Seattle Overdrive

Сиэтл. Лето тысяча девятьсот девяносто шестого года. Обыкновенный дом наполнен «необыкновенными» людьми. Впереди великое будущее, как нам кажется, а пока мы «точим копья», чтобы встретить его.

Ричарда я любил больше всех, пускай он и был тем самым другом, с которым меня вечно сравнивали родители, – это ужасно бесило. Сейчас он усердно пытается порезать лимон для текилы на столе рядом с большим и переполненным людьми диваном – сок брызжет во все стороны, не вызывая оскомину разве что у моей бабушки живущей в английской деревне. Во что одет Рич, описывать не буду, советую пойти в любой торговый центр и посмотреть на манекенов за стеклом. Характер Рича, конечно, скверный и наглый, но обычно там, где надо. Рич чертовски непохож на меня, не знаю, как могло такое получиться – дружили мы с самого раннего детства. Он был тем, на кого можно рассчитывать. Возможно, из-за самолюбия, которое заставляло его быть впереди всех: самым достойным из достойных, но я-то знаю, что даже у хороших поступков могут быть непредсказуемые, тёмные мотивы.

Если Рич выставлял себя примерным малым, то, как правило, это было бросанием пыли в глаза, а то и камней в голову. Частенько Рич вёл себя не особо адекватно: бесновался, манерничал, иногда был слишком правильным, иногда валял дурака вместе со мной, тут не угадаешь. К пространному описанию могу добавить, что у Рича несколько лиц – и все они бывали полезны. Несколько личностей в одном человеке, надо признать, – очень удобно. Самый настоящий «Американский психопат».

Джейк – тип, за которым обычно ходят охранники в супермаркетах. Любит выпить и покататься на своей кроссовой хонде в понедельник утром, как все «нормальные» люди. В данный момент с нетерпением наблюдает за расправой Рича над лимоном с того самого дивана и по привычке гладит свою коротко стриженную голову. Он выглядит моложе своих лет из-за худобы. Джейк чертовски испорченный и злой, но, что удивительно, с мозгами, – лучшее сочетание, на мой взгляд. Таких людей я называю «гиенами» – без негатива, если что. Мы были отчасти похожи – нас нельзя было оставлять друг с другом на одной территории с острыми, колющими, режущими и вообще любыми предметами, представляющими опасность, а то мы вмиг покалечились бы, заигравшись как малые дети. Понятие «веселье» иногда носит у нас искажённый характер. Ещё у Джейка была пассия – Линда: пример вежливости и приличия, почему-то разбавляющий им свою чистоту. Если очень коротко: Джейк – человек, который не даст заскучать, – свободный, грешный дух.

В самом тёмном углу комнаты стоял Алан, мой старинный друг, добродушный парняга с большими планами; непонятно было, зачем он вообще водился с нашей компанией. Я чувствовал себя каким-то олухом и ребёнком на его фоне, как будто я чего-то не понимаю, – расселся тут, знаете ли, в своём воздушном замке верхом на фиолетовом драконе и мозолю глаза нормальным «поверхностным» людям. Алан был создан для съёмки в рекламе фермерского магазина или магазина автозапчастей: было в нём что-то семейно-работящее. Алан не слишком разговорчивый – поэтому сложно рассуждать, каков он в своей сути.

Общались мы каждый день с самого раннего возраста, он жил через дорогу, – довольно удобно. В детстве, а потом в школе я был на переднем плане, лез вперёд при каждой возможности; сейчас я понимаю, что так хотел скрыть ощущение собственной глупости, витавшее всегда поблизости. Мне кажется, что это вообще свойство таких дураков и неучей как я.

Сегодня компания собралась большая, но мне лень всех описывать: вчерашние одноклассники, просто знакомые, некоторых в первый раз вижу. Чёрт побери, это же мой дом, а тут ходит непонятно кто…

– Кто сюда всех подряд пускает, что за больной ублюдок?! – рыкнул я максимально громко. Никто не обратил внимания на моё заявление… – Джейк, ты?

– Не парься, Мар, все свои. Расслабься, братишка, – ответил мне Джейк со спинки дивана.

– Всё, хватит людей пускать, уже человек тридцать набежало, – сказал я с долей отчаяния, ведь это было уже не остановить – точка невозврата.

О, точно, забыл сказать: среди этой кучки придурков ходила особая девушка, давно мне понравившаяся, – Мишель. Напоминала она фарфоровую куклу – красивую и пугающую одновременно – мне это как раз по душе. Я с ней толком и не разговаривал, не представлялось момента, может, я пасовал, конечно. Вы только подумайте: волосы – шлейф чёрного дыма, по ним плывут красные отблески от неоновой вывески «Кока-Кола», прикрученной к стене.

