Глава 1
Я очухиваюсь, как от удара. Вижу, как машина, в которой я сижу на заднем сиденье, стремительно уходит под воду.
На мне странное платье девятнадцатого века. Мои ноги по колено в ледяной воде. Это здорово отвлекает от светлых кудрей по плечам. Но я же брюнетка!
Закатное солнце светит через лобовое стекло прямо в глаза, и на миг я думаю, что это сон. Ведь только что я закончила работу и села в столичное такси под проливным дождем, а сейчас я тону в виде белокурой девушки.
Что за дела?
В голове проносится вспышка: вода стеной, перекресток и грузовик, летящий в правый бок автомобиля.
Авария. Скрежет металла. Боль.
Я умерла и оказалась в другом теле?
Вижу перед собой белое пятно. Канцелярской кнопкой к подголовнику водительского кресла прикреплена записка:
«У тебя есть девяносто дней, чтобы спасти свое тело. В своем мире ты попала в аварию и лежишь в медикаментозном сне. В этом ты – падшая леди Алисия Госси, которую муж поймал на измене. Заброшенная чайная – ее приданое. Не дай ей погибнуть – и спасешься сама».
Что, черт возьми, происходит?
Я встряхиваю головой. Хватаюсь за ручку и понимаю, что не могу открыть дверь под давлением воды. Сердце начинает заполошно стучать.
– Не паникуй, Жень. Все хорошо, – говорю я сама себе вслух и слышу не свой голос.
Мой немного грубоватый, этот же звонкий, как ручеек.
Да пофиг на голос! Тут главное выбраться. С остальным потом разберусь.
Вода уже доходит до груди, и я медленно вдыхаю, потом выдыхаю. Стараюсь при помощи дыхания унять нервную дрожь.
Теперь вода плещется уже у подбородка.
Я набираю полную грудь воздуха и наблюдаю, как заполняется весь салон авто.
Самое сложное сейчас – не начать дергаться, дождаться, когда давление снаружи и внутри салона станет одинаковым, и открыть машину. И эти несколько секунд кажутся вечными.
Один, два, три…
Я закрываю глаза. Нос и уши заполняются водой, хочется дергаться, паниковать, и я едва держусь.
Я открываю глаза и вижу все размыто сквозь воду. Нащупываю ручку, напираю на дверь, и она слабо поддается. Я толкаю сильнее, еще сильнее и, наконец, могу протиснуться в образовавшуюся щель.
Выплываю из смертельной ловушки, пытаюсь выбраться на поверхность, но одежда, словно сеть с гирями, тянет меня на дно. Тяжелые юбки обматываются вокруг ног, путают движения, и вместо того, чтобы плыть на поверхность, я барахтаюсь на месте.
Сквозь толщу воды вижу солнечный свет. Мне нужно туда! Туда.
Но воздуха все меньше. Мокрое платье с кучей юбок тащит меня на дно. Изо рта то и дело вырываются пузыри воздуха. Сердце стучит в ушах.
И тут я вижу мужской силуэт, что плывет ко мне. Два мощных гребка – и я чувствую, как ко мне прижимаются сзади. Крепкая рука обхватывает меня за талию, и мы рывком плывем вверх.
Эти секунды до первого вдоха на поверхности кажутся вечностью. И когда мы прорываемся сквозь толщу воды, я жадно хватаю ртом воздух. Закашливаюсь, потому что успеваю хлебнуть пресной воды.
Мужчина перехватывает меня поудобней. Он все еще позади меня. Я не могу в него вцепиться, хотя инстинктивно так и хочется за что-нибудь ухватиться.
Мужчина плывет со мной к берегу, тащит меня буксиром, а я ощущаю только, насколько он силен. От него пахнет лесом после дождя. Для него словно не составляет труда мое спасение. Спиной я ощущаю движение мышц. Слышу звук уверенных гребков.
