Когда судьба – не приговор

Вяземского окружили шумным кольцом посчитавшие своим долгом выказать ему почтение гости. С неприкрытой неприязнью княжна посторонилась. Не упустивший этого из виду Олег с деликатным поклоном обратился к стоящей почти рядом с ним, оставленной не у дел девочке:

– Мадемуазель позволит занять её досуг?

Княжна словно ждала именно от него этих слов и охотно произнесла в ответ:

– Вы очень обяжете меня своим предложением.

Опершись на галантно поданную ей руку, она прошла к ближней к ним кушетке, устроилась сама и чинным жестом руки в ажурной перчатке пригласила Олега сесть рядом.

– С тех пор, как вы вернулись в столицу и посвятили себя службе в гвардии, – бойко заговорила она первой, – отец часто упоминает о вашем благородии, всегда лестно отзываясь о вас, как о достойном уважения офицере.

– Ваше сиятельство слишком добры ко мне, – удивлённый Олег попытался урезонить чрезмерное восхищение княжны.

– Я ни словом не солгала вашему благородию, – возразила та. – И разве не подтверждение только что сказанному тот факт, что недавно вас за особые заслуги произвели в поручики.

– Мадемуазель и это известно, – улыбнулся польщённый её живым интересом к его персоне Олег.

– Известно, – ответила заговорщицкая девичья улыбка. – Позвольте же от души поздравить ваше благородие и вручить скромный подарок, – утратив былую смелость, едва слышно завершила княжна, чьи пальцы снова затрепетали на шнурке сумочки.

– Подарок? – повторил оторопевший Олег. – Мадемуазель не стоило так близко к сердцу принимать весть о заурядных успехах вашего покорного слуги, – вогнало в краску и без того испытывающую неловкость девочку тактичное замечание.

– Я наслышана от кузена, – проигнорировавшая желание чуткого собеседника предупредить неприятные последствия прилюдного проявления ею непосредственности, заговорила упрямая в её намерении княжна снова, – что ваше благородие частенько пишет что-то в своём карманном блокноте, – уже преодолевшая смущение, посмотрела она на обезоруженного её дерзостью, озадаченного её осведомлённостью об его личной жизни Олега, – посему решила подарить необходимую для этих упражнений безделицу.

Девичьи пальцы вынули из всё-таки раскрытой сумочки и протянули заинтригованному собеседнику продолговатую коробочку, перевязанную ленточкой серого цвета. Несколько мгновений колеблющийся Олег всё же взял её в руки. Объятые волнением пальцы потянули ленту, развязали узелок. Бросив взгляд на замершую в предвкушении его реакции княжну, Олег снял крышку. В бархатном желобке покоился отточенный карандаш – прославленный Koh-i-Noor с золочённым концом. Впечатлённый Олег глянул на затаившую дыхание девочку.

– Благодарю, – с признательностью коснулись его губы оробевших в мужской руке пальчиков. – Я запомню небывалый подарок вашего сиятельства.

– Добрый день, дружище! – окликнул задумавшегося о чём-то над раскрытой записной книжкой Олега заглянувший в комнату без стука Сергей, по давнему обоюдному согласию пренебрегая лишними между товарищами церемониями.

– Добрый день, – отозвался опомнившийся от одолевших его размышлений Олег.

В руке дамокловым мечом занесён над листом на треть сточенный, но ещё острый на язык карандаш. Придирчивый взгляд замер на развороте чайкой простёрших крылья листов:

Прокралась осень в сквер моей любви,

Ужом пятнистым проползла украдкой.

Разлукой-жалом сердце не трави,

Оставь душе глоток надежды сладкой.

Её подельник ветер рвёт листы Календаря на ясене унылом, Уносит прочь заветные мечты, Пророча жизнь в отчаянье постылом. Крадёт сухой, завистливой рукой Зачитанных сердечных писем ворох Со дна ларца души. Её покой Для бестии лихой не свят, не дорог. В кровавый плащ заправским палачом Обряжена, вершит костёр огромный На лобном месте осень, где мечом Казнит без апелляций жребий скромный. Швыряет в пламя нежные слова Кленовых и берёзовых посланий – Поблекших, жёлтых свитков, чтоб молва Не выдала любви моей признаний.

