- -
- 100%
- +
Но мальчик всегда тянется к темно-зеленому альбому, и этот раз не становится исключением. Ему нравится смотреть на фотографии мамы, сделанные в его возрасте, и отмечать, насколько они похожи друг на друга. Они действительно были похожи: в детстве ее волосы непослушно завивались, как у самого Ремси, и только, уже будучи взрослой, мама стала каждый день выпрямлять их, не желая мириться с природными кудрями.
– Расскажи мне еще раз, как познакомились мама с папой, пожалуйста, – просит мальчик бабушку, тыкая в один из снимков, где запечатлены Джейн в бордовом платье и Майкл в коричневом костюме.
– Ты эту историю уже лучше меня знаешь!
– Ну расскажи, пожалуйста. У тебя всегда лучше получается.
Бабуля Линн смотрит на фотографию и поджимает губы.
– В тот год твоя мама часто ездила в Лондон. Она мечтала попробовать на вкус взрослую жизнь и поступить там в университет, хотя я говорила ей, что это плохая затея, что она еще не готова.
Ремси вспоминает другую фотокарточку – самую, по его мнению, красивую из всех имеющихся в этих альбомах. На ней его мама с широкой улыбкой на губах, в короткой юбке и теплом плаще стоит под дождем перед аркой одного из лондонских университетов. Мальчик знает, что фото было сделано до того, как она встретила его отца, но он не помнит, что это был за университет и какая эмблема была изображена на замковом камне позади. Но это был не Университет Права. Точно нет… Или да? Этот мелкий факт стерся из памяти Ремси, и сколько бы он ни пытался вспомнить, у него не получалось. А еще он нигде не мог найти ту фотографию – ни в одном из бабушкиных альбомов ее не было, хотя мальчик мог поклясться, что раньше она была вклеена именно в темно-зеленый.
– Но она меня не слушала, – продолжает бабуля Линн, – подростки вообще редко слушают своих родителей. Однако в конце июля Кейт, подруга твоей мамы, повела ее на танцы, где они с твоим папой и познакомились. Они очень быстро нашли общий язык и влюбились друг в друга.
– И мама не поехала в Лондон ради папы?
– Да, дорогой, он смог уговорить ее остаться в Уэльсе. Они так сильно полюбили друг друга, что не могли даже и думать о том, чтобы проводить время порознь. Потом они решили переехать в Истборн, где сейчас живешь ты, из-за его благоприятного морского климата. Там твоя мама закончила с отличием Университет Права, они сыграли красивую свадьбу, после чего и родился ты.
Эта история кажется Ремси очень трогательной и романтичной, но он как будто чувствует в ней подвох и несостыковки, которые пока не может уловить и объяснить.
– Мама пожертвовала своей учебой, чтобы быть с папой?
– Дорогой, что за глупости ты говоришь! Она ничем не жертвовала – твой папа, наоборот, направил ее на верный путь, за что я ему очень благодарна. Юриспруденция – великое и благородное дело.
– А папа где-то учился?
– Он как раз защитил свою магистерскую диссертацию по английской литературе, когда они познакомились. Твой папа был и остается очень начитанным и грамотным человеком, настоящий алмаз!
Вот маме повезло с ним, думает Ремси.
Потом он берет в руки другой альбом, самый старый, и бабушка ударяется в воспоминания о своих детских годах, а мальчик завороженно ловит каждую букву и не смеет перебивать, чтобы не разорвать нить повествования, которое старушка так аккуратно выводит в словесную картину перед собой. Одной чуть дрожащей рука водит по снимкам и переворачивает страницы, в то время как другой обнимает рядом сидящего внука.
Зигги лежит около открытой задней двери и, довольно высунув язык, нежится в лучах заходящего августовского солнца.
– Мне надо проверить булочки, дорогой, – спустя время говорит бабуля Линн. – А то мы же не хотим, чтобы они поджарились.
С этими словами она откладывает альбом и неспешной походкой направляется на кухню, а Ремси в этот момент вскакивает с дивана, чтобы перевернуть затихшую пластинку. Гостиную вновь окутывают мелодии Boney M., и ноги мальчика непроизвольно пускаются в пляс. Подхватив ритм и заскользив по деревянному полу в своих ярких носках, Ремси отдается музыке и влетающему в дверь теплому ветру.
