Антология современной поэзии и прозы «Мы»

Значит, нужно разворачивать лодку? Девушка судорожно сжала кулаки. В одном из них была зажата монетка!

– Девушка, милая, молю тебя солнцем и луной, отдай монетку! Тошно мне триста лет русалкой маяться, хочу к берегу вечного покоя пристать, душу погубленную у Перевозчиков выкупить. Сегодня Семик, может, смилуется он надо мной, не станет губить! Спаси меня, умоляю! – Если колокольчики могут звенеть с болью, то голос Вари звучал именно так.

Светлана поняла, что аист принёс ей монетку из мешочка. Ту самую, Варину. И она, как зачарованная, медленно протянула русалке серебряный диск. Тот выскользнул из пальцев на протянутую из воды ладошку, и тело водяной гостьи сразу уплотнилось.

Один из братьев обернулся к Варе, забрал у неё монетку, а потом помог несчастной забраться в лодку и поприветствовал странными словами:

– Ну, здравствуй, Варя! Знал я, что сегодня нам вдвоём с Мироном надо в путь отправляться, ибо две души провожать придётся. Так и получилось. Давай, братец, греби, берег уже недалече.

Остаток пути проделали молча. Солнце уже спряталось за деревьями, и луна стала ярче. Лодка с глухим стуком ткнулась носом в землю, старший брат соскочил на берег и подал руку сначала Варе, потом – Светлане. Когда обе девушки ощутили под ногами твёрдую почву, перевозчик взошёл на лодку, обернулся к ним, взмахнул рукой и сказал:

– Меня, кстати, Харитон зовут. Впрочем, это вам уже ни к чему знать. Прощайте!

И лодка скользнула в реку. Глаза братьев в последний момент сверкнули как-то не по-человечьи, в них словно отразился оранжевый лунный свет.

– Харитон и Мирон… Харон! – похолодев, прошептала Светлана.

– Ну да, Перевозчики это, души на берег вечного покоя доставляют. Прощай, спасительница, пора мне. Я и так здесь задержалась, – с этими словами Варя подняла руки кверху, слегка подпрыгнула и вдруг снова стала полупрозрачной, будто сотканной их миллионов золотистых пылинок, а потом и вовсе рассеялась в полумраке белой ночи.

И тут до Светланы дошёл смысл вопроса о том, к какому берегу грести. Назад или вперёд. Жизнь или смерть. Выбор сделан. Значит, смерть? И она сама её выбрала?!

Словно в подтверждение её мыслей, девушка вдруг ощутила, как зашевелилась земля вокруг ног: сначала медленно, словно вздыхая, потом всё быстрее и быстрее. Светлана заметалась, пытаясь вернуть свои мысли в рамки реального мира, оставленного где-то далеко, на полпути в деревеньку… Что же сейчас будет? Её засыплет землёй, как в повторяющемся кошмаре?

Из-под земли выросли кресты. Деревянные, потемневшие от времени и поросшие лишайником. Они закачались, а после замерли, как вкопанные. Впрочем, почему как? Они и были вкопанными. Светка истерично рассмеялась, но тут же захлебнулась смехом и смолкла. Потому что к каждому кресту прилагалось то, что делает наличие этого креста объяснимым: могила.

Могил было шесть. Светлана медленно обошла каждую из них и прочитала надписи на табличках, прикрученных к крестам ржавой проволокой. Это были последние пристанища их артистической компании. Артём, Алиса, Марина, Даша, Настя… Шестая могила принадлежала Варе.

То, как резко и неожиданно могильные холмики «выросли» из-под земли, навеяло Светке мысль о том, что русалок на противоположном берегу больше нет. Мертвы, прощены, упокоены?

…Сзади на плечо девушки легла рука. Светлана подпрыгнула от неожиданности. Пронзительный вопль разорвал мёртвую тишину побережья…

– Покричала – и будет, – спокойный голос за спиной явно принадлежал человеку. Хотя она не могла утверждать это со стопроцентной уверенностью, потому что узнала неспешный говорок. Дед, отдавший её мешочек с искупительной монеткой для Вари. Вышедший из тумана и вернувшийся обратно. Света увидела, что могильные холмики затянуло непроглядным туманом.

