Шесть миров Бенджамина Брайана

Вместо эпиграфа

Береги мои хрупкие мысли:

Они стали лужёной сильней.

Загляни в мои разные лица-

И в душе твоей станет светлей.

Пусть хранится заветною песней

Неизведанный новый напев,

Чтобы чувства, неба прелестней,

В сердце вспыхнули, разом согрев.

Чтобы неба хмурые тучи

В синеве растворились в прах,

Чтобы Солнца яркого лучик

Светлым счастьем застыл на устах.

Мужчина, лет сорока, сидел на складе в маленьком английском магазинчике в провинции Гемпшир и что-то усиленно мастерил из помятого листка бумаги. Маленького роста, с грубыми руками, но жилистый, он теребил небритый подбородок грязной рукой, оставляя серо-черные полосы и продолжая некую пародию на оригами.

– 

Эй! Брайан! Тащи свою задницу сюда! – послышался голос из коридора.

Тотчас мужчина сорвался с места, поспешно положив плод своих трудов в карман.

– 

Да, сэр Хайди, – сказал он, подходя к полному властному мужчине лет пятидесяти.

– 

Скажи мне, какого черта я тебя здесь держу?! Почему уже полчаса как пришел товар, а ты его еще не разгрузил. Я тебя грузчиком брал, черт тебя дери, или мечтателем? Пошел вон! И если через пять минут товар не будет лежать по местам, я тебя не просто уволю. Я пробью тебе твою чертову голову, а потом ты еще месяц будешь отрабатывать, а я тебе не за плачу ни копейки! – сэр Хайди развернулся и ушел.

Бенджамин поспешно проследовал к пирамиде из ящиков и принялся за работу. Получал он катастрофически мало. Ему не хватало ни на что. Он годами не мог себе позволить купить одежду, вместо этого с благодарностью принимая обноски сжалившихся над ним соседей или знакомых. На еду у него тоже не хватало, поэтому соседка, работающая в благотворительной организации по опеке над бездомными животными, подкармливала его тем, что оставалось от несчастных кошек и собак. Говорить о каком-то самоуважении не приходилось, но было в нем нечто особенное. Что-то неуловимое, что не могли разгадать ни сэр Хайди, ни соседка, ни другие. Какая-то сила таилась в нем, будто дремала и ждала своего часа. Этот безвольный, опустившийся человек ничем, вроде бы, не выдавал себя. Он был равнодушен ко всему, что происходило вокруг: не спорил, не ругался, ничего, казалось, не хотел. Не пил, не курил, не играл в азартные игры, и, наверное, эта его независимость и отвлеченность больше всего раздражала сэра Хайди. "Он неуправляем!" – часто думал тот о бедном грузчике. Но все-таки была у Бенджамина Брайана одна страсть, которая являлась всем святым для него – мечты. Этот сладкий миг погружения в себя, в далекие миры. Именно они, мечты, давали ему независимость и свободу, отвлекали от всего того кошмара, в котором он жил. Они не давали ему сойти с ума, и они были смыслом всей его жизни.

– 

Бенджамин! – послышался голос из-за двери, стоило ему только вернуться домой.

– 

Здравствуйте, миссис Вайзли, – сказал он, открывая дверь.

Миссис Вайзли бесцеремонно прошла внутрь и по обыкновению выложила на ветхий стол тарелки, а старые собрала в стопку.

– 

И когда ты возьмешься за ум, Бенджамин? Сколько можно вот так жить? Найди нормальную работу, женись.

Она практически каждый раз говорила одно и то же, чтобы хоть как-то оправдать свою заботу. Единственная причина, по которой она это делала, была жалость. Ей казалось, что если она перестанет его кормить, то он просто умрет с голоду, но не изменится. Не будет просить, ничего предпримет, просто сядет и умрет. И от этой мысли у нее холодело внутри.