– Дорогой, все готово, – окликает его бабушка. – Иди, я налила чай.
И мальчик, не сбавляя темпа, устремляется на кухню.
– Вижу, тебе пришлись по вкусу мои музыкальные предпочтения, – смеется бабуля Линн.
– Мне они всегда нравились! – восклицает Ремси и отхлебывает немного чая.
– Рада слышать, дорогой. Вот, держи, ешь.
Они проводят около получаса в компании друг друга, сконов со смородиной и чая с молоком. Ремси рассуждает о том, чем займется завтра: можно вместе с Зигги прогуляться до озера Падарн, если будет стоять хорошая погода, а если неожиданно пойдет дождь, то они с бабушкой останутся дома и будут вместе смотреть телевизор.
– Ты помовеф мне ш шарфом? – просит мальчик.
– Не разговаривай с набитым ртом, дорогой, это неприлично.
– Прости, – Ремси проглатывает булочку и запивает ее чаем. – Так поможешь? Пожалуйста. А то у меня не очень хорошо получается.
– Помогу, – кивает старушка.
– Но мне вообще кажется, что вязание – это не мое, – резко выдает мальчик, опустив голову.
– Дорогой, ни у кого не получается сделать что-то хорошо с первого раза, поэтому мы и учимся.
– Никто из моих знакомых подобным не занимается… А когда я поделился с мамой о том, что хочу связать ей шарфик на Рождество, она сказала… ну, я не помню дословно («Господи, это самое бесполезное занятие, которое только можно придумать»), но, в общем, она не захотела, чтобы я ей его вязал.
– Но тебе-то самому нравится вязать?
– Да… нет… я не знаю. Может, и не нравится.
– Ремси, дорогой, не думай о том, что говорят другие. Если тебе действительно нравится то, чем ты занимаешься, рано или поздно найдется человек, который разделит твою страсть. Но пока этого не произошло, ни в коем случае не переставай заниматься тем, что приносит тебе удовольствие только потому, что кто-то сказал что-то неприятное, – старушка бережно приподнимает подбородок внука своей обветренной морщинистой рукой и замечает на румяной щеке застывшую дорожку слез. – Запомни: если очень сильно захочешь, то сможешь достигнуть всего в этом мире, а я буду рядом, чтобы тебя поддержать.
Только бабушка могла понять его искренние чувства и желания – те, о которых он никогда никому не рассказывал и которые прятал в глубинах своей души, подальше от посторонних глаз и насмешек.
***
Ремси было десять, когда она умерла.
Это случилось в середине учебного года, и он всегда будет помнить тот день: тогда в Истборне бушевал шторм, один из сильнейших за последние годы: темно-свинцовое море вышло из берегов и затопило немалую часть прибрежных строений, ветер сносил все, что попадалось ему на пути, вырывал с корнями деревья и валил с ног тех неудачливых прохожих, которым не посчастливилось вовремя попасть домой. Дождь не переставая барабанил по крышам, молния своими зигзагами рассекала затянутое тучами небо, а следовавший за ней гром содрогал его.
Казалось, Истборн скорбел вместе с Ремси, который несколько дней отказывался выходить из своей комнаты, несмотря на все уговоры и предупреждения отца. Джейн в то время мальчик не видел, она не приходила к нему, и он понятия не имел, где и как она провела те дни. Даже с двулетним Оскаром сидел отец. Иногда Ремси представлял, что в тот вечер, после того как позвонили соседи бабушки, Джейн выбежала на улицу, и ее вместе с болью подхватил и унес в безопасное место ветер. Но четыре дня спустя, впервые столкнувшись в коридоре с матерью, выглядевшей, как обычно, с иголочки, без намека на ночные истерики в стальном взгляде, которые случались у мальчика, он понял, что, вероятно, ошибся.
Он помнил, как Джейн напрочь отказалась даже выслушивать идею о том, чтобы приютить беднягу Зигги, из-за чего по итогу о нем позаботились те же соседи, что и сообщили семье Линн прискорбную новость.