– Негоже мёртвых беспокоить, особенно сегодня. Семик ведь, день поминовения не своей смертью погибших. Русалий день, по-иному. Вот и разгулялись они, русалки-то. В это время они и человека к себе утащить могут, и сами в люди вернуться. Пусть в мёртвые – но в люди. Как Варенька. Спасибо, что ты ей монетку передала, чтобы с Перевозчиками рассчитаться. Хорошая она девушка была, да сбили её с пути истинного. Ну да ладно. Расплатилась за всё, человеческую смерть приняла, мир её душе, – дедок говорил неторопливо, поглаживая притихшую собеседницу по плечу.

И вдруг Светлана поняла, что земля, река, могилы остались далеко внизу, а сама она вместе с загадочным дедом поднялась над деревьями. Да и не дед это вовсе был: рядом, поглядывая на девушку красным глазом, летел огромный белый аист. И сама Света аистом обратилась! От этого непонятный восторг переполнил её нутро: надо же, крылья держат, вперёд несут! Вот оно какое, чувство полёта: ярче жизни и больше смерти!

Старый аист целенаправленно летел к заброшенному клубу. Вместе с напарницей они сели на конёк крыши, глядя сквозь щели внутрь. В помещении горел свет, на сцене в диковинном танце кружились Даша, Настя и Марина, а на переднем плане стояли… Артём и Варя!

Светлана жадно вглядывалась в их лица, по-настоящему влюблённые и оттого как-то по-особенному одухотворённые. Они смотрели друг на друга и с искренней лёгкостью произносили слова сценария, потому что эти слова были правдой и шли от сердца.

В темноте зрительного зала одиноко сидела Алиса. Она так же, как Светлана, жаждала стать разлучницей. По роли? Как оказалось, и по жизни. Вспорхнув на сцену, девица с грацией дикой кошки ластилась к Артёму, смотрела на парня так, что мёртвый бы не устоял… Мёртвый? Выходит, свой спектакль в новом составе они играли уже мёртвыми?

Светке, следящей за происходящим в обличье аиста, казалось, что она смотрит фильм в ускоренной перемотке. Она поняла: ей показывали прошлое, раскрывали правду и давали возможность узнать ответы. Но пока она не знала ответ на главный вопрос: почему именно она? Ведь её не было в этой компании!

А внизу – торжествующий смех Алисы и горькие слёзы Вари, её отчаяние, когда Артём уединился с новой дамой сердца.

Потом аисты вновь взлетели и опустились на ветку ели возле берега реки. Вновь сцена между Алисой и Варей: роль? жизнь? – непонятно!

Когда Варя бросилась в реку и поплыла, старый аист придвинулся ближе и тихонько сказал:

– Всё это произошло два года назад и не здесь. Этого места, как бы тебе сказать поточней, в природе вовсе не должно существовать. Оно находится на перекрёстке. Здесь можно увидеть всё про всех и искупить всё. Или почти всё. И здесь всему итог. Знаешь, как называется речка? Смородина! Ты правильно догадалась про братьев. Это Перевозчики душ на берег вечного блаженства. Он един для всех, а вот соседний берег может быть где угодно. Этот – там, где репетировали ваш спектакль. И дорепетировались до шекспировских страстей. Варя уже, кстати, утонула… Но утонула неудачно: в русалью неделю. Вот и приняли её русалки в стаю. И как с обидчиками расправиться, научили. Смотри!

Внизу Варя в хороводе таких же, как она, полупрозрачных дев увлекала в речной омут предателя Артёма. Алиска, вся в слезах, металась по берегу. Русалки вернулись и за ней, не пожалели, не помиловали… А Маринка, Настя и Даша, пытаясь уехать на машине из страшного места, отчего-то не вписались в поворот и рухнули прямо в реку.

Их считали пропавшими без вести…

Светлана, потрясённая, обратилась к деду:

– А мне-то можно человеком снова стать?

– Не знаю теперь, можно ли. Ты ведь вообще не из этой истории. Тебя Пастух погубил. Он тогда тоже человеком был, да только настоящим убийцей, душителем. Отвёз тебя за город и похоронил у обочины. Земелькой засыпал. А ты живучей оказалась, до сих пор в коме лежала, в себя не приходила. Из наших ты, Светлана, оказалась. Из тех, кто вечно между небом и землёй бродит, порядок наводит. Из аистов. Мы, аисты, от нечисти людей оберегаем. Я, как мог, тоже тебя берёг. А ты, пока себя не осознавала, в чужие истории вторгалась, чужие жизни проживала, чужие смерти оплакивала, души спасала. Сейчас вот целую компанию из небытия на берег вечного покоя вывела.