Мы с Джейком и Аланом стянули её с заправки на прошлой неделе, – просто ради веселья. Несложно догадаться, чья это была идея. Я тогда сказал в шутку, что она мне нужна, эта вывеска, а Джейк воспринял это всерьёз, выдрал её с куском стены, и мы побежали сломя голову, помогая Джейку с его ношей. А что поделать? Дело уже сделано – нужно ноги уносить. Как говорит мой отец: «Умный не тот, кто попался, а кто вовремя съебался». Недавно я приметил старый неоновый логотип «Texaco» в одном баре…

Немного сбился. М-м-м…

О чём я говорил?

Совсем забыл описать себя. Ну, так вот, мне сейчас двадцать лет. Я музыкант, не профессиональный, но, по крайней мере, хочу им стать. У меня много татуировок, в большинстве набитых по глупости: на шее, руках, ногах. Часто набивка происходила на мероприятиях, подобных этому, и рисунки получились не слишком удачные – Slut на лодыжке нельзя назвать удачей, – хотя забавно, конечно. Моя внешность аналогична прочим в девяностые: мода на гранж не пощадила никого, и теперь я – клише, любой рокер с плакатов условного старшего брата, умершего в пьяной аварии по дороге на рок-концерт.

Черты характера описывать не буду, само собой по ходу рассказа будет понятно, да и в самоанализе смысла немного – никогда не знаешь, кто ты на самом деле, как тебя видят со стороны, – по крайней мере, я так себя и не понял. Мой дом – самый обыкновенный для здешних мест. У меня есть всё, что необходимо, но всегда хочется большего: денег, славы, ну, вы понимаете, – я молод, мне всё можно желать и о чём угодно грезить. Если считаете меня меркантильным, значит, вы что-то от себя скрываете.

Так вот…

Родители уехали к друзьям во Флориду, а пока их нет – это здание принадлежит нам; свет от неоновой вывески, о которой я уже упоминал, делает обстановку праздно-инфернальной; пара лава—ламп и стробоскоп дополняют обстановку в стиле вечно злой молодёжи. Я всегда любил много небольших источников разнообразного света; атмосфера для меня очень важна, она также невозможна без нужных людей. Когда все вместе – время летит, всё забывается, думаешь только о том, что происходит сейчас. Как глупо это звучит, на самом деле я это понимаю, м-да. Набрался я будь здоров… Надо на диван завалиться.

Тут от раздумий на тему дружбы и атмосферы меня оторвал Джейк:

– Слушай, Мар, можешь занять мне немного денег, даже машину заправить нечем? – спросил он наивно и простодушно, даже не помыслив о возможности отказа.

– Джейк, у меня у самого ничего не осталось, все на выпивку и хэш ушло для вечеринки. Голяк полный, – я же не работаю пока что.

Джейк скрутил себе тугой и длинный, – это он умел. Начал смолить и говорит:

– Чёрт, понимаю, ладно. Значит, поеду на работу на автобусе. Ненавижу общественный транспорт, так и тянет кого-нибудь прикончить. Потные тёти и дяди наступают на твою обувь, потом ты достаёшь охотничий нож своего отчима, просишь всех заткнуться, блокируешь двери, убиваешь водителя, угоняешь автобус, уезжаешь на нём в лес. Хм. Потом выходишь из автобуса, обливаешь его бензином и всё вокруг поджигаешь, включаешь трек MC Hammer1 на бумбоксе и бегаешь с криками вокруг! Все в автобусе от страха и шока начинают смеяться!

– Ладно! Хорошо, чёрт тебя дери! Как тут откажешь, с таким-то рассказом – один он стоит пару бенджаминов. Ублюдок, мать твою… Сейчас из заначки достану тебе немного. А ну иди сюда, говно собачье… На чёрный день оставил. Решил ко мне лезть?.. Вот всегда так – тратишь деньги «на чёрный день», когда весело и хочется ещё. Забавно…

– Точно, спасибо, мужик, отдам после зарплаты обязательно. Только напомни. Хотя, конечно, я не забуду. Напомни, чтоб сам не забыл.

– Напомню, – усмехнулся я, – давай лучше выпьем – праздник всё же.

– Да, давай. А какой праздник-то? – поинтересовался Джейк.