Наверное, в тот год Ремси бы сошел с ума, если бы через месяц к ним в школу не перевелась новенькая девочка, чья семья переехала из Бристоля. Они с Морой были совершенно непохожи и особо не пытались найти общий язык. Однако после одного происшествия на физкультуре, все изменилось, и первоначальное равнодушие стало медленно, но верно перерастать в крепкую дружбу. Поначалу они просто делились какими-то историями и болтали о разных телевизионных шоу, но чем больше времени дети проводили вместе (а сделать это было еще проще, если живете на одной улице), тем надежнее становились их не всегда идеальные отношения. Но Ремси и не нуждался в идеальности, ему вполне хватало того, что у него было – лучшая подруга, которая могла завязать диалог на любую тему и разделяла его любовь к творчеству.
«Наконец-то закончили в этом проклятом саду, я не чувствую ни рук, ни ног, это просто кошмар» – такое сообщение Ремси отправил Море около часа дня.
Они как раз собирали инвентарь и стулья, чтобы отнести все обратно в гараж. Клумбы были прополоты и политы, и парень надеялся, что до конца лета он больше ни разу к ним не притронется.
Солнце уже успело скрыться за набежавшими облаками.
– Хорошо, – Джейн отряхнула грязные перчатки и тыльной стороной ладони стерла несколько выступивших на лбу капель пота.
Это слово не служило похвалой – лишь констатацией факта, что работа завершена.
– Теперь цветы будут радовать нас, – мать очень осторожно провела кончиком пальца по лепестку пиона. – Иди умойся и будем обедать, а потом поедем в магазин.
Ремси подумал, что сейчас, вероятно, был лучший момент для вопроса, который он хотел, но пока не осмеливался задать. Примерно взвесив свои силы, он понял, что не сможет погрузиться в математику с головой, если они все сейчас поедут в супермаркет, где проведут ближайшие часа два, не меньше. Хотелось пообедать, немного передохнуть и вернуться к ненавистному предмету, однако подобный вариант исхода событий был маловероятен. Но юноша все же решил рискнуть.
– Мам, – обратился он к Джейн, когда та направилась в сторону гаража.
Женщина обернулась, вопросительно взглянув на сына.
– Могу я не ехать с вами в магазин?
– Это почему?
– Я бы хотел еще позаниматься, завтра все-таки финальный экзамен.
– Но ты же подготовился, – казалось, она с ним играла.
– Да, но ты сама всегда говоришь: нет предела совершенству. Думаю, мне надо еще немного посидеть над парой геометрических задач.
– В таком случае у тебя будет время посидеть над ними после того, как мы вернемся.
– Пожалуйста, мам, это финальный экзамен, я не могу его завалить.
– Так не завали. У тебя было предостаточно времени для подготовки. Ты посещал дополнительные занятия, консультировался с учительницей, писал пробные экзамены, разве не так?
– Так, – кивнул Ремси, однако понадеялся еще раз попытать удачу. – Но для математики мне все равно требуется больше времени – я же гуманитарий, как ты и папа.
– В какого же тогда своим математическим складом ума пошел твой брат? – лишь хмыкнула Джейн. – Может, он поможет тебе с подготовкой?
Парень промолчал.
– Если ты не готов к экзамену, Ремси—
– Я готов.
– Не перебивай меня, – одернула юношу мать. – Если ты не готов к экзамену, дополнительные три часа не дадут тебе ровным счетом ничего. Однако если ты готов, то эти три часа тебе просто не нужны. Иди умойся и спускайся обедать, после этого мы все вместе поедем в магазин.
Ремси пришлось сдержаться, чтобы со всей силой не хлопнуть дверью ванной комнаты. Закрывшись на щеколду, он открыл кран с холодной водой.
Хотелось кричать от только что произошедшей ситуации. Его ли это вина? Возможно. Хотя? Нет. Он не чувствовал себя виноватым ни перед кем. В представлении Ремси виноватой была только Джейн. Причем во всем.
Почему она не могла просто разрешить? Ну да, это же великая Джейн Гарриет Линн – все всегда должно быть так, как хочет она, и плевать на всех остальных! Если я завалю этот чертов экзамен, то в августе мне конец. И ведь она будет припоминать мне это до конца дней, вот только непонятно, ее или моих – кто откинется раньше? Дерьмо, дерьмо, ДЕРЬМО!
Юношу трясло от несправедливости и садистского желания матери преподать ему «жизненный урок» – она с ним играла, без сомнений, словно ястреб, наблюдавший за загнанным в угол котенком и готовящийся устроить трапезу. Она упивалась своей властью, а Ремси не оставалось ничего, кроме как смиренно подчиняться. Из раза в раз. Каждый день. Всю свою жизнь.