А он, погубитель твой, другой породы. Как только узнал, что ты жива, попытался в больницу проникнуть, добить, чтобы ты его не опознала, когда очнёшься. Там его и пристрелили. А он тоже бродягой оказался. Дали ему на нашей половине простую работу: души неприкаянные пасти, пока их до финала не доведут. Он пасёт, даже пытается иногда процессом управлять, да только куда ему. Пастух, он и есть пастух. Какой из него режиссёр? Да ты его знаешь, девонька!

– Тимка? – ахнула Светлана.

Мир завертелся перед глазами…

…Она изо всех сил пыталась выбраться из-под земли, сыпавшейся сверху непрерывным потоком. Руки судорожно пробивали путь на волю, к свету, но движения их становились всё больше похожими на конвульсии; скрюченные пальцы уже не слушались хозяйку, а воздуха катастрофически не хватало. Но вот земля сомкнулась над ней, и из груди несчастной вырвался последний приглушённый крик…

Светлана вскрикнула и открыла глаза. Ослепительный свет заставил её зажмуриться. Свет… Жизнь… Девушка услышала слабый стук со стороны окна. В стекло со стороны улицы, едва удерживая равновесие на карнизе, заглядывал большой белый аист с красными глазами. Увидев, что Света пришла в себя, он расправил огромные крылья и, сделав круг над больничным садом, взмыл в высокое июньское небо.

Много нечисти кругом стало. Есть чем аистам заняться…

Алесь Поплавский

«Рассвет твой слишком тих и неподвижен…»

А. М.

Рассвет твой слишком тих и неподвижен,который год не дальше и не ближе,и, видимо, не лучше и не хужетого, кровоточащего снаружи.Мы встретимся когда-нибудь, конечно,на этой дальней станции конечной —два странных посторонних: некий с некой,повенчанные скорбью с этим веком.Две вычурные, выцветшие тени.Два призрака из божьих сновидений.Смешные, как нашкодившие дети,виновные во всех грехах на свете.Коснётся луч довременный багровыйбумажных наших лиц перстом Христовым,смотрящих в ночь с пожухлых фотографий —забытых, без имён и эпитафий.Ни тени суеты, ни тени фальши.Ни нас живых, ни видимостей наших,а только межевые аватарыв фамильных и чужих альбомах старых…

Осеннее

Снимаю обувь – поступь чужака…Вхожу в пространства чащ, как внутрь святыни.Диктат штрихов и сутолока линийна омрачённых выцветших шелках.Ни стихарей за так, ни риз взаймы,ни золотых кадильниц с фимиамом…Тоскует лень в чащобных здешних храмах,где пели дни хвалебные псалмы.Моих небес не выплачет сентябрь,вплетая в круг начал своё начало.Оставьте мне хотя бы эту жалость,из лета в осень утром выходя.Оставьте мне хоть толику тепла,подайте откровенно, не из лести,сны спящих солнц к полуденной сиестев растрескавшихся вышних зеркалах.

«Никаких золотых чертогов…»

Никаких золотых чертогов,лишь у паперти дни вразброс.Я любимцем не стал для Бога:с фаворитов особый спрос.Небезгрешен, но и недёшев,чтобы в омут, как в прорву зим…Я не буду Всевышним брошен,коль целован был в детстве Им.Всё износится – раньше, позже,впопыхах ли, почём мне знать,я давно – человек невхожийв эту здешнюю благодать.Словно ноющей давней болью,этот скомканный мир средойвнутрь вползает меня фривольно,как в перчатку твоя ладонь.Вот и всё, что уже осталось —молча в сердце тащить своёмэту скомканность, словно жало,из невежества в забытьё.

Чистота

Отпускаю фантомные грёзы.И дыханьем сушу твои слёзы…Незаметной морщинкой у ртавековая тоска пролита.И, как тысячи прочих похожих,в этой тьме, в этих храмах безбожийпримеряю, пространства тесня,очертания Спасова дня.Ты была там!.. Ты помнишь? «Варавва!» —исходила слюною орава.Кто любил нас с тобой, тот распят.Ну а эти доселе вопят.Не Христос, омывающий ноги,был вовеки понятным им многим,а удобней Его во стократумывающий руки Пилат.С той поры, с той минуты, похоже,на прозрачной, обёрточной коже,словно чьё-то чужое тату,носим все мы его чистоту.

