Не смей меня любить

Глава 4

Тася

Ближе к десяти утра вскакиваю с кровати от скрипа входной двери. Сердце сжимается, ведь это может быть только он. Босиком выбегаю в коридор и почти врезаюсь в Камиля. Он едва стоит на ногах. Глаза полуприкрыты, футболка с одного бока выдернута из штанов и рассечена бровь.

– Да что же это… Камиль… – Мама появляется из кухни и застывает на месте. Лицо ее заметно бледнеет. – Что творит? – тихо ругается она.

Я обхватываю его за талию.

– Давай же, пойдем, – шепчу, но он только тихо чертыхается и почти заваливается на меня. – Тяжелый! – хнычу я.

Мама подхватывает с другой стороны. Вдвоем тащим его в комнату. Он стонет, пытается отмахнуться, но даже на это сил нет. Мы укладываем его на кровать. Камиль прикусывает губу, закрывает глаза.

– Черт… как все кружится… – стонет он.

– Тише, Кам. Все хорошо, спи, – успокаиваю, поправляя подушку под его головой.

Мама достает аптечку, но руки у нее трясутся так сильно, что она роняет пузырек с перекисью.

– Я не могу… – шепчет она и отходит к окну, прижав ладони к лицу.

Я подбираю пузырек с пола и сажусь рядом с Камилем. Он уже почти спит. Щека вдавлена в подушку, дыхание сбивается. Ссадина под бровью распухла и еще кровит.

Открываю салфетку, смачиваю антисептиком. Камиль морщится, когда прикасаюсь к ране, но не двигается. Его лицо кажется совсем другим в такие моменты. Щеки, чуть порозовевшие от алкоголя, губы приоткрыты, ресницы густые и черные, будто накрашены. Я замираю, глядя на него. Он красивый. И больше не тот мальчишка, которого я знала в детстве. Теперь он мужчина. Мой. Нет, не мой. Но…

С улыбкой вспоминаю, как однажды он вытащил меня из закрытого склада, куда я забрела за мячиком и не могла выбраться, потому что кто-то запер дверь. Камиль тогда отважно взломал замок, вывел меня за руку на улицу и на секунду прижал к себе, весь испачканный и злой, а потом угостил мороженым, которое сам же украл из магазина. Я тогда впервые подумала, что он не просто мальчишка, а мой личный супергерой и мне с ним никогда не будет страшно.

– Ты был героем моего детства, – с теплой улыбкой шепчу и накрываю его рану пластырем.

Конечно, он не слышит меня сейчас. Кам слишком пьян для этого. И пусть. Это лишь мои глупые фантазии, о которых ему лучше не знать.

Встаю с кровати, поправляю на Камиле плед и выхожу на кухню, чтобы принести ему воды. Тут светло. Сквозь открытое окно льются солнечные лучи, отражаются на посуде, оставленной с вечера. Я улавливаю отчетливый запах успокоительных капель. Мама стоит у окна. Ее плечи дрожат, и я сразу понимаю, что она беззвучно плачет. Подхожу и крепко ее обнимаю. Она вздрагивает, потом накрывает мои ладони своими. У нас безумно тяжелые сутки. Они кажутся мне бесконечными.

– Мам… – только и могу выдохнуть, прижимаясь щекой к ее спине.

Как же я буду без нее? Без ее тепла, без родного запаха, без этих рук и усталых глаз? Как я теперь буду жить без ее поддержки, беспокойства, заботы? А как она будет без нас?

Мне и самой хочется расплакаться, но я держусь, понимая, что ей нужна поддержка, а Камиль сейчас невменяем и зол, значит мне надо быть сильнее.

Мама долго молчит, иногда всхлипывая. Делает несколько глубоких, судорожных вдохов и разворачивается ко мне. Берет за руки. Ее ладони выдают то, сколько она работает, чтобы мы с Камилем могли жить нормально. В этой женщине так много внутренней человеческой, женской силы. У меня такой, наверное, никогда не будет. И даже сейчас, когда ей больно, когда в глазах стоят слезы, она продолжает излучать эту невероятную силу.

