Любовь в Большом Диагнозе

Глава 1. Давайте познакомимся!

Мы привыкли, что смертельно больная женщина жалкая, некрасивая, несексуальная, думающая только о вечном, уж точно не о сексе, должна жить тихонько, никому не мешать, чтобы прожить как можно дольше.

Я хочу развенчать этот миф, хотя эта правда, возможно, кому-то и не понравится.

Я Ася, сейчас мне 41 год, и мой девиз «Да, я это сделала!».

Да, я занимаюсь спортом каждое утро 25 лет, с перерывом только на беременности и отходняк после операций.

Да, никто не верит, что я инвалид первой группы, потому что я молодая, красивая и ухоженная, несмотря на пять лет почти непрерывной химиотерапии.

Да, я нравлюсь мужчинам, и никто из них не отказался от меня по причине, что у меня рак, химиотерапия, искусственная грудь и на момент написания этой книги уже искусственные волосы, потому что свои уже вряд ли отрастут.

Да, я до сих пор работаю, с небольшим перерывом на написание двух моих книг, и воплощаю свои мечты и мечты моих близких.

Да, я знаю, что смертельная болезнь не может помешать радоваться жизни.

Да, я люблю помогать, как бы тяжело мне ни было самой. И да, я умею это делать.

Да, я не упускаю возможности заняться любой физической активностью согласно времени года. Сап и велосипед летом, лыжи зимой, секс круглогодично!

Да, я стараюсь посещать косметолога и прочих мастеров не реже раза в две недели, на это всегда найду деньги, скорее не куплю булку в пекарне или фермерский творог. К сожалению, агрессивное лечение сводит результат этих процедур на низкий уровень, но думаю, без них было бы хуже.

Да, я разрешила покупать себе новые платья и сапоги, несмотря на то что некоторые говорят: какая разница, в чем тебе через полгода лежать в гробу.

Да, большинство моих знакомых женщин готовы видеть меня в платке, без бровей, волос и ресниц, обивающую пороги монастырей и кающуюся в своих грехах.

И да, я нашла в себе силы на все, что написано выше, а потом нашла силы, чтобы признаться в этом на страницах этой книги.

Перед Богом мы все равны, и судья мне только Он, хотя запрещать другим людям осуждать – это невозможно и бессмысленно.

Я сказала себе пять лет назад, что останусь прежней, несмотря ни на что, столько времени, сколько смогу это сделать. Людям удобнее, когда ты слабая и жалкая, но это не про меня.

Возможно, этот путь выбрала моя душа, для этого ей нужно именно такое тело.

Еще я родилась в Питере, обожаю этот город.

Если рассказать жизнь до диагноза вкратце, то однажды я переехала с родителями в небольшой городок в десяти километрах от Павловского парка, в область, потом вышла замуж и переехала в другой городок в Ленинградской области, Питер не давался мне очень долго.

У меня есть очень развитый интеллектуально и физически муж, полный комплект детей, очень вовлеченная в мою жизнь мама и идеальная свекровь. Классные подруги, друзья мужского пола, куда же без них.

Из моих достижений: закончила школу с медалью и юридический факультет с красным дипломом, обеспечиваю материально себя полностью с 18 лет, разобралась с недоношенными детьми, освоила тонкости работы в новой реальности после четырехлетнего перерыва, купила без помощи кредитов и агентов несколько квартир, в том числе и в центре Питера, в целом, исполнила почти все свои мечты.

Всю жизнь пытаюсь развивать в себе такие качества, как сила воли, выносливость, энергичность, сострадание, никогда не пройду мимо того, кому могу помочь. Пытаюсь соответствовать идеальной картинке, обожаю делать все, что делает этот мир более красивым и гармоничным. Современные психологи кидают в таких тапками и ноутбуками, но мне нравится быть собой. Хотя это отдельная тема для разговора.

Обожаю эмоции, смену впечатлений, наводить порядок и красоту. Обожаю всех людей без исключения, ну ладно, почти всех!

По роду профессиональной деятельности постоянно общаюсь, могу сказать, что каждый человек, кого встречала, это клад, а уж сундук с сокровищами или шкатулка – зависит от угла зрения.

