Пепел и сумерки. Том 1. Восход неизбежного
- -
- 100%
- +
Шёпот раздался сначала как слабое дыхание, едва слышное, словно ветер сквозь щель. Но он быстро усиливался, переливался через стены и потолок, проникая в каждый угол. Ты теряешь время… – голос был не просто звуком, он вибрировал внутри костей, проникая в саму суть, растягивая нервы и заставляя кровь стынуть. Тайна вздрогнул, не открывая глаз, ощущая, как холодная тьма Альбасумбры стягивает его сознание, разъедает саму волю.
Тьма сгущалась вокруг, давя на грудь и голову, как плотный влажный свинец. Тайна сидел на холодном полу, спиной к стене, и ощущал, как каждая клетка его тела напрягается, будто пытаясь убежать от невидимого присутствия. Внезапно он услышал шёпот.
Сначала тихий, почти незаметный, как ветер, скользящий по трещинам стены. Потом он стал громче, обволакивая разум Тайны, впиваясь в слух, словно миллионы тонких игл. Слова смазывались, перетекали друг в друга, и голос казался одновременно единым и раздробленным – тысяча шепотов, сотни дыханий, проникающих внутрь него, смешанных в одно.
– Ты теряешь время…
Голос растянулся в пространстве, холодный и влажный, с примесью запаха горящей серы и тления плоти, хотя рядом не было огня. Тайна дернулся, и по спине побежали дрожь и холод, словно чьи-то ледяные пальцы скользили вдоль позвоночника, подталкивая его к краю разума.
– Они отняли у тебя всё. Они должны умереть. Ты сам это понимаешь.
Каждое слово обрушивалось на него с силой удара, вибрации шепота резонировали в висках, отдавались эхом в груди, заставляя лёгкие сжиматься. Тайна пытался вдохнуть – но воздух будто разжижался, вязкий и липкий, пробираясь в лёгкие, мешая дыханию. Сердце забилось быстрее, пальцы сами сжались в кулаки.
– Нет… – выдавил он, но голос был слабым, почти растворился среди множества шёпотов. – Я…
– Ты позволишь им уйти? Позволишь забрать то, что принадлежит тебе?
Голос Альбасумбры пронзал его разум насквозь. Тайна чувствовал, как шепот проникает в кровь, в кости, в каждую мышцу, подчиняя тело воле хозяина тьмы. Шрам на его руке ожил, кожа вокруг него покраснела и слегка почернела, словно плоть пыталась предупредить о близящейся опасности.
– Заткнись… – едва слышно прошептал Тайна, но слова не смогли пробить тьму, которая уже жила внутри него.
– Ты предан. Ты знаешь, что делать. Ты должен использовать его ради этого.
Эхо голоса качало пространство вокруг него. Каждое слово оставляло след в голове, и Тайна ощутил, как разум начал расщепляться: часть его хотела сопротивляться, часть уже подчинялась, дрожащая и безвольная.
– Они забрали главный источник… они должны исчезнуть.
Слова Альбасумбры слились с его дыханием, с каждым биением сердца. Тайна чувствовал, как тьма вокруг начинает двигаться, тянется к нему, скользит по коже, прилипает к волосам, обволакивает руки, ноги, грудь. Всё его тело словно утонуло в вязкой тьме, а голос внутри становился всё ближе, мягче и одновременно острым, как лезвие.
– Я… я сам решу… – с усилием выдавил Тайна.
Шёпот затих на мгновение, оставив глухое молчание. И в этом молчании он ощутил ужас – тьма словно задержала дыхание, как предчувствуя его слабость, но это затишье было обманчивым.
– Время не на твоей стороне… если не сделаешь этого… тогда сделаю я.
Голос ударил снова, холодный и властный, проникая в кровь и разум, оставляя после себя ощущение, что каждое его движение отслеживается, каждая мысль становится открытой, а сердце – чужой мишенью. Тайна почувствовал, как дрожь разливается по телу, пальцы сводит судорогой, а шрам на руке будто тянет за собой невидимые нити, соединяясь с внутренней тьмой.
