Цыганская рябина. Роман

Предисловие

Прошу прощения у своих уважаемых читетелей. но мне нравится возвращаться к уже написанному мной, экспериментировать, редактировать. соединять тексты во что-то отдельное, наделяя иногда даже совсем новым названием.

В этой книге я соединила написаные мной ранее роман «Цыганский взгляд», «Цыганский взгляд-2» о большой цыганской семье Рубины, «Рамир. или Цыганский сын» о молодом цыгане. неожиданно нашедшем свою любовь, и роман «Так случилось…» о трудной судьбе простого председателя в далёком сибирском колхозе. Всё переплелось в один роман с новым названием «Цыганская рябина».

События в в этом романе охватывают период 1882 – 2025гг.

В книге использованы некоторые сводки совинформбюро времён ВОВ из общедоступныз источников интернета.

Часть – 1

Цыганская рябина.

Эта история произошла давно, когда цыгане ещё могли относительно свободно кочевать, но отголосок её сохранился на долгие годы…

Лошади неторопливо двигались вперёд, оглашая пустынную грунтовую дорогу глухими перестуками копыт. Каркасы идущих друг за другом кибиток, покрытые пропылённым брезентом, мерно покачивались в такт монотонно поскрипывающим колёсам. Изредка подавали голос сопровождающие табор собаки, перекликаясь ленивым лаем.

Цыгане наблюдали из кибиток, как мимо них медленно проплывали поля, кусты, перелески, слушали голоса птиц. Некоторые из таборных шли пешком рядом с кибитками, чтобы немного размять ноги, поднимая дорожную пыль. Эта седая пыль, взвиваясь, туманом оседала на старых сапогах, башмаках. Кочевники между собой негромко и устало переговаривались. Но большинство молчали, думая о чём-то своём. Путников объединяло сейчас одно желание: добраться быстрее до первого попавшегося подходящего места, и остановиться, наконец, на долгожданый отдых. Сколько уж отмеряли серой ленты дорог! Дэвла!

Так было в их жизни и пять, и десять лет назад… Никто никогда не сможет сказать, что же заставляет их снова и снова идти неведомо куда по земле. Без возможности разжечь костёр сырыми ветками, обсушиться от дождя. Километры долгого пути, на которых не встретятся никакого селения, где можно было бы достать какой-то еды. Неподалёку от него поставить обветшалые от времени палатки, чтобы ночевать не на ветру под открытым небом…

Когда же приближалась зима, подступали холода, табор останавливался на постой где-нибудь в деревне. Кузнецы разворачивали походные кузни. Другие мужчины-цыгане нанимались конюхами, скотниками, а женщины, в своих традиционных длинных пёстрых юбках с оборками, окружённые детьми разного возраста, шли по дворам от дома к дому гадать, продавать всякую одежду, которую закупили в городе. Кто-то пускал, покупал что-то, кто-то, особенно из молодых, протягивал руку темноглазой гадалке, любопытствуя узнать своё будущее, про женихов. Были и такие дворы, где хозяева, увидев цыганок, начинали громко материться, угрожали спустить собаку. Случалось, что реально натравливали. И тогда от укусов спасал или тулупчик, или цыганкам сообща удавалось отбиться от псины.

Как бы красочно не расписывали в книгах, устных рассказах, никакой романтики в кочевье не было и нет. Это просто вековое наследие первых кочевых цыган, которые вынужденно покинули далёкую свою прародину Индию, странствуя по белому свету в поисках лучшей доли. Это самое наследие, традиции, обычаи, строгие законы, прочно вошли в кровь, гены многих поколений потомков. Никакие законы не смогли это изменить. Только сама жизнь, обстоятельства, стали менять современный цыганский быт.

Табор ещё долго продолжал неспешный свой путь, пока не показалась небольшая река, поблёскивая на солнце синим глянцем. Солце закатывалось, медленно делало изящный реверанс, застенчиво скрываясь за далёким горизонтом до утра следующего дня.

С пригорка цыгане увидели деревенские избы, стоящие рядком, образуя одну длинную улицу вдоль реки.

Вожак табора Вайда остановил своего коня, поворотил гнедого назад, в сторону идущих кибиток. Поднял руку вверх, и глухо крикнул соплеменникам:

– Саро, ромалэ!