На мелководье он все еще не отпускает меня, пока я не касаюсь илистого дна. И когда рука пропадает с моей талии, я закашливаюсь, и все, о чем я могу думать, – это что дико пахнет тиной и я еще никогда так не радовалась опоре, пусть и скользкой.
Мужчина резко встает из воды, а я опираюсь на руки и колени, шатаюсь. Поднимаю на него взгляд и лишь вижу, как он выходит на берег, раздраженно стряхивая с себя капли воды.
Широкие плечи в белой, в облипку из-за мокроты, сорочке. Узкие бедра в черных странных штанах. Его голые ступни кажутся мне особенно большими.
Он весь такой мощный, атлетичный и при этом дикий, резкий. В движениях сила и скорость, прорва энергии. Он словно махина, которая может снести одним ударом. Если бы можно было объединить единоборца и пловца в одном флаконе – это был бы он.
С темных волос незнакомца по мощной шее стекает вода, и мне очень хочется увидеть его лицо.
– С-спасибо! – сипло говорю я, надеясь, что он обернется.
И он поворачивается.
Бог мой, вот это мужчина!
Рубленые черты лица, решительный и жесткий взгляд. Ростом он метра под два, не меньше.
– Если еще раз со скалы прыгнешь – спасать не стану, – грубо говорит он и отворачивается.
Я даже встать с первого раза не могу – до того тяжелое платье. Оно буквально тащит ко дну, обратно на глубину.
Но я встаю. Вижу скалистую местность, каменные, словно стесанные, края горы, в которую упирается пляж. Здесь тепло, солнечно и немного сказочно, как с брошюры об отдыхе.
Оборачиваюсь, чтобы рассмотреть водоем.
Красиво, просто жуть! Словно с картинки о сокровищах природы: серые горы, голубое озеро, белоснежные облака на фоне оранжево-фиолетового заката.
Но мое внимание возвращается к стремительно уходящему мужчине. Он – моя единственная ниточка, чтобы понять, что здесь происходит. Почему я – не я.
– Подождите! – кричу я, выходя на берег.
Он выводит из-за деревьев под уздцы гнедого жеребца. Бросает на меня тяжелый и напряженный взгляд:
– Вам бы одеться, леди Алисия. Или вас уже ничем не смутить после измены мужу?
Измены мужу?
Да у меня в жизни мужа не было. За все сорок пять лет жизни. Хотя первые двадцать пять лет я встречалась много, часто и с удовольствием. А в двадцать пять познакомилась с Василием.
Он оказался настоящим психопатом, и, когда я сказала о расставании, он подкараулил меня у подъезда и плеснул в лицо кислотой.
С тех пор моя жизнь круто изменилась. Висок, скула, часть лба и волосяного покрова шрамировались. Теперь меня никто не называл красавицей. Наоборот – все чурались, отводили глаза.
Парик стал моим постоянным аксессуаром.
Я долго привыкала к новой внешности, посещала психотерапевта и принимала себя. Вот только окружающие меня так до сих пор и не приняли.
Именно поэтому я так погрузилась в работу. Поэтому так быстро поднялась по карьерной лестнице. Поэтому постоянно задерживалась в офисе допоздна.
И попала в аварию в ураганный день.
Незнакомец не обращает на меня внимания. Он не собирается мне ничего объяснять. Я словно ему противна.
Я медленно подхожу обратно к горному озеру и смотрю на отражение.
Вижу красивую молодую девушку лет двадцати. И никаких шрамов на лице!
Светлые кудри намокли, стали на несколько тонов темнее, чем я видела, когда такси тонуло. Но не это важно.
Кожа! Мягкая и одновременно упругая, без единой морщины, светлая, словно у фарфоровой куколки. И без следов ожога кислотой.
Как странно смотреть на себя и не морщиться, а любоваться. Как чудесно наслаждаться своей внешностью, а не выть годами в одинокой кровати, потому что никто не хочет спать с «уродкой».