И жалко жмётся память в стороне,

В дыму с тоскою ищет призрак милый.

Но пыл любви уже истлел в огне,

И на помосте только пепел стылый.

Перечитав продиктованные сердцем строки, Олег нехотя закрыл блокнот.

– Ты раньше обычного, – бросив взгляд на бронзовые часы, заметил он терпеливому в деликатном ожидании его участия графу.

– Сегодня мне не просто позволили, а приказали оставить казармы досрочно, предписав вручить вашему благородию это послание, – шутливо раскланявшийся с другом, тот протянул конверт.

– Что это? – поинтересовался недоумевающий Олег.

– Приглашение Софьи Вяземской на торжество по случаю её пятнадцатилетия.

С каким-то не понятным ему волнением Олег смотрел на конверт в руке довольного его замешательством графа и, наконец приняв его, распечатал.

«Ваше благородие! – оживили в его памяти знакомый голос несколько написанных каллиграфическим почерком строк. – Имею честь пригласить Вас на праздник, приуроченный ко дню моего рождения. Он состоится в будущее воскресенье в нашем имении.

Приезжайте непременно. Я буду рада, если Ваше благородие найдёт время и желание разделить со мной удовольствие от торжества в мою честь. Предупреждая Ваш вежливый, но безапелляционный отказ принять это приглашение в связи с непреодолимым для Вашего благородия, известным мне не понаслышке препятствием, заверяю: никто не подаст Вашей щепетильной совести повода терзаться угрызениями за измену некогда данному Вами слову. Известной нам двоим особе присутствовать на этом празднике в силу обстоятельств, в корне изменивших их с отцом жизнь, не представляется возможным.

Не лишайте меня надежды почувствовать себя счастливой от новой встречи с Вашим благородием.

Софья Вяземская»

Прочитав послание, он смотрел на листок. С возрастом не расплескавшая богатства души, чуткая к его незыблемому с годами горю княжна всё предусмотрела. Предугадавшая его категорический отказ приехать на светский приём, где он против воли столкнулся бы с той, чьё имя стало запретным для его уст, она обещала покой его чести, которая в этот раз точно устоит перед соблазном пренебречь обещанием до сих пор не уронившего достоинства мужчины.

Взволнованный взгляд отыскал в приветливом письме тревожную фразу: «Известной нам двоим особе присутствовать на этом празднике в силу обстоятельств, в корне изменивших их с отцом жизнь, не представляется возможным».

Его выныривающие и хватающие ртом воздух мысли захлёбывались в водовороте вопросов. О каком происшествии, перевернувшем с ног на голову бытие Игоря Шаховского, не стал распространяться автор письма? Какое же событие, не приведи господь, трагическое, повернуло вспять мир и покой дорогого Олегу человека? Благополучна ли она? Не причинили ли ей страданий упомянутые перемены?

Прикусив губу, Олег свернул приглашение. Он не может не принять его. Избавившийся от малодушных колебаний в верности принятого решения, он поедет на приём к княжне Вяземской, только (чего душой кривить) не ради удовольствия виновницы торжества.

От беспощадного удара под дых тотчас напомнившей о себе совести засосало под ложечкой. О да, она вправе пенять ему, противно ей презревшему благородство. Только обуздать сердце в этот раз ему не по силам. Он должен знать, какие обстоятельства вдруг стали препятствием для встречи подруг, потому что жить без уверенности, что одна из них, как прежде, покойна и счастлива, он уже не сможет.

Принявших приглашение гостей, приехавших в поместье Вяземского из соседних имений и даже из столицы, встречала польщённая оказанной ей честью княжна, чьи дни рождения до сих пор в силу её юного возраста праздновали, как правило, в тесном семейном кругу без излишней помпезности.

– Ваше благородие, кузен, очень рада видеть вас на моём празднике, – удостоились изысканного книксена счастливой княжны облачившиеся в парадные мундиры Сергей и Олег. –Ваш приезд – самый желанный подарок, – тише проронила она, остановившись взглядом на спутнике кузена.