Написала, и прямо неприятно читать, получилась какая-то развесистая клюква, идеальная картинка.

Но есть и другая сторона, это вечное выживание не благодаря, а вопреки, так было с самого раннего детства. Возможно, вернусь к этому позже.

«Что не убивает, делает нас сильнее» – 100% в точку. Иногда кажется, что могу перевернуть за рычаг землю, остановлю и потом сойду. Как уже писала, жизнь делилась на «до» и «после» несколько раз.

В 24 года самодостаточную и уверенную в себе женщину бросил жених перед свадьбой. Если что, работали мы вместе, все коллеги, друзья и друзья друзей были в теме, все прямо как в первом фильме «Секс в большом городе», с той разницей, что расстались мы некрасиво и навсегда. Тогда казалось, что бояться больше нечего.

В 27 лет первая долгожданная идеальная беременность закончилась стремительными родами недоношенного ребенка со всеми последствиями. Кто плавал, тот знает. Гудбай, карьера. Вторая беременность была не идеальная, но итог был тот же.

«Бояться больше нечего» – это был дубль второй кино моей жизни.

В ковидное лето 2020, несмотря ни на что, мне все же диагностировали рак молочной железы, нелюминальный, Her+++, было несколько операций, потом год химиотерапии и еще ковид на шестой химиотерапии из восемнадцати, когда показалось, что, как в том фильме про веселую четверку мужчин, титры не за горами.

Я уже боялась говорить «Бояться больше нечего», я продолжала напевать песню про зайцев «А нам все равно!».

Жизнь вроде сложная, но интересная. Было много путешествий, встреч, романов, разлук, работы, эмоций, впечатлений – триллер, остановись! И вроде хватит слез, страданий, уроки усвоены? Или нет?

«Я хочу видеть, как растут твои волосы и жизнь дарит покой глазам», или как там поется?

Но перерыва хватило максимум на год.

В очередной раз идеальная мозаика, которую с таким усердием и любовью создавала, разрушилась от взрыва, связанного со здоровьем.

Итак, возвращаюсь в знаковое лето 2020, которое изменило судьбу человечества навсегда, и я не стала исключением.

Глава 2. Back to 2020

Никогда я не была такой красивой, уверенной в себе, как в то ковидное лето 2020 года.

Недавно мы переехали на новую квартиру, она была именно такой, как я и хотела: светлой и просторной. Рядом было где погулять, до центра Питера рукой подать, я чувствовала себя счастливой каждый день. Сын пошел в первый класс, дочь готовилась идти в сад, все мое и мои были при мне.

Как мне казалось, правильное питание (сокращение порций, отказ от мясного, сокращение мучного) сделало мою талию как никогда тонкой, а ноги – стройными.

Волосы отросли до лопаток после неудачной стрижки, блестели на солнце и струились по плечам.

С детьми и с подругами мы проводили время на воздухе, так как все учреждения были закрыты на карантин. Странно, но это даже было на руку, мир открылся с другой стороны, такой настоящий, дружелюбный, правильный.

Я наслаждалась не без легкой грусти и ностальгии по уходящей молодости, конечно, сначала цветением черемухи, потом сирени, потом рябины, потом люпинов. Встречалась с подругами, много гуляла с детьми, мы обожали устраивать пикники. Где-то в большом городе свирепствовал ковид, люди не могли выйти из дому, сидели в духоте. Мы же наслаждались.

Глазам было от чего блестеть.

Впереди маячил закат ненавистного декрета, я готовилась покорять новые вершины.

Воображение рисовало, как триумфально я возвращаюсь в какой-нибудь крутой офис, берусь за сложные проекты, мужчины-коллеги вздыхают о такой красотке на умопомрачительных каблуках и в восхитительных штанах, а с коллегами девочками мы пьем чай и обмениваемся рецептами. Далее воображение не унималось и рисовало, как на честно заработанные денежки мы едем с семьей в отпуск на море, все у нас складно, ладно и весело.

Перед тем как все это счастье оборвалось, хочу вспомнить, как все начиналось.

В феврале мы готовились, как обычно, отмечать мамин день рождения.

Если честно, этот праздник я люблю больше, чем свой собственный.

