Спасибо, что ты есть

2012год

От надуманного драматизма легко устать. Устать вообще легко – от суеты, от бездействия, от побед, от поражений, от одиночества и популярности. Что дальше? Зачем что-то делать, если дальнейшие события легко предугадать, когда итог заранее известен. Но как не делать ничего и быть этим довольным? Что реальность, а что иллюзия?

Слишком много глупых вопросов, однозначных ответов на которые не существует. Сказать можно что угодно и кому-то это покажется истинным, но будет ли оно так – всегда будет зависеть от точки зрения смотрящего.

Мысли сочились как кисель по стенкам перевернутой кружки.

«Нет никакой ложки» – избитая фраза.

Она встряхнула головой. В лицо дышал прохладный летний ветерок. По старому парку крался обычный вечер похожий на тысячи других таких вечеров. Зажигались фонари, слышалась музыка, пахло зеленью и едой из ближайшего кафе. Все как всегда – подростки пьют пиво, кто-то ругается, кто-то играет продиктованные обстоятельствами роли – парня, девушки, свидетельницы на свадьбе, подруги, матери, мужа, жены…

Взгляд упал на семейную пару; она толкает вперед коляску, он вразвалочку идет рядом. Что связывает их? Ребенок? Любовь? Удобство? Квартира? «Так надо, все так живут»?

Чужие жизни плыли мимо нее как в замедленной съемке. Чужие смыслы – чужая реальность. От этого тоже легко устать.

Она решительно встала. Взгляд переместился на соседнюю скамейку. Странный молодой человек непохожий на ставшие давно привычными образы, одет просто, но дорого: джинсы, майка, мокасины, ничего вычурного, но она знала, сколько стоят подобные джинсы, она любила гулять по модным бутикам, несмотря на то, что не могла позволить себе стать их клиентом. Однако не одежда привлекла ее внимание, а его взгляд. Слишком потерянный, почти испуганный при полном внешнем спокойствии в выражении лица.

– Я могу вам помочь? – вопрос почти что вырвался, прозвучав совершено неожиданно для нее самой.

– What? – красиво очерченная линия губ сложилась в кривую усмешку, – У меня все в порядке, спасибо, – тут же добавил он на чистейшем русском языке.

– Извините, мне показалось, что вы потерялись, – чувствуя себя последней дурой, она отвернулась, намереваясь немедленно ретироваться.

– Я не хотел показаться грубым, простите, – в два шага он оказался рядом с ней.

«Угораздило же нарваться на придурка» – мелькнула усталая мысль.

– Я – Лекс, – парень протянул ей руку.

Она окинула его тяжелым взглядом, от которого он едва ли не поежился, но руку не убрал и не отвернулся. Красивые выразительные глаза цвета старого виски, красивые черты лица, красивое тренированное тело, хорошо одет, приятный парфюм ухоженные темно-русые густые волосы, стильная стрижка – внешне он понравился ей сразу, это и сыграло решающую роль.

– Я – Марина, – она пожала протянутую руку, с тоской и неловкостью глядя на отсутствие у себя маникюра. Его глазу не за что было зацепиться – обычная повседневная одежда, наверняка растрепанные волосы, ни лоска, ни особых внешних данных. Конечно, она знала, что обладает хорошей фигурой, что она изящна и стройна и выглядит лет на 5—7 моложе своих 30, что в ее внешности нет поводов для комплексов, да и не было их у нее. Однако она никогда не была избалована вниманием мужчин и гнала от себя подозрения, что это только следствие ее высокомерной холодности, считая эти подозрения проявлением гордыни. Высокомерно думать, что мужчины не толпятся в очереди на ее руку и сердце только потому, что она слишком высокомерна. Смешно.

Она улыбнулась, глаза потеплели, он улыбнулся в ответ. Все-таки было в нем что-то трогательно беззащитное, это подкупало.

– Я действительно потерялся. Мне нужно было попасть в стоматологию где-то тут в доме – башне, – он пространно указал в сторону высоток на другой стороне парка, но я не нашел где это, телефон у меня разрядился…

– Пойдемте, провожу, – кивнула она, – я знаю этот район. Лекс – это производное от Алексей?

– Почти.

