- -
- 100%
- +
Из кабинета вышел следователь:
– Артём Николаевич, проходите.
Я молча поднялся и зашел в кабинет. Там было три стола и два компьютера. «Интересно, а ЭВМ засекречены в установленном законом порядке», – первым делом подумал я и улыбнулся.
Мне показалось, что нет, и при этом эти люди расследуют совершенно секретное дело. Ну, на окнах и стенах шумоподавляющие датчики точно отсутствовали, а это значит, что помещение не предназначено для ведения секретных переговоров. Однако мы будем именно этим заниматься в ближайшее время в ходе допроса. «Как все ловко и забавно устроено в этом мире, – возмутился я про себя, – эти люди требуют соблюдения приказов и законов в области режима секретности, а сами позволяют себе чуть больше, чем обычные смертные».
Медленно, с преувеличенной внимательностью окинул взглядом кабинет, будто оценивая обстановку перед долгим разговором. Пальцы правой руки обхватили спинку стула – холодный металл под ладонью, лёгкий скрип колесиков по линолеуму. Отодвинул его ровно настолько, чтобы между столом и коленями оставалось комфортное пространство. Не спеша опустился, чувствуя, как плотный поролон принимает вес тела.
Правый локоть нашёл своё место на краю столешницы – отработанное движение, чтобы рука не затекала, а подмышка оставалась сухой. Левая рука при этом свободно легла на бедро, пальцы слегка постукивали по колену – ненавязчивый ритм, помогающий сохранять мнимое спокойствие.
Допрос шёл размеренно, как река по давно проложенному руслу. Вопрос – пауза – ответ. Никаких резких движений, никаких попыток психологического прессинга. Следователь даже не повышал голоса, лишь изредка делал пометки в блокноте. Его ручка скрипела по бумаге, и этот звук почему-то казался успокаивающим.
Я ловил себя на мысли, что обстановка почти… дружелюбная. Ни намёка на обычные в таких случаях попытки запугать или принизить. Возможно, они просто ещё не решили, какую тактику выбрать. Или, что более вероятно, просто не видели во мне серьёзного противника.
Пальцы левой руки незаметно сжались в кулак, потом расслабились. Нужно было сохранять эту иллюзию покорности – пока она играла мне на руку.
В перерывах, когда следователь заполнял протокол, у меня было время поразмышлять: «Неужели все это происходит в действительности со мной? Кому я так перешел дорогу, что организовали такую тему с уголовным делом? Ведь можно было поговорить, обсудить, что и как. Мы бы обязательно пришли к общему знаменателю. Зачем все так сложно? А может, я себя недооцениваю, и эти силы прекрасно понимали, что я не пойду на договоренности или не соглашусь на их условия? А должность надо освободить. А возможно, всё гораздо проще, и я очередная „палка“ в статистической отчетности. Нет. Такое вряд ли возможно. Здесь что-то другое. Я инструмент, которым хотят ударить кого-то покрупнее. Значит, будут просить дать какие-то показания на свое руководство, обещая послабление по уголовному делу. Опять же, глупость. Я же юрист и работаю в системе уже не первый год. Обещания облегчить участь – это дешевый развод для непосвященных. Я сам так делал и не раз. Ну, что теперь гадать? Будем ждать и смотреть, что дальше».
Мой поток мыслей прервал следователь очередным вопросом. Он был незначимый для меня и не подходил под мои предыдущие размышления.
«Значит, не время», – подумал, закрыв глаза.
Я вышел из здания ФСБ с ощущением, будто с меня сняли тяжелые кандалы. Воздух, даже пропитанный городским смогом, казался невероятно свежим после затхлых коридоров с портретами чекистов.
Начальник принял меня сразу, без очереди – необычная привилегия в обычные дни. Его кабинет был залит солнечным светом, резко контрастируя с мрачными помещениями, где я только что находился.
«Ну что, выкрутился?» – спросил он, отложив папку с документами. В его голосе не было ни капли удивления —лишь легкая ирония, с которой он встречал все происходящее в управлении.
Я коротко изложил суть событий, опуская детали, которые он и так знал. Начальник кивал, иногда задавая уточняющие вопросы, но в целом его реакция была поразительно спокойной.
– Бывает, – сказал он в конце, – бумажная волокита, сам понимаешь. Всё утрясется.