Я как будто переношусь в детство.

Мама готовит любимые салаты, делает картошку с мясом и печет торт.

Приезжает брат с семьей.

Мы пьем вино на маминой кухне, вспоминаем, как было раньше, брат хохмит, мама суетится, дети визжат, этот день я жду весь год.

В это утро, утро маминого дня рождения, я проснулась с чувством, как будто что-то набухло под мышкой. Я не понимала, что это, серьезно это или нет. Знала, что мама всегда боялась проблем с грудью, и решила ее не волновать.

А потом и вовсе перестала об этом думать.

Примерно за год до этого я закончила кормить мою малышку грудью.

Грудь вообще не моя тема. Часто сталкивалась с головными болями, были проблемы с желудком, но грудь? Что там может болеть нулевого размера?

Хотя грудное вскармливание далось мне очень тяжело, и так как дочь категорически не готова была есть с правой груди, там образовывались огромные комки, и все это время приходилось грудь расцеживать, вплоть до синевы на руке и черноты на груди. Муж тогда зло хихикал, что у мамы молочко прокисло и грудь отрежут, как-то так.

Я все же собралась на УЗИ в платный центр, врач нарисовала мутную картинку и написала «лактостаз». Я, естественно, на этом успокоилась.

Незаметно подкрался и мой день рождения. То утро, когда мне официально стало не тридцать пять, я встретила не совсем так, как хотелось, но вполне сносно, в центре любимого города, с любимыми подругами, джакузи, клубникой и шампанским.

Вечером муж неожиданно подарил цветы, и мы ели суши.

Конец марта все встретили под тревожное обращение президента. Тот серьезно вещал, что почти все пропало, но они не допустят провала.

Но все закроют.

И тут я вспомнила про увеличенное Что-то под мышкой. Мало того, появилось еще Что-то и в самой груди, рядом с подмышкой. Это увеличенное Что-то начало болеть и чесаться. Было ощущение, как будто у меня снова лактостаз, и нужно посильнее надавить, и все пройдет.

И решила, пока все не закрыли, рвануть по-быстрому на УЗИ в частную клинику.

УЗИ в данной частной клинике было не хуже и не лучше других УЗИ в частных клиниках.

Моложавая, уверенная в себе врач деловито нанесла гель, провела датчиком по левой груди, затем взялась за правую. Сразу нашла пару «фиброаденом» (на прошлом УЗИ их не было) и «вот здесь что-то непонятное». Так я впервые познакомилась со своей опухолью. Что-то черное и злое, готовое поглотить меня, такую молодую, красивую, и оставить моих детей сиротами.

Врач защебетала, что на рак это не похоже, скорее всего, жировик под кожей, уж очень близко к коже сидело это «Зло». Как потом сказал онколог, именно это расположение опухоли и помогло. За счет худобы и малых размеров груди опухоль была заметна невооруженным глазом.

Когда я одевалась, сконфуженная и расстроенная, врач между делом заметила, чтобы я посетила онколога в поликлинике. Пока все не закроют, на всякий случай.

Это страшное слово Онколог. Оно не имело ко мне никакого отношения!

Пару лет назад от онкологии умер мой папа, буквально сгорел за полтора месяца. Они встречали с мамой Новый год, а через месяц он уже не мог встать с кровати, мучился адскими болями в животе, а потом начал кашлять кровью, и еще через 3 дня его не стало. У него было несколько онкологов, и ни один из них не помог. Папа ушел, даже не дождавшись своего диагноза.

И вот теперь путь на эту Голгофу предстояло пройти мне.

Перед глазами предстал отец и все его страдания. И жуткое, пропитанное запахами мочи и других человеческих испражнений здание диспансера.

И безысходность в глазах близких.

Я шла домой пешком, транспорт уже не ходил. Все вокруг словно было под стать моему настроению. Страна готовилась уйти на свой первый в жизни карантин. Там, где раньше были жизнь и суета, зияли пустота и одиночество. Окна магазинов были наспех забиты досками, выключены вывески кафешек. Даже стихийного рынка торговцев с фруктами не было. Ветер завывал в трубах, они дребезжали, мусор закручивался вокруг меня на тротуаре змейкой. Я тогда подумала, что случись война, наш городок выглядел бы именно так, хотя что мы тогда знали о войне. В данный момент я осознала, что война началась внутри меня, и я ее главный участник, а мой враг, он невидим.