Не пересчитать, сколько раз я пыталась завести отношения. Сценарий повторялся раз за разом: мы флиртовали в сети, говорили о любви до гроба, о том, что душа гораздо важнее внешности, а потом встречались. И мне везло, если мужчина сразу же не сбегал, а доедал ужин или завершал прогулку со мной. Но ни один не писал и не звонил после.
Некоторые в глаза кривились, грубили. Говорили: «О таком предупреждать надо, вообще-то».
Другие бросали: «Уродина», «Же-е-есть», «Вот же фак» – и уходили прочь.
Я все реже стала ходить на свидания. Все реже заходила на сайт знакомств. Все дольше оттягивала момент первой встречи, пока пять лет назад не поставила на жалких попытках крест.
Хватит. Не судьба. Буду работать, вкусно есть, красиво отдыхать. И ждать, пока технологии дойдут до того, что мой дефект можно будет исправить.
Я снова смотрю на свое отражение, из глаз брызгают горькие слезы.
Я так мечтала хотя бы день побыть нормальной.
Неужели мое желание сбылось?
Но надолго ли?
Что там было в письме, прикрепленном к подголовнику такси?
Кажется, что если я спасу какую-то Алисию, то спасусь сама. Что мое тело в медикаментозном сне, а я тут. И если я не дам ей умереть, то вернусь обратно. Или нет?
Значит, Алисия – это я? Вот эта девушка в отражении. Настоящая красотка.
Я с тоской смотрю на поверхность озера. Хочется перечитать послание, но только сумасшедший нырнул бы на дно к машине за запиской, которая, возможно, намокла и превратилась в ничто.
Значит, мне нужно не дать умереть этому телу и тогда я вернусь в свое? Верно поняла?
Но…
В этот момент я четко осознала одно: я не хочу назад, в свой мир, что бы кто ни придумал и кто бы это ни организовал.
Ведь есть кто-то за этой запиской. За моим переносом в этот мир. Тот, кто дал мне миссию по спасению этого тела.
Мне было сорок пять, сейчас на вид двадцать – двадцать пять. У меня нет шрамов. Да я тут со всех сторон в выигрышном положении!
Хотя… Что незнакомец говорил про измену мужу? Судя по контексту, история известна на всю округу. И вряд ли я наставила рога моему спасителю, иначе бы сам притопил, а не достал из воды.
Он сказал, что я сиганула со скалы. Получается, предыдущая хозяйка тела покончила с собой? Поэтому мой дух в этом теле?
Но такси и одежда девятнадцатого века как-то вместе не уживаются. И я пока не могу в этом разобраться.
Понятно одно: кто-то за этим стоит.
Вся в слезах поворачиваюсь к мужчине, который меня вытащил из воды, а он даже не смотрит на меня. Надевает сапоги рядом с лошадью в метрах двадцати от меня, вскакивает на нее и, не оборачиваясь, уезжает.
От его фигуры так и веет раздражением.
Я смотрю на горную тропу и вытираю слезы. Мужчина уже не кажется таким фантастическим. Всегда считала, что игнорирование женских слез – знак, что от такого мужчины нужно бежать. Так я и делала до двадцати пяти.
Кстати, Василий вообще засыпал, когда я начинала плакать. И это очень меня задевало. И не зря. Оказался настоящим сумасшедшим. Теперь в дурке.
Но вернусь к ситуации. Я в незнакомом месте, в новом теле, да еще и с миссией, которую я хочу обмануть.
Что ж, пойду по тропинке и разберусь на местности. Что-то там в записке было про чайную и приданое?
В мокром платье двигаться тяжело. Несмотря на теплоту вечера, на руках то и дело возникают мурашки. Ноги в тонких тканевых туфлях скользят по мелким камням.
– Госпожа! – На тропе возникает паренек лет десяти, не больше.
Худенький, в одежде на два размера больше, он бежит ко мне, размахивая руками.
