- -
- 100%
- +
Вера в прекрасное будущее, сомнения, страхи, поиски выгоды, чистый холодный расчёт и искреннее желание стать частью одной большой семьи – всё это, да и многое другое, переплелось в умах и сердцах селаринцев и ксавиронцев в день их первой настоящей встречи…
Событие, вещание которого осуществлялось на всю галактику Дипланетис. О, да, технически обе цивилизации уже могли посылать сигналы не только соседям. Подготовились ксавиронцы и селаринцы хорошо. Учли все возможные недочёты. Осуществили предварительные запуски. Исправили выявленные ошибки. Направили к месту встречи зонды и спутники, которые давали подробные сведения об обстановке в месте стыковки. Да-да-да, после некоторых споров о том, на какую планету и кто должен прибыть первым, было найдено компромиссное решение: состыковать два корабля на полпути от одной планеты к другой. Для этого летательные аппараты должны были стартовать синхронно с равной скоростью. Плавно приблизиться – и стыковаться…
Этот стык кораблей Ксавирона и Селарина должен был стать символом единения двух миров. В пустоте космоса, где звёзды Дипланетиса сияют холодным светом, два судна должны были соединить миры, столь близкие друг другу образом и подобием. Этот момент, запечатлённый в числах и сигналах, что неслись через пространство, был больше, чем механическое действие. Он олицетворял надежду: на то, что разумы, так долго разделённые расстоянием, но знавшие о существовании друг друга всё время своего существования и формирования, наконец-то смогут вступить в полноценный контакт. Это не светопередача. Не обмен радиоволновыми сообщениями. Не видеотрансляция (с постоянными артефактами на картинке). Это общение лицом к лицу. Это возможность смотреть в глаза собрату, возможность разглядеть в них более глубокое родство, чем обычное внешнее сходство. Конечно, в силу разности орбит по отношению к главной звезде галактики, из-за разности её влияния на планеты, имеющихся отличиях в климате и атмосфере и, наверное, ещё по каким-то причинам во внешнем виде ксавиронцев и селаринцев имелись отличия. Но они не были существенными. Они не бросались в глаза. И это было одним из доказательств, что обе цивилизации имеют один исток. И, возможно, высшая миссия тех, кому выпала честь первыми участвовать в этой встрече, и состояла в том, чтобы окончательно устранить между планетами все границы и различия, слившись в одну большую семью. Великое объединение (так позже назовут этот день) ознаменовало начало новой эпохи в развитии разумной жизни Дипланетиса. Все накопленные знания о мирах теперь соприкасались поистине – и это могло породить различные его комбинации: от восприятия квантовых флуктуаций в структуре кристаллического сознания до основных принципов волновой интерференции. И всё это должно было перемешаться – и привести к созданию чего-то инновационного… Ведь при слиянии ментальных матриц представителей обеих рас неизбежно должен был произойти резонанс, образующий собою некое поле, в котором и начнётся созревать новое общее понимание мироздания. И оно словно эхо и со скоростью мысли должно пройти по всему Дипланетису. И даже дальше…
Эхо понимания… Это отголосок разума среди звёзд, безмолвно шепчущих свои тайны. Это не просто мысль, родившаяся в одиночестве какого-то существа, но волна, что распространяется через пространство и время, касаясь других миров, других умов. Представьте: разум, будь то на Ксавироне, Селарине или далёкой Земле, рождает идею –простую, как число, или сложную, как природа света. Эта идея, подобно радиоволне, покидает своего создателя и уносится в бездну, где звёзды и пустота становятся её проводниками. Но эхо понимания – это не просто передача. Это момент, когда другой разум, быть может, через парсеки или эпохи, улавливает эту волну и отвечает, добавляя свой голос к хору Вселенной. Это мечта, мечта о единстве. Каждый акт познания, каждая формула, открытая в пылу вычислений, каждый взгляд в небо – это часть целого, что связывает все формы жизни. На кораблях, которым суждено было слиться в один большой высокотехнологичный механизм, эхо понимания могло бы проявиться в миг, когда ксавиронский инженер и селаринский философ, разделённые пропастью культур, вдруг осознают, что их числа и их мечты говорят об одном – о стремлении выйти за пределы своего мира. Но в этом эхе есть и хрупкость: что, если волна исказится, дойдя до другого, и вместо гармонии породит шум? Или если разумы, слишком разные, не услышат друг друга, и эхо затеряется в пустоте? Вселенная – это не только материя, но и мысль, и эхо понимания – её дыхание, которое может объединить миры или напомнить, как далеко они друг от друга. Это зов, что звучит в каждом из нас, когда мы смотрим на звёзды, спрашивая: кто там, и услышат ли они нас?..