По уставшему табору в ту же минуту волной пробежало оживление. Всё разом зашевелилось, загомонило. Но прежде чем цыгане стали доставать из своих кибиток немудрёные пожитки, чтобы встать на отдых, место неспешным шагом обошла таборная шувани, которую прозвали Дробарка. Как на самом деле её зовут давно позабыли. Только прозвище осталось. А она и не обижалась на это. Пожилая, с поседевшими волосами, проницательным взглядом небольших чёрных глаз. Было в её внешности что-то неуловимо мистическое, отличающее от других цыганок. Впрочем, иначе не была бы шувани, которую в таборе все очень уважали. Цыгане сразу примолкли, чтобы не помешать невзначай, только наблюдали за ней.

Дробарка со всем вниманием обошла место намеченного отдыха, со всей тщательностью провела обряд на удачу, и молча кивнула вожаку табора Вайде в знак одобрения выбора места. Вайда опять глухо крикнул:

– Адай яваса!

Место действительно хорошее. Это была большая открытая поляна. Неподалёку река, пыщные кусты, дальше – лес. Недалеко до деревни. Табор снова ожил, будто пчелиный улей. Люди тут же начали располагаться: распрягали лошадей, ставили палатки, собирали хворост для костров, пока ещё не стемнело. Кто-то из цыганок укладывает детей спать, кто-то. улучив момент, принялся чинить потрёпаную в дороге одежду.

Не все разойдутся после скудного ужина спать. Кто-то непременно останется у костерка послушать рассказы старого цыгана Василя, петь под гитару, так и не сомкнув глаз до самого рассвета.

Табор постепенно окунался в призрачно-чернильные сумерки. От костров по ветру куда-то в темноту тянулся замысловатый шлейф едкого дымка. Огонь костра трепетно танцевал своё фламенко, то усмиряясь, то яролстно взвиваясь вверх. Потрескивал, как-будто выстукивал ритм кастаньетами. Бросал вокруг себя фонтан искр, играл причудливыми бликами на задумчивых лицах путников. Всё это казалось каким-то сказочным, каким-то не реальным…

На следующий день после чая многие цыгане ушли в деревню. Кому крышу избы протёкшую починить, кому лошадь подковать, кому погадать или продать вещи. Главное – лишь бы удача не отвернулась. Пожилые цыгане и цыганки остались в таборе. Пили чай, вели неспешные разговоры, готовили поесть ушедшим на заработки.

Молодой парнишка-цыган Михай остался присмотреть за лошадьми вместе с тремя таборными мужчинами. Искупать коней, напоить. С этой целью и отправились к реке. Всё как обычно бывало. Лошади, потряхивали гривами, и, опустив морды, с охотой пили прохладную, ещё не прогретую толком воду.

Но тут Михай, от любопытства глядя по сторонам, неожиданно приметил молодую тонкую рябинку. Не понятно как, но она просто чудом держалась на краю оврага. Листочки пожухли, ветки начали клониться вниз. Рябинка явно засыхала, но всеми силами пыталась ухватиться за жизнь. У Михая защемило сердце. Успел повидать многое за свою ещё недолгую жизнь, но тут будто особый случай был. Рябинка стояла как сиротинка. Михай тут же быстро развернулся, и поспешил к своей кибитке. Мужчины переглянулись, не поняв ничего. Отец его Егор крикнул вслед:

– Эй, Михай, ту карик? Со туса? (пер.: -Эй, Михай, ты куда? Что с тобой?)

На это Михай ничего не ответил. Даже не оглянулся. Почти побежал к кибитке. Вернулся, запыхавшись, с лопатой и ведром. Не обращая ни на что внимания, молча вырыл ямку неподалёку от той самой рябинки, осторожно выкопал молодое деревце, пересадил, обильно полил, пару раз сходив с ведром к реке за водой. Те трое мужчин теперь лишь молча наблюдали, переглядывались. Поняли, в чём дело, и не стали мешать, продолжив своё занятие.