Лето рыжих

Впрочем, рыжими были и кудри мадонн Боттичелли…

Игорь Хентов, «Вивальди»

Чьей-то грустью нездешней портретнойвыскользаю из кущи ночнойв это лисье тревожное лето,в этот рыжий заутренний зной.Шаг за шагом смелей и теснеельнёт к моей не моя колея,словно упряжь чужая на шее,несвобод моего бытия.Забывая, что Бог шельму метитзолочёным тавро испокон,прусь опять в одиночества этиопрометчиво, как на рожон.Вглубь толпы, в телефоны смотрящей,где любому уже не хитрозаблудиться в чужом настоящемна вельветовых лентах дорог.В эпицентрах безумного движа,где незримые духи огняжгут на жёлтых кострах лето рыжихв двух шагах за спиной у меня…

Странники

Время течёт сквозь пальцы,сквозь тишину на пяльцы,вслед за иголкой с ниткой,словно со старых свитков,тень на канву ложится…В небе повисла птица.Утро в пространство вдето.Вянет под солнцем лето.Спутанных трав щетина.Путник бредёт долиной.Нитью у ног дорога.В блёклых глазах тревога.Мышечный спазм испуга.Слышим ли мы друг друга?..Кто ты, прочь уходящий,имя моё носящий,мнимый и сущий?.. Боже!Как мы с тобой похожи —странники без позывав таинства по извивамброшенной кем-то ниткик запертой тьмой калитке!..

Изнутри

День за днём низводя, как с небес нисходяпо неровностям струй золотого дождяв тишину, где живо ещё эхобезмятежного детского смеха.Или просто во тьму безрассудных ночей,как всегда, невесть с кем и незнамо зачем,каждый миг в пух и прах выгораяв тщетных поисках присного мая.В ожидании слов сопричастности с тем,что само по себе, что во всём и ни с кем,вытесняя грядущее утроизнутри одиночества будто…

Красная луна

Не зная, как могло быть и как надо,я дни свои от прочих оттенял,выменивая грусть свою на радостьв безлюдных подворотнях у менял.В одной руке журавль, в другой – синица,и в то же время – сам себе чужой,прижившийся на маминых ресницахпожизненной, невысохшей слезой.Стирая декорации и лицасо сцен вневременного бытия,как вычурные выкройки из ситца,обтрёпывались годы по краям.Изнашивались старые надежды,раскрадывались смыслов образцы…И жизнь уже не балует, как прежде,а слишком цепко держит под уздцы.Как в кои веки в прорве небосводаразглядываю красную луну…И где-то далеко в нейтральных водахмой призрачный корабль идёт ко дну.Трепещет скудный свет у чёрных впадин,и кажется, что это под водоймои слегка неряшливые прядиразглаживает мамина ладонь…

Капля

Я святости учился у дождей,читая, как магические руны,начертанные рябью на водесакральные послания фортуны.Я радость черпал точно не из Вед,мечтая быть у благости в фаворе…И чьи-то тени скалились мне вслед,нашёптывая зло: «Ты капля в море!»Я молча утирался тишиной —неважно, кто и что в бреду пророчит.Но если быть мне каплей суждено,то только той, что камни стойко точит…

«Смятением внутрь прорастаю извне…»

Смятением внутрь прорастаю извне,за ложь, как за правду, в надежде цепляясь,в бесплодной утробе, у самого края,оставшись один на один в тишинес немым отраженьем в незрячем окнепод скомканным тюлем, как мушка под веком,застигнутый, точно врасплох, этим векомв безумном чужом летаргическом сне.Где каждый расслышанный голос фальшив,где дни вырождаются в фарсе и глуме,где я, словно зомби, внутри уже умери только снаружи пока ещё жив…

Ольга Бажина

Две Незнакомки

Поэта перо и художника кистьОставили образ прекрасный нетленный,И оба в твореньях своих вознеслисьДо вечных высот необъятной Вселенной!Где женщину эту поэт повстречал?Кокотка она иль Прекрасная Дама?Во взгляде узрев безысходность, печаль,Сокрытые тонкой вуалью упрямо,Создавши её в дистимии* пору,Играя и звуком, и рифмой, и словом,И двойственность образа вставив в игру,Его видя демоном сине-лиловым,Он дихотомию** добавил пером,Разврат с добродетелью слив воединоВ сражении вечном меж злом и добром —Меж Демоном с Богом-Творцом поединок!Но русский художник Илья ГлазуновГрафическим соусом*** и акварельюСвою Незнакомку из питерских сновПризвал, приподняв над греховной панелью!С тех пор мир гадает, кем в жизни былаСозданье бессмертное гения Блока,Которая двум вдохновенье дала,Прекрасною Дамой иль Дамой порока?!___________________________________________________*В это время Александр Блок находился в состоянии дистимии (или глубокой депрессии) – жена Любовь Менделеева временно ушла от него к Андрею Белому, но позже вернулась.**раздвоенность***соус – графический материал художника на основе глины (что-то, похожее на сажу)