Опять эта странная кривая усмешка. Ему идет. И молчание. Говорить было не о чем, вернее это казалось излишним. Они шли по разбитому асфальту старых аллей, обгоняя толкавших коляски толстых женщин в трикотажных трениках и растянутых майках. В который раз мелькнула мысль, о том, почему так много женщин, обзаведясь детьми, превращают себя в домашнюю уборочно – готовочную принадлежность, толстеют, перестают за собой следить, замыкая собственный мир в стенах своих квартир между телевизором, компьютером и холодильником. Отчасти это объяснялось отсутствием достаточных материальных средств, но это их жизнь, именно такая, какой они хотят ее видеть.

«Наверное, это со мной что-то не так» – одернула себя Марина, – «в отличие от тебя, они довольны своей жизнью».

– Нам сюда, – тронув за локоть своего спутника, девушка показала на узкую тропинку, петлявшую между деревьями, – здесь короче, мы выйдем прямо к стоянке, а там проход, не нужно будет обходить.

Он кивнул, послушно зашагав вслед за ней. Неожиданно из кустов им навстречу выскочил мужчина, оттолкнул Лекса и побежал прочь.

– Что это еще за псих? – опешила Марина, глядя вслед убегающему.

– Не псих, а вор или ханыга, – зло буркнул Лекс, – бумажник у меня выбил из кармана, бежит за водкой, наверное, теперь сможет два дня пить.

– Так надо же в полицию звонить!

– Да ладно, все равно искать его не будут. Пусть отравится на мои сто фунтов паленой водкой.

Сложно сказать, что явилось большей неожиданностью – происшествие или реакция на него. Странная реакция – злость, горечь и все та же растерянность.

– Вы иностранец? – осенило ее.

– И да и нет, – буркнул парень, решительно зашагав вперед, – спасибо, что не доказываете мне, что я не прав…

Она мысленно улыбнулась своей сдержанности и нежеланию развивать эту болезненную для нее самой тему, слишком много ее саму не устраивало и раздражало, и слишком некорректно и неуместно об этом было говорить в данных обстоятельствах с данным человеком. До выхода из парка они шли молча. Причем он шел впереди, будто сам показывал ей дорогу, а не наоборот. Она даже слегка отстала.

– Это здесь, – она кивнула на вывеску на торце дома, с которым их разделала открытая автомобильная стоянка, – тут проход.

За кустами амброзии в человеческий рост действительно угадывался проход между оградами, как оказалось, двух стоянок.

– Вы хорошо знаете эти места, спасибо вам огромное, – поблагодарил парень, – я бы долго тут плутал.

– О, да, – этот район я знаю, – вздохнула Марина, – ну, всего вам доброго, не теряйтесь больше.

Ответом ей была искренняя улыбка.

Расставаться с ним почему-то не хотелось, она махнула на прощанье рукой и решительно направилась в сторону своего дома. В этом районе она прожила всю сознательную жизнь, каждый куст был ей хорошо знаком. Дойдя до угла дома, она не выдержала и оглянулась. Парень сидел на ступеньках крыльца под вывеской, упираясь подбородком в сцепленные в кулак руки.

«Уже закрыто наверняка» – догадалась она.

– Лекс! – крикнула она, выходя из тени деревьев, – давайте я вас провожу до остановки.

Он вскочил, как ошпаренный, оглянулся по сторонам и, заметив ее, как ей показалось, облегченно вздохнул.

– Такси, у вас случайно нет номера телефона вызова такси?

– Проще поймать машину…

– Не хочу, – поспешно отозвался он, – лучше уж маршрутка 24 или 295.

– Давайте, я вас отвезу, обещаю, довезу до дома, – усмехнулась Марина.

– Буду весьма признателен.

– Вы, наверное, думаете, я идиот? – вдруг спросил Лекс, когда они, наконец, дошли до старенькой 206 Пежо Марины, – я бы точно так думал о себе на вашем месте.

– У всех бывают непростые дни, – сначала она хотела пошутить, но вдруг заметила, насколько у ее спутника бледный и измученный вид, – Вам нехорошо?

– Я просто устал, – словно извиняясь, пробормотал он, грузно плюхнувшись на переднее сиденье автомобиля, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

– Куда едем?