– К слову о подарках, – ответил галантным поклоном Олег. – Позвольте преподнести вашему сиятельству модную безделицу, – вручил он заинтригованной княжне изящную вещицу в атласном переплёте – альбом, где найдётся место дифирамбам и мадригалам, которые посвятят вашей прелести поклонники очаровательной мадемуазель. Ваш покорный слуга уже приобщился к этому священнодействию, – брошена во вспыхнувший костёр смятения княжны охапка хвороста. – Давнишний подарок вашего сиятельства мне, – поклонился Олег за преподнесённый некогда карандаш, – долго служил поверенным моих мыслей и чаяний, но в силу преклонного возраста не дожил до этого торжественного часа, потому моё посвящение начертано чернилами. Они всё же долговечнее.

Подстёгиваемая предвкушением небывалого сюрприза, она раскрыла альбом. На веленевом листе за дымкой шёлковой бумаги – несколько строф, писанных витиеватым почерком:

Девичье сердце у зеркала женской судьбы.

В зрелую жизнь обращён юный пристальный взгляд.

В кротком ребёнке ещё нет душевной борьбы,

Хоть не по возрасту пышный кокетлив наряд.

Тени лукавства ещё не легли на лицо,

Нет на щеках, словно маски, белил и румян,

Не исказил скулы жар от оваций льстецов,

Чистого сердца не тронул притворства изъян.

В рюши, оборки не станет рядиться душа,

Не для наивности свежей духов аромат.

Каждая женщина в юной поре хороша:

Сердце свободно от будничных пошлых преград.

Безусловно впечатлённая, княжна не сразу отвела взгляд от прочитанных, несомненно, дважды строк в её честь.

– Мне ещё не дарили ничего похожего, – выговорила она, подняв восторженный взгляд на любующихся ею мужчин.

– Убеждён, – ответил её непреходящему счастью Олег, – что моё скромное посвящение не постигнет одиночество, скоро ещё пустые страницы альбома покроются многочисленными комплиментами вашему сиятельству.

– Однако слова вашего благородия навсегда останутся здесь первыми, – тихо, но без прежнего смущения выговорила поднявшая признательный взгляд девушка, – и главными, –обронили её уста самое важное слово.

– Благодарю за предпочтение! – поспешил ответить им, взволнованным, меньше всего ожидавший и желавший этого девичьего трепета Олег.

Княжна поняла его замешательство. Смолкшие девичьи уста тронула кроткая улыбка, в которой – просьба простить её непосредственность.

– Прошу в гостиную, господа, – вернулась княжна к роли хозяйки дома и торжества.

Нарядная комната встретила многоголосьем гостей. Приветствие радушного князя Вяземского, забывшего сегодня о чине командира полка. Крепкое рукопожатие. По-отечески тёплая улыбка шагнувшего навстречу закадычным друзьям-побратимам счастливого представившимся случаем Михаила Александровича. О стольком хочется рассказать ему, о стольком спросить его…

Чья-то рука деликатно тронула локоть Олега, слушавшего шутливый доклад корнета об его житье-бытье крёстному. Обернувшегося в недоумении, его встретил взгляд княжны.

– К услугам вашего сиятельства, – учтиво поклонился Олег девушке и, подчинившийся её безмолвной просьбе, послушно шагнул в сторону от увлечённых друг другом собеседников.

– Ваше благородие, – произнесла девушка, – простите за моё, наверное, показавшееся бестактным желание говорить с вами, дерзко отозванным мною из тёплой компании близких людей, – искал снисхождения vis-à-visбесхитростный взгляд, – но я решила, что не вправе оставить вас сегодня здесь без благодарности за то, что вы не погнушались приглашением, за ваш необыкновенный подарок мне.

– Ваше сиятельство…

– Мне не понаслышке известно о вашей скромности, Олег Александрович, – прервав учтивого гостя, возразила княжна мужскому благородству. – Не перечьте. Вы в самом деле слишком добры ко мне. У меня же один способ отблагодарить вас. Это вам, – до сих пор спрятанная за спину рука протянула озадаченному слушателюконверт.

– Что это? – спросил обескураженный Олег.

– Это письмо прольёт свет на чрезвычайно занимающие вас с недавних пор вопросы о перипетиях жизни князя Игоря Шаховского, – не отрывает взволнованная девушка взгляда от побледневшего лица vis-à-vis. – Вы ведь за этим здесь.