– Эм-м… Не знаю, день спасения мной целого автобуса многострадальных пассажиров.

– Точно. Повод что надо.

Так мы и сидели, пока не раздавили на двоих полбутылки псевдо-мексиканского пойла, разлитого, скорее всего, где-то неподалёку. Но тут случилась трагедия циклопического масштаба – лимон отдал последний кусочек своего тела. Лимон, не лайм. Последний лайм был потрачен три часа назад.

– РИЧ! – крикнул я, пытаясь голосом пробиться через музыку.

– Что?!

– Где лимон… ты чего весь стол загадил?! – крикнул я снова, чуть не надорвав голос.

– Извините, лимон давно кончился, – сказал Рич, скорчив рожу, разведя руки и показав два средних пальца. Обожаю его. Определённо.

– Ладно, обойдёмся, поэтому я и не люблю текилу – слишком сложно с ней. То ли дело джин – просто и небанально.

– Давай уже, – сказал Джейк, сгорая от нетерпения.

Мы выпили с Джейком ещё пару-тройку раз, после чего я вышел во двор: там был небольшой бассейн и всякие принадлежности для отдыха, аккуратный газон, – за ним очень следил мой отец, даже слишком, можно считать, что это было его хобби, чтобы травинка к травинке. Никогда не понимал таких пристрастий, но каждому своё, каждый по-своему уходит от реальности: кому наркотики, кому несколько часов маниакальной обсессивно-компульсивной чистки ковра от катышков с помощью собственных пальцев.

На шезлонге в одиночестве разлеглась Мишель. Была там одна – странно. Я набрался смелости и решил подойти:

– Привет, как ты? Почему одна тут?

– Всё хорошо, смотрю на звёзды. Просто устала от людей. Решила побыть в тишине, – сказала Мишель очень спокойно и размеренно. Слова текли и пелись, а не просто проговаривались.

– Тут их почти не видно, мы же в городе… Да и тучи, вон всё заволокло, – говорил я, словно робот-разрушитель всякой романтики и красоты. Ещё и лицо нахмурил, как полицейский, учуявший запах каннабиса в машине.

– А ты романтик, я прямо покорена, – сказала Мишель ещё тише и отрешённее, чем раньше.

– Извини. Подкаты – не моя тема, – пробормотал я, чувствуя вербальное поражение.

– Ничего. Я слышала, ты музыку пишешь?

– Это громко сказано – а вообще, есть такое дело. На досуге. Ничего особенного…

– Сыграешь мне? Я бы хотела послушать, всё же в Сиэтле отличные музыканты, но лучшие, правда, в Абердине.

– Не сегодня, я совсем не в форме. Шумно и вообще время неподходящее. В следующий раз. Слово скаута, правда, я им никогда не был, – говорил я, пытаясь всячески улизнуть от темы.

– Ладно, я напомню потом обязательно – не отвертишься.

– Ха, – ухмыльнулся я. – Хорошо. Ты где-то сейчас учишься? Работаешь?

– Учусь на юриста – думаю, это моё. Не работаю пока, но ищу. А сам?

– Раньше на журналиста учился. Ушёл после первого курса, – тут я почувствовал стыд и ещё большую скованность. – Решил, что мне оно не нужно, у меня другая дорога. Учёба в принципе не моё – направление не имеет значения. И не работаю, ужас какой-то…

– Решил всё поставить на эту свою дорогу – не боишься? Как без образования-то?

– Наверное, нет. Кто хочет, тот найдёт, не знаю, что лучше подходит? Или что там обычно люди говорят? Скорее, мне просто не хотелось учиться. Сильно ограничивает это всё, если бы я себя видел кем-то и ради этого учился – то понятно, а так я себя больше никем не вижу, зачем себе задницу надрывать, собственно? Хотя идеи есть, даже планы.

Я решил не стоять над душой и расположился на шезлонге рядом, закурил сигарету, а Мишель продолжала:

– Круто, я бы так не решилась, да и у меня нет больше идей помимо учёбы. Если выбор между образованием и ничем – то ответ очевиден. Может, как-нибудь увидимся вдвоём… А, Мар? Так ведь тебя друзья называют?

– Да, так. Конечно, давай увидимся, как время будет, – говорил я и делал вид, что мне всё равно, наверняка слишком переигрывая. Только потом это понял, как обычно, впрочем.

– Ага. Пойду я домой, уже поздно. Спать у тебя тут, судя по всему, негде будет. А если и будет где – то приставать будут или ограбят… Сброд у себя ты собрал отменный, – говорила Мишель, поправляя волосы, – Особенно этот, как его… Джейк? Сидел и пялился.