– Почти речной вокзал, самый дурацкий дом, который в той части города смотрится как кусок французского Дефанса посреди итальянской Сиены

Она сразу поняла, о каком доме идет речь. Ей самой не раз казалось, что дом из стекла и бетона смотрится довольно нелепо среди буржуазно-добротных строений, окружающих его со всех сторон. Но это было дорогое жилье и, безусловно, очень престижный район города.

– Критикан, – усмехнулась Марина больше про себя.

Он улыбнулся, не открывая глаз.

И снова молчание, только бормотание радио. Марина любила свою старенькую подержанную машину, любила быть за рулем, это успокаивало и расслабляло. Даже пробки, лихие маршруточники, жуткое состояние дорог и нервотрепки при оформлении страховых документов не могли убить в ней любви к вождению.

Смеркалось, дороги пустели, Самара – не Москва, она засыпает после вечерних часов пик, народ рассасывается по домам кушать ужин и смотреть телевизор, процент тех, кто имеет желание и средства проводить вечера иначе слишком мал, чтобы создавать проблемы и пробки на вечерних и ночных дорогах.

Город плыл мимо в сизых сумерках теплого летнего вечера, в дымке огней чужих домов, мелькали светофоры, мурлыкало радио. Марина не хотела никуда спешить, медленно погружаясь в знакомое состояние внутренней расслабленности, когда мысли текут, как им хочется, нисколько не тревожа и не волнуя, а тело на автомате продолжает выполнять практически не контролируемые мозгом команды. Наверное, именно так спят за рулем водители дальнобойщики, такая тонкая грань между автоматизмом хорошо усвоенных нервной системой навыков и просто сном. Главное сохранить контроль. Как в жизни в целом – некоторые люди проживают свою жизнь, будто во сне, делают сотни одинаковых действий каждый день и в какой-то момент перестают контролировать их – засыпают и дальше их жизнь идет уже без их активного в ней участия и бац – авария – короткий миг пробуждения – осознание краха всех надежд и целей. Как итог – развод, смена работы, алкоголизм, депрессия, кризис среднего возраста…

Марина посмотрела на своего пассажира. Казалось, он спит. На щеках горел неестественный румянец, левая скула будто припухла. Она осторожно коснулась тыльной стороной ладони его лба сбоку, у него явно был жар.

– Лекс, – громко позвала она и, заметив, что он проснулся, добавила, – может отвезти вас в другую стоматологию, у вас щека вспухла.

– Так закрыто же все, – пробормотал он, ощупывая левую половину лица, – сильно опухло?

– Заметно. Есть дежурная клиника, туда даже ночью можно приезжать.

– Мне знакомая рекомендовала врача, я не знаю…

– Мне кажется, ждать не стоит, ночью разболится, все равно к этому врачу вы не попадете.

– Второй день уже болит, только обезболивающее спасает.

– Тогда тем более, – Марина резко развернулась на перекрестке, – едем в круглосутку. А потом я отвезу вас домой, не беспокойтесь, – предупредила она, готовые сорваться с его губ возражения.

– Я благодарен вам…

– Да ладно, можно на «ты», я не часто нанимаюсь провожатым и шофером, для меня это новый опыт, – улыбнулась Марина, – спасибо, что не спрашиваешь, зачем мне это нужно, я не знаю ответа на этот вопрос.

– Ну, ограбить меня уже нельзя, так что я спокоен.

– Ну, можно изнасиловать, убить и в скверике закопать.

Лекс захохотал в голос.

– Я буду сопротивляться, учти.

– Посмотрим, – Марина аккуратно припарковалась у двухэтажного здания городской стоматологической клиники, – В кресле стоматолога особо никто не сопротивляется. С тобой идти или сам найдешь, кто тебя полечит?

– Идти, – после секундного колебания согласился он, – если тебе не трудно, все равно уже остатки самоуважения я к себе потерял, так хоть на деньги не разведут и не зарежут без свидетелей…

– Китайская народная мудрость гласит – «НИ СЫ», что означает: «будь безмятежен, словно цветок лотоса у подножья храма истины» – процитировала она заимствованный сетевой баян.

Лекс явно это слышал впервые, засмеялся совершенно искренне, видимо, фанатом социальных сетей он не являлся.