– Ваше сиятельство…

– Не оправдывайтесь, – мягко возразила она бдительной совести разоблачённого девичьей проницательностью Олега. – Это было предсказуемо, – в изменившем голосе Софьи – нотка горечи. – Повторю, мною движет желание бескорыстной взаимностью ответить на ваше доброе ко мне отношение, – ни толики притворства в девичьем взгляде, обращённом на отмеченного румянцем неумолимого в его возмездии стыда мужчину. – Никто из присутствующих в силу веских для них причин не посвятит вас в перемены в жизни интересующей вас особы. Мой отец, со дней молодости питающий к Игорю Шаховскому неприязнь, категорически откажется говорить о нём, тем более в присутствии моего кузена, для которого, как известно и вам, отчим – единственный ненавистный враг. В силу этого обстоятельства, согласно выраженному моим отцом несколько лет назад категоричному требованию, в обществе Сергея никто из нас не поминает ещё одного имени, той, о ком не один год молчим и мы с вами. Вот ведь незадача: и здесь я лишена возможности хотя бы поговорить о первой и лучшей подруге, – усмехнулась она, удручённая капризом жребия. – Простите! – сожалея о несдержанности, посмотрела девушка на сокрушённого её словами vis-à-vis. – У почтенного Михаила Александровича, – продолжала она, благодарная великодушно кивнувшему ей в ответ Олегу, – вероятно, осведомлённого о последних событиях в жизни внучки, тоже найдётся причина не говорить о них с вами, для вашего блага, как он считает, – пояснила девушка паводку удивления в мужском взгляде. – Без обиняков открыть вам правду могу только я. Возьмите же письмо, – снова протянула она конверт. – Оно ваше.

Невозможно вздохнуть от вставшего в воспалившемся горле карябающего его ершистого комка чувств. Никогда ещё его онемевшие от холода одиночества пальцы не согревали её письма, которых когда-то Олег ждал как воскресившего бы его чуда. И вот сегодня судьбе в обличье не по годам мудрой Софьи Вяземской угодно смилостивиться над ним и утешить долгое, казалось, безнадёжное ожидание письмом, хранящим тепло её рук, письмом, на чьих строках замирал васильковый взгляд. И пусть письмо адресовано не ему, но чернильной нити, из петель которой сплетены его слова, суждено стать путеводной нитью в жизнь той, чьё имя – уже несколько лет смысл его жизни.

Его иссушённые лихорадкой небывалого волнения губы с нежностью припали к невольно дрогнувшей от смятения руке княжны. С непреходящей признательностью поклонившийся девушке, он торопливо шагнул к софе у окна и открыл конверт.

Два свёрнутых вчетверо листа. Олег наугад развернул один из них.

«Моя дорогая Софи!

Найдёшь ли ты слова простить, бесспорно, нерадивую подругу, которая в этот раз, к её искреннему сожалению, не сможет разделить с тобой радость от, убеждена, грандиозного торжества в честь дня твоего рождения. Поверь, единственной причиной и невольной виной тому не зависящие от меня обстоятельства: именно этот день выбрал удостоившийся неделю назад долгожданного чина статского советника papa для званого обеда, пригласив самого графа Б. в новый, уже наш собственный, обустроенный на днях столичный дом.

Не обессудь, дорогая! Получив твоё приглашение, уже который день я казнюсь мыслью, что не могу доставить тебе удовольствие приездом на знаковый для тебя праздник. Надеюсь, с присущей тебе чуткостью ты поймёшь и не станешь осуждать поступок беззаветно любящей дочери, что не вправе пренебречь событием, ставшим для её отца венцом труда во имя её благоденствия.

Уповаю на твоё снисхождение и шанс сберечь нашу дружбу.

Ольга»

Она и в этот раз предпочла papa. Он обречённо вздохнул. Категоричность её выбора – глухая стена его пожизненного узилища. За прожитые без неё годы Олег не раз задумывался, каким же словам материнского письма, некогда переданного Ольге Михаилом Александровичем, та безоговорочно поверила, какое оправдание виновнику случившейся с ней трагедии нашла в её последние минуты несчастная с ним женщина. До рокового объяснения с Ольгой он так же, без толики сомнения, верил названому отцу и брату, столько лет живущих памятью о страшном дне, будучи уверенными в вине Игоря Шаховского. Почему же нет её веры этому мнению? Что знает она об отце, что определило и всякий раз будет определять её выбор?

