Божественная тень. Звезды и дым

6

Очертания тела в отражении размывались, будто их нарисовали бледной краской по мокрой штукатурке, но мой взгляд был направлен не на стекло, а вглубь прозрачного короба. Там, на постаменте, хранилось достояние искусства, древнее изделие мастеров, осколок истории, которую люди и боги интерпретировали слишком по-разному. Смертные были уверены, что потомки Первых людей отражали реальную жизнь, в то время как весь Элизий знал – все начиналось с нас, посвящалось нам, вдохновлялось нами.

Даже через преграду я чувствовала едва уловимый запах обожженной глины, краски и ороговевших частиц кожи вазописца, которые можно найти только с помощью эфира – он оставил их внутри материала пока создавал свое творение. Мастер работал в Беотии, между Фивами и Кефисским озером, где-то на Аонской равнине: его поры впитали кислый запах страха, настолько сильный, что он просочился в трещины вазы и остался там навечно, – страха обычного человека, что волею судеб застрял на перекрестии проклятого города и берегов, приносивших лихорадку. Или эту картину просто нарисовало мое воображение, заглядывать так далеко с помощью дара я не умела.

Легкие словно касание об пол перышка шаги удалось уловить не сразу, в тишине помещения они должны были громыхать набатом. Но меня этим не напугать. Яблоко. Пачули. Пергамент.

– Красивая амфора – я слегка повернула голову в сторону.

– Это лекиф, а не амфора – в интонации не было надменности, но это все равно прозвучало так, как будто мать пожурила дитя.

Она встала рядом и застыла словно изваяние в своем белом платье античного кроя. Коллеги наверняка посмеивались над ее стилем, думая, что девушка ничего не смыслит в моде, и даже не догадывались кто перед ними. Ее лицо было неприлично простым и невыразительным для божества, волосы почти всегда собраны в две косы, запястья перехвачены металлическими обручами. Отчужденность, с которой она смотрела на живых существ, не добавляла шарма, но черты преображались, когда ее взгляд касался старинных предметов и в нем зажигалась страсть.

– Видишь, он вытянутый и овальный, а не круглый и широкий – длинным пальцем Клио провела в воздухе линию снизу вверх – Такие наполняли оливковым маслом и помещали в захоронение. Это краснофигурная вазопись. Фон всегда черный, а фигуры – красные.

Я снова вернулась к разглядыванию вазы, желая получше рассмотреть рисунок. Старая краска, шликер уже не казался таким глянцевым, хотя мастера всегда уделяли этому пристальное внимание. И во время росписи рука чуть дрогнула, щетинистая кисть заполосила. Женщину в хитоне со свитком в руках нарисовали четко, придали ей изящности позой с выдающимся в сторону бедром. Было видно, что писцу нелегко давалось изображение, но получилось красиво. Он явно рисовал с благоговением, ведь именно так в его времена относились к божествам. Посетители видят на вазе лишь женщину, мастер же определенно создавал не смертную.

Догадка пронзила так резко и неожиданно, что я слегка пошатнулась. Боги, как можно было не заметить? Расширенными от удивления глазами уставилась на Клио и воскликнула намного громче, чем нужно.

– Демоны бездны! Это ты?

Ее губы дернулись вверх.

– Я сама принесла ее сюда. Сказала, что это от анонимного дарителя, разумеется. Вазописцу Клюгманну посчастливилось встретить одну из муз, и пусть я не покровительствовала его искусству, он был так поражен, что посвятил мне лекиф. Я навещала его во время работы, но как только она была закончена, мы больше не виделись. Говорят, что к концу жизни он начал сходить с ума, стал одержим поиском таинственной музы. Мне жаль, что это так повлияло на него. Но посмотри, именно это творение мастера живо до сих пор.

Видимо изделие появилось в коллекции недавно, я видела его впервые и именно поэтому посвятила столько времени изучению. И пусть история Клюгманна отзывалась во мне печалью, как и тысячи других историй о смертных и богах, я была рада, что Клио нашла достойное место для произведения мастера.

– Ты хотела поговорить. Пойдем.

Муза прошла в небольшой кабинет, где занималась музейной работой и указала на стул. Мне невероятно повезло, что она находилась здесь, когда я позвонила. «История этого существа восходит ко временам Первых людей». Эта фраза из базы данных натолкнула на мысль, что можно спросить о твари у Клио. Если муза истории ничего о ней не знает, то кто вообще может?

Я не имела никакого понятия о том, когда Клио бывает в Эонии, но удача не отвернулась, и откладывать визит не было смысла. Мелине, Ноту и Линосу я предпочла ничего не рассказывать заранее, пока не выясню, чем муза может быть полезна.