Сентябрьский день последним солнцем тёплым…

Сентябрьский день последним солнцем тёплымЕщё старается умыться впрок,А скоро дождь расплачется по стеклам,Накроют тучи небо пледом блёклым,Ненастье, холод лягут на порог.Порой тоскливой сплинно-меланхольноОбнимет осень землю до порыИ, раздевая дерева невольно,Ветрами скальп снимая с них небольно,Зальёт листвы горящие костры!

Августовский этюд 1

По солнечным прорехам на дорогеСредь августовских кружевных тенейШагает Муза, не жалея ноги,И я стараюсь поспевать за ней.А лес листвы звучаньем напевает,Что лето не кончается пока.Хоть солнце потихоньку остывает,Но согревает облаков бока,Пыльцу бросая редкой позолотойПока ещё по зелени листвы,Но сплин ползёт минорной серой нотойНа нотный стан небесной синевы!

Петербургские коты

Смотрят зорко во все стороныСтражи Тауэра во́роны,Чтоб не допустить анархиюВ англосакскую монархию!Как зеницу ока птицыБдят жизнь Лондона-столицы!И у нас в России тожеКое-кто на них похожи!Только это не пернатые,А усатые, мохнатые,Распушившие хвостыПетербургские котыГладкошёрстные, пушистые,Непокорные, ершистые,Чёрно-рыжие и белые,И ответственные, смелые,Потому что понимают,Что культуру охраняют!И мяукая, не ноя,Как ковчег когда-то Ноя,День и ночь стоит на стражеВ Невской лавре, Эрмитаже,На защите всей культурыИ родной литературы,И родного языка,И наследья на векаЭто войско боевоеКо́шечье-сторожевое!

Натянуло солнце тетиву…

Натянуло солнце тетивуИ пустило с неба стрелы-лучики.Рассыпаясь искрами в траву,Заплясали золотые лютики!Капельками падали с небесНезабудки на луга безбрежные,И, объятья распахнувши, лесДиктовал мне рифмы, строчки нежные!

Июньский вечер в лесу

Скользит вечерними лучами по макушкамЛесных деревьев, вниз спускаясь по стволам,Июньский вечер и, скитаясь по опушкам,Он прячет свет дневной последний по углам.И мглой туманною на землю опускаясь,Зарёй закатной задержаться здесь не прочь,Но только звёзды, постепенно распускаясьНа тёмном небе, вдруг включают ярко ночь!И из чертогов фантастической ВселеннойС волшебным светом появляется она,Та, что была когда-то названа Селеной,Царица ночи – полнолицая луна!Пульс учащается, становится тревожноЛюбому даже в этот прагматичный век,И в полнолуние поверить в то возможно,Во что не верит просвещённый человек!

Уютный вечер

Когда на улице и серо, и дождливо,И вор-разбойник лезет нагло под пальто,И фонари глядят на улицу тоскливо,На город небо дождь струит сквозь решето,Я или с книгой скоротаю тусклый вечер,Иль в интернет нырну, как дайвер, с головой.И поведёт меня компьютер, как диспетчер,По бездне-сети виртуальной, неживой!Сквозь тюль напротив тускло светятся окошки,В домах людские тени лёгкие снуют,А у меня тепло под боком дремлют кошкиИ дарят мне свою любовь и с ней уют!

Царица русского стиха Мирра Лохвицкая

Грех, скромность, свой талант в союзСмогла связать царица муз.Словами под перстами МиррыЗаговорили струны лиры.Внутри клокочущая страсть,Не позволяя Мирре пасть,Лилась рифмованным потоком,Что стал впоследствии истокомДвух поэтических талантовДвух серебрянок-бриллиантов,Любви ярчайших благовонийИ поэтических гармоний!Унынья Мирра не терпела,Свой символизм пером пропела.Сиянье дня со мраком ночкиСливалось в ней, рождая строчки,Дышало рифмами и светом,Зажжённым женщиной-поэтом!И в тридцать шесть уйдя во тьму,Не рассказала никомуПро тайный с Бальмонтом роман.И правда это или обман,Меж литераторами спорНе прекращается с тех пор!