Бенджамин не спеша перекусил и достал из кармана модель какого-то существа, которую он мастерил. Ему было необходимо определиться, каким все-таки будет в его мечтах летающее существо для перемещения по планете. Он был сторонником точности и всегда скрупулезно продумывал все детали объектов, участвующих в его мечтах. Взгляд его стал задумчивым, и он припомнил, на чем остановился. В его голове зажглись образы, ожили, и он ощутил себя там. Среди тенистых неандровых деревьев, на ветвях которых сидели маленькие мохнатые головастики. Их большие грустные глаза смотрели с какой-то просьбой. Это были трики. Трики обожали смолу ниандровых деревьев и прекрасно пели. Ласковые высокие голоса пели то в унисон, то строя аккорды. Зеленовато-желтый свет лился от огромного газового гиганта, занимавшего полнеба. Недалеко от деревьев тек ручей, наполненный ярко-синей водой. Вот вдалеке забрезжил свет. Это принц Тиату мчался на королевском лайде. Некое подобие рогов, как у буйвола, но более элегантных, на голове принца были обмотаны в цвет королевской мантии, которая венчала его плечи. Верхние руки украшало множество обручей, что свидетельствовало о силе и положении, нижние руки были скрещены на драгоценном фамильном поясе, охватывающем низ кирасы под мантией. Гвардейские сапоги от пят до пояса были начищены и сверкали под светом неяркого солнца. Лайд летел в паре метров над землей, его полупрозрачное тело светилось после водопоя на светящемся источнике Диарат. Больше всего лайд был похож на гигантскую плоскую улитку без раковины. Только улитки не умеют летать, а лайды летают и очень быстро. И умеют метать в противника ядовитые шипы. Принц мчался на верную гибель. Его возлюбленная, дочь вождя враждебной страны Занго, любила его, но была обязана сочетаться браком с местным вельможей – такова была воля родителей. До свадьбы оставались считанные часы, а на пути стояли орды войск, выстоять против которых он не сумел бы и нескольких секунд. Но не логика владела сейчас его умом, а любовь. Принц мчался как ветер, огибая препятствия или поднимаясь ввысь. Впереди показалась пограничная застава.

– 

Что это? Там впереди? – спросил один часовой у другого.

– 

Не знаю. Что-то светится,– ответил второй.

– 

Подожди, так это же… это же лайд! И не просто лайд, а королевский! – заорал первый.

Тиату мчался прямо на них. Часовые выставили трезубцы вперед, ожидая боя, но королевские лайды отличались некоторыми трюками, которые они проделывали. Тиату выставил вперед руку ладонью вверх, и огромный светящийся зверь взмыл вверх, просто перелетев через пограничный пост. Этого часовые никак не ожидали, они растерянно забегали взад вперед, а затем подали сигнал, что граница нарушена. Теперь принц находился в западне: один на вражеской территории, в окружении многочисленного войска Зангов. Словно ослепленный безумец, он мчался в столицу Занго Буртенг. Позади него собралась погоня из нескольких сотен стрелков на боевых лайдах. Но показавшаяся стена-крепость, окружавшая Буртенг, не оставляла шансов. На башнях всегда дежурили стрелки с пушками, это принц знал наверняка. Подъехав к стене, он замедлил ход и остановился у ворот. Нацеленные пушки безжалостно смотрели на молодого Тиату, а позади его брали в кольцо нагоняющие стрелки…

– 

Бенджамин! Открывай скорей, там внизу разъяренный сэр Хайди. Он негодует по поводу твоего опоздания на работу, – кричала соседка.

Бенджамин безропотно встал и открыл дверь.

– 

Где этот чертов ублюдок! – послышались крики с лестницы.

– 

А вот ты где! – грузный сэр Хайди шел, размахивая руками от негодования.

– 

Какого черта твоя задница не притащилась на работу?! Ты думаешь то приличное жалование, которое я тебе назначил, можно получать, сидя дома?!

Бенджамин ничего не отвечал. Он лишь молча стоял в дверях и хлопал глазами.

– 

Ты ничтожество! Я тебя уничтожу, никчемный ублюдок! Ты уволен! А по городу я пущу слух, чтобы тебя никуда больше не брали! Ты сдохнешь!

Бенджамин продолжал стоять и хлопать глазами.

– 

Черт! Ты что, даже не в состоянии ответить мне?! – казалось, что Бенджамин не понимает, что происходит, и это злило и без того вспыльчивого сэра еще больше.

– 

Да, сэр, – моргая, ответил растерянный мужчина.

– 

Что, да, сэр?! Ты… ты… ты… – лицо сэра Хайди покраснело, слова застряли в горле, а рука потянулась к сердцу. Тучный мужчина стал оседать на пол.

Вылетевшая вдруг из своей двери соседка запричитала:

– 

Сэр Хайди! Сэр Хайди! Врача! С сердцем плохо! Сэр Хайди!..

