Долина цветов

Пролог

Он был слегка кудряв. Голубые глаза, потонув в глубине мысли, смотрели в никуда. Антон не видел, что рисовала зажатая в его руке шариковая ручка. Она просто выводила на поверхности парты непонятный рисунок, идея которого рождалась по ходу того, как школьник наносил штрихи.

– Новое предложение, с красной строки: «На купольных цепях крестов и на розовых монастырских стенах лохматился иней, бородатый, как плесень. На ку-поль-ных це-пях крес-тов…»

«Художник» открыл тетрадь. Он давно уже хотел начать писать книгу, идею которой вынашивал длительное время. Длительное от того, что всякий раз, при мысли о том, какой труд его ждал впереди, у в нем возникала неуверенность в себе, и желание сотворить нечто грандиозное и, необычное отступало назад. Поэтому Антон все время откладывал.

Но он мечтал. Он думал о сюжете, пытался его прочувствовать, представлял себе то, как держит в руках свою книгу с яркой, цветной обложкой. Почему у него было желание написать ее – Хухлачев не мог объяснить. Ему так просто хотелось, и это желение исходило из глубины души, из самого подсознания.

«Ю-ра вгля-дел-ся в ту сто-ро-ну и по-нял…» – слишком четко выговаривала учительница русского языка текст пробного диктанта.

Хухлачеву казалось, что он сейчас заснет. От лени, которая заполнила все щелочки школьного класса, в нем стояла такая тишина, что был слышен шорох ручек, выводивших на бумаге неровный прописной текст.

Перехватив подозрительный взгляд педагога, подросток уткнулся в тетрадь. Он как можно убедительнее сделал вид, будто внимательно пишет диктант. Чтобы это выглядело лучше, Антон старательно вывел на бумаге первое, что пришло ему на ум: «За селом, если пройти сотню метров по дороге, ведущей в город…»

Глава 1. Переезд

За селом, если пройти сотню метров по дороге, ведущей в город, есть небольшой холм. Один его край заканчивается отвесным обрывом, под которым течет бурная горная речка. Алик любил приходить сюда, когда ему становилось грустно или хотелось побыть в одиночестве. В это место почти никогда не приходили люди. И он мог долго сидеть и смотреть, как на другом берегу реки снуют туда-сюда по трассе машины.

Занималась весна. В этом году она была ранней. Всего лишь две недели прошло с того момента, как закончился февраль, а снега будто бы и не бывало – земля уже была сухой. Да и зима то была – одно название «зима»: все три месяца погода стояла теплой. И редко выпадавший снег, быстро превращаясь в слякоть, тут же таял.

Алик сидел, прислонясь спиной к большому валуну. Его лицо обдувал теплый, влажный, пахнущий весной ветер. Это был шестнадцатилетний парнишка, не по годам серьезный, с благородными чертами лица, которое часто выражало грусть. Его брови над красивым, ровным носом, были всегда слегка напряжены. А карие глаза, мысль в которых, казалось, парила где-то вне земли, окаймляли длинные, черные ресницы. Паренек уже около получаса сидел не шевелясь. На этот раз он не смотрел на проезжавшие, на той стороне, машины. Его взгляд был направлен туда, где сходился с землей горизонт.

В тот момент он думал о том, что рабочие, нанятые теткой, уже, наверное, загрузили в грузовик скудный скарб, который должен был быть перевезен в соседний город, где и предстояло отныне жить Алику.

Своих родителей он не помнил. Тетка, с которой он прожил всю жизнь, рассказывала, что, когда он был маленьким, отец бросил мать с грудным ребенком. Спустя некоторое время мама скончалась от болезни. Кроме тетки родственников у Алика не было. И шестидесятилетняя женщина с советской закалкой, никогда не возражавшая «насчет выпить», взяла на воспитание племянника к себе.

Впрочем, выпить любили во всей деревне. В поселке, где люди, из-за безработицы, зарабатывали деньги на жизнь как могли, не было ни одного зажиточного человека. Местные собирали металл, чтобы позже, в городе, сдать его в пунктах приема. Работали на колхозных полях, где арендаторы рассчитывались только товаром: помидорами, огурцами, свеклой, картошкой. Многие из мужиков на лето уезжали работать в город. Там они чаще всего нанимались на стройку. Сразу на три месяца, в конце которых им платили зарплату.