Клио поставила передо мной дымящуюся чашку. Она постоянно пила малотиру, горный травяной чай. И вряд ли дело было во вкусе, скорее, в сантиментах – много веков назад его называли чаем с Олимпа, и музе просто нравилось с каждым глотком возвращаться во времена богов и людей, которые жили бок о бок друг с другом.

Аполлон любил, чтобы свита находилась подле него. Мало кому из них удавалось сбежать в смертный мир, а фаворитам тем более не разрешалось жить в Эонии. Что уж говорить о музах, которые практически не покидали своего бога – обласканные его вниманием, они жили в золотой клетке. Не знаю, как Клио это удалось, что она пообещала взамен на сделку. Но муза время от времени приходила в музей, а затем возвращалась в Элизий.

Она не работала здесь постоянно, просто оказывала услуги по оценке экспонатов. Ей показывали все находки, чтобы получить ответы – сколько этому предмету лет, к какой эпохе он относится, какова может быть его история и, главное, подлинный он или нет. Если Клио долго не появлялась в музее, на ее столе могли скопиться десятки артефактов. Она блестяще справлялась с задачей, так что никто и не думал спрашивать, где ценный сотрудник пропадает месяцами напролет.

А еще я не знала о том, зачем муза это делает. В ней не чувствовалось слепого желания вырваться из оков, и, хотя в Элизии не слишком жаловали Аполлона, смотрели на него снисходительно, Клио уважала бога и не видела причин покидать круг. Поэтому я предполагала, что в один момент дар пересилил ее. Она возжелала прикасаться к истории, и с тех пор это чувство не отпускало, вело вперед, как Линоса – жажда обладать знаниями. А насытиться этим можно только среди людей. Но теперь, когда я знаю про лекиф, придется пересмотреть свое мнение. Дело было не только в самой Клио, но и в смертных. Она хотела, чтобы история продолжала жить в этом извращенном безбожном мире.

Сквозь пар от кружки чая, что Клио поднесла к губам, я увидела вопрос в ее глазах и с протяжным вздохом поведала о встрече с тварью у хранилища. Мне не нужно было подбирать слова, муза реагировала спокойно, оценивая каждое событие как очередную бусину, которую нанизывают на бесконечную леску. Ни страха, ни удивления, ни шока, ни одна мышца лица не дрогнула. Она задумчиво пожевала губу и погрузилась в себя.

Глотая обжигающую малотиру, я ждала, когда Клио найдет нужный фрагмент в своей памяти и вспоминала, как впервые встретилась с ней.

Музей не отличался ни пафосом, ни размерами, ни количеством экспонатов. Коллекция была скромной: предметы быта, оружие, скульптуры, статуэтки, украшения и монеты. На руинах древностей выстроили современный мегаполис, и копаться под землей никто не собирался, поэтому более полной экспозиции в Эонии просто не было. Люди не слишком интересовались историей, предпочитая похоронить прошлое и смотреть в полное технологий будущее. Кроме одного – Клеарха Галаниса, основателя этого музея. Он был преданным поклонником всего, что связано с Первыми и их потомками, и поиски артефактов стали безумной больной идеей всей его жизни. Галанис добился разрешения на археологические раскопки в четырех районах, построил здание за свой счет и обучил несколько поколений последователей. Он умер всего десятилетие назад в почтенном возрасте и в окружении преданных людей. Но Клио пришла в музей еще раньше, когда у Клеарха было достаточно сил, чтобы руководить своим детищем. Он был очарован ею, сдувал пылинки с ее странных нарядов и мечтал, что она займет его место. Старик восхищался Клио, но вот она им – нет, а это о многом говорило. Ходили слухи, что свои экспонаты Галанис добывал любыми возможными способами, а некоторых владельцев частных коллекций находили мертвыми при странных обстоятельствах. В своей одержимости он переходил вброд самые бурные реки. Кроме той, что остановила его навсегда. Стикса.

Я начала приходить в музей еще в те времена, когда Клеарх был жив, хотя ни разу не встречала его. Но в первый же визит познакомилась с Клио, почуяв мой эфир, она подошла сама. С того дня я бывала здесь еще по меньшей мере десятки раз, когда становилось известно о новом экспонате в коллекции. И всегда неизменно виделась с музой. Она продолжала работать, и смерть директора лишь пошла ей на пользу – остальные сотрудники менялись довольно часто, и Клио не приходилось объяснять, почему она выглядит ровно так же, как в тот день, когда перешагнула порог музея.