Попытался глубоко вздохнуть, но злость перехватывала дыхание.
Ремси не умел контролировать гнев и направлять его в «правильную» сторону. Зато он думал, что умел его «преобразовывать», и чтобы не мучиться от боли психологической, парень причинял себе боль физическую. Так он поступил и в этот раз.
Стянув с себя штаны и бросив их на пол, Ремси открыл навесной шкафчик и потянулся за отцовской бритвой. Сильнее пустив воду в попытке заглушить собственное рваное дыхание, юноша провел ладонью по испещренному мелкими шрамами бедру: большинству из них было уже несколько лет. Это неправильно. Комната поплыла перед глазами. Я не должен этого делать. Вцепился рукой в край ванны, чтобы не упасть. А кого это вообще волнует? Сжал в пальцах холодный металл. Это она во всем виновата. Быстрым движением сделал то, чем занимался уже на протяжении нескольких лет – «преобразовал» гнев.
Глава 3. Игра по заданным правилам
Через несколько минут из коридора раздался голос Оскара:
– Папа зовет обедать!
Ремси казалось, что прошло минут сорок. Он стоял, опершись руками о раковину, и глядел на себя в зеркало. Непослушные темные волосы торчали в разные стороны, а карие глаза отстраненно изучали лицо в отражении. Гнев ушел, его место заняла отчужденность. Бедро болело, но парень уже успел обработать порез и заклеить место пластырем. Завернув лезвие в несколько слоев туалетной бумаги, он закрыл кран и вышел из комнаты.
– Ты включаешь такой сильный напор воды, что аж на первом этаже слышно, – прокомментировала Джейн, когда ее старший сын уселся за стол. – Будь экономнее. Ты знаешь, сколько мы тратим на воду? И почему ты не переоделся? Кто обедает в той же одежде, в которой десять минут назад копался в земле?
– Ты сказала умыться и идти обедать.
– А своих мозгов додуматься переодеться у тебя, конечно, нет?
– Я могу сходить переодеться, – тон Ремси был ровным. На самом деле в тот момент юноше было абсолютно плевать на то, что говорила Джейн.
– Уж будь так добр, – женщина отвернулась, чтобы помочь Оскару с тушеными бобами, а Ремси встал из-за стола. – Но учти, если ты таким образом откладываешь нашу поездку в магазин, то мы все равно туда поедем, только вернемся позднее.
Поднявшись в спальню, Ремси про себя отметил, что, вероятно, к вечеру погода совсем испортится, поэтому он сменил запачканные штаны и футболку на свежие джинсы и легкий свитер и спустился назад на кухню.
Воскресный обед, приготовленный отцом, состоял из ростбифа, жареного картофеля, моркови, бобов и йоркширского пудинга. Семья отобедала молча, после чего все ее члены отправились в супермаркет, расположенный в нескольких кварталах от их дома, чтобы закупить продуктов на следующую неделю.
Ремси никогда не нравились эти поездки – они отнимали слишком много времени и конкретно ему никакой пользы не приносили: парень бесцельно ходил за родителями, иногда отвлекаясь на забавные товары, разложенные на полках.
Пройдя мимо стеллажей с моющими средствами, Ремси в очередной раз поймал себя на мысли, что Джейн просто наказывает его за вчерашнюю ложь либо же беспричинно издевается. Но вероятно, было и то и другое.
А Оскара, казалось, все устраивало: он ходил гуськом за матерью и иногда заглядывал в ее список продуктов. Еще его часто можно было застать за сложением цен и подсчетом итоговой скидки. Для своих семи лет мальчик действительно был очень смышленым, и ему, в отличие от Ремси, искренне нравилась математика.
Маленький гений, все время думал юноша, глядя на младшего брата. Родители возлагают на тебя большие надежды, я-то для них уже давно потерян.
Прогуливаясь по молочному отделу, Ремси на секунду показалось, что он заметил вдалеке мистера Льюиса, но даже если и так, им не удалось поздороваться – отец Моры уже стоял на кассе и пробивал продукты, когда как семья Линн наматывала только первый круг между полок.