Тетка Алика работала сторожем в магазине, который был один на весь поселок. Жили они с Аликом на её маленькую зарплату и сиротское пособие Алика. Пенсию Клавдия Петровна еще не получала – до пенсионного возраста ей оставалась несколько лет.

Тетка нередко ругалась на продажное, как она говорила, совсем не заботившееся о народе, правительство. Алик не понимал, почему она обзывает его «тупым» и почему с болью в сердце вспоминает Советский союз. «Вот, тогда жизнь была!» – то и дело вставляла Клавдия Петровна.

Паренек встал. Пора уже было идти к дому – унылому трехэтажному зданию с черными окнами-глазами. Он брел, слушая, как под подошвами шуршали камешки. Мимо дороги, ведущей в город, шипя шинами проносились автомобили. Каждое такое шипение Алик сравнивал с шуршанием камешков. «Ш-ш-ш…» – шипели машины. «Шхрык!» – дополняли подошвы Алика.

Возле дома рабочие уже заканчивали грузить мебель в кузов грузовика. Тетка прощалась с соседями. Алик же ни с кем не прощался. Еще вчера он сказал своим друзьям, что переезжает. И непременно обещал в будущем приехать в гости. Сейчас же видеть никого из друзей ему не хотелось – на душе и так «скребли кошки». Да и насчет своего будущего визита он очень сильно сомневался. Почему-то ему совсем не хотелось возвращаться в эту унылую деревню. Пусть даже на один день.

Последний шкаф был погружен в кузов и «Зил» затрясся от пуска двигателя. Алик сел в кабину вслед за Клавдией Петровной. Машина, заскрипев передачей, тронулась с места, сердце Алика пронзила тонкая струйка грусти.

В пути он много раз оборачивался назад, глядя на то, как его поселок становилось все меньше и меньше. И вот впереди показался поворот, за которым, родное село должно было навсегда исчезнуть с глаз. На этот раз Алик голову поворачивать не стал – дорога сама вывернула так, что деревня оказалась перед взором. Через несколько секунд село навсегда исчезло с глаз подростка.

Глава 2. Город

Городок, куда переехал Алик, был небольшим. Здесь жили, примерно, около сорока тысяч человек. Но все равно, это было не захолустное село в пятьдесят дворов. И Алик это чувствовал – в городе была другая атмосфера. Здесь все было ново для него – здесь были другие люди, было много магазинов, кафе, парикмахерских.

По приезду, тетка весь день чистила новую квартиру, расстилала ковры, стелила постель. Алик сидел на подоконнике, и все время смотрел в окно, лишь изредка отрываясь от своего занятия, чтобы помочь тетке передвинуть с одного места на другое кресло, диван, тумбочку или что-то еще.

Клавдия Петровна все время, что наводила порядок, говорила, что теперь у Алика будет много новых друзей, что он пойдет в самую лучшую в городе школу, которая находилась совсем рядом с их домом.

В этот же день Алик первый раз в жизни побывал в парикмахерской. В их деревне, посещать парикмахерскую было неслыханной роскошью.

В салоне приятная девушка очень долго водила машинкой для стрижки волос по его голове, мягко поправляя ее, когда последняя наклонялась вбок. Честно говоря, Алик чуть не уснул – так ему было приятно то, что по его голове ходила туда-сюда машинка, невольно делая ему массаж.

Новая стрижка Алику очень шла. И ему показалось, что он стал красивее.

На следующий же день тетка устроилась на работу – в швейную фабрику, шить одежду. Клавдия Петровна не раз рассказывала племяннику, что при Союзе работала швеей. «Ох, и зарабатывали мы тогда. Не то, что сейчас – колбасы не на что купить» – говорила она.

На новом месте ее жалованье было в десяток раз больше прежнего.

– Вот, поработаю я пару лет, а там и на пенсию будет пора. Будет у нас моя пенсия, плюс твое пособие. А работу я бросать не собираюсь. Мне еще работать и работать. Окончишь школу пойдешь в университет. Станешь умным, большим человеком, Алюшечка! – сказала Алику на второй день, как устроилась на новую работу Клавдия Петровна.

К обеду следующего дня Алик почувствовал, что просидеть еще раз с утра до вечера на подоконнике ему будет невмоготу. Тетка была на работе. И он решил познакомиться поближе с окрестностями. Да и за одно, может быть, познакомиться с новыми друзьями.

