Между Большими и Малыми Антильскими островами есть некая группа островов – Средние Антильские. Эти маленькие каменистые выступы больше напоминают прыщи на улыбающемся лице Карибского моря. Они находятся в стороне от торговых морских путей, и их берега лишь изредка оскверняются банановыми шкурками, смытыми с палуб шхун Объединенной Фруктовой Компании.
Именно сюда я и прибыл в тот роковой день августа. Мой моноплан, сделал несколько кругов и, наконец, опустился на просторный песчаный пляж центрального острова – таинственного острова доктора Норка.
Откуда наш главный редактор узнал про доктора Норка, не имею понятия. Только он позвонил мне и приказал:
– Срочно найми самолет. Дуй туда, состряпай отчет – и обратно. Одна нога здесь, другая – там. И наоборот. Понял?
– Я понял, и даже очень.
Ровный желтый пляж, куда приземлился моноплан, опоясывал весь остров. Внутреннюю часть острова покрывали густые пальмовые джунгли, которые оканчивались точно у основания высокой скалы, расположенной и самом центре крохотного участка суши, затерянного посреди моря.
Обезьяны, попугаи и туканы подняли невообразимый гвалт, когда я побрел по песку под грузом своего нехитрого скарба: чемодана и пишущей машинки.
Я ощутил себя Робинзоном Крузо и вспомнил волнующий эпизод, когда тот обнаружил на песке след босой человеческой ступни.
И вдруг я даже разинул от удивления рот. Я был настоящим Робинзоном Крузо, а прямо передо мной на золотистом песке оставила след сама жизнь! Не грубый отпечаток дикарской ноги, а символ истинной цивилизации. Бутылка из-под пепси-колы!
Я поднял ее и с внезапным испугом обнаружил, что она не пустая. Внутри находился свернутый в трубочку подмоченный листок бумаги. Я вытащил пробку, достал свиток и развернул его.
Послание, нацарапанное детскими каракулями, гласило:
Тому, кого это интересует:
доктор Норк – поганый, сволочной старикан.
Твой Истинный Друг.
Ладно, я прибыл сюда не правосудие вершить, а добыть материал для статьи о таинственном докторе.
Пока я тащил багаж к пальмовым зарослям, попугаи образовали над моей головой радужное кольцо.
О эти живые огни красоты! О эти очаровательные, сверкающие…
– Орете, правда, вы чересчур пронзительно, – пробормотал я.
Я еще вытирал рукавом свой обгаженный шлем, когда ощутил тяжесть чьей-то руки. Я обернулся и замер от ужаса. На моем плече лежала отнюдь не рука; а здоровенная волосатая лапища!
Прямо в лицо мне смотрела сгорбленная кривоногая обезьяна, огромная и косматая. Глаза гориллы горели жутким огнем, а клыкастая бездна широко зияла слюнявым кошмаром.
– Нужна носовая платока? – громыхнуло из глотки грозного чудища.
Интонация была явно звериной, но слова – вполне человеческие.
Я вытаращил глаза, проглотил комок и затряс головой.
– Твоя кто, масса? – поинтересовалась обезьяна, – Зачем здесь? Приехала охотиться?
Я снова потряс головой, но видение не исчезло.
– Искать в джунгли алмазы? Золото? Нет? Может, Кладбище Большой Слон с груды слоновая кость?
Я еще пуще выпучил глаза.
– Твоя, бвана, искать Белая Богиня?
Пока косматая образина вела допрос, я усиленными глотками пытался вернуть на место сердце, от страха застрявшее в горле. Наконец ко мне вернулся дар речи.
– Ты… ты действительно разговариваешь, – просипел я. – Никогда бы не подумал… В жизни не слыхал, чтоб гориллы разговаривали.
Обезьяна скривила морду в жуткой гримасе.
– Звучит довольно косноязычно, а, бвана? Моя тоже так думать, но что делать: пинжин-инглиш и искусственный местный жаргон. И говорить так, точно вечно голодный. Но твоя ведь знать дока… Он создать меня так разговаривать. Считать, именно такой речь ожидают слышать.
– Но я не знаю дока, – ответил я. – Потому сюда и приехал. Я журналист.
– Сам следовал догадаться, – удрученно пробормотала обезьяна. – У твоя нет усы. Сперва думать, твоя – злодей. Но все злодей с усы, правда?
Я снова сконфузился.
Обезьяна не обратила внимания на моё смущение и вежливо отобрала у меня багаж.
– Идти, – прорычала она. – Моя твоя проводить.
Макушка скалы представляла собой ровное плато, возвышавшееся над пляжем и морем. Прохладный свежий ветер насквозь продувал лишенную растительности каменистую площадку, над которой кружились парящие в небе чайки.
Резиденция доктора Норка занимала почти все плато и напоминала гигантское бетонное колесо. Из белого сводчатого центра выходило с полдесятка радиусов; сделанных в виде крыльев. С внешней стороны строение окружала глухая каменная стена с единственным входом.
Обезьяна подвела меня к воротам. Табличка гласила:
Доктор медицины ЭРАЗМ НОРК
Горилла отворила ворота и пригласила меня войти. Она Неуклюже потопала по широкому белому коридору, своей маниакальной стерильностью напоминавшему старый фильм про доктора Килдера. Я шел за обезьяной, которая миновала с полдесятка закрытых дверей и остановилась у большой двустворчатой двери в конце коридора.
– Моя доложить о твоя, – сказала горилла. – Доктор Норк проводить эксперимент.
Косматое чудище с трудом протиснулось в открытую створку и исчезло.
Я стоял в передней и прислушивался к отдаленному гудению динамо-машины, которое лишь усиливало сверхъестественность этого белого дворца, воздвигнутого в центре тропических джунглей.
Таинственные научные эксперименты, говорящая обезьяна…
– Заходите, друг мой, – пророкотал из-за дверей громовой голос. – Добро пожаловать на остров.
И я вступил в лабораторию доктора Норка. Яркий свет, струящийся с куполообразного потолка, только усиливал жуткое зрелище: в центре комнаты на огромном операционном столе лежала связанная полуголая девушка с распущенными волосами, искаженным гримасой ртом и широко раскрытыми от страха глазами. Над ней склонился худой долговязый мужчина в белом хирургическом халате, с рыжей бородой, раскосыми глазами и сломанным носом. В занесенной руке сверкнул нож. Бородач резким движением поднес орудие пытки к белой обнаженной груди девушки. Он ликовал.