Мы с ней не общались – в других местах Эонии Клио не бывала, Элизий же разделил на круги, и ни одна из нас никогда не покидала свой. Но это не помешало обратиться к музе за помощью, а ей – принять меня.

– Первая тварь появилась в Элизии задолго до твоего создания. Даже Пантеон не сможет вспомнить точное время. – Она заговорила так внезапно, что я чертыхнулась и пролила чай, хотя тон был ровным как лекция в университете – Я мало что знаю, ведь эти существа не являются частью нашей истории. Но могу рассказать, как это произошло. Свидетелей было мало, поэтому есть лишь обрывки воспоминаний, которые похожи на лоскуты, как ни старайся собрать полотно – ничего не получится. Впервые сущность увидели в круге Посейдона. Она не появилась внезапно, а жила среди них. Ребенок. Девочка. Сначала казалось, что ее тело неожиданно поразила болезнь: кожа меняла цвет, суставы рук и ног неестественно выворачивались, а сила в мышцах прибавлялась. Но какая болезнь может быть в Элизии, верно? Любое божество, посмотрев на нее, могло догадаться, что эфир заражен. Мы можем чувствовать такие вещи. Обращение происходило постепенно, но финал стал неизбежен, и Посейдон готовился к совету круга, чтобы решить судьбу девочки. Но она просто исчезла. Все, что в разное время появлялись после нее, уже были полностью обращены и обезображены, но сложно было не догадаться, что у ребенка и этих существ одно нутро зараженного эфира. И уходили они так же быстро, как возникали, не давая возможности приблизиться к ним, изучить или хотя бы попытаться поговорить.

– Что ты сказала? Уходили? Я думала, они погибали, не выдержав концентрации эфира.

– По-твоему они взрывались на месте? Конечно нет, Рэй. Они бежали, чтобы эфир не успел их убить. И судя по тому, что останки никогда не находили, тварям это удавалось.

– Значит, они знали, куда идти. В Элизии может быть место, где эфир слабнет?

– В Элизии может быть все, что угодно.

Я потерла виски в попытках переварить все то, что сказала Клио. Это не могло быть ложью, потому что муза собирала из памяти только факты, тщательно отделяя их от воображения. Значит, твари не гибли на нашей земле. У них было место, где можно существовать, куда можно вернуться. Неужели Пантеон о нем не знает? Впрочем, если знает, но не говорит, эта информация никогда не покинет их чертоги.

– Прости, но мне неизвестно, что стало первопричиной. Почему богов вообще может поразить вирус.

– Знаешь, что интересно. Что ими движет? Тварь не напала на нас. В Элизии тоже такого не случалось. Но они не безмозглые создания, а вполне разумные. Должна быть цель.

Клио покачала головой.

– Эмоции, мотивы, чувства. Это не то, чему покровительствует мой дар. Это чуждо моей природе. Спроси о фактах, и я расскажу любой, но копаться во внутренностях не стану.

Что ж, видимо погружать руку по самый локоть, чтобы проверить наличие сердца, придется мне. Задумчиво щелкая пальцами, я раздражалась, что переняла эту дурацкую привычку у Нота, и пыталась представить как тварь выглядит изнутри, пока Клио не отвлекла неожиданным вопросом.

– Ты когда-нибудь думала о том, почему о нас забыли? Почему стерли из истории, как лишнюю сноску?

Я проследила за ее взглядом. Через открытую дверь кабинета был виден постамент с лекифом, и муза смотрела на него не отрываясь.

– Мы причинили людям столько боли. Я бы тоже не стала молиться таким богам. И как только у них появилась возможность о нас не вспоминать, они это сделали. Хотя капля благодарности за поддержку мира им бы не помешала.

– Боли? Но…Мы сделали для них столько хорошего.

– Разве? Покопайся в истории получше, Клио, чтобы найти эти крохи, называемые добром.

Смертные служили нам так долго. Наступила вечность, когда мы должны отплатить.

7

В магазине напротив дома Мелины было душно. Я уже чувствовала, как капля пота стекает вдоль позвоночника, неприятно щекочет кожу, и пыталась шевелить лопатками, чтобы избавиться от нее. Руки были заняты пакетом муки и лотком с яйцами, но никак не удавалось решить, какие именно фисташки и грецкие орехи нужны. Бездна, как же это оказалось сложно! Покачиваясь с ноги на ногу, я разглядывала упаковки и молилась, чтобы правильные ингредиенты сами упали к моим ногам.

– Харон тебя за ногу, Рэй, ты же не серьезно?

Если бы дар не уловил Нота, который стоял сзади уже около минуты, я бы в ужасе отшатнулась и ударилась головой об полки. Вместо этого просто осталась стоять на месте, не прекращая изучать демоновы орехи.