Набросив куртку и кепку, он сбежал со второго этажа по лестнице, не забыв при этом ловко прокатиться по перилам. Во дворе, в песочнице, громко споря о чем-то, возилась детвора. На лавочке соседнего подъезда сидели несколько старушек, обсуждая последние дворовые сплетни.

Алик теперь жил в одном из самых обычных городских микрорайонов. Здесь было очень много припаркованных машин, на свалках мусора копались беспризорные собаки, лениво, о чем-то мысленно рассуждая, мел метлой асфальт дворник. Сделав по микрорайону пару кругов, Алик почувствовал еще большую скуку. За все время он не встретил ни одного сверстника. Вернувшись в свой двор, он обнаружил, что здесь ничего не изменилось: на лавочке продолжали судачить бабки, дворник дометал тротуары. Досадливо вздохнув, подросток направился в сторону своего подъезда.

Быть может Алику и пришлось бы остаток дня провести на подоконнике, если бы ему навстречу в этот момент из своего подъезда не вышла тетя Галя.

В этот день она как раз собралась разобраться с банками, в которых заготавливала на зиму соленья. Банок у нее скопилась целая уйма и чтобы хоть как-то освободить место в кладовой, тетя Галя решила их помыть.

Прошлой осенью Галина взяла несколько склянок у своей подружки. Взять-то взяла, а вернуть одолженное – позабыла. Теперь же сердобольная женщина корила себя и свою стареющую память за такую, как она любила выразиться, «некрасивую» оплошность.

Взяв в охапку, как можно больше банок, Галина торопливо направилась в соседний подъезд, к своей закадычной подружке – бабке Мацуехе.

Навстречу тете Гале шел незнакомый подросток. Лицо его было серьезным и одновременно грустным. В глаза сразу же бросались длинные ресницы.

Засмотревшись на необычного паренька, тетя Галя совсем забыла глядеть под ноги, неожиданно споткнулась и… также неожиданно оказалась в объятьях Алика.

Конечно, если бы Алик не подхватил ее на руки, то она бы упала и неминуемо разбила бы банки, которые прижимала к груди и изранилась бы об скляночные осколки.

Тетя Галя по-настоящему была благодарна своему спасителю. И приказала ему сейчас же зайти к ней на чай с шоколадными конфетами и ее любимым печеньем, которое она испекла сама.

Алика, долго уговаривать не пришлось. Он помог тете Гале донести банки до места назначения и спустя некоторое время уже сидел за столом в квартире новой знакомой и отхлебывал ароматный, душистый чай, закусывая его вкусным теть Галиным печеньем.

Галина рассказала, что живет с мужем – Аркадием или Кешой, как его все называли, и дочкой – Катей.

– Катенька сейчас у нас в летнем лагере. Все интереснее, чем блукать по микрорайону. А загорела-а-а-а! Мать моя женщина… Смугленькая стала, крепенькая, – показывая альбом с фотокарточками рассказывала она.

Алик не мог не обратить внимания на необычайно красивую, голубоглазую девочку. У нее были пышные, длинные волосы черного, словно смоль, цвета. В сердце подростка что-то кольнуло. Грудь сдавила непонятно откуда взявшаяся грусть. Пить чай ему тут же расхотелось. Захотелось убежать домой, забиться куда-нибудь в угол… А еще больше он хотел бы, чтобы Катя сейчас сидела с ним рядом вот за этим столом…

– Теть Галь, спасибо за чай, – задвигая табуретку под стол, сказал он. – Я уже напился…

– Как же, как же… – засуетилась Галина, – Что же ты так быстро?

У Алика все помутнело в глазах. Слова тети Гали доносились ему словно из глубокой, очень глубокой пещеры. Накинув свою курточку, которая висела на вешалке в прихожей, подросток выскочил за дверь и побежал к себе домой. До самого сна он только и думал, что о Кате.

Глава 3. «Бригадир»

Утром Алик проснулся от ругательств. Ругалась та самая бабка Мацуеха. Она жила в одном подъезде, на одной площадке с Аликом и Клавдией Петровной. Пожилые женщины легко сдружились и пили на кухне чай, когда за стеной раздалось непонятное, скрежечущее полувытье-полувизг.

– Ах, Борька, негодник! Опять свою эту шарманку с утра пораньше завел. Ну, я тебе сейчас задам расхиндряй ты этакий! – рассыпавшаяся в угрозах Мацуеха гневно направилась к двери.