Не многим мирам повезло так, как селаринцам и ксавиронцам. Они словно созданы были для этого момента, который стал для них точкой невозврата в эволюции разума, когда количество наконец перешло в качество, и зародилось нечто большее, чем просто сумма двух цивилизаций. Случился самый настоящий Великий Синтез, открывающий путь к пониманию фундаментальных законов Вселенной, недоступных для одиночного разума. Ведь наконец-то два народа, чьи пути веками расходились, могли найти общую точку в бесконечности космоса. Для Ксавирона этот союз означал шанс найти новые высоты собственной мощи: их мир, привыкший к прямым решениям и твёрдым структурам, мог обрести новую глубину, впитав селаринский взгляд, где каждая деталь вплеталась в единое. Это был не просто стык металла, но возможность для ксавиронцев увидеть, как их технологии, способные двигать горы, могут стать частью чего-то большего – системы, где эффективность сочетается с равновесием. Для Селарина же этот момент был шагом к расширению границ: их культура, ценящая тонкость и взаимосвязь, могла вдохновиться ксавиронской решимостью, позволяющей брать на себя риски ради прогресса. Стыковка обещала им не только новые знания, но и смелость мечтать о звёздах за пределами их орбиты. А в диалоге культур, где ксавиронские традиции быстрых решений встретятся с селаринским искусством видеть целое в частном, мог произойти удивительный симбиоз миров…
И всё же, в этом символе единения крылись вопросы, что волновали обе планеты. Что, если союз, столь желанный, приведёт к утрате того, что делало их непохожими? Для Ксавирона – риск смягчить свою твёрдость, для Селарина – опасность утратить хрупкую гармонию. Этот стык, такой простой в своей механике, нёс в себе груз надежд и страхов: станет ли он мостом, по которому идеи потекут свободно, или границей, где различия столкнутся, как астероиды в пустоте?..
В миг, когда корабли замерли, готовые соединиться, космос, казалось, ждал, какой след оставит это соприкосновение в истории двух миров…
ГЛАВА ШЕСТАЯ: Перв
ая коммуникация
На самом деле это было не первое общение между Ксавироном и Селарином. Они же вели переговоры уже давно. Но это был первый контакт, когда их не разделяло расстояние. Теперь они сидели за одним столом – и могли говорить без помех. Тысячи лет упорного труда, направленного на сближение двух миров, завершается триумфом прогрессивной мысли, создавшей высокие технологии возможностей. С придыханием и замиранием сердец жители обеих планет наблюдали, как их корабли медленно, плывя в пространстве, готовились слиться воедино…
Ксавиронский корабль, чьи двигатели гудели от энергии аномалий, нёс в себе дух народа, привыкшего к чёткости и силе; его системы были настроены на мгновенные реакции, а экипаж, возможно, уже мысленно просчитывал каждый манёвр. Селаринское же судно, скользящее с почти неуловимой грацией, казалось продолжением их философии: каждый его изгиб был рассчитан так, чтобы гармонировать с потоками Вселенной. Что могло родиться из этого соприкосновения? Быть может, обмен технологиями, когда ксавиронская мощь соединится с селаринской точностью, поможет создать машины, способные пересечь галактики. Да, оба мира могли дать импульс развития друг для друга. И в тот день это стало реальностью, к которой так долго они стремились вместе…
Два космических корабля, по обшивкам которых разливался свет главной звезды галактики Дипланетис, – одно массивное, с чёткими гранями, другое текучее, будто выточенное из звёздного эфира – застыли на пороге сближения. Мы не знаем точно, сколько, но их безусловно было очень много – тех, кто так же замер в это мгновение перед трансляционными экранами в ожидании эпохального события. Все на долю секунды перестали дышать. И члены экипажей кораблей, и те, кто следил за ними с планет. Вот-вот случится это соприкосновение миров – и эффективность наконец-то сольётся с равновесием во что-то новое и небывалое…
Ещё немного – и случится стыковка. Ещё несколько мгновений… И вот, когда этот момент настал, спутники, что вели видеопередачу, показали, что смыкание шлюзов пошло как-то не так. Некоторым даже показалось, что они услышали резкий удар и скрежет металла (хотя в безвоздушном пространстве звук, мягко говоря, плохо распространяется). Толчок ощутили оба экипажа – и на корабле с Ксавирона, и с Селарина. Да, инженеры-проектировщики двух миров предупреждали о возможных проблемах. Системы одного звездолёта могли не совпасть с другим – и тогда их скрепление стало бы невозможным. Мог случиться сбой, равносильный катастрофе. Ведь при испытаниях беспилотных космических аппаратов поначалу происходили аварии. И чтобы они не повторялись – искать решения таких трудностей пришлось долго, очень долго… И когда