Марья-царевна из Детской областной

И тут можно было бы на все это махнуть рукой, но с другой стороны – Маше сейчас надо как- то разобраться с лечением одноглазого от ларингита, кормежкой кота, оставленного дома, и звонком родителям по Скайпу. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вряд ли будущий супруг – независимо от того, станет он таковым или нет – будет слушать человека, к которому нельзя проявить ни малейшего уважения.

А это значило, что с прежде чем пытаться выйти в свет и отыскать первого пациента и будущего супруга, стоило как- то разобраться с собственной шевелюрой. Точнее – с ее отсутствием.

***

Кощей, как обычно, проснулся на рассвете, с третьим криком петуха. Часы на башне привычно показывали первый час дня – летом ночь коротка, на семнадцать часов дня всего семь часов ночи приходится. Впрочем, скоро день на зиму поворотит, Ниян силу набирать начнет: сперва будет шестнадцать часов дня и восемь ночи, потом пятнадцать – и девять… Ночь продолжит расти, и к ревуну – месяцу, под новый год, ночные и дневные часы и вовсе сравняются.

За четыре часа, прошедшие с рассвета молодой царь успел позавтракать, посетить Ночной храм: волхв- полуверец третий день говорил, что белый конь неспокоен – и сейчас, на шестом часу дня, занимался докладами и челобитными…

Зайти на капище, пожалуй, стоило еще и вечером. Вещие звери редко ошибаются – это люди, будь навьи или явьи, не важно, не всегда могут их понять…

– Сегодня у нас пять челобитных, мой царь, – привычно заговорил Змей.

Советник, как всегда, был свеж и полон сил. Кощей бросил на него злой взгляд: еще бы, к Огненному небось, никакая зазовка не придет, Змей сам кого угодно иссушит.

– Первая – от Хранителя…

– Его давай последним, все равно выезжать придется. Следующий кто?

– Бьет тебе челом люд крестьянский из деревни Гадюкино…

– Что там у них? – мрачно поинтересовался царь.

– Деревню Гадюкино смыло… – флегматично сообщил Огненный Змей.

Кощей поднял на него удивленный взор:

– В смысле?

– Третий месяц дожди, тучи над деревней не расходятся.

– И что?! Ветренника или закликуна по всей деревне найти не могут?

Змей пробежал взглядом строчки: ровные, красиво выписанные:

– Говорят, кузутик у них на околице поселился. Раньше у Светлояр- озера, по его словам, жил. Как вода там неспокойна стала, в Гадюкино перебрался.

– И что?! Целая деревня не может справиться с одним несчастным кузутиком? Может, мне еще поехать, низовок у них погонять? Или от Коровьей Смерти тын поправить?!

– Про тын, они, кстати, тоже упоминали, – в голосе Змея проскользнули ироничные нотки. – Правда, Коровья Смерть, говорят, к ним редко заходит, а вот сестры- Лихоманки чуть потемнеет, так к этому кромешнику в гости и идут. Все в кости играют. А как саван очередной продуют, так под окнами скребутся, копеечку лишнюю выпрашивают, детям спать не дают…

Кощей поднял на советника оторопелый взгляд: он так и не понял, говорит ли мужчина серьезно или шутит. А тот, похоже, не спешил объясняться.

Царь попытался зайти с другой стороны:

– Почему мне челобитную пишут?! Тиуны куда смотрят? Гадюкино – это какой уезд?

Змей вновь пробежал взглядом челобитную:

– Темноградский. Близ Колодарского озера.

Кощей бросил короткий взгляд на сидевшего у двери дьячка – писаря:

– Пиши. «Тиуну Темноградского уезда послать своих людей в Гадюкино. Опросить…» Как там этого кузутика зовут? – покосился он на Змея.

– Пишут: «Богшей его кличут. На краю деревни поселился. Попросил ночлега у вдовы из Черных Смертей да так у нее и прижился. Раньше справно работал, людям помогал, а последние месяца четыре горькую запил, а Гадюкино смывает теперь, к Нияновой матери»

– Про вдову эту ничего не пишут?

– Ружицей зовут, мой царь.