– Борька! А ну открывай! Опять с утра пораньше ты свою чертовскую музыку играешь. Людям спать порядочным не даешь. У-у-х, отец из рейса приедет, я ему все расскажу. Задаст он тебе порки! – тарабаня в дверь сухими кулачками, кричала на весь подъезд Мацуеха.

Скрежетание за стенкой стихло.

В коридоре соседней квартиры послышались осторожные шаги. Смотровой глазок двери потемнел. Затем настала гробовая тишина.

Женщины продолжили чаепитие.

– Играют свой рог, – надкусывая кусок рафинаду, деловито пояснила Мацуеха, – и как слушать можно такую музыку? И трахают и бахают. На прошлой неделе вон Трофимыч весь извелся на нервы. Чуть инсульт не получил. Так ведь на нервы ой как давит-то нам пожилым, – приврала для краски Мацуеха. Заядлый рыбак дед Трофимыч с самого февраля укатил к себе на дачу, которая в аккурат находилась рядом с прудом. К слову сказать, на этот пруд съезжались рыбаки со всей округи.

Алику стало интересно глянуть на Борьку, играющего по утрам, как выразилась бабка Мацуеха, «рог».

Ждать долго не пришлось. После обеда Алик отправился на прогулку. Его голову все также занимали мысли о Кате.

На лестничной площадке он увидел парня лет семнадцати. Парень был высок, худощав. Вытянутое лицо на добрую половину прикрывали курчавые волосы. К губам прилипла медленно тлеющая сигарета.

– Здагова! – завидев Алика баритонисто прокортавил парень. – Новенький сосед?

– Да. Меня Алик зовут.

– А меня Бахадиг, – протянул новый знакомый ладонь Алику. – Очень Пгиятно!

Тут у Бахадира затилинькал, тонкой мелодией из какого-то кинофильма, сотовый телефон.

– Ща. Секунду, – кивнув и потянув кверху палец сказал он Алику.

«Эй, Бригадир», – послышалось в динамике трубки, – «лети скорей на репу. Дело есть на мильон».

– Да, да иду уже, – отвечал тот, – Пойдешь со мной? – уже обращаясь Алику спросил он, – тебе интегесно будет. Пошли!

Алик мотнул головой в знак согласия, ему не хотелось гулять по микрорайону в одиночестве, как это было вчера.

Они шли быстро шагая. По дороге Бахадир рассказал, что Бригадир – это его новая кличка, которую пытается всем навязать парень из их рок-группы. Бригадир называл его Санчесом, видимо потому, что последнего звали Александром.

Алику стало интересно – у него никогда не было знакомых ребят, которые играли бы в рок-группе

Пройдя через парк, Алик с Бригадиром вошли в большое здание, которое по высоте было с три этажа. Они долго шли по коридорам. Затем спустились в темный сырой подвал. В коридоре подвала стоял грохот, от исходившей из одной из комнат тяжелой музыки.

Бригадир распахнул дверь. Алик впервые в жизни увидел репетиционную базу рок-группы. «Комогка», как назвал ее Бригадир.

Полы в коморке были застелены серым ковроланом. Стены полностью завешаны лотками, в которых в магазинах хранят куриные яйца. А потолок завешан плотным материалом, напоминавшим тяжелые оконные занавески.

Комната была в форме вытянутого четырехугольника. Размером, примерно в пять метров в длину и три в ширину. У стены, что была напротив дверного проема, на подставке, напоминавшую маленькую сцену, стояла барабанная установка. Справа от нее расположился диван и кухонный уголок со столом в центре.

Весь стол был исписан фразами, вроде «Здесь был Вася», «Ребята, вы лучшие» и тому подобное. Комнату заливали светом разноцветные фонари, свисавшие с каждой стены.

– А это кто? – кивнув в сторону Алика, с интересом спросил Бригадира рыжий барабанщик.

– Мой сосед, – обняв за плечи нового знакомого, сказал Бахадир, – знакомьтесь!

В коморке вновь загрохотала музыка. Пополнившаяся на еще одного участника группа, казалось, решила на куски разнести звуком стены репетиционной комнаты.

Особое внимание Алик обратил на барабанщика. Тот с остервенением колотил по ударной установке. Чем больше подросток сидел на диване и слушал музыку, тем больше он испытывал непонятное, приятное ощущение. По его телу то и дело прокатывался мороз. В груди, казалось, вспыхивал огонь.