конструктивно был найден выход, который бы обезопасил оба корабля, на Ксавироне стали чересчур подозрительно относиться к предложениям Селарина сделать их летательные аппараты полностью идентичными в плане внутреннего устройства. Ксавиронцам не понравилось это из-за соображений безопасности. Вдруг кто-то с другой планеты решит захватить их судно? Эти подозрения озвучивались вслух при дискуссиях. На что селаринцы отвечали, что могут опасаться того же самого – ведь их системы будут идентичными. И если есть такие подозрения, то Селарин готов проявить максимальную открытость благих намерений. Они показали своим соседям весь свой корабль; показали, что нет никакой хитрости и злого умысла; что все, кто летит, будут безоружны. На Ксавироне сделали вид, что поверили, но сами не стали сбрасывать со счетов, что видеосообщение с Селарина могло быть и поддельным. Поэтому заверив соседей, что они удовлетворены и не прячут в душах своих потаённого, всё же собрали делегацию большей своей частью из профессиональных военных, которые могли бы и в рукопашную оказать достойное сопротивление. Собственно, уже многие лета на Ксавироне общение с собратьями по галактике находилось под управлением военных. На Селарине это прекрасно знали – и намеревались всеми своими действиями доказать им собственную миролюбивость и приверженность к добрососедским отношениям. Поэтому, когда при стыковке случилась некоторая заминка, на обоих кораблях внутренне напрягся каждый делегат. И лишь техноархеолог Вейл с Селарина сохранял невозмутимое спокойствие. Одним своим видом он успокоил своих коллег. Он лишь скромно улыбнулся – и тут же случилось соединение кораблей. Наконец-то они сомкнули свои шлюзы. Глухой лязг магнитных захватов, за которым последовала тишина, возвестил: два мира, веками не имевшие шанса повидаться, теперь соединены. Ксавиронский корабль, массивный, с поверхностью, исчерченной следами аномальных энергий, и селаринское судно, чей корпус переливался, будто сотканный из жидкого света, застыли как единое целое.
Обе планеты радостно встретили это!..
На кораблях же было не до веселья. Все сосредоточенно готовились к встрече. После откачки вредных космических примесей, которые могли попасть в шлюзовые камеры, после их дезинфекции – всё наконец-то было готово…
Ксавиронцы и селаринцы заняли места перед дверьми, которые вот-вот откроются синхронно. По согласованному церемониалу, главы делегаций должны были вместе войти в переходную камеру, дойти друг до друга и поприветствовать. Далее, по протоколу, принимающей стороной становился корабль с Ксавирона, на который следовало взойти гостям с Селарина…
В переходном шлюзе воздух дрожал от работы систем стабилизации низким, пульсирующим звуком. Видимо, таким и должен быть баланс между двумя кораблями. Этот гул был не просто фоном, но живой силой, пронизывающей пространство. Он рождался из синхронизированных импульсов ксавиронских генераторов, чьи ритмичные толчки напоминали биение механического сердца, и селаринских резонаторов, добавлявших высокий, почти музыкальный тон, похожий на свист далёкого ветра. Для ксавиронской делегации, привыкшей к тяжёлому рёву их машин, что дробили породу в недрах планеты, этот звук был странно мягким, почти тревожным – словно их собственные технологии, столкнувшись с чужими, заговорили на незнакомом языке. Селаринцы, чьи уши были настроены на тонкие вибрации кристаллических структур, улавливали в этом шуме непривычную грубость, как если бы их мирное течение энергии вдруг обрело вес и плотность. Этот звук, ни ксавиронский, ни селаринский, а рождённый их союзом, стал первым намёком на то, что их миры уже меняются. В шлюзе, освещённом холодным светом, ксавиронский командующий в боевой броне и селаринский лидер в мерцающих одеждах шагнули навстречу друг другу, а гул, словно невидимый свидетель, обволакивал их, напоминая: их встреча – не просто жест, но столкновение двух реальностей. Каждый из них, возможно, чувствовал, как этот звук вибрирует в груди, предвещая и величие, и риск того, что ждало их впереди. За их спинами экипажи молчали, а системы продолжали петь свою странную песню – гимн единства, ещё не понятый, но уже начавшийся…
Итак, с ксавиронской стороны выступил командующий в строгом экзокостюме, чьи линии повторяли угловатую мощь их технологий, а глаза, видимые через прозрачный щиток шлема, горели решимостью, закалённой в суровых реалиях родного мира. Глава селаринской делегации, напротив, двигался с плавной уверенностью, его одеяние из полупрозрачных волокон мерцало оттенками глубокого космоса в такт дыханию, а лицо, лишённое резких черт, казалось отражением философии целостности. Шлюз, стерильный и холодный, стал ареной, где Вселенная, казалось, на миг остановилась.