Просто Камиль… Он способен вывести кого угодно. С ним бывает очень сложно, даже близким людям. И я вдруг думаю, что он может быть похож на отца, ведь характером Кам точно не в маму. Может быть, Ильхан в восемнадцать был таким же? Сейчас этот мужчина вызывает чувство тревоги и опасности. Мне бы не хотелось, чтобы однажды я начала бояться Камиля.

– Ты же знаешь нашего Камиля. – Мама устало улыбается. Очень грустно и болезненно. – Вспыльчивый, прямой, дикий. Мне нужно быть уверенной, что, когда я уеду… – Она снова вздыхает, отпускает мои ладони и мягко убирает волосы за уши, заботливо касаясь щеки. – Я должна быть уверена, что он не сорвется. Что кто-то сможет его остановить, если он полезет в пекло. Кто-то, кто умеет быть жестким. Как он сам.

– Ты правда веришь, что Ильхан сможет стать этим «кем-то»? – шепчу я.

– Он… отец Камиля. – Заметно, как тяжело дается ей каждое слово. – Тасенька, я ненавижу ситуацию, в которой мы оказались. Но, поверь, у меня действительно нет выхода. Я понимаю, что привела вас в место, где детям делать нечего но, если кто-то и сможет стать авторитетом для Кама, так это Ильхан.

Я смотрю маме в глаза, и в груди все сжимается.

– Ты боишься за него?

– Каждый день, Тась. Каждый день… – Она притягивает меня к себе и крепко обнимает. Утыкается носом в волосы, шумно вдыхает. – Я тебя люблю, девочка моя. Ты для меня родная. Моя доченька. Малышка, которую я вытаскивала из-под кровати сына, отряхивала пыль и кормила супом на этой самой кухне.

Я прижимаюсь щекой к ее плечу, чувствуя невыносимую тоску от того, что наша маленькая семья трещит по швам.

Мы пьем с ней чай, и я ухожу к себе. Закрываю дверь, сажусь за письменный стол, где с вечера осталась открытая тетрадь по педагогике. Через пару недель сессия, и я должна готовиться, но буквы плывут перед глазами, и я прикрываю веки, чтобы прийти в себя.

Телефон вибрирует. Сообщение от подруги:

Валя: «Ты как?»

Я: «Как будто попала в эпицентр землетрясения, стою на единственной твердой поверхности на одной ноге, и, чтобы выжить, мне нужно удержать баланс».

Валя: «Приходи ко мне. Сева свалил, родители на работе. Мама вчера пирожные купила. Еще мы можем сделать попкорн и посмотреть сериал».

Я: «Мне сейчас ничего не хочется».

Валя: «Я могу прийти к тебе. Буду тебя обнимать».

Я: «Ты лучшая» – пишу с улыбкой. – «Но не сегодня. Камиль сильно пьян, еще и подрался, похоже. Мама сильно расстроена. Я должна быть с ними».

Валя: «Оу…» – а следом она присылает мне стикер с обнимающимся мишкой. – «Кам иногда ведет себя как придурок, но ты все равно его любишь» – напоминает подруга. – «Так что держись. Если что, с меня пирожные и обнимашки».

Я (вспоминая, что ей пятнадцать, но она все равно моя лучшая подруга, и снова улыбаясь): «Спасибо».

Не успеваю отложить телефон. Он вибрирует прямо в моей руке новым входящим сообщением. Фыркаю, думая, что это Валя что-то забыла, но ошибаюсь. В этот раз мне пишет Марсель.

Марс: «Все нормально?»

Кажется, сегодня я возненавижу этот вопрос.

Я: «Пока держусь. Спасибо, что вчера был с нами на крыше».

Марс: «Ты знаешь, что я рядом, да?»

Я: «Знаю… Марс, а ты не в курсе, с кем Камиль пил вчера?»

Марс: «Нет. Он не звонил. В дрова?»

Я: «Угу».

Марс: «Приехать?»

Я зависаю ненадолго на его вопросе. Тяжелая ночь практически без сна сильно тормозит мои мысли.

Я: «Зачем?» – задаю встречный вопрос.

Марс: «Не знаю. Помочь?»

Я: «Прости, я тормоз» – отправляю смущенный смайлик. – «Не надо. Он спит».

Марс: «Ок. Если что, я после колледжа буду работать на крыше. Пиши, приходи».