Любви непорванная нить

Письмо А. С. Пушкина Наталье Николаевне из вечности

Любезный друг, моя Наташа,Мой ангел чистой красоты,Людьми судьбы разбита чаша,А виноватой стала ты!Тебе, любви моей нетленной,Злым толкам, сплетням вопрекиНесу любовь от всей Вселенной,Касаясь трепетной руки.На боль душевную, страданье,На осужденье обреклиТебя, небесное созданье,Лишь потому, что не смоглиСмириться с чистотой небесной,Тебе подаренной Творцом,С твоим подобием чудеснымМадонне ангельским лицом!И болью сердце мне сжимаетМоя невольная вина,Что мир меня не понимает,Что ты навек моя жена!И как бы ни пытались людиТебя, безвинную, клеймить,Меж нами и была, и будетЛюбви непорванная нить!

Снегурочка

Акростих (сонет)

Снегурочка в сказке Островского тает,Но разве не тает так каждый из нас?!Едва лишь любовью твой день рассветает,Готово расплавиться сердце тотчас!Услышав лишь Леля призывные звуки,Рождаются песни, романы, стихи,Обрекши сердца на любовные муки,Что были недавно для чувства глухи!Как сложно расслышать средь них откровенье,А после не дать раствориться мгновенью!

Ассоциация к картине И. Крамского «Неизвестная»

В юности, когда я смотрела на эту картину, мне казалось, что это Анна Каренина в последний час своей жизни.

Снег и метель, и Бологое,И сердце женское нагоеПред высшим светом равнодушным,Жеманным, пошлым и бездушным.В капкане ревности и фальши,Не понимая, что же дальше,Она, в костре любви сгораяИ смертью будущность стираяВ судьбы главе своей финальной,Готова к муке инфернальной!Всё потеряв, что так любила,Она сама себя убила,От безысходности спасая,Свечой безверья угасая!

Осенний этюд 12

Заключившая с Летом пари,Что тепло сохранится пока,Осень, яркая осень царит:Солнца свет золотит облака,Обнажаются клёны в Москве,И кружится осенний опад,Листья звёздно сверкают в траве.В октябре – золотой звездопад!

Осенний этюд 11

Октябрьский лес, как иудейская царевна,С себя снимает семь сакральных покрывалЛиствы осенней, что усердно расшивалЦветастым ярким шёлком каждодневно!Они, скользя по гладкости колен деревьев,Разноцветными листамиСпадают вниз и, рассыпаясь лоскутами,Буреют, сохнут, превращаясь с грустью в тлен!

Злато листвы превращается в медь

Злато листвы превращается в медьИ усыпает лесные тропинки.Солнце устало по-летнему греть,Между кустами парят паутинки.Лета шаги затихают в глуши,Зябнет трава, по ночам остывая,Бархатным строем стоят камыши,Лету прошедшему честь отдавая.Бабьему лету уйти суждено,Яркие краски с руки отпуская,Осени трон уступает оно,Землю теплом напоследок лаская!

Снова осень, раскинув шатёр золотой…

Снова осень, раскинув шатёр золотойНад землёй, Бабьим летом красуется.Опьянённый волшебной её красотой,Лес, застыв, чаровницей любуется.А она, шаль цыганскую яркой листвыРазбросав шаловливо и весело,Ею землю покрыв, по ветвям до травыНа деревьях мониста развесила.Пусть навстречу туман ей объятья простёр,Отрезвляя предзимним дыханием,Но пылает листва, как цыганский костёр,Обжигая мистическим пламенем!

Июль уже перевалил за половину…

Июль уже перевалил за половину,И скоро август долгожданным звездопадом,Срываясь с неба лета позднего опадом,Вселенной тайной приоткроет сердцевину!За тёмным бархатом ночного мирозданьяСкрывает космос потаённые мечты,Но всем успевшим ночью загадать желаньяБросает звёздами в ладони с высоты!

Ирина Арсентьева

Отрывок из романа «Нимфоманка. Нескучный октябрь»

Я не видел её, только слышал. Голос был женский, и поэтому я решил, что это она. Она бормотала что-то невнятное. Будто читала речитативом или повторяла скороговорку с набитым орехами ртом. Такие упражнения рекомендуют преподаватели театральных училищ для формирования правильной речи и дикции. И пока я старался разобрать, что она вещает в этой кромешной тьме неосвещённого моста и кому, решение прыгать в ледяную воду исчезло само собой.