Бенджамин, по-прежнему стоящий в двери и моргающий глазами, не нашел ничего более уместного, как просто закрыть дверь. Скорчив сконфуженную гримасу и скрестив пальцы, он отошел от двери. 'Как все это не к стати, – подумал он. – Вся эта суета. У меня там такое, а они отвлекают…"

Принц Тиату оглянулся на догнавших и окруживших его стрелков.

– 

Тебе конец! – прокричал кто-то со стены.

Принц достал древний артефакт, который назывался "Рог божественного гласа", и подул в него. Первые звуки с шипением вырвались наружу, но вдруг начали превращаться в прекрасную мелодию, от которой грудь теснили воспоминания. Принц не останавливался, а музыка лилась, рождая слезы умиления на лицах солдат. Наконец музыкальная мысль была закончена, и Тиату медленно опустил рог.

– 

Послушайте меня, братья! Не враг я вам, – он огляделся по сторонам, пытаясь найти понимание у своих слушателей.

– 

Я пришел с миром! Нет при мне оружия. Меня привела сюда любовь. Любовь к прекрасной принцессе Нирти! Если к кому-то в дом придет человек, чтобы посвататься к его дочери или сестре, неужели вы убьете его?

– 

Но принцесса вот-вот выйдет за графа Ишату! – возразил кто-то из толпы.

– 

Да! Но это не ее воля! Она не желает этого союза! Да и для королевской семьи… что за союз с графом. Неужели он лучше союза с принцем, будущим королем?

– 

Убейте его! – прокричал подоспевший король Зааши.

– 

Неужели вы убьете человека, желающего принести вам мир и процветание? Я пришел к вам как к родным, потому что цель моя – объединить, но не воевать.

– 

Я знаю, зачем ты пришел. Надеюсь, ты понимал, что этот фарс – дорога в один конец! – прокричал Зааши, – да, не сомневайся, ты умрешь. Видимо, такова воля богов. Такова судьба. Так сложились звезды!

– 

Великий король Зааши, я прошу милосердия: при мне нет оружия. Не воевать или сражаться я пришел. Пощади меня, – Тиату склонил голову.

– 

Не могу! А чего ты ждал, мчась сюда?! Неужели тебе было непонятно, что это самоубийство. Если ты настолько глуп, то тем более моя дочь не должна соединять с тобой свою судьбу, и не должна страна иметь такого глупого короля. А если у тебя какое-то коварство на уме и ты лжешь, то все равно тебе не выстоять. Я не понимаю, действительно не понимаю, зачем ты это сделал. Но пощадить тебя не могу.

Воины застыли.

– 

Но ты умрешь достойно! – сказал король и оглянулся на подоспевшего главу дворцовой охраны, – выпустить Артара.

Раздался ропот, стрелки, окружившие Тиату, отступили назад. Все затихло. Лишь бездомный ветер трепал дворцовые стяги. В воротах замка что-то громко клацнуло, и решетка в главном портале начала подниматься под аккомпанемент звенящей в механизме цепи. Наконец путь был открыт, и почти в тот же миг послышался приглушенный ужасающий рык. Стрелки, отошедшие от принца на значительное расстояние, бросились бежать. Тиату, распрямив плечи, бесстрашно смотрел навстречу гибели. Двуглавое сердце принца дрогнуло. К нему даже не шел, а плыл гигантский живой каменный паук. В сочленениях суставов была видна синяя энергия, которая питала и двигала камни. Горящие, как молния, синие-белые глаза монстра беспощадно смотрели куда-то сквозь жертву. Приблизившись еще немного, чудище открыло пасть, и помимо оглушительного рыка изо рта сверкнула молния, ударив в песок совсем близко от Тиату. Принц поднял единственное, что было у него в руках, рог божественного гласа, и заиграл. Артар застыл, глаза стали гореть умереннее, он слушал, слушал музыку вечной жизни и любви. Рождающиеся мотивы были прекрасны и просты, как древние истины, они задевали наиболее чувствительные струны в душе каждого. Воины опустили головы, настолько прекрасным и страшным было это зрелище. Прощальная песня перед беспощадным монстром. Наконец рог замолчал. Тиату медленно опустил трубу, сказать ему больше было нечего. И в тот же момент глаза Артара загорелись с той же силой, что и прежде, а затем раздался оглушительный рев. Выпад… и жернова-челюсти сомкнулись в полуметре от плеча принца. Но лайд не сдавался, он не хотел умирать и приступил к обходному маневру. Раздавшийся рев опять полоснул по ушам, и тут же сверкнула молния. Лайд еле успел взлететь и перемахнул через чудище. Оказавшись спиной к опасности он рванул что есть мочи. Сзади послышалось гудение электрического разряда, и с огромной скоростью, обгоняя их, пролетели камни. Сформировавшись в чудище, они выстроились впереди, и через мгновение, сверкнув разрядом, вспыхнули глаза монстра. Лайд остановился. Без оружия, уступая по скорости и силе, лайд все равно не сдавался. Тиату же сидел, безвольно опустив руки и голову.