Его уверенность была настолько заразительной, что я и сам почти поверил, что это просто досадное недоразумение, которое скоро забудется.
По дороге к своему кабинету я ловил на себе взгляды коллег. Кто-то с любопытством, кто-то с опаской, некоторые даже подходили под благовидным предлогом, чтобы поинтересоваться моим самочувствием.
Сев за свой стол, я машинально провел ладонью по поверхности – привычный жест, который делал каждый день. Но сегодня он казался особенным, как будто я заново обретал свое место в этом мире.
Спустя пару часов спустился на первый этаж. Ворота гаражного бокса, примыкающего к зданию, оказались распахнуты настежь. Я вошел внутрь, пробираясь между рядами припаркованных служебных машин, пока не достиг комнаты для персонала.
– Товарищи офицеры, – раздался чей-то негромкий голос, и присутствующие медленно поднялись со своих мест.
Воздух в помещении был густым от табачного дыма, но сейчас меня это волновало меньше всего. Я улыбнулся, оглядел собравшихся и, заметив Женю, кивнул ему:
– Поехали, прокатимся. Чего тут сидеть без дела?
– Понял, – он тут же направился к выходу, деловито бросив через свое правое плечо: – Выходите на улицу, я сейчас выеду.
– Давай с той стороны, – указал я на запасной выезд.
– Хорошо…
Через минуту я уже сидел в машине и неожиданно заметил, что на заднем сиденье лежит тот самый пропавший коврик.
– Откуда коврик?! – рассмеялся я.
Женя обернулся и тоже ухмыльнулся:
– Нашелся в гараже. Вчера мыл машину, оставил сушиться на батарее – и забыл. Неловко вышло.
Я откинулся на сиденье, устремив взгляд в окно. Машина плавно тронулась с места, покидая территорию управленческого бокса. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь чуть запылённые стёкла, на мгновение ослепили меня.
– Ладно, – махнул я рукой. – Главное, что на месте.
Женя лишь кивнул, сосредоточившись на дороге. А я смотрел на проплывающие за стеклом здания, думая о том, как странно, что после всего, что произошло, мир продолжает жить своей обычной жизнью. Коврики теряются и находятся, машины моют, а люди все так же курят в подсобках. Но что-то все равно изменилось. И это «что-то» было во мне.
– Ничего страшного. Лишняя встряска для них была полезна. Ты неплохо разрядил обстановку и отвлёк этих так называемых товарищей от ненужных мне вопросов, – одобрительно заметил я, обращаясь к Жене.
– Куда едем? – спросил он.
– Подожди, мне надо сделать звонок. Вот ёмаё. Телефоны же изъяли, – улыбнулся я. – Евгений, дай свой, позвоню человечку одному.
ГЛАВА 4 ЗНАКОМСТВО С НУЖНЫМИ ЛЮДЬМИ
Я набрал номер телефона своего товарища, который, по мнению следствия, якобы принял от меня бумаги с информацией, составляющей государственную тайну, и после передал их другому, третьему лицу. Бред, конечно, но именно это стало причиной всех проблем сейчас. И похоже, что ФСБ серьезно взялись за это дело. По-взрослому. Безусловно, никому эта тайна не нужна, и сам факт возможного разглашения также не имел особого значения. Здесь что-то другое. Иная цель. Взять что-то большее. Но мне пока это не понятно. Надо бороться и искать пути выхода. А как это делать? Не стрелять же в небо из ружья. Важно биться на правовом поле и руками закона.
На мой звонок никто не ответил. «Жаль, что так выходит и никто не берет трубку, – подумал я. – Надеюсь, что ты, Ваня, мой „деревянный друг“, занят, а не решил пропасть для меня. Может, тебя смутил незнакомый номер? Надеюсь…»
Я смотрел вперед сквозь лобовое стекло машины и, не отрывая взгляда от идущих вдалеке людей, не поворачивая головы, протянул Жене руку с его телефоном:
– Давай пока покатаемся немного. Надеюсь, мне перезвонит мой товарищ…
– Понял, – ответил водитель, и его машина начала свой ход.
«Ну где этот Иваша? Почему не звонит? Мне нужен адвокат, а ты мне можешь помочь с этим. У тебя-то точно есть связи с такими товарищами», – размышлял я, внутренне возмущаясь.