В двери клиники они вошли вместе, едва не держась за руки. Спустя полчаса Марина убедилась насколько нелишним было ее присутствие. Несмотря на отличное знание русского языка, Лекс был совершенно беспомощным перед лицом сервиса государственного учреждения. Банковские карты тут не принимали, пришлось Марине оплатить выставленный счет, ему сложно было объяснить, почему его ставят перед выбором – «хорошая анестезия» и «не очень хорошая анестезия», почему нужно кроме счета «накинуть врачу за его старания».

Когда бледный как смерть Лекс, шатаясь, покинул кабинет стоматолога, она передумала объяснять ему нюансы денежных расчетов, он явно не был настроен вникать в их суть. Говорить он толком не мог, видимо, врач переборщил с анестезией или неправильно ее ввел.

– Теперь точно до дома, – заявила Марина, когда они вновь оказались в машине.

– В банкомат, – промычал в ответ Лекс.

Хорошо хоть с банкоматом не возникло проблем, не спрашивая ни о чем, Лекс отдал Марине все потраченные в клинике деньги и еще попытался добавить 1000 рублей.

– Это лишнее, – она вернула ему купюру, – считайте меня волонтером, в таксисты я не нанималась.

– Ты потратила много времени на меня, – еле ворочая языком, пробормотал он.

– Все относительно, не думаю, что могла бы потратить это время на что-то более важное для себя. Считай, тебе повезло, что этим вечером мне было нечем заняться. И потом, может быть, я лелею надежду, что кто-то мог бы сделать для меня тоже, что я для тебя совершенно безвозмездно.

Зашелестел дождь, бросив в лобовое стекло сеть мелких капель воды, свет фонарей и фар заструился по мокрому асфальту разноцветными бликами. Запахло прибитой к земле пылью.

– Я бы мог, – будто в пустоту обронил Лекс.

До Марины не сразу дошло, что это был ответ на ее замечание.

Свернув во двор заветного дома у речного вокзала, Марина вдруг пожалела, что перед этим не сделала несколько кругов вокруг города.

– На чашку чая или кофе я могу тебя пригласить? Это не будет выглядеть пошлым? – спросил Лекс, – Я имею в виду только чай. Ну, или кофе.

– Мне пора, – вздохнула Марина, прекрасно понимая, что не сможет ограничиться чаем или кофе, – мне правда пора домой.

– Спасибо. Еще раз огромное спасибо, – поколебавшись, он все же подал ей руку вместо того, чтобы обнять ее на прощание.

Рука у него дрожала, теплое и какое-то привычное, родное прикосновение.

– Не теряйся больше, – усмехнулась она в ответ.

Обратно до своего дома доехала на автомате. Мимолетная вспышка смысла и безрассудной радости была слишком невероятной, чтобы надолго задержаться в ее жизни. Мир снова сделался серым, понятным и пустым.

По стеклу растекались капли дождя, по щекам против всякой воли катились слезы – без причины и без смысла. Она не пыталась сдержать их. Никто не увидит, никто не узнает. Жизнь идет дальше, но потери имеют право быть оплаканы. И неважно, что ничего бы не получилось и сама мысль о том, что подобное сумбурное знакомство могло быть продолжено, абсурдна. Неважно.

Иногда невозможно врать себе.

Лето пролетело незаметно. Зарядили дожди, холодные серые дни, продираясь сквозь пелену промозглых туманов, текли медленно и размерено. Ничего не происходило, но перемен не хотелось. Не хотелось ничего, даже вставать с кровати по утрам.

Есть люди, которые находят что-то красивое и хорошее в осенней сырости и увядании природы. Марина не принадлежала к их числу. Если бы ей позволяли финансовые возможности, она уезжала бы в теплые страны с наступлением сентября и возвращалась бы в конце апреля. Впрочем, сомнительно, чтобы она сочла нужным возвращаться при таком раскладе. Она с удовольствием переселилась бы в теплый климат Болиарских островов или Южной Европы навсегда.

Если бы да кабы – нет смысла думать или говорить о чем-то, что начинается со слов «если бы». Все так, как есть, ни больше, ни меньше.

Как-то вечером Марину пригласил на ужин старый знакомый. Подвоха она не ждала – он много лет был «второй половинкой» ее подруги. Не так давно он расстался с очередной девушкой, которых у него после затяжного романа с подругой Марины был косой десяток.

Уютное кафе, разговоры ни о чем, тепло и вдруг он все испортил:

– Ты знаешь, я всегда надеялся, мы с тобой сможем быть вместе. Ты свободна, я свободен…

Марина поперхнулась салатом.