Он открыл глаза. Комната вокруг расплывалась, становясь чуждой и нереальной. Стены дрожали, пол покрылся тонкой вязкой плёнкой, тьма словно ожила, извиваясь и шепча. Тайна понял, что находится в ловушке – не физической, а глубоко личной, в собственном разуме, переплетённом с присутствием Альбасумбры.
– Пора действовать… – продолжил шёпот, мягко, но с непоколебимой угрозой. – Я наблюдаю за тобой. Я чувствую. Ты – мой Апостол.
Тайна ощутил, как холод проникает глубже, до костей, и каждая клетка его тела сопротивляется одновременно страху и воле тьмы. Он знал, что сопротивление – не просто вопрос силы, а вопрос времени, и что Альбасумбра уже в нём, в его крови, в его мышцах, в его сознании.
Он глубоко вдохнул, чувствуя, как вязкая тьма наполняет лёгкие и давит на сердце. Но внутри – маленькая искра сознания – он ещё мог бороться. Ещё мог выбрать.
И голос Альбасумбры снова звучал, теперь почти шёпотом, но в этом шёпоте слышалась бездна, готовая разорвать его в любой момент:
– Решай, Тайна. Время уходит.
Каждое слово отзывалось эхом в теле, будто сами вены шептали ему о приказах, а каждый вдох тянул холод, пронзающий грудь. Тайна почувствовал, что сопротивление – это иллюзия. Всё, что он чувствовал, каждая дрожь, каждый шрам – часть того, что голос уже контролировал.
Он попытался дышать глубже, но воздух был липким, словно сотни тонких нитей сжимали лёгкие и трахею. Словно сама комната пыталась раздавить его, сжать к стенам, заставить признать власть шёпота.
– Я… я сам… – выдохнул он, слова застряли в горле, и в этот миг тело дрожало так, что казалось, будто оно распадается.
Тьма замерла, прислушавшись. Голос на мгновение замолчал. Тайна почувствовал, что может пошевелить пальцами. Ноги снова подчинялись, дыхание вернулось. Казалось, он снова владеет собой.
Но это была только передышка. Голос не ушёл. Он внутри, он в крови, он в теле. Он ждёт. Он изучает. Он видит каждую слабость, каждую трещину в разуме. И рано или поздно Тайне придётся сделать выбор.
И тьма вокруг снова сгущалась, почти касаясь его кожи, как ледяные пальцы, готовые втянуть его обратно в бездну.
Глава окончена. Глава 8. Дом, которого нет
Лёша вынырнул из сна, гулко вдохнув, словно пробирался сквозь вязкую толщу ледяной воды. Но это не было простое пробуждение – это было похоже на мучительное возвращение к жизни после утопления. В груди будто взорвалась пустота, и воздух ворвался в лёгкие обжигающим потоком, не принося облегчения. Он хватал его ртом, но чем глубже вдыхал, тем сильнее чувствовал – кислорода не хватает. Тело боролось, дергалось, требуя ещё, а мозг шептал: «Ты тонешь. Ты всё ещё там, на дне».
Грудь сдавило железным обручем. Рёбра глухо ныли, словно кто-то давил сверху, безжалостно и неотвратимо. Сердце билось неравномерно – сперва быстрыми ударами, словно загнанный зверь бьётся в клетке, потом сбивалось, будто вот-вот остановится, и снова разгонялось, возвращая боль и ужас. Каждый удар отзывался в висках громовым эхом, раздувал и сжимал голову, превращая мысли в пульсирующую кашу.
Меня… использовали?.. Да?.. Саша… она… правда… сделала это?..
Дыхание сорвалось. Горло сжалось, выдавливая из себя рваный, сиплый кашель. Сухость во рту была мучительной – язык казался деревянным, губы потрескались, а на вкус – металл, едкая горечь крови. Только тогда он понял, что во сне стиснул зубы так сильно, что прикусил губу. Кровь тянулась вязкой ниткой к горлу, и он почти захлебнулся ею.
Он открыл глаза. Но облегчения не было.