Отправляю ему стикер, оставляю телефон на столе и ложусь, притянув к себе плюшевого гуся. Глаза закрываются сами. Еще какое-то время я сопротивляюсь этому, напоминая себе, что нужно заниматься, но все равно засыпаю.

Будто куда-то резко проваливаюсь, пугаюсь и открываю глаза. Тяжело дыша, сажусь на кровати, смотрю по сторонам. В комнате уже темно, а за окном гаснут сумерки. За закрытой дверью слышно движение. Поднимаюсь и направляюсь к семье, но, услышав голос мамы, замираю, лишь приоткрыв дверь так, чтобы видеть происходящее на кухне.

На табуретке сидит мрачный, помятый и растрепанный Камиль. Он бледный, облизывает пересохшие губы, и, кажется, его еще слегка покачивает.

– Суп подогреть? – спрашивает мама.

Ответом ей становится молчание. Хочется выйти и дать Каму подзатыльник, но я все еще стою. Мне не хочется им мешать.

– Чай? – задает еще один вопрос мама.

Снова тишина. Камиль только шумно выдыхает, а затем все же отвечает сквозь зубы:

– Не надо.

– Как хочешь, – вздыхает мама.

А потом она говорит с ним, долго, спокойно, уже без слез, как было днем. Пытается объяснить то, что говорила мне, при Ильхане, добавляя немного новых подробностей, но их все равно недостаточно, чтобы понять главную причину ее отъезда. Она пытается объяснить Каму, что любит нас, что заботится о нем, но он не хочет это принимать, он все еще злится.

– Когда нам надо уехать из дома? – холодно интересуется, как только мама заканчивает монолог.

– У нас есть еще несколько дней, – тихо отвечает мама. Ее голос дрожит, но Кам ни черта не замечает.

Он поднимается, громко отодвинув табурет и ударив им об стену.

– Тогда мне стоит начать собирать вещи, – бросает маме и уходит в свою комнату, даже не взглянув на нее.

Глава 5

Камиль

Мрачная тишина, непривычная для нашей квартиры, давит на нервную систему и не способствует хорошему настроению. Я разбавляю ее любимыми треками в наушниках, треплюсь с друзьями в сети, но ни черта не улавливаю смысла этих разговоров, потому что все мысли заняты только одним вопросом: какого хрена происходит?

Я чувствую себя идиотом, и это злит еще сильнее. Злят попытки матери делать вид, что все происходящее нормально. Что ее ложь про отца нормальна! Это же ерунда – переезд из дома, в котором мы с Таськой выросли, к левому мужику. Подумаешь.

– Сука! – резко сцеживаю злость сквозь зубы, швыряя в стену шариковую ручку.

Вещи уже собраны. Сумки стоят у стены, только напоминая мне о неизбежном. В своей комнате шуршит Коротышка, бросив попытки меня утешить.

Ей тоже грустно, она волнуется, все время что-то роняет на пол, переворачивает, растерянно смотрит на меня. Приходится улыбаться и обещать, что у нас все будет супер в любом месте на этой долбаной планете. Тем более я виноват перед ней. Напугал своим недавним загулом.

В какой-то момент сидеть в квартире становится невыносимо. Я собираюсь проветриться. Мать застает меня уже в прихожей.

– Куда ты?

Поднимаю взгляд и долго молчу. Я никогда раньше так не поступал с ней, люблю маму, наверное, она знает об этом, но говорить сейчас не могу. Я все еще слишком зол.

– Камиль, – ее теплые пальцы касаются моей щеки, – пожалуйста, не надо так. Я не хочу уезжать на такой ноте. Ты же у меня взрослый, попробуй понять. Обстоятельства бывают…

– Да к черту эти обстоятельства. Они тут вообще ни при чем! – психую, закончив перетягивать шнуровку на кроссовках. Кто вообще ее трогал? – В голове не укладывается, как ты… – Шумно выдыхаю, не закончив фразу, чтобы не оскорбить близкого человека. – Я вернусь через пару часов.

– Ты найдешь общий язык с Ильханом, – говорит мама мне в спину.

– Сомневаюсь, – огрызаюсь, не оглядываясь на нее. – Но при возможности обязательно дам ему по морде.

– Камиль! – вскрикивает она, а я ухожу. Не складываются у нас беседы в последнее время. Не стоило начинать и в этот раз.