– Вы живы! – Он порывисто обнимает меня за талию, всхлипывает и поднимает на меня большие голубые глазищи. И тут же ойкает, отпускает, отступает: – Ой, простите, госпожа. Я… Просто… Я так рад…
Он размазывает по чумазым щекам слезы, отворачивается и снова поворачивается ко мне:
– А вас кровавый генерал драконов спас, да, госпожа? Я увидел его мокрого. Он сказал, что я найду вас на берегу. Вы целая? Он вас не съел?
Генерал драконов? Чего?
Не съел?
Мне захотелось прочистить уши.
Может, это образное выражение? Как китайцы любят называть себя тиграми, драконами и всяким зверьем?
Я радуюсь другому – у меня есть источник знаний. Паренек точно в курсе, кто я такая и где мне можно переодеть это адское платье.
Вот только как к нему обратиться?
– Мне нужно поменять одежду, – говорю я пареньку как можно вежливее, под стать леди.
Мальчик вскидывает на меня удивленный взгляд:
– Так не во что, госпожа. Нас выставили как есть.
Вот как. Ла-а-адно.
– А где чайная?
– Покажу! – Парнишка с готовностью шагает горной тропе.
Я спешу за мальчишкой, а сама кручу головой по сторонам. Вокруг все напоминает наш юг: большие колючки на кустах, пыль на листве у тропы, что осела от частого движения по ней.
Вот только деревья и кусты здесь мне незнакомы. На некоторых висят яркие незнакомые плоды, на других чудиковатые закорючки с семенами. Некоторые сами по себе такой изогнутой формы, словно деревья танцуют.
Мы поворачиваем за гору, шагаем еще минуты две, выходим на широкую дорогу. Передо мной открывается вид на горную деревушку.
Дома из камня и дерева выглядят холодно и неуютно, но очень атмосферно. Дворы утопают в красках природы, хвастаются садовыми качелями, скамьями и уютными закутками для отдыха. Не удивлюсь, если комнаты в местных домах сдаются – уж слишком много зон отдыха для одной семьи.
По широкой дороге впереди едет телега, скрипя колесами. Она доверху нагружена деревянными ящиками. Я оборачиваюсь на звук позади и вижу еще одну телегу с рулонами ткани. Она едет куда быстрее. Но я не вижу извозчика. Странно.
– Тут так оживленно. – Я верчу головой по сторонам.
– Так торговый путь, – пожимает плечами мальчишка.
Он сворачивает налево, проходит между таверной «Горный рай» и отелем «Отдохнули». Из первой доносится стук чашек о стол, громкие разговоры и взрывы смеха, а из второго стоны.
Я даже спотыкаюсь от такого концентрата жизни, а мальчишка даже не замечает.
Дорога берет резко вверх. Настолько, что приходится забираться, прикладывая усилия, чтобы не проскрести коленями по острой земельной породе.
– Вон ваша чайная! – кричит паренек, показывая вперед.
– Где? – Я пытаюсь разглядеть хоть что-то впереди, щурюсь по близорукой привычке, хотя новое тело видит вдаль прекрасно.
И когда я прохожу еще несколько шагов, замечаю покосившуюся деревянную арку с сорванными дверями и треснувшей вывеской: «Чайная».
Ветер подхватывает сухие листья и несет их к моим ногам. С меня капает прямо на дорожку, выложенную крупным камнем. Мурашки бегут по телу. Становится холодно.
Передо мной стоит одноэтажное скромное и очень запущенное строение с заколоченными окнами. Перекати-поля только не хватает.
Я делаю два шага, и в ногу что-то больно впивается. Отступаю и вижу осколок с ручкой от чашки.
Вот тебе и чайная. Буквально с порога, ага.
Подхожу к двойным дверям с облупившейся краской. Беру за ручки и чувствую, что они едва держатся на своих местах. Открываю под скрип несмазанных петель.
И попадаю одновременно в ад и рай.