Комната утопала во мраке, и это был не привычный полумрак ночи. Нет. Это была тьма иного рода – плотная, вязкая, будто живая. Она не просто скрывала очертания – она давила, проникала под кожу, впивалась в глаза и тянула за собой в глубину. Даже сквозь неё Лёша видел собственные руки – вытянутые, дрожащие. Дрожь была неестественной: резкой, прерывистой, словно пальцы двигались не по его воле, а сами по себе, подчиняясь другой силе.
Он поднял руку ближе к лицу. Кожа показалась мёртвой – слишком бледной, с тусклым голубоватым оттенком. В слабом отблеске, просочившемся сквозь щель двери, пальцы напоминали восковые, застывшие в чужом жесте. На мгновение у него возникло чувство, что это не его рука. Чужая. Пришитая. Он просто застрял в теле, которое больше не принадлежит ему.
Холодный пот стекал по спине, по вискам, по шее, собираясь каплями в ямке ключицы. Он провёл ладонью по лицу, но даже этот жест не дал ему ощущения контроля – казалось, что прикосновение принадлежало кому-то другому.
Если подумать, я заслуживаю такого отношения к себе. Однако, моё мнение о Саше было совершенно другим. Такая противоречивость тяжело укладывается в голове… – пронеслось у него в голове.
Паника накатила внезапно. Как прилив, что сметает берег. Вдохи стали слишком быстрыми, короткими, и воздух с каждым разом всё меньше доходил до лёгких. Тело боролось с самим собой. Лёша чувствовал, как руки немеют, а грудь вот-вот разорвётся изнутри.
Я умираю.
Мысль пришла сама. Тихая, будничная, но настолько отчётливая, что в ней не было сомнений.
И всё же это было не только физическое. В глубине сознания, там, где обычно остаются сны, он ощущал нечто другое. Словно часть кошмара пришла с ним сюда. Шлейф видения. Холод надгробия под пальцами. Имя, высеченное на камне. Его имя. И мысль, пульсирующая в унисон с сердцем:
Если я вижу собственную смерть во сне… значит ли это, что я уже мёртв, просто не заметил?
Он пытался повторять про себя, что это сон. Сон, и только сон. Но чем сильнее он старался убедить себя, тем ощутимее становился холод камня под его пальцами, тем гуще становился запах сырой земли, мха и прелых листьев. Даже воздух был тяжёлым, влажным, вязким, будто он вдыхал не кислород, а глину.
Буквы на плите мерцали в темноте, будто их чернилами выжгли прямо в воздухе, и они теперь висели перед глазами.
Алексей Сергеевич Суринов
15.04.1999
Помним. Скорбим. Любим.
Каждое слово резало по сознанию, будто ножом. «Помним». Кто? Те, кого он никогда не знал? Те, кто, возможно, сам давно мёртв? «Скорбим». О ком скорбеть? О нём? Но разве есть за что? И, наконец, «Любим» – слово, которое всегда звучало для него как чужое, недостижимое. Любим кем? Если он мёртв, то какая любовь?
– Глупо… – выдохнул он хрипло, голос сорвался. – Глупо всё это. Если я умер, то кто вообще пишет эти слова? Зачем кому-то хранить память о том, кто уже ничего не значит?
Он опустился на колени, ладонями чувствуя мокрую, рыхлую землю. Под пальцами попадались камешки, корешки травы. Всё было слишком реально. Боль, холод, липкость. Он сжал ладони, позволив грязи просочиться между пальцев.
– Может, я и правда умер? – тихо сказал он, обращаясь то ли к надгробию, то ли к самому себе. – Может, всё, что было до этого… Саша, Тайна, Максим, даже тот чёртов тайник – это уже после. Остатки. Иллюзия.
Грудь сдавило так сильно, что стало трудно дышать. В висках стучало, сердце грохотало так, что отдавалось в зубах.
А если это и есть истина?
А если всё, что я видел, – просто отражение, сон умирающего мозга?
Лёша провёл рукой по буквам. Холод плиты жёг. Он задержал пальцы на слове «Алексей», на своём имени.
– Ты – я? Или я – ты? – прошептал он. – Может, я – всего лишь воспоминание о том, кем был этот человек? Может, я – отражение того, кто уже в земле?