Михай каждый день ходил посмотреть на молодое деревце. Прижилась, или нет его рябинка? С большим облегчением замечал, что она оживает, быстро крепнет на новом месте. Михай приходил, разговаривал с ней, будто с человеком, садился рядом, пел негромко, Слушал, как приветливо шелестят её кружевные листочки.

А через пару недель табор снова собрался в дорогу. С утра снова гомонил, укладываясь в путь. Проезжая, Михай улыбался, глядя из кибитки на свою ожившую, зазеленевшую рябинку…

Вернуться на то место табору довелось не скоро. Прошёл не один год. Первым делом Михай побежал к ней. Это была уже не та слабая, сиротливая рябинка, а настоящее молодое дерево, с обилием начинающих краснеть гроздьями, Напоминала цыганочку, у которой в кудрях алеют цветы…

Но на этом история о цыганской рябине вовсе не кончается. Она невольно всплывёт через много лет…

Часть – 2

Неожиданный гость

Лето 1952-го года.

Фрол Иванович давно уж отошёл от всяких дел в колхозе. Напредседательствовался за все долгие года. Не по силам ему стало вести такие хлопотные дела. Уже много лет жил в уединении в своей избе.

Первую жену Варвару похоронил ещё в 1935-м. Вторая жена Наталья была по матери – казачка, по отцу – цыганка. Неожиданно бросила Фрола, сбежав два года назад по зову крови с приезжим неведомо откуда в их село Пихтовское цыганом Яковом. Два года, как не знает где она, что с ней. А больше и не женился. 70 лет уж, как никак…

Фрол Иванович сидел в избе, по обыкновению читал газету, когда в дверь постучались. «-Кого это принесло? Редко кто заглядывает ко мне сейчас…» – подумал он. Отложил газету. Снял очки, и неспеша отправился открывать.

На пороге стоял темноволосый молодой мужчина. Фрол сразу в нём угадал цыгана: усы, тёмныые глаза, довольно смуглый. Улыбка посверкивала парой золотых коронок.

– Тебе кого, парень? – спросил Фрол в полном недоумении. Может, брат Натальи7 Или племянник? А, может, родственник того самого Якова, что увёл у него жену?

– Вы же Фрол Иванович Конюхов? – вежливо спросил незнакомец.

– Ну, да… А в чём дело?

– А я – Григорий. Можно войти, поговорить?

– Ну, проходи… О чём поговорить то?

Тем не менее, любопытствуя, пропустил гостя. Тот прошёл, присел на лавку. Фрол сел неподалёку на стул у стола.

Гость без всяких предисловий начал рассказывать:

– Я – внук отца Натальи Егора. Только бабушка моя не её мать, а вторая жена Егора Зорица… Случайно узнал, что моя сродная бабушка Наталья – ваша жена… Вот и приехал узнать про неё.

Фрол выслушал молча, а потом, тяжело вздохнув, с грустью сказал:

– Дак ты, парень, опоздал… Она уж два года как сбежала… Приехал к нам в Пихтовское один из ваших, и сманул бабу с собой… Уехали незнамо куда отсюдова… Яшка звать его, как помню…

– Вот как… Может, ещё чего вспомните про него?

– Да что мне про него помнить? Как появился, так и исчез… – с досадой махнул рукой Фрол. —Собирался сначала на тракторе у нас работать, а потом вдруг через несколько дней уехал. И её с собой увёз.

– Жаль, что не нашёл никого из них… Зря ехал, получается…

– Да ты не отчаивайся. Вдруг чего и отыщешь про них. А покудова давай-ка чаем напою. Расскажешь за сродников…

Собрав на стол, Фрол разлил по кружкам чай.

– Угощайся, не стесняйся. …Дак как ты узнал, что Наталья твоя вторая бабка?

– Дед Егор рассказывал, что была у него первая жена-казачка. Тоесть, мать Натальи. Но и моя бабушка Зорица ему полюбилась. Долго мучился, никак не мог принять решение. Да и все выговаривали ему, что так нельзя поступать, две жены иметь. Ну, та казачка не потерпела, сама вскоре ушла. Наталья тогда совсем маленькая ещё была. С тех пор дед и остался с Зорицей.

– Дак кем же тада тебе Наталья доводится? Я никак не могу сообразить… – задумался Фрол Иванович.