На меня дышит пылью и запахом чая. Так невкусно и сладко одновременно, что я чихаю.
Вижу помещение квадратов на сто пятьдесят. Несколько деревянных столиков покрыты таким слоем пыли, что цвет можно угадать только по темно-бордовым ножкам. Зеленая обивка на стульях больше напоминает решето.
На стенах висят полки с сотнями чайников разного вида, но все они в таком печальном состоянии, что срочно хочется снять их и как следует отмыть с содой.
Кстати, она здесь есть?
Как тут живут люди? Я видела несколько телег, но не разглядела извозчиков. Видела дома, но не видела жителей. Только слышала, как они активно отдыхают и занимаются любовью.
Я поворачиваюсь к мальчишке, ускользнувшему за покосившийся прилавок. Спрашиваю:
– А что в этой деревеньке забыл генерал драконов?
– Так, госпожа, граница рядом, – отвечает слуга. – Он ее и охраняет вместе со своими отрядами. Уже лет десять тут.
– Вот оно как, – протягиваю я.
Мне почему-то очень интересно узнать побольше о моем таинственном спасителе. Перед глазами так и стоит его мускулистая спина, обтянутая мокрой сорочкой.
Он очень хорош собой. Вот только смотрит на меня с пренебрежением, но это может быть из-за репутации.
У меня голова кругом от перспективы нормальной жизни без косых взглядов. Я так устала быть изгоем, ненормальной, всеми отвергнутой. Не сосчитать, сколько людей не могли нормально смотреть мне в глаза.
– Как зовут генерала? – Я прохожу между столиками, осматриваю жестяные баночки на угловом серванте.
– Зверь.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь к парнишке.
– Зверь? А имя есть?
– Говорят, что кто узнает имя – тут же умрет.
– Неужели он такой грозный?
– Ходячая смерть!
– Да? А меня спас, – озадаченно бурчу себе под нос.
А мальчишка между тем обходит столы, шлепается на пыльный стул и говорит с улыбкой:
– Может, потому, что вы изменили своему мужу с братом генерала?
Я аж воздухом давлюсь.
Вот это бывшая хозяйка тела зажигалка! Просто очуметь.
Значит, на хорошее отношение надеяться не приходится.
Глава 2
– Как ты любишь, чтобы к тебе обращались? – спрашиваю я у паренька по-хитрому.
– Рикки, – растерянно отвечает тот, открыв рот.
Отлично! Вот и познакомились.
Я прохожу по полу чайной, всматриваясь в обстановку. Когда с тобой мало общаются, находишь развлечение в мелочах. Благодаря этому руководство всегда хвалило меня за внимание к деталям, и я быстро стала главой отдела аналитики.
Так я вижу, что в витрине у прилавка остались сушиться пирожные и печенья. Сейчас их вид еще более удручающий, чем у самого строения. Эта мелочь говорит о том, что чайную оставили внезапно, в самый разгар торговли.
И чей это бизнес?
Что же тут произошло?
Я захожу за прилавок, рассматриваю стену с нишами под жестяные баночки чая и беру одну. Открываю.
Нос тут же щиплет яркий запах мяты. Чай скрутки «порох» выглядит вполне себе годным. И я не понимаю, откуда я знаю название скрутки и то, что это зеленый чай. Информация словно сама всплывает в голове.
Я беру следующую банку, открываю. Тут черный чай с ярким ароматом малины и кусочками сушеных ягод. Я беру щепотку, давлю чаинки между пальцами, и они почти не крошатся.
«Значит, не переферментирован, все отлично», – понимаю я.
Неужели это память тела?
Чтобы проверить, я открываю другую банку. Здесь светло-зеленые, с пушистым покрытием, чайные листочки. Они небольшие, скручены в трубочку.
В голове тут же всплывает – белый чай. И тут же расшифровка: это чай из нераспустившихся верхних почек чайного дерева.