Судорожно соображая, я набирала телефон регистратуры поликлиники, чтобы записаться на прием к онкологу в поликлинику.

На прием я попала быстро. Ковидные ограничения в тот раз сыграли на руку, люди уже начали бояться врачей и поликлиник, сидели по домам.

Стоя в очереди в кабинет, вспоминала, как удивлялась, почему в очереди к онкологу всегда столько женщин, в том числе и молодых. Раньше я смотрела на них как на обреченных. Теперь судьба дала шанс попробовать, каково это было быть одной из них.

Что я раньше знала про онкологов и онкологию, кроме того, что от этой болезни умер мой папа за два месяца, Жанна Фриске – как-то очень быстро, и несколько людей, не имевших ко мне никакого отношения? Ни-Че- Го.

Как я представляла визит к онкологу? В моем воображении возникало два варианта.

1. Идите, у вас ничего нет, что вы тут забыли?

2. У вас страшный рак, мне очень жаль, вы умрете, начинайте планировать похороны.

Краем глаза я осматривала людей в очереди. Искала, чем мы с ними могли бы быть похожи, и ничего не находила. В основном своего приема ждали очень грузные возрастные женщины и несколько совсем худых старичков. И одна молодая цыганка. Что общего у меня может быть с ними?

Успокоившись, я залезла в телефон, рассчитывая на прием, как на формальность. Моего врача звали КГ, она встретила меня умным, считывающим, как рентген, взглядом и предложила раздеться. Долго осматривала, я стала напрягаться.

– Нужно взять биопсию, и сходите, переделайте УЗИ.

Если было бы можно сползти со стула на пол, я бы это сделала.

– Но я отлично себя чувствую, у меня почти ничего не болит, это рак?

КГ устало вздохнула и начала объяснять прописные истины, которые я не догадалась изучить в интернете, что диагноз «Рак» или «НеРак» нельзя ставить на ощупь, категорически.

Но уже это для меня звучало как приговор.

Идя домой на ватных ногах по холодной мартовской улице, закрываясь капюшоном от промозглого ветра и прошлогодней листвы, я думала о дочери. Почему-то моя первая мысль была о ней, что моя своенравная малышка будет расти без мамы, что я не отведу ее в первый класс, не заплету косу, не увижу, как она танцует школьный вальс на выпускном, и что свадебный танец тоже не увижу. Зато я, в общем-то, все, закончилась.

Придя домой, побежала в ванну плакать.

Это были первые слезы за 8 лет. В прошлый раз повод тоже был как никогда веский.

Я решила начать с УЗИ в поликлинике. Кстати, в районных поликлиниках, не говоря уже о федеральных центрах, чаще встречается более современное оборудование, чем в частных клиниках. Да и у специалистов зачастую опыта побольше.

В этот раз УЗИ груди мне делала совсем молодая девушка, я запомнила даже, как ее зовут. Забегая вперед, хочу сказать, что именно доктор Мария Павлова, которая еще толком не вышла из декрета и выглядела гораздо моложе меня, самой молодой пациентки диспансера, поставила верный диагноз.

Я очень ждала хороших новостей, когда она долго и с очень сосредоточенным лицом водила датчиком, как я шутила раньше, по тому месту, где у других женщин находится грудь.

Не знаю, за что я больше переживала: за то, что так некстати вспотела, или за то, что доктор не отвечает на мои взволнованные вопросы.

Наконец, молчание закончилось.

– Я склоняюсь к тому, что образование у вас злокачественное. Мне очень жаль.

– Но оно ведь маленькое? От такого не умирают?

– Не переживайте, все будет хорошо.

На ватных ногах я рванула в регистратуру.

– Мне срочно нужно попасть к онкологу!

– Но приема нет.

– Мне только что подтвердили рак. И у меня двое маленьких детей, – я решила зайти с козырей.

– Проходите, 401 кабинет.