На длинной очереди в супермаркете все не закончилось. Ремси предполагал такое развитие событий, но все же в глубине души надеялся хоть на каплю понимания со стороны своей матери. Однако Джейн, как только они вышли на парковку, заявила, что ей срочно нужно в воскресенье вечером заехать в палату, чтобы уладить одно неотложное дело. Что за дело – неизвестно, но они с отцом и Оскаром прождали ее в машине больше часа.
Домой вернулись около пяти вечера. Не самое позднее время, чтобы заняться математикой, но только не когда ты встал в восемь, успел четыре часа поработать в саду, потом бесцельно провести другие два часа в магазине и после прождать еще один час на парковке юридической палаты.
Джейн ничего не сказала, когда Ремси, лишь переступив порог дома, сразу потащился наверх. Возможно, она безмолвно наслаждалась своей местью, своим невероятным уроком по воспитанию. Юноша же был просто измотан, у него даже не было сил злиться на нее.
Добредя до своей кровати, Ремси просто упал на нее. Пять минут, мне нужно всего-то пять минут. Полежу, потом поем и в бой.
Фатальная ошибка.
Разбудили парня бесчисленные уведомления от Моры – она интересовалась, во сколько и где они завтра встретятся перед экзаменом, и чередовала свои вопросы разными смешными картинками. Ремси, еще не до конца понимающий, о каком именно экзамене шла речь, потянулся, разминая затекшие мышцы. Затем от осознания его словно прошибло током. Экзамен. Панический узел начал закручиваться в желудке.
Часы на экране показывали половину десятого. Снаружи барабанил дождь. Ремси захотелось побарабанить себе по голове. Он отложил телефон в сторону и зажмурился. Глупо. Безрассудно. Безответственно. Он ведь должен был заниматься, воевать с теми непобедимыми задачами, прилагать все возможные усилия, чтобы написать завтра этот чертов экзамен. А вместо этого он уснул.
Ремси злился и винил себя за проявленную слабость. Море он не ответил, просто спустился на первый этаж. Дверь в кабинет отца была распахнута, и оттуда лился приятный, теплый свет. Видимо, отец по-прежнему готовился к новой учебной недели. Джейн, на удивление, внизу не было – только ее выключенный ноутбук и непомытая чашка из-под кофе. Ремси плеснул себе немного чая и вернулся в спальню.
Мозг сопротивлялся учебе. Как парень ни пытался себя заставить, замотивировать, перехитрить – лень душащим удавом обвивала тело и не позволяла двигаться. Так он провел еще полчаса: бессмысленно пялясь в потолок, слушая шум дождя за окном и виня себя за то, что тратит драгоценное время впустую. Однако, удивительно, Ремси продолжал лежать. Возможно, он бы снова уснул, если бы совесть ему позволила.
Спустя еще минут пятнадцать юношу хватило на то, чтобы сходить за распечатками с заданиями. Глянув на часть с геометрией, Ремси поморщился. С нововведенной системой оценивания ему необходимо было получить не меньше проходного балла – 4.
– С другой стороны, – принялся вслух рассуждать парень, – завтра мне нужно просто прийти туда и написать все, что я знаю. Договор заключался в том, что я сдаю все экзамены в отведенный период и после этого еду в конце июня в поход. Про какие-то сверхвысокие баллы речь не шла, – он задумался. – Результаты придут только в августе, и до тех пор можно будет расслабиться. Ну, в каком-то смысле. В поход-то я должен поехать в любом случае. Ну, я надеюсь на это. Просто прийти и написать. Но если я получу меньше четверки… Она же меня съест. Что ж, это уже будут проблемы будущего меня, да простит он меня. Настоящий я должен завтра просто явиться в школу и заполнить все строчки для ответов. Неважно как, просто заполнить.
Этот монолог звучал крайне неубедительно, и умный человек никогда в жизни бы не повелся на такую подлую уловку. Однако Ремси и не считал себя умным – тем более Джейн никогда не упускала возможности убедить его в этом, поэтому юноша с чистой совестью позволил себе попасться на удочку собственного мозга.
Просто прийти и написать. С этой мыслью он выключил свет и уснул.
Следующее утро выдалось неудивительно тяжелым. Ремси, как в тумане, поднялся с кровати, умылся, съел два подгоревших тоста, пропустил мимо ушей тираду Джейн по поводу последнего экзамена, надел свою школьную форму – темно-синий пиджак с эмблемой школы, прямые брюки, чистую рубашку, галстук – и спустился к входной двери. В окне он заметил Мору.