Выхожу во двор и начинаю прогулку с пробежки. Разгоняю кровь, разогреваю напряженные мышцы. От негативной энергии, бурлящей в венах, то и дело наращиваю скорость, гашу, свернув во двор с открытой спортивной площадкой. Я давно тут тренируюсь. Среди этих тренажеров умерла моя надежда попасть в профессиональный спорт. С детства у мамы не было то времени, то денег на залы, тренера, форму. Я никогда не винил ее в этом, находил другие варианты для тренировок. Мне это нравится.

– Так и знал, что найду тебя здесь. – Марсель подпрыгивает и цепляется за турник. Несколько раз подтянувшись, спрыгивает на мягкий настил и лениво идет ко мне, засунув руки в карманы свободных штанов.

– Где Севу потерял? – интересуюсь с другого турника.

– Отец из командировки вернулся. У них что-то вроде семейного ужина, а я к тебе зашел, твоя мама сказала, что тебя нет, я притащил свой зад сюда.

– Зачем заходил? Тебе заняться нечем? – усмехаюсь и перехожу к одному из уличных тренажеров.

– Не знаю, – пожимает плечами Марс. – Наверное, хотел убедиться, что ты в норме.

– Я в норме, – выдыхаю с началом подхода.

– Как Тася? – Друг снова цепляется за турник и уверенно подтягивается.

– В последнее время ты задаешь много вопросов про Коротышку, – замечаю я.

– Не напрягайся, – смеется Марс. – Это вежливость и забота. Для меня она тоже как младшая сестра.

– Угу, – кошусь на него.

– Слушай, – друг спрыгивает на землю, – мы же не будем играть в ту дебильную игру, где старший брат против отношений сестры со своим лучшим другом, да?

– Будем, – обещаю ему. – Ты втюрился в мою Тасю? – подхожу к Марсу.

– Нет, – смеется он. – Просто подумал, что это было бы тупо.

– Спроси об этом у Севы. Он тебе лучше меня расскажет, что думают старшие братья об ухажерах своих сестер. Даже если ты не мечтал о Тасе как о девушке, лучше сразу забудь. Понял? – толкаю друга в плечи.

– Да я не собирался. – Он толкает меня в ответ.

Мы ржем и возимся в борьбе, которая постепенно переходит в крутой спарринг, где я, конечно, выигрываю. Становится легче. Ночная майская свежесть приятно остужает кожу. В домах, окруживших спортивную площадку, то гаснет, то зажигается свет в квартирах на разных этажах. Где-то мяукает дворовый кот, и на него раздраженно лает собака. Моя жизнь в это мгновение кажется нормальной, будто в ней ничего не изменилось и мне не придется через несколько часов переехать к мужику, которого назвали моим отцом.

Мы с Марсом смотрим, что набрали его последние видео за истекшие сутки, и никто не спешит домой. Я – потому что теперь не знаю, есть ли у меня дом, а он не хочет оставлять меня одного.

Так хочется продлить этот момент чего-то нормального, стабильного в жизни, но мне приходит сообщение.

Коротышка: «Ты же не делаешь глупости, правда?»

Я: отправляю ей фото спортивной площадки и задумчивую рожу Марса, уткнувшегося в мобильник.

Коротышка: «Ладно, я просто волновалась. Не хочу, чтобы ты снова напился».

Я: «Не буду. Ложись спать. Я вернусь через пару часов».

Коротышка: «Я не могу уснуть. Это последняя ночь дома» – а следом стикер с плачущим щенком, свесившим уши и опустившим голову.

Смотрю на эту дурацкую картинку, и мне становится не по себе. Зажмуриваюсь на секунду, трясу головой.

Я: «Скоро приду».

Спрыгиваю с турника, на котором мы удобно устроились с другом.

– Марс, мне домой надо, – сообщаю ему.

Он смотрит время на экране своего телефона и кивает. Пожимаем ладони, расходимся. Я торопливо двигаюсь к нашей многоэтажке. Поднимаюсь в квартиру и, скинув обувь, сразу иду в комнату Коротышки. Она валяется на своей кровати. Лицо подсвечено экраном маленького ноутбука. Судя по звукам, Тася смотрит мультфильм, но, услышав меня, тут же ставит на паузу и садится.