– 

Скажи: сопричастие, открой мне дверь! – послышался голос в голове принца.

Тиату поднял голову.

– 

Это ты? – спросил он лайда, – ты умеешь говорить?!

В ответ последовало молчание. Затем снова:

– 

Скажи: сопричастие, открой мне дверь!

– 

Кто говорит со мной? – спросил принц.

– 

Я! – ответил голос в голове, и глаза чудища моргнули.

– 

Благодари судьбу за то, что ты до сих пор жив, меня удерживают мотивы и силы, о существовании которых ты даже не подозреваешь. Вы считаете нас страшными чудищами, и даже не догадываетесь, что мы вполне разумны и гораздо ближе к Творцу, чем вы. Ты должен сказать: сопричастие, открой мне дверь. Но помни – найди грозовой ключ.

– 

Не может этого быть!! – опешил принц.

– 

Говори или умрешь!! – прокричал голос Артара в голове, и тут же челюсти клацнули совсем рядом.

– 

Сопричастие! Открой мне дверь! – в последний момент крикнул Тиату.

И в тот же миг что-то моргнуло, и принц вместе с лайдом исчезли.

– 

Что? – проревел Зааши, наблюдая за боем в окулятор, – куда он делся?! Это невозможно!

– 

Отец! Что ты делаешь?! – вскрикнула с плачем вырвавшаяся на стену принцесса Нирти.

– 

Он исчез! Куда он исчез?! Отвечай! – заорал отец на принцессу.

– 

Кто? – изумилась Нирти.

– 

Тиату! Он исчез, где он?! – не стихал король.

– 

Он исчез! Слава Богам! Он не умер! – принцесса, взглянув вверх, подняла руки к небу.

– 

Арр!! – взревел разъяренный король и поспешил в замок.

Сколько он ни пытался узнать, что за фокус помог исчезнуть принцу, сделать это не удалось. Подобной техники не существовало, а те упоминания о похожих чудесах, которые были в легендах, при исследовании оказывались либо хорошо подготовленным фокусом, либо просто вымыслом. Единственное, что поставило в тупик короля Зааши, это письмо от короля Уиара, правителя соседней страны Шируан. Он слезно просил отдать тело его погибшего сына, принца Тиату, дабы воздать ему все посмертные почести. Да. Это была загадка для всех. Принц Тиату просто пропал. И никто, как хорошо ни искал, не мог найти даже малейших следов того места, где он мог находиться. Лишь только заточённый в подвалах крепости Буртенг Артар всю ночь парил под потолком и негромко пел. А вокруг него постоянно сверкали молнии.

"Да. Так это и закончилось", – подумал Бенджамин. Очередная мечта была окончена, и в душе царил восторженный покой. Все, казалось, искрилось и ликовало, но и наступило какое-то опустошение. Бенджамин вдруг вспомнил про сэра Хайди и моргнул глазами. Затем подошел к двери и открыл ее. За ней никого не было. "Странно", – подумал Бенджамин, пожал плечами и закрыл дверь. Вечером он пошел по обыкновению кормить птиц. Его жалования не хватало на собственное пропитание, но для птиц его вполне могло хватить. Он зашел в знакомую лавку и купил пару футов семечек. С этим ценным грузом он отправился в парк, где обычно любили пастись голуби. Сев на свободную лавочку, он принялся щедро разбрасывать семечки. Птицы набросились на эти яства и поначалу даже дрались, пока не выяснилось, что хватит не всем. Довольный Бенджамин смотрел, как птицы ели, и какой-то детский необъяснимый восторг наполнял его сердце.