Надо сказать, что этим козырем я еще буду пользоваться не раз среди людей, далеких от онкологии.

Вот, например:

– Можно не заниматься делами родительского комитета? У меня рак.

– Можно я сяду за этот столик и к окну? У меня рак.

– Можно сделаю то и то и не буду есть вот это? У меня рак.

Это заклинание хорошо действовало на людей, далеких от онкологии.

Думаю, те, кто давали поблажки, всегда жалеют таких, как я, одновременно с этим произносят внутри себя заклинание, что вот сделают, как я хочу, принесут эту жертву, и за это их рак обойдет стороной.

КГ деловито записывала очередную историю.

– Рак? Кто вам сказал?

Давайте-ка без паники, сейчас сделаете маммографию без очереди, сдадите кровь завтра без очереди, и я вам дам направление в диспансер, а там разберутся.

Маммография была отличная (я, кстати, благополучно забыла принести диск для записи, но из жалости мне выдали его бесплатно).

Кровь была «как в космос», и все без очереди.

И вишенка на торте – в диспансер меня записали уже на следующий день, а не через две недели, как обычно.

Добраться в центр Питера в разгар ковидных ограничений было той еще задачей.

Мало того что все боялись выходить из дома, так и транспорт еще не ходил. Да и что говорить, ездили на транспорте самые отчаянные. Казалось, что только выйдешь из дому, невидимые полчища бактерий, вирусов накинутся, словно людоеды с возгласами «О, вот она! А то все дома сидят, а мы голодные», и тут же свалишься и помрешь. Сейчас это все смешно, а тогда еще две недели назад мы все не могли поверить, как изменится наша жизнь.

Взвесив все риски, я ехала на такси, усевшись на заднее сиденье. Водитель СНГ-шной внешности казался чертиком, казалось, даже видела, как по его спине ползают вирусы. Впрочем, он смотрел на меня так же.

Нацепив на все лицо трусы (маску), я мужественно шагнула в недра диспансера.

Диспансер на одной из главных улиц Питера гордо мог бы именоваться филиалом ада на земле.

Некогда величественное, с высокими потолками, колоннами и даже камином здание уныло ветшало, было темным, плохо проветриваемым, с запутанными коридорами и одним-единственным туалетом. Поликлиника (первый этаж) при нем напоминала предбанник перед адом настоящим (хирургическим отделением на втором этаже с лежачими больными). К счастью или нет, туда добирались не все.

Низшая каста обитателей преддверия Ада (назовем их Пациенты) представляла из себя три категории.

К первой, самой многочисленной, я бы тогда отнесла себя. Назовем их «Цыплята». Дрожащие, неуверенные в себе человечки, все еще надеющиеся, что это ошибка и они ошиблись дверью. И в ошибке разберутся, и их скоро отпустят на праздник жизни. Они озирались по сторонам с трусами на все лицо, в латексных синих перчатках, делающих их похожих на Фантомаса.

Думают, что Рак – это не про них. Смерть – это то, что бывает с другими.

Категория вторая, назову их «Завсегдатаи», или «Рецидивщики». Те, кому однажды удалось сбежать, знали все правила, разбирались в запутанных ходах и схемах Онкомира, сейчас вальяжно расседались на кушетках, небрежно раздавая советы «Цыплятам». Они не боялись ехать сюда на поездах и электричках, не боялись вирусов, на их лицах формально болталась трехрублевая маска. Это я сейчас, спустя почти пять лет в диагнозе.

Третья категория обитателей называлась «Обреченные». Таким сюда пришел мой отец. Это люди, которые домучивались последние дни. Когда-то они или боялись диагноза, или заблудились в лабиринте больничных коридоров, или была война, в общем, сотни причин, почему они проиграли право жить, получив смерть от онкологии.

«Обреченные» не должны были попадать в поликлинику. Если они были здесь, значит, от них везде отказались и скоро все закончится. За полдня, что я провела здесь, видела таких двоих. Худой, с изъеденным болью лицом мужчина передвигался по стенке, гулко вдыхая и выдыхая воздух как рыба. Другого, тучного, с неподвижными руками и ногами, с запрокинутой головой, везла на инвалидной коляске молодая женщина.