– Двигайся, – требую у сестры.

Она ерзает, устраиваясь у стены. Ложусь рядом с ней, обнимаю и ставлю ее ноутбук к себе на бедра. На экране и правда мультфильм. Это мило, я совсем не против посмотреть с ней такие глупости.

Коротышка укладывается виском на мое плечо и замирает, лишь иногда шмыгая носом, а я тихо радуюсь, что у меня получилось сохранить ее хрупкий мир таким чистым. Она еще верит в чудеса, в хорошее в людях и знает, что рядом с ней есть те, кто всегда ее защитит, и поэтому ей не нужно ничего бояться. Она смотрит на этот мир широко распахнутыми глазами и улыбается ему, а я не знаю, смогу ли справиться с этой задачей там, куда мы едем. Когда-то я давал себе много обещаний насчет Коротышки, но не подозревал, что наша с ней жизнь развернется таким образом.

Тася незаметно засыпает, обняв меня одной рукой. Решаю остаться с ней до утра. Выключаю мультфильм, укутываю нас Коротышкиным одеялом, целую ее в светлую макушку и закрываю глаза.

Ко мне сон не приходит, я слушаю, как дышит мелочь, как ходит по квартире мать. И, конечно, слышу, как она заходит к нам, как тихо вздыхает и поправляет это дурацкое одеяло, будто в этом есть необходимость. Ее ладонь скользит по моим волосам, как в далеком детстве, пересохшие губы касаются лба.

– Я так люблю тебя, мой мальчик, – тихо произносит мама. – Если бы ты только знал, как сильно.

Она уходит, а я лежу, чувствуя, как сердце вот-вот лопнет. Мне почему-то становится очень больно…

Глава 6

Тася

Утро наступает слишком рано, прорываясь в комнату через незашторенное окно. Мне так тепло, что хочется еще немного понежиться в кровати, но тут в сонный мозг врывается осознание, что все произошедшее за последние дни не сон и сегодня мы переезжаем.

Открываю глаза и вспоминаю еще кое-что. Я уснула вчера в комнате Камиля, только вот самого Камиля тут нет.

Выбираюсь из теплой постели и босиком шлепаю искать хоть кого-нибудь из семьи. В квартире слишком тихо. Это так давит на уши, что становится не по себе.

Чувствуя себя очень глупо, обхожу нашу старенькую «трешку» еще раз и иду умываться. Из круглого зеркала на меня смотрит взлохмаченное чудовище со слипшимися ресницами и пересохшими за ночь губами, а от футболки едва заметно пахнет остатками парфюма Камиля.

Грустно улыбаюсь, делая несколько глотков воды прямо из-под крана. И где они все? Бросили меня? В последнее время триггерит так, что живот сводит. Ничего не могу с собой поделать и, когда хлопает дверь в прихожей, подпрыгиваю и с трудом заставляю себя оставаться на месте. Глупо это, но мне становится легче, когда пропадает давящее чувство одиночества, навалившегося бетонной плитой.

Наверное, это один из моих самых больших страхов: остаться одной против всего мира, как было в детстве. И еще близких людей потерять страшно. Страшно их разочаровать. Страшно однажды оказаться выброшенной на обочину, как ненужный, больной котенок.

Так много страхов… Я даже не уверена, что Камиль знает обо всех. Или мама. А может, я сама не все знаю, но вот эти самые ужасные, самые темные знакомы мне в лицо. Иногда я вижу во сне их красные светящиеся глаза, но всегда знаю, что Кам не даст меня в обиду, он защитит меня от них, и страхи уползают. Уползали… Сегодня никак не оставят меня в покое. Все скребут и скребут в груди, наружу просятся. Это, наверное, потому, что его нет дома.

Наскоро вытираю лицо мягким полотенцем и заглядываю на кухню. Никого. Маму нахожу в спальне. Она тоже собрала вещи в поездку. Совсем немного, все уместилось в один чемодан и сумку.

– А где Камиль? – Прохожу и забираюсь с ногами на кровать. Мама грустно, но все равно тепло мне улыбается и подтягивает свое одеяло на мои босые ступни.

– Сказал, у него срочная работа, и уехал часов в шесть утра. Обещал к полудню вернуться.

– Я рада, что он заговорил с тобой.