– Ну, наверное, бабкой, всё же… – пожал плечами Григорий. —У меня у самого пацан растёт. 8 лет уже.

– А у нас детей с Натальей не случилось… Что поделаешь… – с горечью размышлял вслух Фрол Иванович.

Помолчав, Фрол спросил:

– А где ж её отец то сейчас?

– Так дед Егор в 1922-м году помер. Я как раз только родился в тот год. Конечно, не видел его, не знаю. Остался у него сын Михай. Мой отец. Сейчас ему 49-ть. С внуком (моим сыном Андреем) дома. У меня дома и жена осталась Маша. Вот, собираемся переехать в Куликово. Дед Егор завещал это сделать. Там когда-то кочевали, и мой отец в молодости рябину пересадил от края оврага, а то бы погибла.

– Что ж, хорошее дело, память надо чтить завсегда, – одобрил Фрол Иванович.

Только «собираться» – не значит выполнить намерение. Всегда могут найтись веские причины. Не всё зависит от человека… Этот переезд случится, но ещё не скоро…

Ещё немного поговорили, и Григорий собрался уходить, так ничего толком и не узнав ничего. Фролу Ивановичу нечего было рассказать про Наталью.

Расставаясь с Григорием, он не выдержал, прослезился. Обнял, и сказал:

– Мы с тобой хоть и дальние, а всёж таки, родственники, получается… Ты заезжай когда ещё, не забывай старика…

…Григорий не забыл про него, приезжал даже с сыном Андреем. Почти 10-ть лет они поддерживали связь друг с другом, ведь, как ни суди, а родственники, хоть и очень дальние. А в 1962-м году ушёл Фрол Иванович тихо и незаметно во сне…

Часть – 3

Подарки от Бога

Лето 2023-го года.

Поздний летний вечер. На открытой поляне неподалёку от реки и достаточно далёком расстоянии от тихих деревенских изб, у костерка в сумерках виднелись две фигуры. Женская, и парнишки-подростка. Это были старая цыганка и молодой цыганёнок. Но разглядеть лица издалека было сложно из-за темноты. Их фигуры освещались лишь небольшим огоньком костра. Они вели между собой неспешный разговор. Вернее, говорила в основном цыганка:

– Давно это было… Наверно, даже самые старые цыгане и то не помнят с чего и как пошло… И я не помню… Не расспрашивала почему-то. Другие у нас заботы были, морэ… Все думки были как прокормиться… Не всем мы по душе пришлись…

Старая цыганка замолчала, и грустно вздохнула. Взяла длиную лучинку, опустила в пламя небольшого костра. Оно с жадным треском «прикусило» эту лучинку, начало быстро пожирать её конец, словно боясь упустить попавшуюся «добычу». Потом цыганка неспеша начала раскуривать свою изогнутую, потемневшую от времени старую трубку. Смуглые морщинистые щёки как маленький горн кузни втягивались и надувались. Изо рта замысловатыми облачками начал вырываться кисловатый табачный сизый дымок, улетая куда-то по ветру вдаль, в сторону реки, которая ползущей змеёй тёмнела телом.

Цыганка Рубина сидела вдвоём с правнуком Колей на поляне у костерка, и, слегка покачиваясь, смотрела куда-то в темноту. Лицо было спокойно, но страдальческий излом тёмных сросшихся бровей выдавал внутреннюю печаль.

Молчание затягивалось. Цыганка словно забыла о присутствии парнишки, а он терпеливо ждал продолжения рассказа, лёжа на боку лицом к костерку, оперевшись на локоть.

Тут послышался лёгкий шорох, и на свет огня тёмным призраком как вывалился на свет божий из чернильного сумрака вечера большой лохматый пёс. Он с радостным повизгиванием подскочил к лежащему парню, и, прежде чем тот успел закрыться свободной рукой, бесцеремонно лизнул его в лицо. Тот быстро сел, со смехом потрепал пса за шею.

– Гамбо, и здесь меня нашёл! Рубина, смотри, он и здесь нашёл! – радостно воскликнул парень.

Цыганка вдруг как очнулась от своих печальных дум, и, наконец, улыбнулась искренно и весело. Как живой фонарик включила, осветилось лицо. Добродушно отозвалась:

– Когда, было время, кочевали, собаки всегда с нами рядом с кибитками были.