– Я пошел, – крикнул Ремси и, изучающе оглядев себя в зеркало, вздохнул.
Ответа не последовало: отец, преждевременно пожелавший сыну удачи, уже уехал в университет и увез в школу Оскара, а Джейн… что ж, она высказала все за завтраком.
– Доброе утро, – Мора чуть прищурилась, когда лучший друг присоединился к ней на улице. На девушке был такой же темно-синий пиджак с эмблемой, белая блузка и юбка средней длины. – Я уже подумала, ты либо решил прогулять экзамен, либо заночевал в школе.
– Привет, – сказал Ремси, чувствуя слабый укол вины – он так и не ответил на ее сообщения. – Прости, вчерашний день выдался… насыщенным.
– Да, я так и поняла, – ее голос чуть смягчился. – Сумел подготовиться?
– Если ты не готов к экзамену, дополнительные три часа не дадут тебе ровным счетом ничего. Однако если ты готов, то эти три часа тебе просто не нужны, – процитировал мать юноша, деловито подняв указательный палец. – Я посчитал, что готов, поэтому нагло проспал весь вечер.
Мора хмыкнула и закатила глаза.
– Это надо просто пережить, – заключил Ремси.
– Переживем, куда денемся.
Мокрый тротуар и висящие над головой плотные облака напоминали о прошедшем дожде. Атмосфера вокруг – серый утренний Истборн со спешащими на работу горожанами – не навивала особой радости, лишь тоску и неизбежность приближающегося экзамена. Последнего, напоминал себе Ремси. Последнего не только по математике, но и в целом, что означало долгожданную свободу уже через несколько часов.
К школе друзья подошли к восьми двадцати. Сам экзамен начинался ровно в девять, но учеников специально собирали пораньше, чтобы успеть всех зарегистрировать и рассадить по аудиториям. В холле, где проходил общий сбор и повсюду толпились волнующиеся школьники, к Ремси и Море подошла высокая девушка с ярко-рыжими волосами, россыпью веснушек и круглыми очками на лице.
– Мисс Джонс уже спрашивала, где вы, – обратилась она к подросткам.
– Хотелось бы, конечно, потеряться по дороге, – Мора оглядела собравшуюся толпу.
– Худшая часть – это ожидание, – вздохнула девушка.
– Для людей с твоими мозгами, Эрин, вероятно, да, – Мора сняла с плеча сумку и принялась рыться в ней в поисках ID-карты. – Для нас сам экзамен не сильно лучше.
– Да вы справитесь, – махнула рукой Эрин. – Мне вот еще химию писать в час дня, там точно придется посидеть подольше. А по математике же не сильно сложные задания.
– Несложные для человека, сдающего профиль, – скептически прокомментировал Ремси, когда Эрин МакАтир, их одноклассница и одна из самых преуспевающих учениц школы, отошла, оставив друзей наедине с шумной толпой.
– Странно, что она не начала говорить, что ничего не сдаст, – сказала Мора, занимая очередь в небольшой змейке из подростков, выстроившихся в ожидании регистрации.
– Чтобы потом, как обычно, получить высший балл?
– Ага.
Обменявшись парой слов с другими одноклассниками, друзья успешно зарегистрировались и оставили свои личные вещи в специально оборудованной аудитории.
– Мэтт прав, – Мора убирала телефон в сумку, – риск слишком велик. Лучше пойти на пересдачу, чем быть застуканным со шпаргалкой.
Ремси ощущал на кончике языка парящее в воздухе напряжение. Вокруг было столько нервных школьников, что он почувствовал себя немного виноватым из-за того, что не испытывал подобной тревоги. Удивительно, как еще вчера вечером он был готов от паники рвать на голове волосы, но сейчас он не ощущал ничего. Ни негатива, ни позитива. Будто кто-то дернул выключатель, чем притупил все эмоции юноши.
– Ты в порядке? – его состояние явно взволновало Мору.
Они стояли плечом к плечу в окружении шушукающихся школьников, пока одна из организаторов напоминала правила проведения экзамена.
– Ты молчаливее обычного.
– Да, порядок, – рассеянно кивнул Ремси.
– Мы все сдадим, – заверила его девушка. – Последний рывок.