– Это будет катаифи.

– Ты же обещала! – буквально взвизгнул он.

– Может, я открыла в себе новый талант! Тебе не приходило в голову похвалить подругу или хотя бы от нее отстать? – схватила первые попавшиеся пакеты просто ему назло.

Вообще-то я и правда обещала. Линосу. А он при первом же удобном случае громогласно объявил об этом друзьям с сияющим видом отполированной до блеска монеты. Но, закрывая страницу кулинарного блога, я обнаружила, что в списке осталось лишь одно блюдо, которое не было приготовлено. Мысленно попросив у друзей прощения и одновременно послав их к демонам, сохранила рецепт, потому что привыкла доводить дела до конца. Не хотелось, чтобы еще и десерт начал преследовать меня в ночных кошмарах. После него я правда собиралась остановиться, но теперь ни за что не признаюсь в этом Ноту.

Он следовал за мной по пятам, пока я пробиралась через лабиринты полок к кассе, и наш диалог выглядел так, как будто мы бросали друг в друга дротики.

– Подожди!

– Нет.

– Остановись.

– Ни за что.

– Есть дело.

– У меня тоже.

– Мне нужна помощь.

– Попроси Мел.

– Рэй! Мне нужна ты. Звонил Пойн.

Я затормозила и резко обернулась. Все содержимое моих рук рухнуло на пол с оглушающим звуком. К нему присоединился недовольный вопль продавца, которому придется срочно вызывать уборщицу или решать проблему самому.

Нот сделал страдальческое лицо, кинул пару купюр на кассу и за локоть оттащил меня подальше.

– Простите, она только что узнала, что ее любимая кошка отравилась катаифи и не выжила – бросил он на ходу.

Даже не буду на это реагировать.

– И? Что сказал наш участковый?

– Один свидетель все-таки нашелся.

– Где он? В полиции? Больнице? Психушке? – я затаила дыхание.

– Дома – вздохнул Нот.

Я тупо уставилась на него, не улавливая ни смысла, ни логики.

– Это ребенок, Рэй. Мальчик.

Молча посмотрела в глаза Нота и уловила в них расплесканное беспокойство. Бездна, ситуация была не самой приятной. С одной стороны, это было нам на руку – никто не поверит маленькому смертному, а значит, не будет паники. С другой, мне было жаль его, не хотелось бы, чтобы у мальчишки осталась психологическая травма на всю жизнь.

– Может, расскажешь наконец подробности?

– Пойн, как и обещал, связался с психиатрической лечебницей и попросил докладывать ему обо всех случаях, когда новоприбывший жалуется на то, что видит монстров. Якобы в Петралоне пошли слухи о таком человеке и его проблемах с законом, но тот скрылся. Мало ли что может сделать больной, склонный к насилию. И участковому действительно позвонили. Родители привели к специалисту мальчика, который утверждал, что видел чудовище возле хранилища. Он задержался в гостях и возвращался домой поздно. Пацан сбежал и рассказал обо всем отцу, который сначала не обратил внимания на бред сына. Но мальчик говорил об этом постоянно, так что родители решили проверить его голову. Естественно, он оказался полностью здоров, и с горсткой таблеток был отправлен домой. Несмотря на это, Пойну о случае доложили, и тот пробил семью по базе. А потом поделился данными со мной.

– И ты хочешь встретиться с мальчиком, чтобы…?

– Чтобы узнать, что именно он видел. Как вела себя тварь, агрессировала или пряталась. И, честно говоря, я хочу убедиться, что он не видел нас.

– Разумно – я покрутила в руках кончик волос – Вломиться в дом к незнакомым людям мы не можем, но не сомневаюсь, что у тебя уже есть гениальный план.

Нот потер лицо ладонями, взъерошил волосы и выдохнул, будто собираясь с силами.

– Помнишь Агату?

– От которой ты сбежал с рассветом или типа того?

– Она его сестра.

Я тихо застонала. Шанс встретиться с мальчиком снизился до нуля из-за неуемной любвеобильности Нота. Но друг взял меня за плечи и наклонился ближе, чтобы я не упустила ни одного слова.

– Я позвонил ей. Нужно было очень быстро придумать причину, по которой я пропал. Ну и…Я сказал, что моя сестра приехала из провинции поступать в университет, и пришлось с ней возиться. И пообещал, что мы придем познакомиться с ее семьей.

С минуту я пыталась просверлить его взглядом и придумать такой ответ, где не звучала бы мысль, что план был хорош. Пожалуй, даже идеален для того, чтобы попасть в чужой дом.