Наконец в кармане Жени зазвенел телефон. Он, не отрываясь от управления машиной, достал аппарат, взглянул на экран и протянул его мне:
– Кажись, это вас.
На том конце провода раздался знакомый голос Ивана – спокойный, чуть хрипловатый от утреннего недосыпа. После короткого обмена фразами мы быстро сошлись на кафе с замысловатым названием, которое ничего не значило, главное, что оно было в неприметном месте в переулке недалеко от центра, где обычно не бывало лишних ушей.
Я приехал первым, выбрав столик в дальнем углу зала, у высокого окна с потрескавшейся деревянной рамой. Через двадцать минут, ровно в назначенное время, в дверях появилась его коренастая фигура в каком-то сером пиджаке. Ваня окинул зал быстрым взглядом оперативника, заметил меня и тяжело опустился на стул напротив.
– Ну, рассказывай, – сказал Иван и положил на стол телефон экраном вниз. Затем сделал первый глоток кофе, который официант принёс до того, как он вошел в зал.
Я начал по порядку: утренний обыск, изъятые документы, туманные обвинения. Мой товарищ слушал, не перебивая, лишь изредка постукивая толстыми пальцами по столу. Его карие глаза, обычно насмешливые, сейчас были серьезны и внимательны.
Когда я закончил, он долго молчал, разглядывая трещину на стене за моей спиной. Потом резко встряхнулся, будто вынырнув из глубоких раздумий.
Солнечный луч, пробивавшийся сквозь грязное окно, скользнул по лицу Вани, высветив сеть мелких морщин вокруг глаз – следы многих бессонных ночей и стрессовых операций. В этот момент я впервые за день почувствовал, что не одинок в этой борьбе.
– Мне нужен адвокат, – сказал я. – Помоги или посоветуй кого-нибудь. У тебя есть защитник. Давай с ним поговорим.
– Вряд ли он захочет с тобой общаться.
– Это почему же?
– Ну, он тебя хорошо помнит. Ты его несколько лет назад не пускал в какую-то фирму, когда там вы проводили обыск. Вы закрыли перед носом дверь и не пускали цинично. А это был он… – от сказанного Иван улыбнулся.
– Да ладно, с кем не бывает… Это дела прошлых лет. И насколько я помню, там какого-то адвоката в конце всё же допустили. Так что всё нормально.
– Да, так и было. Но он хорошо помнит эту картину. Не раз рассказывал мне, как ему приходилось героически пробиваться сквозь заслон сотрудников с автоматами, стучать в окна и двери. Его бесили лица сотрудников, проводивших обыск – они насмехались над его безуспешными попытками пройти внутрь, к своим клиентам.
– Ты так говоришь… Клиентах… Складывается впечатление, будто это были люди, просто не платившие алименты, и в этом заключалось их преступление. Но эти товарищи обнальщики. Они выводили огромные деньги за рубеж. Мы их очень долго вычисляли. Ты даже не представляешь, сколько сил было потрачено на сбор информации, доказывающей их преступную деятельность. И вот в кульминационный момент мы должны всё испортить? Впустить адвоката, чтобы он начал мешать нашей работе? – подытожил я с улыбкой.
Ваня слушал без особого внимания и интереса. Он пил кофе и так откровенно разглядывал посетителей кафе, что мне всё стало понятно без слов.
– Ладно, я сейчас ему наберу. У него тут контора рядом. Если он придет – подождём, а если откажется… Тогда я не знаю…
– Отлично, звони, – сказал я.
Спустя полчаса к нам присоединился защитник – сухопарый мужчина в строгом костюме, с внимательными глазами, которые за толстыми стеклами очков казались ещё более проницательными.
Сначала он поставил на стол кожаную папку – не бросил, а именно поставил, с едва уловимой театральностью. Затем последовало рукопожатие – каждому. Его ладонь оказалась неожиданно теплой, сухой, с легким шершавым следом от постоянного контакта с бумагой.
Прежде чем начать говорить, он вытащил бумажную салфетку и тщательно вытер кольцо от кофе на столе – медленно, методично, как хирург, подготавливающий операционное поле. Только после этого ритуала он наконец заговорил.
И тут я понял две вещи. Во-первых, он знал о моем деле куда больше, чем можно было ожидать. Каждое его замечание попадало в цель с пугающей точностью – как будто кто-то уже успел предоставить ему полное досье. Во-вторых – и это было куда важнее – несмотря на формальную роль моего защитника, этот человек не собирался быть на моей стороне. Его вопросы, уточнения, даже интонации – всё было выверено так, чтобы формально выполнять обязанности, но по сути работать на противоположный лагерь.