Он всмотрелся в буквы, и они будто начали расплываться, дрожать, искажаться. Из трещин камня стекали капли воды, похожие на слёзы, и в каждой отражалось его лицо – искажённое, мёртвое, с пустыми глазами.
– Если смерть – это конец, зачем она такая длинная? – заговорил он громче, слова хрипели и ломались. – Почему я не исчез сразу? Почему меня заставляют смотреть? Чувствовать? Ждать?
– Ты обязан отомстить. – Таинственный голос, неизвестно откуда произнёс эти слова.
– Чтобы я мог чувствовать себя немного легче, я должен отомстить?..
– Да.
Он откинул голову назад и сжал глаза, но от этого только ярче вспыхнули образы. Могилы, одна за другой, уходящие вдаль. Бесконечный ряд камней, и на каждом его имя. Одни свежие, другие разрушенные временем. Одни в центре кладбища, другие в самых дальних, забытых углах.
Он снова опустил взгляд на плиту, на слово «Любим».
– Любим… – почти засмеялся, но смех вышел сухим, пронзительным. – Любим кем? Богом? Дьяволом? Мертвыми? Или это издёвка? Если меня и любят, то только мои могилы. Они растут, множатся, плодятся. Каждая из них хранит по кусочку меня. Вот моя любовь – холодный камень и земля.
– Ты не заслуживаешь жизни, пока не отомстишь. Ты мусор.
Он замолчал, переводя дыхание. В голове гудело, как будто там разливалась река.
– Но знаешь что, – вдруг сказал он уже твёрже, обращаясь к камню. – Да. Я не заслуживаю жизни. Даже если это сон. Даже если я уже мёртв. Даже если всё, что я видел, – всего лишь игра теней. Но я всё ещё жив. Пока я говорю, пока я думаю, пока я помню… я есть. И никакая плита не сможет меня закопать окончательно.
Он резко встал, словно вырываясь из липкой земли. Но плита будто отозвалась на его движение: в её трещинах что-то зашевелилось, почернело, словно внутри пробуждалось нечто живое.
Из щели в камне потянулась тень, извиваясь, как змея.
Лёша попятился. В сердце тут же поселился холодный ужас.
– Ты смеешь перечить мне? – Голос стал громче, но всё так же без эмоций.
– Да… – прошептал он. – Я – и есть ты.
Но надгробие не отпускало его взгляд. Казалось, что теперь оно дышит вместе с ним, что камень втягивает и выпускает воздух, как грудь живого существа.
И именно в этот момент, когда тьма почти сомкнулась вокруг него, раздался крик, пронзающий мрак:
– ЛЁША!
Резкий, надрывный голос разорвал тишину, как лезвие по стеклу. Он словно ударил прямо в сердце, пробив черепную коробку и разбудив в Лёше тот же первобытный ужас, что только что терзал его во сне.
Он дернулся, всхлипнул, хватая ртом воздух, будто тонущий. Капли пота скатились по его вискам и упали на подушку. Всё тело было липким и дрожащим, мышцы горели, дыхание сбивалось. Остатки кошмара ещё держали его – земля, холод, могильная плита, голос, шепчущий из тьмы. Всё это не отпускало, словно прилипло к нему и тянуло обратно в сон.
Но крик был настоящим. Он звучал за окном, прорезая ночной воздух – живой, отчаянный, полный боли.
Лёша рывком сел на кровати. Его взгляд метался по комнате, будто он не понимал, где находится. Серые стены давили, потолок качался, кровать скрипнула под тяжестью. На секунду ему показалось, что он всё ещё там – на кладбище, а вокруг не стены, а надгробия.
– Чёрт… – прошептал он, сжимая голову руками.
В груди заколотилось сердце, словно пыталось вырваться наружу.
Он вскочил на ноги, босые ступни стукнулись о холодный пол. Всё казалось ненастоящим, но звук – звук был живой. Он тянул его наружу.
Лёша бросился к двери, почти споткнувшись о собственную тень. Его шаги отдавались гулким эхом в длинном, пустом коридоре. Стены, подсвеченные тусклыми лампами, будто замерли, превратившись в бесконечный тоннель. Каждый шаг отзывался в голове, подгоняя его вперёд.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.