– Ладно! Когда нужно быть готовой?

– Сейчас.

– Что?! В таком виде? – зарычала я и провела руками по розовому худи, спортивным штанам и кедам, белым от муки – Надо было взять Мел!

– Я должен прийти с младшей сестрой, а не роковой женщиной, которая выглядит как любовница и напивается в гостях.

Прежде, чем я успела придумать новый аргумент, Нот предъявил одну из своих фирменных улыбок. За все время дружбы мы насчитали десять. Эта была умоляющая, невинная и обнажающая ямочку на щеке, после которой ему вообще ни в чем нельзя было отказать.

Бог вытащил меня на улицу, где на небе собирались грозовые тучи. Сегодня был один из тех дней, когда погода дарила хоть какое-то подобие прохлады. Я накинула капюшон, а тем временем шестеренки в мозгу уже закрутились.

Должен ли приезжий смертный вести себя не так, как городской? Эония представляла собой огромный город-мегаполис, а за его пределами находилось несколько маленьких провинций. Расстояния были небольшими, всего несколько цветущих полей, скалистых утесов и равнин, до самой дальней точки можно было добраться за пять часов. А дальше – только море. Люди думали, что за ним находятся другие государства. Каждое было настолько обособленным, что жители разных стран никогда не бывали за пределами родины. В целом так и было. Там находились миры, вверенные другим Пантеонам. Ни один человек никогда не смог бы пересечь границу благодаря защитным барьерам. Даже мы не могли.

Я нервно пожевала губу, представляя, как может выглядеть девушка из провинции, и решила, что достаточно будет добавить в свое поведение немного скромности и постоянно всем восхищаться.

Мы спустились в метро, и я готова была убить друга второй раз за день. Большое скопление людей заставляло мой дар беситься – слишком много запахов. В вагоне их было не меньше. Парень шепчет что-то на ухо девушке, и та смеется. Георгин – ложь. Мужчина низко натягивает кепку, пряча лицо. Жило – предательство. Женщина кричит на маленькую девочку. Аконит – раздор. Зажимаю нос рукавом, но легкие уже разрываются, бурлят от этой смеси как жерло вулкана. Даже моя одежда пропахла горелыми проводами, жженной смолой и раскаленным металлом, этот запах висит в воздухе, окутывая паутиной, готовый поглотить.

Нот подхватил меня, прижал к себе и вывел из вагона. Я с трудом чувствовала, как переставляю ноги, которые намертво прилипают к плитам пола, как, спотыкаясь, поднимаюсь по лестнице. Бесконечной, как божественная жизнь. Обоняние пыталось дотянуться до свежего воздуха, но каждый раз врезалось в стену новых запахов. Когда я поняла, что начинаю отключаться, Нот вытолкнул меня на улицу. Прислонившись к перилам, я вдохнула, подавилась и начала кашлять как прокаженная. Прохладная ладонь легла на лоб.

– Прости, Рэй, мы ехали по прямой ветке, я не думал, что тебя так быстро накроет.

Он обнял меня, и я вцепилась ледяными пальцами в его вязаный кардиган, восстанавливая дыхание. Каким бы повесой не был Нот, солнечный ветер, что он носил внутри, способен достать из любой самой глубокой и беспросветной ямы. Когда броня сумасбродства трескалась, на свет появлялись его лучшие качества: доброта, жертвенность, верность. И я знала, если однажды миру придет конец, он будет сидеть на обломках и предлагать свое плечо каждому, кто в этом нуждается. Сейчас он предлагала его мне. Как и всегда.

– Значит, ты успел нарядиться, а меня заставил идти в этом. Подлец! – прохрипела ему в грудь.

Нот усмехнулся, взял меня под руку и указал направление, я же стала разглядывать наше отражение в ближайшей витрине.

– И тебя не волнует, что на брата с сестрой мы похожи как мышь и слон?

– Мы оба поразительно красивы, этого сходства достаточно – он легко щелкнул меня по носу.

Небо окончательно затянулось серым, с улиц ушли краски, и воспоминания выбросили в тот демонов день. Что заставило мальчика рассказать обо всем родителям, почему он был так уверен, что ему не показалось. Я бы точно почувствовала чье-то присутствие, но дорога была пуста, так что вряд ли он нас видел. И нам еще предстоит придумать, как остаться с ним наедине и поговорить.

Когда мы подошли к нужному дому, первые капли дождя разбились о землю, и кажется, что белые стены начали постепенно темнеть. Два этажа, скромный цветник у входа – самый обычный дом в самом обычном районе, небольшой, простенький, но уютный.