Он говорил правильные слова, кивал в нужных местах, но в его глазах не было того огня, который появляется у настоящего защитника. Это был не союзник, а ещё один следователь – просто в другой роли.
Когда он поправил очки, отблеск на стеклах на мгновение скрыл его глаза – и я подумал, что, возможно, именно так выглядит предательство: безупречное, стерильное и абсолютно законное.
– Я знаю человека, который вам нужен, – сказал он, делая паузу между фразами, будто взвешивая каждое слово. – Бывший оперативник, теперь адвокат. Опытный и грамотный товарищ.
Ваня, сидевший напротив, едва заметно кивнул – мол, доверяю твоему выбору. В кафе стало шумнее, и защитник наклонился ближе, чтобы его было лучше слышно. Его пальцы с коротко подстриженными ногтями быстро листали контакты в телефоне.
– Записывайте, – он назвал номер, который я тут же ввел в свой телефон.
– Скажете, что от меня. Он понимает специфику таких дел… – защитник сделал многозначительную паузу, – особенно когда речь идет о своих же.
В этот момент официант подошёл убрать пустые чашки, и разговор прервался.
Иван мрачно хмыкнул, допивая остывший кофе. За окном кафе проехала полицейская машина без спецсигналов, и все трое невольно замолчали, следя за ней взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
Вечером, уже дома, когда Настя обняла меня крепче обычного, а сын, не отрываясь, смотрел мультики, я позволил себе глубоко вздохнуть. Может быть, действительно, все обойдется? Может, и правда, этот кошмар скоро станет просто воспоминанием?
Но где-то в глубине души уже поселился холодок – слишком хорошо я знал, как работает система. Сегодня она отпустила, завтра может снова затянуть в свои жернова. И тогда уже никакие начальники, никакие ободряющие разговоры не помогут.
Я крепче обнял Настю, чувствуя, как ее тепло прогоняет эти мрачные мысли. Пока мы вместе – всё не так страшно. А завтра… Завтра будет новый день, и надо встречать его с высоко поднятой головой.
ГЛАВА 5 ШАГ НАЗАД
Самыми тяжелыми были два дня после. Мне надо было заниматься служебными делами, как и раньше. Кабинет казался камерой-одиночкой. Те же стены, тот же стол, те же документы – но все изменилось до неузнаваемости. Я механически подписывал бумаги, в то время как мой мозг был занят совсем другим – прокручивал снова и снова события последних дней, ища хоть какую-то зацепку, хоть малейшую возможность выправить ситуацию.
Секретарь, оставив очередную пачку документов, поспешно ретировалась, даже не встретившись со мной взглядом. Дверь закрылась с тихим щелчком, и я остался один на один с тикающими часами. Их секундная стрелка двигалась с неумолимой точностью, будто насмехаясь над моим положением.
Я замер, наблюдая за ее движением. Тик-так, тик-так. Каждый щелчок отдавался в висках. Время шло, а я сидел, словно парализованный, не в силах оторвать взгляд от этого гипнотического движения. Мысли замедлились, превратившись в вязкую, тягучую массу.
На столе передо мной лежали десятки документов, требующих внимания – отчеты, приказы, служебные записки. Все то, что ещё неделю назад казалось важным и срочным, теперь выглядело жалкой пародией на реальные проблемы. Я машинально потянулся к ближайшей папке, но пальцы не слушались – рука дрожала, оставляя на глянцевой поверхности размазанные отпечатки.
«Соберись, чёрт возьми!» – пронеслось в голове. Но как собраться, когда земля уходит из-под ног? Когда каждый телефонный звонок может стать началом конца? Когда даже собственные подчиненные смотрят на тебя как на прокаженного?
Я резко встал, задев край стола. Чашка с остывшим кофе покачнулась, оставляя на документах коричневые разводы. «Хорошо еще, что не перевернулась», – мелькнула идиотская мысль.
Подойдя к окну, я уперся лбом в прохладное стекло. Во дворе кипела обычная жизнь – сновали машины, спешили по делам сотрудники. Никто даже не подозревал, что происходит за этим окном. Или знали? Может, уже шептались за спиной, строили догадки, делали ставки.