Техноархеолог Вейл с Селарина и командующий Латор с Ксавирона стали первыми представителями своих цивилизаций, которые посмотрели друг другу в глаза на расстоянии вытянутой руки. Они несколько секунд не отрывали друг от друга взгляда. Каждый рассматривал оппонента. Вейл выглядел миролюбиво и утончённо рядом с могучей фигурой Латора. Струящееся вокруг селаринского делегата одеяние, светящееся то сапфировой синевой далёких туманностей, то серебристыми искрами звёздных скоплений, выглядело словно живое. Волокна, из которых были созданы одежды не только Вейла, но и всех членов его команды, состояли из минералов, что добывали в хрустальных недрах Селарина. Они не просто украшали, но точно жили в гармонии с носителем: они слегка колыхались, улавливая малейшие колебания воздуха, и переливались в ритм движений Вейла, будто отражая ход его мыслей. Одеяние не имело чётких краёв – оно растворялось в пространстве, создавая иллюзию, что фигура Вейла парит на грани реальности. Тонкие нити, вплетённые в ткань, пульсировали мягким светом, образуя узоры, напоминающие созвездия, которые селаринцы изучали веками. Эти линии, едва заметные, были не просто декором, а проводниками энергии, связывавшими костюм с миниатюрными устройствами, встроенными в его структуру. На груди, где ткань чуть уплотнялась, сверкал центральный элемент – кристалл, огранённый с изящной изысканностью, который, по слухам, мог хранить целые архивы данных или усиливать сигналы, посылаемые в космос. Лицо Вейла, открытое, без шлема, казалось выточенным из того же материала, что и его мир: гладкое, с мягкими чертами, оно излучало спокойствие, а глаза, глубокие и тёмные, словно вбирали в себя свет шлюза. Он был очень спокоен. Каждый его жест, от лёгкого наклона головы до шага вперёд, был текучим и ровным, и казался частью замысла, где нет случайностей. В этом одеянии Вейл был не просто главой делегации, но живой демонстрацией Селарина – мира, где технология и природа сливались в единое гармоничное целое…
Латор, представитель Ксавирона, в своём экзокостюме, с виду казавшимся неповоротливым, смотрелся как-то скованно. Несомненно, это облачение было технологичным и функциональным. Он был выкован из тёмного сплава, отполированного до зеркального блеска. Его словно высекли из цельного куска самого прочного в галактике металла. Чёткие геометрические линии экзокостюма, острые, как лезвия, подчёркивали суровую эстетику мира, где всё подчинено силе и точности. Плечи были усилены массивными пластинами, похожими на острые выступы горных хребтов Ксавирона, а грудная секция, сегментированная и слегка выпуклая, напоминала броню древнего механизма, способного выдержать напор самых сильных бурь. По суставам, где подвижность была ключевой, тянулись тонкие, но прочные сочленения, испещрённые гравировкой числовых кодов – символов ксавиронской веры в математику как основу мироздания. На поясе и предплечьях мерцали встроенные панели, испускавшие слабый багровый свет, – индикаторы энергии, что питала костюм, черпая её из миниатюрной батареи, спрятанной в спинной секции. Шлем, венчавший образ Латора, был столь же внушителен: его прямолинейный дизайн с узким забралом из прозрачного композита, усиленного силовыми полями, позволял видеть лишь глаза командующего. По бокам шлема тянулись антенны, улавливающие сигналы, а на затылке – гребень, напоминающий о боевых традициях Ксавирона, где лидеры были и воинами, и инженерами. Костюм, несмотря на свою тяжесть, двигался с Латором как вторая кожа, каждый шаг сопровождался едва слышными звуками сервоприводов, что подчёркивало его мощь. В этом облачении Латор был полной противоположностью Вейлу. Если в образе селаринца проглядывало что-то лёгкое и естественное, единое в своей сути, то Латор демонстрировал готовность к борьбе и преодолению. Мир Ксавирона всё же был суровее мира Селарина – отсюда и такое отличие во внешнем виде посланников…