– Дра-а-а-йв! – тяжело бросив на передние барабаны руки, кисти которых были затянуты в перчатки с обрезанными пальцами, прохрипел насквозь взмокший рыжий барабанщик во время перерыва. Как позже оказалось, он-то и был тем самым Санчесом.

Алик вернулся домой глубоким вечером. Проведенным временем, в гостях у рок-группы он был доволен. Про Катю, увлеченный новыми событиями, он совершенно забыл. Она возникла в его мыслях в тот момент, когда он утомленный своим дневным путешествием, засыпал на мягкой подушке.

В этот момент за стенкой вновь «затилинькал» телефон Бригадира. Он взял сотовый, ткнул пальцем на одну из его клавиш. На маленьком, разноцветном экранчике высветился текст: «Слушай, а может, действительно, твоего нового знакомого в группу пригласим? Времени искать профи в нашем „колхозе“ ведь нет. Научим с нуля. Как думаешь?».

Глава 4. Катя

Кирбас с Мумуней сидели на лавочке в парке, том самом, где находилась «репетиционка» их группы. Гарик плевал себе под ноги шелуху от семечек. Мумуня прихлебывал сладкий кефир с таким же названием, как и его прозвище. Последнее и «приклеилось» к нему из-за того, что он очень любил вышеназванный кисломолочный продукт.

День близился к полудню. Солнце, стоявшее почти в зените, сильно пекло и, даже тень от ели, растущей рядом с лавочкой, не спасала от духоты.

– М-м-м… Глянь кто идет! – промычал Мумуня отхлебывая кефир.

Кирбас повернул голову в ту сторону, куда был направлен взгляд Арсения. По аллее, приближаясь к ним, шагала девушка, с пышными, длинными волосами темного цвета.

– Слыхал, с лагеря она недавно приехала. Эх, такая красивая, а общается с кем попало, – со вздохом процедил Кирбас.

– Наркомашки-алкоголики?

– Мгм, тип того…

Дальше Кирбас продолжать не стал. Катя была уже слишком близко и могла услышать оскорбления в свой адрес.

– Приве-е-ет! – махнув ручкой, протянул она. – Что сидим?

– Дарова, – за двоих отвечал Мумуня. – Просто так сидим, – снизил он тон.

Катя присела на лавочке рядом с ребятами. Те, в свою очередь, едва заметно насупились.

Так они в молчании просидели втроем несколько минут. Кирбас, казалось, с огромным интересом разглядывал спичинку, словно в ней было что-то такое, чего он никогда в своей жизни не видел.

Мумка сопя ворочался на лавочке, явно не находя себе места.

– Да-а-а.. странные вы! – сказала девушка, поднявшись с лавочки. – Неинтересно с вами, – бросила она и зашагала прочь.

– Ну, да. Тебе совсем другие интересны! – фыркнул Кирбас.

Мумуня, глядя ей вслед, отхлебнул кефира.

Глава 5. Группа

– Алюша, Алюша, вставай! К тебе пришли.

– Ммм?.. – недовольно потянул Алик, сонно потягиваясь на кровати.

– Вставай, я тебе говорю… – не унималась тетка.

Алик разлепил глаза. В окно било лучами утреннее солнце. Вылазить из под теплого одеяла ему совсем не хотелось.

– К тебе парень-сосед пришел. Говорит, срочное что-то. Разбудить просил. Вставай говорю, ждет же человек. Иди, выйди к нему.

Лениво надев на ноги домашние тапочки, Алик пошлепал в подъезд. На лестничной площадке его ждал Бригадир.

– Салам, Алёк! Дело есть на миллион, – интригующе начал он.

– Что за дело? – еще не проснулся Алик.

Однако Бахадир молчал, тщательно вглядываясь в лицо Алика, будто пытаясь предугадать, что ответит он ему, задай Бригадир Алику очень важный вопрос.

– Ну, не томи уже раз начал, – зевнул Алик.

– Кагоче, – начал Бригадир. – Нам человек нужен в кгуппу. Сечёшь?

– Секу. Только я тут причем?

– Как это пгичем. Икгать на чем-нибудь умеешь?

– Нет. Разве что на нервах…

– А научится, не хочешь? Да это егунда, – как-то спохватился Бахадир, – Желание было бы, остальное – егунда. Так что?

– Ну, я даже не знаю, – начал приходить в себя Алик. Он действительно не знал – мысли в голове путались: «Какая игра? Какая группа?» Все было уж слишком стремительно и неожиданно.