Вообще, все виды чая можно собрать с одного куста. Отличаются лишь тем, какие листья собрали – почки, почки с верхним листом или большие старые листья, ну и способом ферментации.
Господи, откуда я столько знаю?
Теперь я уверена, что я работала здесь. Даже знаю, что такое ферментация – это окисление соком чайного листа. Вот!
– Рикки, а сколько лет чайная закрыта? – спрашиваю я.
– Так пять лет, госпожа. С тех пор, как вы замуж вышли.
– А почему здесь все так брошено, словно отсюда в панике сбежали?
– Не сбежали. Господин увидел вас и влюбился. Вот и похитил.
Похитил? Интересные подробности.
Здесь так принято? По любви хоть было? Или Алисия ненавидела своего мужа, поэтому изменила?
Столько вопросов и ни одного ответа. И паренька расспрашивать неудобно.
– Не могу вспомнить, мы тут с тобой давно?
– Так утром приехали. А потом, – Рикки запинается, – потом я пошел на дело, а вы пропали. Искал вас, искал, а вы… Со скалы прыгнули!
Значит, Алисия посмотрела на чайную и не захотела больше жить? Или тут что-то большее? Над ней издевались? Не приняли соседи? Оскорбляли?
Неужели и тут меня ждут косые взгляды?
Я вижу дверь и открываю ее. Это подсобное помещение с мешками чая. Их тут довольно много.
Изучаю дальше. Нахожу еще одну дверь.
– Там домашняя часть. – Рикки проскальзывает вперед меня. – Я рад, что вы готовы посмотреть и больше не плачете.
Значит, Алисия была в подавленном состоянии. Что ж. Неудивительно. Ее история очень запутанная, но выяснить подробности измены у мальчишки я не могу.
Зато могу спросить другое:
– Рикки, а почему тебя отправили со мной?
На что он тут же сникает, опускает взгляд и говорит:
– Так я сирота. Кому я нужен, кроме вас?
А вот это хороший знак. Не то, что Рикки без родителей, а то, что Алисия к нему относилась по-доброму. Значит, она неплохой человек.
– Значит, ты со мной добровольно?
– Я как услышал, что служанки готовы на каменоломню отправляться, лишь бы с вами не ехать сюда, так сам и вызвался.
Я протягиваю руку и треплю Рикки по темным волосам:
– Спасибо! Защитник мне очень пригодится.
У меня никогда не было детей. И быть не могло. Так сказал врач.
Рикки будит во мне родительскую нежность, которую мне не на кого было выплеснуть. Одно время я даже хотела усыновить ребенка, но потом поняла, что не смогу уделять ему много времени, даже если не буду перерабатывать. А здесь вот оно как сложилось.
Мы с Рикки заходим в домашнюю часть. Крохотная кухня перетекает в небольшую спальню. Все скромно, но уютно: одноместная постель накрыта лоскутным пледом, на прикроватном столике стоит лампа с пыльным абажуром. На стене висит плетеная поделка в технике макраме. Комод чуть покосился, и вместо одной ножки у него камень.
Все под толстым слоем пыли. Хочется побыстрее открыть окно, впустить свежий воздух и взять мокрую тряпку.
На кухне стоит маленький квадратный стол и две табуретки. Вдоль стены расположен скромный кухонный гарнитур, состоящий из раковины и разделочного стола. Стоп. А где плита?
Только не говорите, что вот это глиняное нечто с дырой для розжига. Я же не умею с такой древностью обращаться.
Ладно, где наша не пропадала! Справлюсь.
А это что за высокие вазы с крышками? Очень похоже на те, в которых в азиатских странах маринуют овощи. Я поднимаю одну крышку, и в нос ударяет ядреный запах уксуса.
Бе-е-е!
– Протухло! – зажимает нос Рикки.
Я поднимаю взгляд в окно над кухонным гарнитуром. Вид просто захватывающий! За стеклом поляна с травами, которая заканчивается обрывом, а дальше лысоватые горы, самые высокие из которых покрыты снежной шапкой.