– Дим, ты вроде не пьян.

– Ну, подожди, мы давно друг друга знаем, ты мне нравишься, почему нет?

– Я надеюсь, ты шутишь, – усмехнулась Марина, мысленно продумывая возможные пути к отступлению, – с чего ты вообще взял, что мне кто-то нужен?

– Разве тебе никогда не хотелось нормальной семьи, детей? – с легким раздражением спросил он, очевидно успев пожалеть о начатом разговоре.

– Что в твоем понимании «нормальная семья»? Где живет твоя нормальная семья, на съемной квартире? Или нормальная семья подразумевает переезд в однушку, которую до этого я сдавала и жила на эти деньги одна? Или нормальная семья живет с родителями мужа или жены?

– Денег у меня недостаточно для тебя, да? – теперь его раздражение стало явным, – Да, я не миллионер.

– И не только. Я просто тебе не нужна, – примирительно улыбнулась Марина, – я ничего не смогу тебе дать, а ты ничего не можешь дать мне, мы не подходим друг другу, мне всегда казалось это очевидным, мне удивительно, что ты думаешь иначе.

– Миллионера ты можешь и не дождаться. Не боишься остаться одна?

– Я не жду миллионера, и я не боюсь одиночества, – она спокойно вернулась к поеданию салата, – хорошо, хочешь начистоту? Тебе надоело быть одному, хочется домашнего уюта, чтобы кто-то готовил тебе завтраки и ужины, чтобы у тебя были дети, как факт, я сомневаюсь, что ты представляешь чего тебе это будет стоить в реале, но даже допустим, ты созрел до этих перемен. Твоя модель «нормальной семьи» это жена создает тебе комфорт, а ты вроде как обеспечиваешь детей.

– И не только у меня такая модель. Это нормально, так все живут.

– Вот и замечательно. Все очень просто – тебе нужно найти женщину, которая согласится создавать тебе уют, иметь с тобой детей, смириться со съемной квартирой или ипотечной кабалой, быть отличной хозяйкой и при этом быть источником семейного бюджета, потому как твои финансовые возможности не позволят заниматься ей только устройством твоего быта и детьми. Ей придется работать, тащить на себе домашнее хозяйство, потому что ты не из тех, кто после трудового дня бросится помогать жене убираться и готовить. Я же давно тебя знаю. Поэтому мой тебе совет, не ищи договорную жену, твоя судьба жениться по любви. Только любовь к тебе смирит твою женщину с твоими недостатками. По расчету за тебя пойдет разве что студентка из деревни, жаждущая зацепиться в городе и остаться здесь после учебы.

– Как всегда цинична, я забыл насколько. Когда я стану миллионером, я припомню тебе этот разговор.

– Вот правильно. Это еще один стимул для тебя. Когда станешь миллионером, скажешь мне спасибо за создание мотивации для тебя.

Разговор перешел на другие темы, но осадок остался. Выходя из кафе, она точно знала, что это последний ужин с этим человеком, непосредственность и легкость общения потеряны навсегда. Не страшно, просто из ее жизни исчезнет еще один случайный человек, который за долгие 10 лет знакомства не стал ни другом, ни врагом.

В чем-то он был прав – всем хочется тепла, быть рядом с кем-то, кому небезразлично это. И может быть она бы попыталась обмануть саму себя и попробовать быть рядом с человеком, которого она давно и хорошо знала и понимала, который был ей приятен, но, как ему объяснить, что у них никогда не будет детей. Что она не позволит своему ребенку жить в нищете российского понимания «среднего класса», в съемных квартирах спальных районов, слышать постоянное «нет денег», вырасти в стране, где имея, ум, силу и даже деньги, можно выжить, но очень трудно жить. Пусть найдет себе нормальную девушку, без подобных тараканов в голове, ведь он тоже имеет право на счастье. Ей же лучше быть одной, лучше для нее самой.

Размышляя таким образом, она шла по темным пустым переулкам, мелькнула вывеска «стоматология», будто подмигнув неровно светящимися буквами. Марина вздохнула, вдруг вспомнив вечер августа и потерявшегося иностранца с безупречным русским произношением и странным именем. Если бы он предложил ей замуж, она бы согласилась, не раздумывая. Потому что он богатый иностранец? Нет, не поэтому, хоть Дмитрий, чье предложение она так цинично отвергла, ни за что не поверил бы в это. Как и многие не поверили бы. Не объяснить этим многим, что значит за предельно короткое время понять – это мой человек. Да и не стала бы она ни перед кем оправдываться. Безумие. Но к «нормальным» ее никто не причислил бы.