Мама лишь грустно улыбается, треплет меня по волосам и зовет завтракать. Я всеми силами стараюсь не думать, что это мой последний завтрак в этой квартире.

– Ты ведь вернешься, правда? – тихо спрашиваю у нее, спрятав взгляд в чашке чая.

– Я сделаю для этого все возможное, – обещает мама.

– А ты… – замолкаю, не решаясь задать следующий вопрос.

– Спрашивай, Тась. – Родные, теплые пальцы касаются моих, и я отнимаю ладонь от кружки, чтобы поймать и сжать мамину.

– Ты же не больна ничем страшным? – рассматриваю ее осунувшееся лицо и поблекшие волосы.

– Нет, детка. Точно нет. Это просто усталость, – вздыхает мама. – Но кроме страшной болезни, в жизни есть много других серьезных проблем. Я надеюсь, Камиль всегда сможет защитить тебя от них, а я постараюсь к вам вернуться. У меня нет другой семьи, только вы.

Я поднимаюсь и тут же попадаю в крепкие объятия. Мамочка гладит меня по волосам, а я, как дурочка, рыдаю, дыша самым вкусным на свете запахом. Лекарства, чай, дешевые духи и травяной шампунь.

– У тебя обязательно все получится, – всхлипывая, заверяю ее. – Я сильнее женщин не встречала.

Мама вдруг смеется, крепче сжимая меня в объятиях.

– Какая же ты у меня еще маленькая. Это хорошо. Не спеши взрослеть, детка. Наслаждайся своим возрастом. Семнадцать – это прекрасно. Так много возможностей, и мир еще кажется таким огромным. Ну все, – она отстраняется, – вытираем слезы, – и сама стирает их ладонями с моих щек. – все будет хорошо.

Камиль, как и обещал, возвращается к обеду. Хмурый, темный, тяжелый. Проходит в комнату мамы и кладет на стол деньги. Я думала, он оттаял хотя бы немного, но нет, от него все так же тянет холодом.

– Зачем? – Мама не спешит брать наличные.

– Я не знаю, куда ты собралась, но понимаю, что в дороге тебе будут нужны деньги. Я хочу, чтобы они у тебя были, – ровно отвечает Кам.

– У меня есть…

– Знаю я, что у тебя есть! – рычит он. – Копейки.

– А вы? – Мама не реагирует на его выпад.

– А у меня отец богатый. – Камиль буквально бьет этими словами, но мама стойко выдерживает характер сына.

Я впервые серьезно думаю о том, что она может быть права и Камилю рядом нужен мужчина, который сможет обуздать его, повлиять. Тот, кого Кам будет слушать. Правда, я плохо себе представляю, что для этого нужно сделать и возможно ли такое вообще.

Он уходит в душ, а мама неодобрительно качает головой, не спеша убирать деньги.

Машина за нами приезжает к четырем. Камиль цинично ухмыляется, язвительно замечая, как сильно он нужен кровному отцу, что тот решил по привычке не появляться. Может быть, сейчас так даже лучше.

Нас привозят в район, на который раньше я лишь смотрела издалека. Это не центр города, но дома тут огромные, современные и дорогие. Солнце отражается в стеклах и щекочет в носу. Я чихаю несколько раз и с волнением иду вслед за водителем.

Лифт поднимает нас на последний этаж. Через несколько оборотов ключа в замочной скважине, мы оказываемся в светлой, просто огромной квартире, только пустой и холодной. Из теплого в ней лишь все то же солнце, расстелившее по полу световые разводы. Сразу бросаются в глаза и минимум мебели, и какая-то стерильность. Ни одного яркого пятнышка. Ни-че-го. Я даже не уверена, что здесь кто-то жил хотя бы один день.

– Вы можете располагаться в любых комнатах на свой выбор, – сообщает нам водитель. – Кроме одной. Она заперта, не пропустите. Тут адрес, – отдает мне сложенный вдвое листок, – на случай, если захотите заказать доставку или уйти так, чтобы потом вернуться, – хмыкает он. – Мне пора.

Коротко кивнув, уходит. Камиль молча проходит мимо нас с мамой и с подчеркнутым безразличием оглядывает гостиную и кухню. Его губы искривлены в презрительной усмешке, он не скрывает своего отношения к навязанному комфорту.