– Они все хорошие. А тот, который пялился, вообще мой любимчик.

– Всё с тобой ясно, ладно, пока… Увидимся.

– Хорошо, пока, – попрощался я, провожая Мишель глазами, но аккуратно, чтобы не быть как Джейк.

Ещё немного полежав и ощутив странное чувство отупения, я решил вернуться в дом и увидел, как он изменился за двадцать минут моего отсутствия: на полу валялись стекляшки, стол лежал ножками вверх, за диваном кто-то спал или уже сдох – чёрт его знает; люди выдавали невиданные движения – как только это у них выходит? Не люблю танцевать – чувствую себя бревном; иногда мне кажется, что я самый непластичный человек на земле. Так вот. Было очень шумно, громко играла музыка, кто-то орал на втором этаже – неудивительно, что сосед зло смотрел из окна; как он ещё не застрелил меня из своего ружья, прокравшись ко мне в комнату в одну из ночей? Творился полный погром и хаос, который неизвестно как потом ликвидировать. Ну да ладно, ночь ещё не подошла к концу, не стоит расстраиваться заранее. Когда не знаешь, что со всем этим делать – стоит выпить, – так говорил мой дед, пока пьяный не перевернулся на лодке во время рыбалки и не утонул.

Тут я увидел Линду, заметил её по ярко-рыжим волосам.

– О, Линда, дорогуша, как дела? Я тебя не видел, давно тут?

– Привет, Мар, недавно. Дела хорошо – только есть охота, ужас как. У вас тут столько всего и ничего из нормальной еды – одна варварская пища. Ты умрёшь от закупорки сосудов или диабета в мучениях, если продолжишь так питаться.

– Это да. Есть сосиски, недавно с гриля; пиво, чипсы. И… мне совершенно нечего тебе предложить, – сказал я, расхохотавшись.

– Никакой ответственности, но не мне тебя учить. Марлон такой Марлон, – сказала Линда свысока.

– Я надеюсь, ты Джейка не салатами кормишь. Вдруг ещё больше нервничать начнёт, пришьёт кого-нибудь. Тебя, например, – сказал я, понимая, что давно пора остановиться, но уж больно хотелось попрыскать ядом.

– Пытаюсь приучить. Ты – то, что ты ешь.

– В таком случае я – корова, а ты – овощ… Морковка! Теперь буду тебя так звать. Ты не против?

– Не смешно, конечно, против. Останови поток своего искромётного юмора, пожалуйста, – сказала Морковка.

Видимо, начала дуться. Вегетарианцы вообще довольно обидчивы, хотя это я должен себя так вести, съедая вместе с мясом животный страх перед смертью и агонию. Морковка как-то внушала мне подобную проповедь. В общем, я решил прекратить этот разговор и перевести тему:

– Кстати, Джейк уснул на лестнице сидя, бери его и идите спать на второй этаж. Думаю, он достаточно повеселился, – сообщил я.

– А ты не против? Пусть пока отдохнёт, позже я его уведу наверх.

– Конечно, не против. Что уж там.

– О, спасибо.

– Нет проблем, – сказал я, прихватив со стола сосиску и показательно откусив кусочек, затем пошёл искать денег для Джейка. И всё-таки я слишком добрый, обычно это пригождается – всем, кроме меня.

Уже пять утра, все понемногу начали расходиться, часть людей оставалась спать у меня. Рич сидел на диване и смотрел перед собой отрешённым взглядом, я решил присоединиться и потупить вместе с ним.

– Рич, – сказал я максимально задорно, – Как жизнь? Ты чего завис?

– Да неплохо, старик. Вот сижу, думаю.

– О чём?

– О том, как в карамельку начинку наливают – прикинь? Загнался я что-то. Голова болит. Чёрт…

– Эм-м… может, пройдёмся? На воздух хочется.

– Да, давай. У тебя есть кофта? – спросил Рич, потерев ладони.

– Сейчас достану.

