаясь периодом знакомства, дружбы, романтики, душевной близости.

Предыдущие отношения были патриархального уклада – всю финансовую нагрузку нес мужчина. Новые отношения с натяжкой можно назвать партнерскими, но в перспективе они должны были таковыми стать.

Муж учился, и его зарплаты хватало только на свои нужды.

Я, имея очень аскетичный уклад жизни, никогда не охотилась за финансами партнера. Мать же привыкла к “олл инклюзив”, поэтому резко отрицательно отнеслась к моим новым отношениям, и думаю, что в этот момент у неё обострились проблемы психики.

Но я была по-женски очень счастлива, а разве не этого хочет мать для своей дочери? Сейчас очевидно, что мать испытывала совершенно разные чувства, от банальной зависти до желания уничтожить.

В моем понимании, родители всегда на стороне ребенка – как может быть по-другому? Да, внутри семьи бывают конфликты. Но сломать жизнь – выше моих представлений о добре и зле, это сыграло со мной злую шутку. Я до последнего не верила, что мать сможет причинить вред мне и моим детям, отняв у них маму.

В психологии существует описание данного стереотипа мышления, когнитивного искажения. Мой мозг убедил меня, что мать никогда не навредит своему ребенку – на самом деле это неправда.

 Когда я решила выйти замуж в третий раз, моя мать категорично сказала, что я должна оставить ей детей, квартиру и уйти строить новую жизнь, новую семью. По знакомому сценарию.

Но я уже хорошо понимала, что мать не может воспитывать  подрастающих детей, – она их попросту уродует. И только я регулирую этот процесс. У нас полярно разные подходы к воспитанию. Об этом же впоследствии напишут “недоспециалисты” психолого-психиатрической экспертизы, которая будет нам назначена судом, после подачи исков об отобрании у меня детей.

Из психолого-психиатрической экспертизы:

“Мать и бабушка используют два противоречивых стиля воспитания, они находятся в остром межличностном конфликте. Они открыто выражают недовольство друг другом, руководствуясь «заботой о благе ребенка». Осознанное или неосознанное манипулятивное поведение обеих сторон негативно сказывается на психоэмоциональном состоянии ребенка, агрессивные высказывания, поведение близких людей в адрес друг друга, способствуют развитию у ребенка агрессивных тенденций, росту эмоционального напряжения”.

Надо отметить, что она идеальная няня для младенцев, дает то, что нужно в первый год жизни: много ласки, внимания, утрированный уход. А вот дальше, возможно, потому что когда-то в ее детстве или материнстве не было финансовых возможностей, мать отыгрывалась на моих детях: холодильник ломился от сладостей, булки и шоколадные батончики были в свободном доступе, порции детей были огромными.

Почему у меня возникла идея о том, что это последствия ее голодного детства? Потому что моя мать страдает сильнейшим расстройством пищевого поведения. Всю жизнь она набирает большой вес и потом скидывает его диетами или, после того как появилась возможность, – медикаментозно. Один из принимаемых ею препаратов имел побочки в виде деструктивного влияния на психику, возможно, это тоже сыграло свою роль в нашей истории.

Сыну на момент событий было 10 лет. Большую часть жизни он провел под влиянием мировоззрения бабушки.

Моя мать предупреждала, что, если не оставлю ей детей, она развернет войну. Но я все равно не ожидала, что она втянет в конфликт детей.