Кощей заломил бровь:

– Ружица? Это же не их имя. Там на «мир» обычно… – мужчина задумчиво потер подбородок. – Ратмира, Мирослава.

Советник только плечами пожал:

– Там про Лихоманок ведь писали. Может, она одна из них? А Черной Смертью по мужу стала?

Царь только рукой махнул:

– Ладно, пиши: «Опросить Богшу- кузутика, почто он буянит, деревне жизни не дает…»

Писарь – долговязый, с длинными руками, достающими до пола, торопливо зашуршал пером. Старался он, конечно, вовсю, но происходил из шиликунов – водяных, а потому на бумаге то и дело расплывались мокрые пятна.

– «…Вдове Ружице, – продолжал диктовать Кощей, – что из Черных Смертей предупреждение сделать, что дурных людей привечает, в кости в своем доме позволяет играть»… Целовальник в деревне есть? – это уже к Змею.

– Не могу сказать, мой царь, – мотнул головой мужчина.

Царь повернулся к писарю:

– Пометку сделай: проверить, есть ли целовальник, если нет, то кто брагой в Гадюкино торгует. Запретить продажу Богше – кузутику, пока не образумится…

Мужчина устало потер виски и повернулся к Змею:

– Следующая челобитная о чем?

***

Васенька, узнав, чем озабочена царевна, споро предложил решить проблему – повязать платок.

– Ты, царевна, еще, конечно, не замужем, но да лучше так, чем с косой отрезанной…

Маша на миг представила себя в платке, завязанном по- старушечьи, под подбородком, и наотрез отказалась. Нет, можно, еще, конечно, по- цыгански, например, завязать, или, там, хвостиками вперед, как в фильме у Солохи, но одно другого не лучше. Орлова была более чем уверена – как она платок ни наденет, смотреться будет ужасно.

– Посмотри тогда, в сундуке что есть? – не успокаивался коловертыш. – Может, кокошник найдешь… До праздников далеко, но все да лучше, чем с отрезанной косой ходить.

Кокошник в сундуке был. Богато вышитый, с жемчужной сеткой, прикрепленной спереди. Рядом лежал широкий плат из холста с надставкой из малинового бархата, закрепленной с помощью тесемок.

– И подзатыльник есть! – радостно подтвердил коловертыш. – Глянь- ка еще, может убрус рядом лежит?

Что такое «убрус» Маша понятия не имела, но Васенька уверенно ткнул длинным пальцем в тонкий платок, вышитый серебряными и золотыми нитями:

– Для тебя, царевна, все найдется!

Пленница неуверенно извлекла из сундука кокошник, приложила к голове, на миг представила, как наляписто он будет на ней сейчас смотреться… И решительно убрала все обратно в сундук:

– Обойдемся без кокошников.

– А… Но… – неуверенно протянул Васенька.

– И без убрусов с подзатыльниками, – отрезала Маша.

В конце концов, это не операционная, чтоб волосы под шапочку прятать. Хорошо хоть маску надевать не заставляют. А то у них ума бы хватило, у этих кощеев с коловертышами и свет- одихмантьевичами.

А если кому не нравится, как она одета и что на голове – пусть не похищают. Их об этом точно не просили!

А вообще, конечно, пора заняться делами. Позавтракать, умыться – желательно еще бы душ принять, но раз это вариация на тему сказочной Руси, тут наверняка должны быть бани или что- то в этом роде – и идти искать своего нового пациента, а потом – и Кощея.

***

– Жалуется тебе, мой царь, – заунывно читал Змей, – Дубыня на брата своего, Усыню. Тот волю себе взял полную, усами Почу- реку перегородил, а из- за этого у Дубыни в лесах беда приключилась. Река в лес не бежит, водой деревья не поит. Дубье верстать не получается: седьмицу уже пытается волот дубы подтянуть, а те и не тянутся… Да и сильно выросшие запихать обратно не получается – сохнут один за одним. В труху крошатся…

Царь хмыкнул:

– Кузутика что ли к ним послать?.. – шутка вышла грустной, Кощей и сам понимал, что идея совершенно неправильная и спор братьев- великанов надо решать по- другому, и чем скорее, тем лучше. Братьев трое, и там где один – там и второй. А где второй – там и третий. А значит, Горыня скоро вмешается. Вот только что делать, Кощей пока не знал…

Советник поднял голубые глаза на правителя Навьего царства:

– Поча как раз из Колодарского озера вытекает, и мимо Гадюкино идет, мой царь… Но у каждого дела есть своя причина. Может Усыня, перегородив реку, думает, что он прав? Может, кошка черная между братьями пробежала, или враг какой обманом раздор посеял?