– 

Сэр, простите, вы так щедры к птицам. Может, вы и меня покормите? – спросил мужчина, облокотившись на спинку лавочки, где сидел Бенджамин. Волосы его были грязными и растрепанными, а одежда местами порвана.

– 

А… если честно, меня бы самого кто покормил, – признался Бенджамин.

– 

Не соблаговолите ли вы пояснить, многомилостивейший господин?

– 

А что тут непонятного? – переспросил Бенджамин.

– 

Не хотите ли вы этим сказать, сэр, или дать мне понять, сэр, чтобы я убирался прочь? – любезно поинтересовался незнакомец.

– 

Нет-нет, что вы? Просто я сам голоден, а денег у меня нет…

Незнакомец резко выпрямился и стянул любезную улыбку с лица.

– 

Ишь ты, хрен какой, денег у него нет, и еще любезничает тут сидит! – выпалил незнакомец и удалился.

Бенджамин моргнул, перевел взгляд на птиц, а через минуту вновь улыбался, напрочь забыв об этом разговоре.

На следующий день он, как ни в чем не бывало, пришел на работу. Молодой человек представился сэром Хайди- младшим и сообщил о скоропостижной кончине отца. Поэтому все дела теперь будет вести он. Все разошлись по своим местам. На складе была тишина и порядок. Только бабочка, залетевшая в окно, билась о лампочку и тщетно искала выход. Бенджамин подставил небольшой стол под лампу, затем водрузил на него стул и посмотрел на бабочку. В глазах его мелькнула грусть сострадания. Взяв с полки пустую банку, он забрался под самый потолок, и через мгновение бабочка была в банке. Дверь на склад резко распахнулась.

– 

Э… – вошедший сэр Хайди-младший меньше всего ожидал увидеть рабочего склада на шаткой конструкции под потолком да еще и с банкой в руках. Слова застыли в горле, а мысль, которую он хотел донести, улетучилась в неизвестном направлении. Округлив глаза и запечатлев эту картину на несколько секунд в памяти, молодой сэр вышел, закрыв дверь. В этот момент послышался грохот и звук разбившегося стекла. Сэр Хайди-младший вновь открыл дверь. Бенджамин лежал на полу около стола, ножки которого треснули, а одна так и вовсе лежала рядом. Недалеко от него были рассыпаны осколки разлетевшейся вдребезги банки, а вверху о лампочку билась бабочка.

– 

Э… – еще раз попытался что-то сказать сэр Хайди – младший, но, так и не определившись, что следует говорить в таких случаях, снова удалился.

Бенджамин лежал на полу. Плечо ужасно саднило, а нога, пульсируя в голеностопе, разбухала на глазах. Он аккуратно встал, но опереться на травмированную ногу не было сил. Тогда он поднял стул и, пропрыгав с ним к стенке, сел на него.

– 

И почему так? – заговорил он сам с собой, – ни одно доброе дело не остается безнаказанным?

Бабочка билась о лампочку как ни в чем не бывало. Бенджамин некоторое время задумчиво смотрел на лампочку, потом закрыл глаза. Он представил, что лампочка – это шар, а он оракул.

Оракул по имени Зант сидел перед своим магическим шаром и силился что-то увидеть, но… увы. Все его ритуалы и фокусы были шарлатанством. Да, он брал с людей деньги, причем, с большим удовольствием и энтузиазмом, и нещадно обманывал их. Он размышлял так: "Обряд – это как красивое действо, а фокусы и в цирке тоже показывают. Люди же не жалуются: ходят в цирк, в театр и платят деньги за билеты. Вот и у меня тоже, своего рода, цирк." Вдруг в темной комнате послышалось какое-то шуршание.

– 

Кто тут? – спросил Зант, и сердце в его груди бешено заколотилось.

Ответа не последовало. Опять где-то зашуршало. Зант, как мог, вгляделся в темноту, но увидеть что-либо ему решительно не удавалось. Он жил в мире фантазий об умерших душах, призраках, вампирах и прочих потусторонних выдумках. И хоть он и играл на людском страхе, но сам боялся всего этого еще больше. Опять шуршание, совсем близко. Вдруг из темноты на магический шар сел мотылек.

– 

Фух… Как ты меня напугал. Аж сердце в пятки ушло! – выдохнул оракул.

Мотылек прополз на самую верхушку шара и развернулся к Занту.