Парень ласково обнял пса, и нетерпеливо напомнил, всё-таки, бабушке:

– Рубина, ты начала рассказывать…

– Да… – согласно кивнула она головой. -Так вот… Как рассказывали старики, много лет наш табор кочевал повсюду. Где только не доводилось нам становиться палатками! Дэвла! До десятка кибиток было. Баро был у нас Егор. Очень уважали его. Один и был грамотный среди нас. На смену отцу своему Вайде пришёл вести табор. Все таборные поддержали. Что ж не поддержать такого, если человек достойный, и все его хорошо знали с малых лет. Когда я родилась, помню, Вайда уже был не молодой. Лет 70, кажется…

Тут Рубина задумалась, сосредоточенно пытаясь вспомнить что-то. На лбу между бровями сложились глубокие вертикальные морщинки. Всё-таки, вспомнила что-то, и лицо приняло прежнее спокойное выражение.

– Да, Егор тогда круглый именинник был, 55-ть лет. И в тот же год Вайда помер. 80 годков ему тогда исполнилось.

– Рубина, а зачем же ты сюда приходишь по вечерам? – неожиданно спросил Коля, продолжая ласково тискать обеими руками развалившегося рядом на траве пса. Раньше таких вопросов не задавал. Взрослеет парень…

Рубина в ответ на это простодушно пожала плечами.

– Не знаю… Вся жизнь прошла в кибитке… Привыкла к простору… Тесно бывает в доме…

– Жалеешь, что теперь не нужно мокнуть под дождём, что не нужно ни к кому проситься перезимовать? Жалеешь табор? – искренно удивился парень, не скрывая прямого вопросительного взгляда. А глаза у него были один в один как у отца его Степана иссиня-чёрные. Взгляд тягучий, в пушистых чёрных ресницах, просто сводил с ума девчонок.

– Нанэ саро фэдыр, со фэдыр. Не всё лучше, что лучше. И сейчас так старики говорят, а старикам когда-то их старики говорили.

Коля вздохнул, и честно признался:

– А я бы не смог так жить как вы раньше. Как же без школы, без цивилизации? Как в каменном веке… Ни поесть нормально, ни поспать…

Рубина горько усмехнулась в ответ:

– Потому и слабые растёте. А раньше то, как нынче говорят, «естественный иммунитет» был. Никакие хвори не приставали сильно. Так то… И мороза не боялись.

Коля поглаживал живот пса, а Гамбо до бесстыдства млел от удовольствия, потягивался, перекатывался с боку на бок, не забывая щёлкать зубами на надоедливых мошек.

– Рубина, расскажи что-нибудь… Начала рассказывать, да сбилась… – опять напомнил правнук.

Рубина улыбнулась, и продолжила:

– Ну, так слушай… Много историй осталось в памяти, да не сразу решишь, с чего начать… Только вот трубку раскурю, а то что-то совсем застыла…

Словно оправдываясь за своё пристрастие к табаку, добавила:

– Это ведь я больше чтобы развлечь себя курю. Давно приучилась, а отвязаться от этой заразы никак не получается… Тьфу… – и недовольно сплюнула.

Рубина снова задымила, прикрыв глаза. И снова по ветру потянулись, зазмеились едкие табачные струйки.