Бесстрастные пальцы между прочим развернули второй листок. Скользнув по бумаге, безучастный взгляд загорается полыхнувшим из-под уже затоптанных жребием головешек чувством и замирает от мучительно-нежно бередящего сердце восторга на графитовых штрихах девичьего портрета.

Чуть ниже прочерченной грифелем левой ключицы – косая строчка в несколько слов – вожделенное лекарство для его сердца, столько лет им безнадёжно искомое: «Пусть хотя бы мой портрет будет с тобой в этот самый счастливый для тебя день».

По окончании званого обеда с непривычно изысканным для провинции меню отбывший его с отрешённым взглядом, занятый не один час кряду лишь ему известными мыслями, он подошёл к увлечённому беседой с Михаилом Александровичем хозяину дома.

– Прошу прощения за беспокойство, ваше сиятельство, – обратился Олег с учтивым поклоном к обернувшемуся к нему Вяземскому. – Понимаю, что нынче здесь не самое подходящее место и время для взбалмошного заявления вашего покорного слуги, – отчётливо слышались в голосе нотки сожаления, – но я счёл правильным поставить вас, моего полкового командира, в известность о моём решении до вашего возвращения к месту службы в столице.

– О каком решении изволит говорить ваше благородие? – с недоумением осведомился озадаченный князь, глянувший на не менее заинтригованного Михаила Александровича.

– Я намерен прекратить свою службу под началом вашего сиятельства, с тем чтобы искать новое место в ведомстве, с недавних пор возглавляемом графом Б.

Огорошенный услышанным Вяземский уже растерянно глянул на Михаила Александровича. Не отрывая испытующего взгляда от лица Олега, тот искал причину, сподвигнувшую последнего на такой шаг.

– Ведомство графа Б.? – повторил Михаил Александрович последние слова пришедшего с повинного собеседника. Лоб озарённого невероятной догадкой князя рассекла морщина. – Тебе стало известно, кого с недавних пор привечают там, – проронил он. – На что тебе туда, Олег? Что ты задумал?

– Ровным счётом ничего, – нехотя выдавил строптивый vis-à-vis. – Простите меня за причинённое вам, клянусь, без злого умысла огорчение. Я не откажусь от своего решения, каким бы эксцентричным оно ни казалось, –поставлена точка в едва начавшихся прениях. – Засим позвольте откланяться. Честь имею, – он твёрдым шагом покинул гостиную.

На парадное крыльцо со счастливой улыбкой ступила торопящаяся к спешившимся мужчинам княжна Вяземская:

– Добрый день, господа! Чем заслужила нежданный, но чрезвычайно лестный для меня подарок – неурочный визит в провинциальное пристанище вашей покорной слуги, после отъезда отца по служебным делам скучающей в одиночестве?

– Добрый день, кузина! – поклоном приветствовал граф девушку. – Рад, что моя взбалмошная идея сюрпризом ехать нынче сюда с визитом пришлась вам по душе. Извольте видеть, я не единственный, кто охотно вызвался скрасить ваш досуг на время вынужденного отсутствия хозяина дома, – улыбнулся он многозначительно.

– Сердечно рада видеть вас обоих! – вымолвила девушка, задержавшись взглядом на поклонившемся ей Олеге. – От души благодарю, что нашли время и желание составить мне приятную компанию. Милости прошу в дом, – жестом бывалой хлебосольной хозяйки повела она рукой. – Располагайтесь, – последовало её радушное приглашение вошедшим офицерам устраиваться в креслах гостиной. – Я с вашего позволения ненадолго отлучусь, дабы отдать распоряжения слугам.

– Моя кузина, без сомнения, весела и довольна, – словно между прочим заметил Сергей, проводив взглядом буквально выпорхнувшую из комнаты девушку.

– Видимо, на то у неё есть причина, – вынужденно, оттого нехотя вымолвил в ответ облюбовавший кресло у окна Олег.

– Не тебе ли она известна лучше, чем кому бы то ещё? –усмехнувшись, парировал Сергей.