Руки сами сжались в кулаки. «Нет, я не дам им этого удовольствия. Если уж тонуть, то с высоко поднятой головой». Вернувшись к столу, я с силой вытер кофейные пятна салфеткой и взял первую попавшуюся папку.
«Работа. Только работа может спасти сейчас», – убеждал я себя, заставляя глаза фокусироваться на строчках. Но буквы плясали перед глазами, сливаясь в нечитаемые каракули. А в ушах по-прежнему звучало это проклятое «тик-так». Тик-так. Тик-так. Отсчет последних минут моей прежней жизни.
Я медленно придвинул к себе документы, повертел головой в поисках ручки. Она лежала справа, возле телефонного аппарата. «Сначала разберу кадровые бумаги, потом займусь оперативными», – подумал я. Ведомственные приказы читать не стал – лишняя трата времени, которого и так оставалось немного. «Может, сделать кофе?» – мелькнула спасительная мысль.
Кабинет был пуст, можно было позволить себе этот маленький ритуал. В комнате отдыха имелось все необходимое: электрическая плитка, турка, кофемолка. Но главное – широкий подоконник у окна, где я обычно готовил напиток. Трудно было отказаться от такого привычного удовольствия.
Неспешно зашел в комнату, залитую солнечным светом. Приятное ощущение жизни возвращалось ко мне по мере того, как аромат свежесваренного кофе наполнял помещение. «Пусть все думают, что у меня ничего не изменилось, что я готов работать дальше и ничто меня не сломило», – убеждал я себя. Видимость обыденности нужно было сохранять любой ценой.
Первый глоток, затем второй. Теплая жидкость, пройдя по пищеводу, оставила приятное тепло в желудке. «Люблю кофе. Сегодня он особенно хорош», – отметил про себя.
Казалось, в новых обстоятельствах обычные вещи приобретали особый вкус и значение. Когда оказываешься в ситуации, где не можешь изменить главное, начинаешь ценить мелочи, на которые раньше не обращал внимания.
Но тут же в голову закралась тревожная мысль: «А не зашло ли все уже слишком далеко? Не оказался ли я в том самом лесу, из которого нет выхода? Или, может, это болото, которое уже безвозвратно затягивает?»
Я покачал головой, отгоняя мрачные мысли: «Нет, они найдут меня везде. Если не меня, так семью достанут».
Действовать нужно было здесь и сейчас. Вот только работать совершенно не хотелось. Тело требовало движения, решений, перспектив, а я стоял у окна с чашкой кофе, словно заключенный в золотой клетке собственного кабинета.
«Адвокат молчит. Следствие тоже. Это ненормально». Я прекрасно знал – такая тишина не сулит ничего хорошего. «Они что-то замышляют. Готовят удар. И когда он придет…»
Чашка неожиданно дрогнула в моей руке, громко стукнув о подоконник. Кофе расплескался, оставив на стекле коричневые разводы. «Вот и я, – подумалось с горькой усмешкой, – трясусь как мальчишка».
Но даже этот маленький эпизод с пролитым кофе казался сейчас важнее всех служебных документов на столе. Хотя бы потому, что был реальным. А не той бумажной бурей, которая, я знал, уже собиралась надо мной в кабинетах следствия.
В дверь постучались:
– Заходите!
Дверь открылась, и в кабинет зашла секретарь. Она посмотрела на стопку бумаг и сказала:
– Это можно забрать?
Оставив чашечку кофе на подоконнике, я вышел к ней навстречу. Улыбнулся так, как будто для меня вся эта ситуация не имеет особого значения, и я уверен в себе на сто процентов. Посмотрел на бумаги:
– Оставьте пока, я их не все подписал. Хотя если очень надо, то пересмотрите, что надо срочно – я тут же подпишу, и вы сможете забрать.
– Отлично, – сказала секретарь и принялась смотреть документы.
В итоге я подписал всё. Само собой как-то получилось.
– А вы молодец, знаете свою работу. Ведь в результате сделали так, что мне пришлось всё это оприходовать, – сказал я и ухмыльнулся.
Секретарь в ответ ничего не сказала. Посмотрела на меня, улыбнулась и продолжила собирать бумаги со стола в большую папку, которую принесла с собой.