Кощей задумчиво потер подбородок:

– Но сюда братьев, как и Горыныча, не вызовешь – разнесут весь Навьгород, волотам здесь не место.

Огненный Змей кивнул:

– И посланника к ним не отправишь, подумают, что царь не желает сам их беду решать… Озлобятся.

Мужчина привычно потянулся пригладить ладонью волосы, но ладонь коснулась металлического венца на голове, и молодой царь поспешно опустил руку на подлокотник кресла:

– Предлагаешь самому к братьям ехать?

Змей покачал головой:

– До Ясногорья дорога дальняя, мой царь. И дороги той – одни направления… Да и не много ли чести для этой троицы?

– Тогда что посоветуешь?

Змей прищурился:

– Лет двести назад, когда еще отец мой был советником, приходила царю челобитная от Бабы- Алатырки и мужа ее Еруслана- волота. Можно нынешней значихе поручить бумаги те найти, и в них уже посмотреть, что тогда царь решил

Кощей передернул лопатками – по спине словно гусеница ползла, – и кивнул:

– Действуй. На поиск – три дня.

– К концу срока бумаги будут у тебя мой царь, – склонился в поклоне Змей.

– Давай к следующему жалобщику.

Спина чесалась все сильнее, но царю полагалось хранить стойкий вид, так что, все что сейчас мог делать Кощей: сжать зубы и попытаться не обращать на это внимания. Получалось все труднее.

***

Странно, но после вчерашнего, дверь в Машину комнату оставалась открытой. Орлова это, честно говоря, не особо понимала. Если она пленница, то почему в ее комнате стоит этот сундук с богатыми вещами, а на двери нет замка? Если она – невеста, будущая царица и все такое – почему это никак не проявляется внешне? Почему никто не спешит шить свадебный наряд? Почему, в конце концов, она вынуждена сама искать себе завтрак?!

До кухни Маша добралась без происшествий – если кому из мимо спешащих местных жителей и не нравилась длина волос полонянки, вида никто не подал, максимум, покосились пару раз…

Женщина шагнула за порог кухарни и задохнулась от царящей в помещении жары – вчера ночью этого как- то особо не чувствовалось, не то что сейчас. Впрочем, мельтешащих по комнате человечков эта натуральная баня особенно не смущала: темп работы не сбавлялся ни на миг.

Самое смешное, Маше на этот раз даже просить угостить ее чем- нибудь не пришлось: стоило женщине на миг замереть, размышляя, к кому обратиться, как напротив нее остановился на пару мгновений один из поварят, мотнул головой в сторону стола:

– Там, – и вновь поспешил по своим делам.

Маша бросила короткий взгляд в сторону, куда ей показывали: на столе стояла небольшая сковородочка со шкворчащей яичницей из одного яйца. Рядом стояла кружка, прикрытая сверху щедрым ломтем хлеба.

Орлова вздохнула: приглашать ее на торжественные приемы и пиры явственно не собирались. Ну, хоть голодом не морили, и на том спасибо.

В кружке оказался клюквенный морс.

Или что- то в этом роде.

Маша, конечно, предпочла бы кофе, чтоб окончательно проснуться, но, во- первых, выбирать особо было не из чего, а во- вторых: может, здесь оно еще и не известно.

Наскоро перекусив, Маша отодвинула от себя свовородочку и оглянулась по сторонам: Васенька, как и в прошлый раз, за пределы комнаты не вышел – надо, кстати, у него еще уточнить, он так и собирается там сидеть? – а раз так надо было найти кого- нибудь, кто сможет дать ответы на насущные вопросы. Ну или хотя бы на один ближайший.

