000
ОтложитьЧитал
“Пионер-108”
Сигнальные буи разбросало в метрах ста от корабля. Они то и дело вспыхивали в серо-лиловом небе, вторя всполохам разрядов электричества в плотной атмосфере Хеопса. На буром песке буи казались причудливыми цветами, распустившимися в суровой пустыне.
“Красиво и бестолково, как всё, что мы делаем,” – подумал Ставицкий, окидывая место посадки. Хотя посадкой это можно было назвать с натяжкой – скорее, что-то среднее между крушением и жестким контактом с поверхностью. Но им повезло, думал Ставицкий. В принципе, чудо, что они живы, так что пока можно выдохнуть. Запрос на эвакуацию они отправили и когда-нибудь за ними прилетят. Прилетят же..? Ставицкий поежился. Еды им с Васильковым хватит на несколько лет, аккумуляторы подзаряжаются, а генератор воды вообще пашет бесконечно. Да и груз есть на крайний случай. Если что, компания оплатит убыток. Не по своей же воле они тут застряли. Авария и есть авария. Да нет, за это время точно прилетят.
Над головой снова полыхнуло и Ставицкий поправил свою запотевшую изнутри маску. “Хорошо еще тут атмосфера нормальная, не надо было возиться с тяжелым скафандром,” – подумал он и стал собирать инструменты.
Движок не заводился, хотя вроде внешне системы были в порядке. Васильков прогнал диагностику раз двенадцать и ошибок было не видно, но чертов двигатель не подавал признаков жизни. Внешне судно было помято и кое-где виднелись дыры в обшивке, основной удар пришелся на грузовой отсек и, в целом, могло быть хуже. Они практически неуправляемо неслись вниз под запоздалые сообщения бортового компьютера, стараясь спланировать на поверхность Хеопса. Все происходило с такой скоростью, что Ставицкий с Васильковым не успевали ни молиться, ни материться. Они вцепились в штурвалы, предельно сосредоточившись и вжавшись в кресла. Их швыряло из стороны в сторону, корабль шатало и мотало. Иконки Св. Николая и Богородицы на приборной доске трясло, так что казалось, что они улыбались и подмигивали, а корабль продолжал нестись, как взбесившийся бобслей. Сначала по воздуху, потом по песку, подпрыгивая на невысоких барханах, пока окогчателльно не зарылся в песок.
Фууух… Ставицкого снова передернуло, он хлопнул ладонью по фюзеляжу, руки до сих пор немного дрожали. “Ничего, мы еще полетаем, вот только выберемся отсюда сначала.”
Васильков сидел на мостике и чертыхался. Не совсем вменяемый, он то шутил, похахатыва, то ругался, швыряясь инструментами. С момента приземления прошло уже больше трех часов, два с половиной из которых он тщетно пытался наладить связь с базой. В динамиках хрипело, шуршало, раздавался треск и эхо. Голограмма с координатами посадки и видом корабля в пространстве то появлялась, то дрожа помехами, снова пропадала. Васильков раздраженно бросил на пульт наушники.
“Всё. Задолбался. 2 часа, черт возьми, подряд. Два часа. Хахаха… Не, ну сколько можно-то.”
“Хорошо, хорошо, пойдем, Васильков, поедим”, Ставицкий похлопал Василькова по плечу. Пока мы сделали все, что могли. Зонд с СОС отправлен, и это вроде прошло в штатном режиме. Будем надеяться, что скоро за нами прилетят. Пойдем перекусим и отдохнем. День выдался феерический, что и говорить.”
Васильков был лет на 15 моложе Ставицкого, в доставке он работал года два. Это был его второй или третий дальняк и оправившись от шока, он тоскливо думал, что и правда нужно было отказаться и поехать с Ленкой кататься на лыжах. И вот это её вечное “Я же тебе говорила” стояло у него в ушах и глазах. Он тряхнул головой и сказал себе, нет-нет, зонд долетит, его засекут с ближних планет и за ними прилетят спасательные службы. Такие случаи были. Правда, были и другие случаи. Но мало ли чего болтают в курилках перед вылетом. Да, корабли иногда пропадали, но это случалось раз в 7-10 лет, об этом из всех утюгов сразу говорили во всех общепланетарных новостях месяцами, таская несчастных родственников на ток-шоу.
Экипаж перебрался на камбуз. Пищевой раздатчик тоже видимо накрылся , так что они сами полезли в холодильник. Васильков выбрал двойную упаковку со стейком по-техасски и забросил два кусочка, похожих на темно-коричневые спичечные коробки в конвертер. Тот тихо жужжал пока через пару минут на подносе не выехало блюдо с двумя 400 сот граммовыми кусками мяса. Они ароматно дымились и источали запах летнего мангала. Ставицкий и Васильков только сейчас поняли, насколько проголодались. На другом подносе появилась жареная стручковая фасоль и пюре с клюквенным соусом. Поднос для напитков выкатился с двумя бокалами, наполненными красной жидкостью.
Васильков недоверчиво принюхался к одному из бокалов и присвистнул:
“Сухое красное! Это у нас сегодня по расписанию или какой-то особый случай?”
“Еще бы не особый. Празднуем второе рождение,” – довольно безрадостно буркнул Ставицкий, залпом выпив вино и придвинул к себе поближе тарелки с едой.
“А по-моему бортовая нейронка сама перепугалась до смерти и вот тебе – заливает стресс,” – хорохорился Васильков. Он, как дурачок, то радовался всему, что происходило, то огорчался. Его всё еще потрясывало, но он был жив, и каждый раз, думая об этом, его охватывало экстатическое состояние, пока что-то, происходившее с ним в моменте, не расстраивало его снова. “Включу боротовой”, – он дотянулся до пульта. Из динамиков раздался приятный сигнал и проекция симпатичной стюардессы появилась над дэшбордом:
“Привет, экипаж! Сегодня ровно месяц со дня нашего отплытия. До места назначения 24 дня, 8 часов и 32 минуты. По случаю маленького юбилея праздничный обед, а это значит, что по регламенту экипажу разрешено по 150 граммов сухого красного вина при нахождении корабля вне режима ручного маневрирования. В бокалах Красностоп-Анчелотта урожая 2172 года. С праздником, команда!”