Я стоял, повернув голову в её сторону, но взгляд мой уперся в темно-коричневый линолеум под ногами. В такие моменты время словно замирает – тело неподвижно, сознание зависает в странном промежуточном состоянии, когда внешний мир перестает существовать, а внутренний вдруг обретает невероятную четкость.
В этой внезапно наступившей тишине я ясно ощутил всю абсурдность происходящего. Вот она, моя реальность: уголовное дело, разрушенная карьера, постоянный страх за семью. А вокруг – обычный рабочий день, сотрудники, для которых я всего лишь начальник, подписывающий бумаги. «Подпишите вот это», «Посмотрите то» – будто ничего не случилось. Никому не важно, что творится у меня внутри.
«А ведь мне так хотелось, чтобы кто-то спросил…» – эта мысль пронеслась с горькой иронией. Хотелось верить, что кто-то разглядит за начальственной маской живого человека, которому сейчас по-настоящему тяжело. Но жизнь устроена иначе. У каждого свои заботы, свои проблемы, куда более насущные, чем твои.
Я сделал глубокий вдох, возвращаясь в реальность. Правда жестока, но в ней есть странное утешение – так устроен мир, ничего личного. Когда-то и я точно так же проходил мимо чужих бед, погруженный в свои проблемы. Теперь моя очередь – принимать эту истину без обид и претензий.
Секретарь тем временем собрала подписанные документы и вышла, оставив меня наедине с моими мыслями. Дверь закрылась с тихим щелчком, и я снова остался один в своем кабинете, где часы на стене продолжали неумолимо отсчитывать время, которого у меня оставалось все меньше.
В кабинет зашли все три моих заместителя и начальник отдела по собственной безопасности. Понимая, что события со мной могут развиваться стремительно и не в мою пользу, у каждого были вопросы, которые, видимо, оставлялись ими на потом: назначения сотрудников на вышестоящие должности, изменения графиков работы смен и так далее. Теперь же надо было это решать как можно скорее. На этой почве у нас завязался не совсем дружелюбный разговор. Не хотелось признавать, что уголовное дело в отношении меня – это надолго и с негативными последствиями. Себя хоронить я не собирался. Я отказывал больше, чем соглашался.
Нашу дискуссию прервала секретарь, которая, постучав в дверь и не дожидаясь моего ответа, зашла в кабинет. Она остановилась рядом со входом, в её руках была бумага. Я увидел, что там написано несколько строчек синей ручкой.
– Завтра к нам прибывает представитель из Московского главного управления для разрешения конфликтной ситуации, – проговорила секретарь, делая вид, что читает текст со своего документа.
– Начинают слетаться вороны, – прокомментировал я новость, устремив взгляд сквозь прозрачное оконное стекло в пустую для меня даль. – Посмотрим, что он тут организует.
Моя речь звучала медленно, без веры в успех. После небольшой паузы я повернулся к своей сотруднице и спросил:
– А в котором часу у него самолёт, известно?
– Да, конечно, – с серьёзным лицом ответила она.
– Вот и хорошо, значит, завтра поедем встречать, как положено. Тарас Петрович, вы поедете со мной, – шуточным официальным тоном сказал я. – А до этого времени обеспечь хорошим вариантом гостиницы нашего гостя. Завтра быть всем на рабочих местах. Никому не отлучаться. Встречи отмените, если таковые запланированы, – дал я указание своим заместителям.
После собрал документы в свой портфель и вышел на улицу. Прекрасный солнечный день. Слышны звуки поющих воробьёв и детей во дворе, примыкающего детского садика.
«Пойти прогуляться, что ли? – подумал я. – А куда идти? В магазин, в парк или просто куда глаза глядят? Крутое состояние у меня. Буквально пару дней тому назад я не мог найти себе часик свободного времени. Куча задач, поручений, и всё надо выполнить. „Съездить туда, приехать отсюда…“ – это мы с друзьями так в детстве говорили. Супруге даже звонил крайне редко. Все занят был. А сейчас смотри, время-то есть, оказывается. Выходит, всё зависит от твоего отношения ко всему происходящему, а не от объёма работы или забот».
В моём кармане завибрировал телефон. Мне пришлось взять служебный аппарат на время. Это был дежурный, он, видимо, смотрел на меня по камерам наружного наблюдения:
– Артём Николаевич, – раздался громкий и чёткий голос в трубке, – собираетесь ехать куда-то?