Мы пошли вниз по улице – ни единой души – фонари ещё горели, хотя было уже более-менее светло. Лёгкая утренняя дымка. Я накинул капюшон и закурил сигарету. Мы разговаривали о том, что будет дальше, какую роль играть в этой жизни, кем прикидываться. Шли и искали смыслы, это нас занимало, – разговоры с очевидной бесполезностью в плане ответов. Бывало не по себе от этих разговоров, но была и уверенность, что всё сложится нормально. Ошибка восприятия, заложенная в детстве, когда думаешь: космонавтом или пожарным стать. Родители говорят: может, врачом? Или юристом? Никто не думает, что станет наркоманом или бродягой, убийцей… и откуда тогда они все возьмутся в будущем, если не из нас самих? Хотя это тоже выбор, наверное… Со временем мы все далеко разойдёмся, а наши судьбы будут всё разительней отличаться друг от друга, особенно через двадцать лет после окончания старшей школы. И встреча одноклассников превратится в эдакий ипподром – величайшее соревнование длиною в жизнь.

Так вот, шли мы так и шли, погружённые в свои мысли, то и дело выплёскивая их наружу, пока не добрели до Пайонир-Сквер.

– Мар, слушай, может, по пиву раздавим? А то у меня уже похмелье, да и прохладно. Согреться было бы круто.

– Давай, вот только где? – сказал я без особого желания.

– Если свернуть через два квартала налево – то там будет круглосуточный бар.

– Ну, потопали, время есть. Надеюсь, они дом не спалят или не затопят, пока нас нет… не устроят оргию или не убьют кого-нибудь, а то ещё потом ковёр оттирать.

– Они уже все спят, наверное. Как младенцы… милые, пьяные младенцы.

Я пил «Колу», но после этой фразы она ринулась изо рта и носа от мощного смешка.

– Надеюсь, что ты прав, – сказал я, весь облитый газировкой.

Свежий воздух был как нельзя кстати; мы быстрым шагом дошли до бара, сели в самый дальний угол. Там даже ещё были люди, выглядели они, как будто всю жизнь просидели в баре. Мы заказали по стакану пива и закурили по сигарете. Лучи утреннего солнца пробивались через ячеистые окна; коричнево-красное дерево столиков казалось особенно красивым в клубах сизого дыма. У меня и Рича виднелись круги под глазами, напоминавшие о весёлой ночи; запах перегара предупреждал о предстоящей утренней расплате в виде похмелья. Ричард опёрся лицом о свою ладонь, в которой к тому же тлела сигарета. Я решил его взбодрить:

– Эй, Рич, проснись! – я дёрнул за руку, Рич чуть не угодил лицом в пепельницу.

– Я и не сплю, чёртов ублюдыш. Просто задумался…

– Да не обижайся, дружище.

Красный взгляд Рича – с паутинками капилляров – был абсолютно спокойным, он как будто слился с пространством и обстоятельствами: взгляд воина бездействия, апологета пассивности. Пепел сорвался с сигареты и упал на стол. Человек-хайку.

– О чём опять думаешь? – спросил я, пытаясь развязать разговор.

– О тяжести бытия, чёрт, вообще ни о чём. Давай допьём пиво и пойдём, а то поздно уже… или рано, не знаю… Спать хочется. Я у тебя лягу… Ты не против?

– Нет проблем.

Мы допили пиво, выкурили по сигаретке, посидели немного молча, затем вышли на улицу. Уже шесть тридцать утра – совсем светло. Особенное время, когда всё только просыпается: воздух чист, автомобили ещё не подняли пыль и не насытили выхлопами воздух. «Так редко вижу это время суток», – подумал я.

Мы направились вверх по улице. Магазины, кафе и прочие забегаловки готовились к приёму посетителей. Люди с угрюмыми лицами шли на работу, а в мыслях уже сидели на своих трудовых местах.

– Всегда было жалко тех, кому приходится вставать в такую рань, это же мука смертная, – сказал Рич.

– А мы и не ложились. Вот выход из ситуации: можно не ложиться, чтобы не вставать; можно не трезветь, чтобы не было похмелья. Ох, голова болеть начинает.

– Зато было весело, – подбодрил меня Рич.

– Это точно. Убираться только замучаюсь. Завтра утром или сегодня днём… ну, ты понял… А зачем мы вообще куда-то пошли? Что мы тут забыли? К чему это всё? – спросил я скорее риторически и не ожидал какого-либо ответа.

– Ни к чему. С чего ты взял, что во всём должен быть смысл? – изрёк Рич неожиданную сентенцию.

– Ну, да…

Мы дошли до моего дома. Дверь была нараспашку; на диване чудом уместилось человек десять; лечь было негде, даже в родительской и, чёрт возьми, в моей комнате всё было занято. Рич умудрился найти местечко на моей кровати с краю от ещё пяти тел. Спать на полу я был не намерен: пошёл на кухню, сделал кофе, заглянул во двор и развалился на шезлонге, снова закурил.