Что ж, весь процесс встречи был прописан заранее и одобрен на обеих планетах. Долго рассматривать представителя иного мира было некогда. Надо продолжать церемонию. Как известно, за тысячи лет, за которые развивалась коммуникация между планетами, учёные сумели выработать универсальный язык общения для более точного и быстрого понимания и передачи информации. Все лица, причастные к событию, знали этот язык. Поэтому договорились ещё при планировании встречи, что делегаты будут общаться на нём. Однако селаринцы решили немного удивить собратьев…
Когда Латор первым взял приветственное слово на универсальном языке, Вейл сразу понял, что такая форма общения даётся ксавиронцу трудно. И дабы не случилось лишней заминки, он попросил Латора говорить на родном для того языке.
– Но поймут ли меня другие? – тихо спросил удивлённый командующий, всё ещё не снявший шлема.
– Поверьте, мы вас поймём, – ответил Вейл, покрутив кристалл у груди. – Это не просто украшение, а прибор, с помощью которого мы можем понимать любой язык в нашей галактике. Я потом вам объясню всё. Давайте продолжим….
Латор слегка смутился, но шлем хорошо скрыл его эмоции. И раз гость просит говорить на общексавиронском – то пусть будет так. Хотя это уже было нарушением протокола торжества. И командующему не нравилось, что процесс отбивается от графика и начинает выходить из-под контроля. Но этот универсальный технический язык, неестественный, искусственный, понятный только узкому кругу мудрецов, для него, человека военного, был сложен. Он его, конечно, знал, но выражаться правильно на нём ему было сложно. Поэтому, поддавшись доброй интонации речи Вейла, для которого трудностей в общении не имелось, Латор продолжил на государственном языке своего мира.
Он волновался – и поэтому говорил отрывисто. Но так как никто не знал, как этот ксавиронец ведёт себя в менее официальной обстановке, то всем, особенно на Селарине, показалось, что так и должно быть. Даже на его родной планете не обратили внимание на манеру речи Латора. Самое главное, что он произнёс правильные вещи, которые ему было велело озвучить в приветствии. Он говорил о великом труде, который осилили оба мира на пути к «долгожданной встрече», о прочности нового союза и о том, как их технологии послужат их общему делу. Селаринец, учтиво выслушав Латора, поклонился и молвил ответное слово. Он сказал, что сегодня наконец-то реализуется главный гармоничный принцип развития Вселенной (оба мира уже знали, что за пределами их галактики есть и другие), что их связь была неизбежной, их миры когда-то должны были соединиться – и этот момент настал…
Между ними, в этом узком пространстве, висело напряжение – не враждебное, но осязаемое, как ток, что пробегает перед грозой. Каждый жест, каждый взгляд был попыткой понять: кто перед ними? Союзник, чьи идеи укрепят их мир, или чужак, чья непохожесть станет вызовом? Свет в шлюзе, отражённый от стен, играл на их фигурах. И в этот миг два представителя обитаемых миров галактики стояли на пороге её объединения. За их спинами, в глубине кораблей, экипажи ждали, а системы записывали этот момент, который был первой строкой новой истории двух миров…
Вот таким стало первое живое общение Ксавирона и Селарина.
Далее Латор пригласил Вейла и его команду на свой корабль, чтобы там продолжить церемонию.