– Ну, так вот… Давным-давно это было, никто и не вспомнит, когда именно, только бродил в то время наш цыганский народ пешком. Кто-то, правда, из удачливых, сапоги имел, или ещё какую обувку, а большинство то всё летичко, покуда холода не подступят, босиком дороги наши без начала и конца босыми меряли… Надумал Господь каждому народу награду свою дать. Не знаю, почему смилостивился над людьми, но призвал к себе, чтобы волю свою объявить. Собралось люду видимо-невидимо. Будто море живое нахлынуло. И сказал тогда Бог всем собравшимся людям: «-Потрудились вы хорошо. А потому – вот вам моя награда. Туркмены, славиться вам отныне своими коврами касивыми да мягкими! Узбеки, вам хлопок отдаю, белое золото! Киргизы, вам – кумыс, какого нигде не найти! Таджики, вам славиться золотым руно. Кто ещё, как не вы так отменно овцеводством занимаетесь! Грузины, вы так услаждаете мой слух многоголосием! Вот и пусть об этом весь мир знает и дивится! Молдаване, вы ли не знаете толк в винограде! Вот и пусть отныне закрепится среди всех народов за вами слава виноградарей! Белорусы, ароматней и вкуснее вашей картошки нигде не найти. И узоров, краше чем у вас на рушниках нет. Вот и будьте знаменитыми этим на весь мир. Украинцы, вы прославились на земле вкусным салом, так и будет за вами это во веки! Вам, русские, отдаю во власть пироги пышные, блины. А раз печь в доме голова, то и ходить женщинам вашим в кокошниках, чтоб помнили ответственность за дом свой.». Все народы тогда щедро одарил, никого не оставил без своей ласки и милости. Только вот народ наш цыганский, покуда дошли, никого уж и близко не осталось на том месте… Дэвла! Все уж, довольные, разошлись давно, получив подарки. «-Где же вы были?» – спрашивает Господь. Самый уважаемый цыган поклонился Богу от всех цыган, и говорит: «-Не серчай на нас, Боже. Выбились из сил, покуда добрели сюда издалека…». Тогда Бог сказал им: «-Ладно. И вас не обделю. Я говорил, что и последние будут первыми! Не оставлю вас без ничего. Чтобы впредь на зов мой быстрее приходили – вот вам лошади. Будете знать толк в них, как никто другой! Чтобы скорби не было у вас – носить вам пёструю яркую одежду на веки вечные, а если случится, умрёт кто из вашего племени бродячего, – не плачем горьким, а песней провожать. И гитары самые звонкие – ваши! Коль с дорогами вы сроднились за века – быть вам как вольному ветру! А чтобы не потерялись среди полей моих – жгите костры-маяки. А ещё женщинам вашим будет дано от меня знать тайну карт, линий на ладонях рук человеческих. Как открытую книгу будут дегко читать!». Только, вот незадача получилась. Дары то свои Господь дал цыганам тогда, когда все люди уже разошлись, не было никого из свидетелей, и теперь мало кто нам, цыганам, верит, когда рассказываем про то, чем Господь одарил нас тогда… Так то, морэ…

Цыганка замолчала, с грустью задумчиво курила свою изогнутую трубку, глядя куда-то перед собой. Всё так же витиевато тянулся терпкий табачный дымок. Потом вздохнула, так же молча добавила веток в костерок, и вдруг вспомнила:

– Что ж мы тут с тобой сидим?! Дома то уж отец с матерью тебя потеряли! Нэ-ка, ушты! Мне-то, слава Богу, некому отчёт давать где была… Ну да ладно, поделим с тобой кнут на две спины…

Рубина с правнуком неторопливо поднялись, и неспеша отправились домой, без особого труда в темноте находя дорогу к своему небольшому дому. Лишь прорезавшиеся сквозь облака звёзды, да наглый кругляш Луны освещал им путь. Вслед за Рубиной и Колей ленивой трусцой побежал догонять хозяев преданный пёс Гамбо.

Дома не спали. А семья у Рубины была большая. Познакомимся с ними.

Мария. Мать Рубины. Невысокая худощавая. Даже в свой 91 год была довольно красива. В молодости явно была красавица. Тихая по характеру.

Сандро. Муж Рубины. Как подобает старику в 80 лет, был рассудительным, довольно властным по характеру и немногословным. Небольшого роста, с роскошными чёрно-седыми волосами и усами. Он рос в большой семье, но быстро всех потерял, ещё когда был совсем молодым парнишкой, поэтому ничего не препятствовало ему жить в семье Рубины.

Михай. Сын Рубины и Сандро. Ему 57 лет. Унаследовал от отца тягучий иссиня чёрный взгляд, передал с генами сыну Степану и внукам Николаю, Алмазе. Кудрявые тёмные волосы и усы. Кроме этого у него был очень мягкий характер, и всё это вместе сразу привлекло внимание Лилы, которая и стала его верной женой. И сама Лила была красива. Большие выразительные карие глаза. Пухловатые, красиво очертаные губы. Да и по характеру спокойная, подстать мужу. Были как два сапога – пара.