– Простите, – поймала она за локоток, пробегающего мимо поваренка – тот безумно напоминал отмытого и почищенного домовенка Кузю из мультика. – Вы не подскажете… Тот мужчина, что меня вчера сюда привел… Где его найти можно?

В конце концов, ларингит забрасывать нельзя, а молоко с содой Маша ему вчера так и не донесла.

– Соловей Одихмантич? Али другой кто?

Маша зависла:

– Соловей?!

На ее памяти среди более ли менее сказочных персонажей был всего один с таким именем. Тот самый который Разбойник.

Там еще в былине Илья Муромец как- то где- то рядом проходил…

Не ориентироваться же, в самом деле, на мультфильмы про трех богатырей!

– Али кто другой тебя привел? – удивился поваренок. – Вячко! – оглянулся он через плечо: – Это ловчий вчера под ночь приходил? Я тесто ставил, не приметил.

– Та кто же еще! – откликнулся из клубов вкусно пахнущего готовкой пара невидимый Вячко – по голосу, как бы даже не тот, что вчера Машу ужином кормил. – Он самый!

– Ну стал быть, свет- Одихмантьевич и заходил… Ну, а коли он нужен, то стал быть, либо в лесах сейчас, к царской охоте готовится, что скоро будет, либо в своих хоромах…

Соловей, значит. Разбойник, который. Маша с трудом собралась с мыслями.

– И как туда пройти? – мужчина, все- таки вчера был приболевшим… Мог ведь спихнуть свои обязанности на каких- нибудь помощников, а сам пойти, отлежаться… – Ну, к нему домой, в смысле?

Нет, конечно, есть люди, которые до последнего на ногах, но кто его знает.

– Та тут недалече… – широко улыбнулся поваренок.

***

– Пишет тебе челобитную, мой царь, Уйка – разбойник. По его словам – потомок Машеки самого…

– Разбойник? Челобитную? – заломил бровь Кощей.

Царский советник медленно кивнул:

– Он самый, мой царь, – прядь золотых волос выбилась из- по очелья, скользнула по щеке, и правителю на миг показалось, что на белоснежной коже Змея промелькнуло пятно черной гнили. – О помиловании просит. Именем Триглава заклинает.

Царь мотнул головой, отгоняя нелепое видение, а Огненный Змей продолжал все тем же напевным голосом:

– Говорит, мол, раз он сам царский родич, то вправе просить о помиловании, даже за те грехи, что его голову отягчают.

Писарь испуганно вскинул голову: неужель самозванец какой в Нави появился?

Кощей поперхнулся смешком:

– Родич? Что- то я не слышал о братьях, – уж этого- то точно бояться не стоит: у царя может быть только один сын, это всякий знает.

Змей позволил себе легкую усмешку:

– Я так понимаю, он намекает на то, что разбойником его предок стал после того, как твой дед, мой царь, его невесту в жены взял… Тут, конечно, скорей свойство, а не кровные узы… Прикажешь голову с плеч долой за дерзость, мой царь?

Спина, наконец, перестала чесаться, и Кощей позволил себе сесть чуть удобнее.

– Что он совершил? За что приговорен?

Змей чуть сильнее развернул свиток, пробежал взглядом последние строки:

– Измельчало Машекино племя. Предок – разбоем промышлял, потомок – татьбой занялся. Чтоб на большую дорогу выйти – гонора, видать, не хватило… Выдали его тебе, мой царь, жители Березняков на поток и разграбление за воровство тайное по покоям чужим… – советник помолчал, о чем- то раздумывая, а потом хмыкнул: – Ловкий малый. Вчера, судя по подписи, в столицу только привезли, а челобитная уже сегодня составлена. Видать, сильно кары боится.

– Кто писал? – хмуро поинтересовался царь. – Сам Уйка или попросил кого?

– Он, по закону, в холодной сейчас сидит. Может, и есть там еще кто…

– И поток с разграблением должен быть… – задумчиво протянул Кощей, оборвав речь на полуслове.