Таков был регламент – и его требовалось соблюсти.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ: Торжественный приём на ксавиронском корабле
Следующим этапом этой самой настоящей космической церемонии был обед (так было прописано) на борту ксавиронсокого крейсера. Данную процедуру также передавали на обе планеты. Представители двух миров должны были сесть за большой стол. Хозяевам встречи полагалось поблагодарить гостей за то, что те согласились к ним прийти, а гости, в свою очередь, должны были сказать, что для них это великая честь. Потом бы они вкусили угощений, после чего произнесли бы ещё несколько пафосных речей. Ну, а потом бы уже пообщались более неформально и без присмотра трансляционных машин. Всё-таки событие событием, а какие-то важные государственные сведения должны были остаться только между членами делегаций двух планет. Но пока не будет завешена вся протокольная часть встречи – думать об этом ещё рано. Сначала надо попасть на соседний корабль…
Шлюз, соединявший два корабля, издал шипение, и его створки разошлись, открывая путь на ксавиронскую сторону. Согласно заранее обговоренному соглашению, проход на селаринское судно оставались охранять грозные воины Ксавирона. Латор, в сверкающем угловатыми линиями экзокостюме, голосом, усиленным шлемом – и звучавшим из-за этого металлическим эхом, с твёрдой уверенностью отдал приказ своим подчинённым ценою собственной жизни охранять корабль гостей от любых посягательств. Эти слова производили соответствующее впечатление. Точнее та манера и интонация, с которой их произнёс Латор. Селаринцы, сопровождавшие Вейла, даже невольно вздрогнули, но виду, что их что-то испугало не подали. Нельзя было проявлять слабости в такую важную для галактики минуту.
Члены экипажа корабля с Ксавирона расступились по сторонам. Латор также сделал пару шагов назад, чуть склонив голову, уступая селаринцам право вступить на свой корабль, чтобы продолжить торжественную часть встречи. И вот через несколько мгновений делегация Селарина, ведомая Вейлом, уже шагала по коридорам ксавиронского крейсера, и сердца гостей с другой планеты беспокойно трепетали от смеси волнения и веры…
Переход на ксавиронский корабль был для селаринцев словно шаг в иную реальность. Коридор, холодный и стерильный, был выкован из тёмного сплава, его стены, лишённые изгибов, резали глаз своей строгой геометрией. Для селаринцев, привыкших к текучим формам и мягкому сиянию их флагмана, эта суровая прямолинейность казалась почти враждебной – как будто сам корабль был высечен из непреклонной воли Ксавирона. Селаринские одеяния, лёгкие и переливающиеся, казались неуместными в этом мире острых углов, и каждый шаг отзывался слабым эхом, что усиливало их тревогу. Соприкосновение с новым миром, где всё подчинено силе и порядку, вызывал в умах делегатов с Селарина сомнения. Вдруг их взгляд на мир, несмотря на тысячи циклов общения, окажется не просто непонятым, но совершенно неприемлемым?.. Опасения, подобно теням, шептались в их мыслях: вдруг их технологии, такие хрупкие, не найдут отклика у ксавиронцев? Вдруг их слова, даже переведённые, утратят смысл, столкнувшись с чужим мировоззрением?..
Ксавиронцы, встречавшие гостей у входа в ту часть корабля, которую мы бы могли назвать кают-компания (а это она и была), только усиливали это чувство. Их экзокостюмы, массивные, с резкими очертаниями и тёмно-красными индикаторами, внушали невольный страх. Фигуры в этих доспехах, похожие на ожившие машины, двигались с механической точностью, а их лица, скрытые за забралами, казались лишёнными тепла. Для селаринцев, чья культура ценила открытость и гармонию, ксавиронцы выглядели пугающе нерадушными, словно стражи, а не союзники. Их присутствие, их тяжёлые шаги, отдающиеся в палубе, словно предупреждали: этот мир не прощает слабости. И всё же, несмотря на эти страхи, селаринцы цеплялись за веру. Вейл, шедший впереди, слегка касался пальцами своего кристалла на груди, будто черпая в нём уверенность. Он и его спутники верили: если два мира смогли построить корабли, способные встретиться в пустоте, то и разумы их смогут преодолеть эту пропасть. Они видели в ксавиронцах не угрозу, а возможность – их сила могла стать опорой, их порядок – основой для общего будущего. Селаринцы, хоть и смущённые строгостью линий и суровостью внешнего вида хозяев, не теряли надежды. Они знали: дружба, как и их технологии, требует времени и усилий, и если оба народа будут стремиться к пониманию, то даже самые острые углы можно сгладить совместным трудом. А уж его, этого самого труда, у них накопилось довольно большое количество. И сейчас эти горы должны перерасти в иной вид взаимодействия…