Если бы… опять если бы…

– Марина! – пушечным выстрелом прозвучало из темноты ее имя.

«Галлюцинация» – была первая ее мысль. Она даже оглянуться не решилась, хоть и замедлила шаг.

– Это правда, вы? – из темноты перед ней возник Лекс, живой и настоящий в черном коротком плаще нараспашку поверх элегантного светло-серого костюма.

«Ну, хоть в этот раз я цивильно выгляжу, не стыдно с ним рядом идти» – облегченно вздохнула она про себя.

– Откуда вы тут? – не скрывая своего восторженного изумления, спросила она вслух.

– Случайно, – широко улыбнулся Лекс, – так может, все-таки выпьем кофейку или поужинаем где-нибудь?

– Я только что ужинала, но я живу тут рядом, у меня дома из еды есть пельмени и вареники с картошкой и грибами, а вот кофе у меня хороший. Я имею в виду только пельмени, вареники и кофе, так что на целомудрие твое обещаю не посягать, – засмеялась она в ответ.

– Не надейся, что откажусь.

– Я живу до сих пор с родителями, но сейчас они на даче.

– Не мешаете друг другу?

– Нет, не мешаем, мы как параллельные прямые, которые никогда не пересекаются, у каждого своя жизнь.

– Я жил пару месяцев со сводной сестрой, думал, повешусь или ее повешу, – усмехнулся в ответ Лекс.

Более дурацкой идеи, чем притащить его к себе домой, представить ей самой было сложно. Неприлично, неудобно, в квартире бардак, в коридоре вечный ремонт. Не важно. Все неважно, она не хотела его отпускать, пусть видит все, как есть и думает, что хочет.

Даже трехкомнатная хрущевка – это очень маленькая квартира, таким жильем трудно похвалиться, особенно учитывая захламленный ободранный коридор, разводы на потолке кухни, оставшиеся после того как соседи, мигранты из средней Азии забыли закрыть кран.

Лекс промолчал. Он заметил срач и обшарпанные стены в подъезде, и состояние незаконченного ремонта в квартире и неубранный кошачий лоток, вытолканный кошкой из туалета в узкий проход между крохотным коридором и не менее крохотной кухней.

– Так вот и живут два врача пенсионера и журналист фрилансер, – усмехнулась она в ответ на его тактичное молчание, – проходи на кухню, вся еда там.

По пути он осторожно задвинул лоток обратно в туалет.

– Где котэ? – спросил он, едва она, разувшись и кое-как прибрав в зале, появилась на кухне.

– Дрыхнет в кресле, у ее величества режим, часам к десяти притащится ужинать и горе всем, если чашка окажется пустой, она будет ею греметь до тех пор, пока у обслуживающего персонала не проснется совесть.

– У меня тоже живет котэ приблудный, на подземной стоянке подобрал, лапу ему переехали, но он и на трех прекрасно обдирает мебель. Я назвал его Богард, хоть это не кошачье имя, он отзывается.

– Богард – это из «Гарри Поттера»?

Он смущено кивнул.

– У меня Василиса, тоже сказочная тема, – хохотнула Марина, ставя на плиту кастрюлю с водой, – Так каким ветром тебя занесло в здешние курмыши?

Марина достала ручную деревянную кофемолку и пакет с кофейными зернами, кухня моментально наполнилась дивным ароматом.

– Я уезжал, вчера приехал, захотелось найти тебя, я помнил номер твоей машины, ждал тебя весь вечер на стоянке, хотел уже уходить, а тут ты идешь навстречу…

– Я не буду говорить, что не рада тому, что ты меня нашел, но мне все равно интересно зачем, – спросила она, ссыпая смолотый кофе в серебряную турку.

– Просто так, кофе попить, вареники поесть, – он посмотрел на нее в упор и совершенно серьезно сказал, – я не знаю, зачем и почему, – и тут же, скосив взгляд на турку, добавил совсем другим тоном, – можно я побуду занудой и сварю кофе сам?