– 

Боишься? – послышался шепот мотылька, который водил усиками, словно пытаясь разглядеть незнакомца.

– 

Бр.. – Зант потряс головой и протер глаза. Мотылек сидел на месте.

– 

Бойся! Ты обманываешь людей, пугаешь их.

– 

Я… я не хотел. Я просто… – залепетал Зант.

– 

Замолчи! Ты больше не будешь прежним, жалкий фокусник! – сказал мотылек и вспорхнул в темноту.

Зант не мог поверить в происходящее. Он медленно встал и пошел из комнаты. "Как такое может быть?" – думал он. Открывая дверь, он взглянул в небольшое зеркало. Мотылек сидел у него на лбу, затем поднял крылья, а потом прижал их ко лбу, сливаясь с поверхностью кожи. Зант, как ошпаренный, принялся отряхивать лоб, но на коже ничего не было. Оракул открыл дверь и побежал в ванную. Он умывал лицо, смотрел в зеркало, затем опять умывал и снова смотрел. В последний раз умывшись, он посмотрел на себя в зеркало, вытирая лицо полотенцем.

– 

До чего ты докатился? – спросил он вслух у своего отражения.

Отражение вело себя хорошо, и никаких признаков сумасшествия он не обнаружил.

– 

Так- то лучше. А то испугался, сам не знаешь чего.

Этот странный случай стал поворотным в жизни Занта. Повернувшись, оракул вышел на крыльцо своего дома. На улице было тепло. Проходящая мимо молодая мама тащила за руку сына и отчитывала:

– 

Ты больше не пойдешь гулять, если не будешь слушаться! Если мама говорит «нельзя», то – «нельзя».

– 

Мама, я хочу туда-а, – кричал, сопротивляясь, малыш.

– 

Извините, если вы будете ему все запрещать, то через два года он убежит из дома и попадет под машину. Лучше просто оберегайте его, но не гасите тягу к познанию, – сказал оракул, повинуясь внутреннему голосу, который явно твердил, что так оно и будет.

Женщина посмотрела на него, застыв и остановившись, затем дернула малыша за руку и пошла вперед. Оглянувшись на ходу, она резко бросила Занту:

– 

А вы кто такой, чтобы поучать меня, как воспитывать ребенка?

– 

Я оракул Зант, и лучше бы вам прислушаться. Иначе недалеко до беды. Между прочим, та кастрюля с супом, которую вы оставили на плите, уже сгорела, и ее можно только выкинуть, – закончил он и, развернувшись, зашел в дом.

– 

Ой! Боже! Суп забыла! – послышалось за дверью.

Голова оракула была ясной, как никогда, но появилось в ней что-то новое, необычное. Какое-то глубокое сопереживание диктовало ему события, произошедшие или которые могли произойти с тем или иным человеком. Он буквально представлял себе эти сцены, они всплывали как ненавязчивые воспоминания. Вдруг Зант вспомнил, что вечером обещал прийти на ужин к давним знакомым семьи, и решил предварительно перекусить, потому что по обыкновению стол у них был таким скромным, что насытиться решительно не удавалось никогда. Взяв немного овощей и приличный кусок мяса, он принялся уплетать все это, сдабривая экзотическим соусом. Затем направился к графину и налил себе в стакан морса. "Да. Теперь я готов к ужину", – подумал Зант, положив руку на живот. Переодевшись, он по обыкновению перед выходом посмотрел на себя в зеркало, вид был вполне обычным, не слишком торжественным и не слишком бытовым. Удовлетворившись видом, оракул развернулся, собираясь уходить, но вдруг остановился и медленно посмотрел на свое лицо, затем провел рукой по лбу. Недавнее происшествие давало о себе знать. Путь до знакомых был коротким, но дорогой он заметил, что обо всех прохожих он мог что-то сказать. Кого-то он представлял младенцем, которого нянчит кто-то незнакомый. И их же мог увидеть глубокими стариками. Другие так откровенно и громко о чем-то думали, что оракул без труда мог определить, о чем. Эта способность напугала его, потому что была невыносимой. Все эти люди будто лезли ему в голову, чего он, собственно, не очень-то и хотел. Подойдя к невысокому желтому особняку с белыми колоннами, Зант позвонил в дверь. Открывая ему, мадам Кёрни была улыбчива и любезна, как никогда.