Последняя фраза могла быть и вопросом, и утверждением – Огненный Змей не стал разбираться, продолжил в тон:

– Через седьмицу, мой царь.

Правитель Навьего царства задумчиво подпер рукою подбородок, а затем резко мотнул головой:

– Отложи еще на столько же. Выясни, что про родство он говорил. Узнай, с кем в холодной его держат – сам челобитную писал али помогал кто.

– Будет сделано, мой царь, – советник склонился в низком поклоне.

***

Честно говоря, в глубине души Маша была уверена, что к Соловью она идет совершенно зря. Вряд ли он будет ее слушаться, пить горячее молоко и полоскать горло содой и солью.

И вообще, диагноз поставлен совершенно не точно! Может, у него не ларингит! Может, он просто голос сорвал!

Но, с другой стороны, это ведь ее обязанность – лечить людей! Пусть даже они, может, и не совсем люди, и вообще – Маша – педиатр… Это ведь все – совершенно не оправдание.

А если вернуться в свою комнату и сидеть, ничем не заниматься, ожидая, когда там к тебе решит заглянуть внезапно обретенный жених, можно, помереть попросту – от голода и от скуки.

А так, глядишь, Соловью поможешь, а он, как- никак, царский лесничий. Глядишь, что- нибудь умное подскажет… Например, как уговорить Кощея временно вернуть Машу домой, покормить кота и успокоить родителей. А потом можно будет и дальше с внезапно свалившейся на голову свадьбой разбираться.

Поваренок дорогу показал правильную: по крайней мере, Маша даже не особо заблудилась: спокойно вышла за ворота местного «Кремля» – ее даже никто не пытался остановить: двое стоявших на воротах мужчин, вооруженных длинными копьями проводили ленивыми взглядами, но даже не окликнули, – и направилась вниз по улице.

Босоножки, которые Маша не рискнула поменять на местную обувку, явно не подходили для ходьбы по выложенной бревнами мостовой: каблуки – шпильки безбожно скользили по круглякам, проваливались в щели между ними и намертво застревали, чудом не выламываясь вместе с супинатором. Приходилось останавливаться и спасать столь несовременную обувку. Хорошо хоть никто из мимо проходивших местных жителей не заинтересовался, что происходит и не поспешил помочь, а то б наверняка возникли какие- нибудь вопросы по поводу все тех же босоножек, явно не вписывающихся в эпоху.

Впрочем, и на самих местных жителей стоило разглядеть повнимательней. Обычных людей среди них была хорошо если треть. Все остальные могли смело играть в каком- нибудь фильме – фентези без грима и спецэффектов. За то время, пока Маша спасала свои босоножки, она успела разглядеть нескольких рептилоидов, парочку призраков, девицу с синими волосами, с которых ручьем текла вода, двух или трех существ без головы, но с глазами на груди… Короче, посмотреть было на что…

И весь этот калейдоскоп странных существ сновал по улицам самого что ни на есть сказочно- славянского городка, сошедшего с картинок Билибина…

Сама Маша, может, и смотрелась чуждо на «страницах» этой сказки, но к счастью, все прохожие были заняты своими делами, а потому никто не додумался остановиться и поинтересоваться: «А чего это вы, женщина, без головного убора и без косы?». А может, коловертыш и преувеличил значимость прически…

Как бы то ни было, следуя советам поваренка Маша наконец добралась до своей цели. Ну или до дома, который вполне мог оказаться тем, что ей нужен – а то кто его, знает, вдруг заблудилась, или адрес не тот сказали…

Впрочем, проверить, правильно ли ее послали, Маше не удалось: за мгновение до того, как женщина наконец решилась шагнуть к воротам нужного дома, они приоткрылись и навстречу гостье вылетела воронья стая.

Птицы закружились вокруг женщины, мешая сделать хоть шаг, задевая крыльями волосы, насмешливо каркая.

Кощеева невеста испуганно отпрянула, закрывая руками лицо:

– Ой!

Все это было настолько неожиданно, что даже ни одно ругательство на язык не прыгнуло.

А птицы кружились вокруг, били крыльями, то ли нападая, то ли издеваясь.

Примечания