– Что ты имеешь ввиду? – в замешательстве от намёка друга требовал ответа без обиняков Олег.

– Вот уже два с лишним года каждый твой визит в дом Вяземских – желанный праздник в череде будней кузины, –удовлетворил его любопытство Сергей, удивлённый реакцией несведущего, как оказалось, о положении дел друга. – Княжна увлечена вашим благородием.

– Ты смеёшься надо мной?! – негодовал ошеломлённый обрушенными на него откровениями Олег.

– И в мыслях не было, – смешался Сергей. – Я был уверен, что для тебя давно не секрет, какие чувства питает к тебе Софья. Как и для постоянных гостей салона князя, – выдавил он напоследок.

– Это так приметно? – пробормотал разбитый наголову финальным заявлением друга, сконфуженный Олег.

– Увы, – только кивнул головой в ответ понурый Сергей. – Всякий раз, когда я бываю в доме дяди, княжна справляется о тебе, спрашивая, благополучен ли ты. На многолюдном рауте она, как правило, выделяет тебя, считая чуть ли не своей обязанностью занять тебя беседой о чём-то, что тебе по душе. Как же ты сам до сих пор не приметил очевидного? – воскресло во взгляде графа удивление. – С твоей-то проницательностью.

Олег не нашёлся с ответом на эти доводы. Потрясённый, он тщетно пытался собраться с мыслями.

– За несколько лет знакомства с Софьей Вяземской наше общение ни разу не вышло за рамки сугубо приятельских, – выдавил он глухо, словно оправдываясь перед другом и собой.

– Быть может, у моей кузины на этот счёт несколько иное мнение, – деликатно возразил его доводам Сергей.

– Я не давал княжне ни малейшего повода думать, что может быть иначе! – новым протестом сорвался голос vis-à-vis.

Олег решительно поднялся из кресла. – Я уезжаю. Сейчас же, – категорично произнёс он с былой твердостью в голосе. – Сделай милость, извинись за меня перед её сиятельством.

Сергей поспешно преградил ему путь:

– Олег, опомнись, останься! – горячась, но вполголоса, чтоб не быть услышанным за дверью, убеждал он смотрящего в сторону товарища. – Подумай, в какое положение своим скоропалительным отъездом без внятных объяснений ты ставишь бедняжку княжну! – уговаривал Сергей щепетильную совесть Олега. – Довольно того, что я казнюсь за фривольное пустословие в твой адрес. Признаю, ты вправе гневаться на меня за бестактные речи о личном. Прости меня! – казалось, аргументы и слова извинения исчерпаны. – Только девушка ни в чём не виновата перед тобой, – выдохнул последний довод Сергей. – Не оскорбляй же её своим демаршем.

Дверь в гостиную распахнулась. На пороге, в двух шагах от молчащих в напряжённой тишине друзей, замерла княжна.

– Прошу простить меня, господа, – выдержавшая паузу, обратилась она к оппонентам, – нерадивую хозяйку, обязанную занимать гостей, а вместо того оставившую их, вынужденных развлекать друг друга своими силами.

На обеспокоенную княжну, будто осенённую догадкой о вспыхнувшем между ними за несколько минут её отсутствия конфликте, глянули посветлевшие глаза Олега:

– Нам с корнетом не в чем упрекнуть ваше сиятельство, – утешил невозмутимо-спокойный голос корящую себя девичью совесть, её объятой волнением руки деликатно коснулись его губы.

– Я распорядилась подать нам кофе, – вдруг изменившим ей голосом вымолвила прильнувшая признательным взглядом к лицу Олега княжна.

– Благодарю, – коротко поклонившись в ответ девушке, тот уже неспешным шагом вернулся к оставленному креслу.

Облегчённо вздохнув, удовлетворённый благополучным исходом досадного инцидента Сергей уселся в своё.

Следуя отданному немногим ранее приказу, в гостиной появился вышколенный слуга и расторопно опустил на столик перед устроившейся на ближней к поручику банкетке княжной серебряный поднос с кофейным сервизом на три персоны.

– Докладывайте же, что нового в столице? – опередившая слугу и лично передав Олегу изящную фарфоровую чашечку с пряным кофе, произнесла девушка, поощряя желанных гостей к долгому и занимательному рассказу.