– Ну, так думай, да отвечай. Не тяни! Знаешь: вгемя – деньги, говогят. Вот. Имей ввиду! – хлопнул тот его по плечу.

– Ладно, я подумаю, – собрался назад в постель Алик.

– Нет, когеш, ты что! Ответ нужен пгямо сейчас. Вот пгямо здесь и сейчас.

– А к чему такая спешка-то? – удивился Борькин сосед – Что на самолет что-ли опаздываем?

– Ну, может быть и на самолет!

– Буду! – отмахнулся Алик.

– Вот и О'кей. Сегодня к шести ждем тебя.

Борька скрылся за дверью своей квартиры, оставив Алика одного на лестничной площадке. Тот, наконец, отойдя ото сна, пытался «переварить» полученную информацию. «Интересно…» – подумал он – «…группа. Интересно…»

Постояв в подъезде некоторое время, Алик зашел домой. Спать ему расхотелось.

Глава 6. «Ба»

К десяти часам утра весеннее солнце сменилось тяжелыми свинцовыми тучами и с неба, сначала по одной капле, и затем все больше и больше, пошел дождь. Через уже каких-то пятнадцать минут землю заливал настоящий ливень. Впрочем, такие капризы природы, в это время года, для юго-восточного Казахстана – обычное дело.

Бахадир стоял у окна, широко расставив руки на подоконнике и, смотрел через заливающееся струями окно на то, как по тротуарам бежали вымокшие до нитки прохожие, для которых непогода оказалась полной неожиданностью. Паренек по-настоящему сочувствовал беднягам.

Он был одет в куртку. На подоконнике лежал зонт, который Бригадир легко сжимал одной рукой. Подросток повернулся, взял во вторую руку увесистый, набитый вещами большой пакет и направился к прихожей. Пройдя полпути, он остановился. Торопливо поставил к стене зонт, бросил толстый пакет. И принялся рыться за диваном, стоявшим в комнате, где Бригадир еще пару секунд назад стоял у окна. Из-за дивана он вытащил еще один такой же пакет и, такой же набитый, как и пакет, рюкзак. После чего вновь направился в прихожую. Рюкзак он взвалил на плечи. В руки взял пакеты и вопросительно уставился на зонт. Свободного места в руках не оставалось. Безнадежно вздохнув, Борька направился к двери без зонта.

Он быстро сбежал по лестнице. На секунду задержался, разглядывая открывавшуюся из-под бетонного козырька подъезда хмурую картину непогоды и, поежившись, нырнул под струи дождя.

Дождь казался холодным только первое время. Пока Бахадир, также как и виденные им из окна прохожие, не промок до нитки. Тогда, стекающая с головы по шее, животу и по ногам вода, показалась ему теплой. Одежда быстро стала тяжелой. Однако Борька продолжал энергично шагать. Он шел дворами, будто пытаясь запутать след.

Бахадир шел долго. Спину ему сдавил рюкзак, дыхание участилось. Наконец, в одном из дворов многоэтажек, он свернул в ряды ржавых, почти черных, от того, что их металлические стены намочило водой, гаражей и загромыхал по пустым жестяным банкам из-под малярной краски. Несколько раз он сворачивал с одного ряда на другой, выбирая нужное ему направление. Перед небольшим, покосившимся, деревянным сарайчиком Бахадир остановился. Оглянулся по сторонам и, толкнув скрипучую дверь, вошел внутрь.

Единственная комнатка, из которой состоял сарайчик, освещала керосиновая лампа. Комнатка не имела ни одного окошка и, потому, в ней стоял полумрак. В углах причудливо скакали языки, которые отбрасывала керосинка. В сарайчике было тепло.

– Ба, ты жива? – стаскивая с плеч рюкзак и, при этом, вглядываясь непривыкшими к полумраку глазами, куда-то в сторону, произнес Бригадир.

В стороне, куда Борька направил свой слепой взгляд, послышалось движение. После чего старушечий голос протянул:

– Жива-а еще. Жива…

– А я, вон, белья тебе чистого пгинес, еды… – принявшись разгружать рюкзак, произнес Бригадир. – Стагое белье-то, давай, подымайся, я стяну. Забегу его. Пагни, вон, его постирают тебе. А-то кгязное-то уже, поди.

– Да грязное, грязное, – согласился старушечий голос. – Встаю Боря, встаю.