И тут на поляну садится дракон.
– Боже! – вырывается у меня.
Я отступаю на шаг, во все глаза пялясь на красную чешую. Нащупываю рукой плечо Рикки, и в этот момент ящер поворачивает голову и смотрит ровно на нас.
Я тут же хватаю паренька и тяну его вниз, чтобы спрятаться за кухонным гарнитуром. Сама закрываю его собой.
Сердце стучит так, что я дышать не могу. В воображении все еще вижу, как дракон садится на поляну, а потом устремляет взгляд в нашу сторону.
– Госпожа, вы чего?
– Там… там… дракон. Тихо.
– И что? – тоном, словно я говорила о воробье, спрашивает Рикки.
Я замираю. Вспоминаю слова паренька о генерале драконов, который меня спас. Его прозвище – Зверь.
Это что, выходит, драконы тут – абсолютно нормальное явление?
Куда же я попала?
– Хозяйка! – раздается мужской голос из зала.
Мне надо встать, ответить, но мне страшно. Там дракон за окном.
– Госпожа. – Рикки пыхтит, выбирается из моих объятий и смотрит с недоумением. – У нас гости.
И дракон за окном, ага.
Я медленно встаю. Смотрю за окно. Там уже нет никакого дракона.
Может, показалось?
Хотя Рикки же тоже говорил о ящерах. Ничего не понимаю.
На мне все еще мокрое платье. Я так и не успела переодеться.
– Рикки, можешь встретить гостя? Может, это сосед знакомиться пришел. И не спугни. Я сейчас переоденусь и подойду.
Паренек кивает и тут же уходит в торговую часть. Я же иду к комоду.
Если здесь жила прежняя хозяйка тела, то и вещи должны остаться.
Я дергаю за ручку верхнего ящика и выдыхаю с облегчением.
Мне есть в чем ходить!
Первое же платье вполне подходит. Бежевое, скромное, с вшитым кожаным корсетом. Оно удобное и довольное стильное одновременно. Если бы я одевалась на костюмированный бал, надела бы его с превеликим удовольствием. Оно не выглядит дорогим, но зато удобное.
Белье тут в виде сорочек и белых свободных шортиков. Хорошо, хоть не кружевные панталоны. И на том спасибо.
Под кроватью я нахожу коробки с обувью. Надеваю тканевые туфли и смотрюсь в грязное зеркало на стене.
Это я? Правда я?
Милая светловолосая девушка в отражении наклоняет голову влево и вниз, чтобы волосы накрывали сторону лица, где у прошлой меня был ожог. Это получается на уровне приобретенных рефлексов.
Но у меня больше нет ожога.
Я трясущимися пальцами заправляю прядь за ухо, смотрю на идеальную кожу, недеформированный разрез глаз и бровей и выпрямляюсь.
Я должна избавиться от этой привычки скрывать левую половину лица. Я могу это сделать.
В зеркале отражаются счастливая улыбка и слезы в глазах. В носу начинает щипать, и я резко втягиваю пыльный воздух.
Что ж, теперь я готова встретить гостя. А потом приняться за уборку.
Не знаю как, но я должна остаться здесь, в этом теле. Я не хочу назад в свою несчастную жизнь.
С мыслями, что я сделаю все, чтобы не профукать шанс на нормальную жизнь, я выхожу в рабочую зону и вижу ослепительного блондина. На нем военный мундир, а через грудь протянуты кожаные ремни, в ножнах два клинка.
Вот только создается ощущение, что он все это надел на себя больше для бутафории, чем для реальной пользы. Например, тот же Зверь, пусть и был в обычной одежде, весь источал силу. А этот… Тут скорее светский денди в военной форме, не больше.
Смотрится он в заброшенной чайной как игристое шампанское на шашлыках.
И он почему-то очень рад меня видеть.
Блондин раскидывает руки в стороны и зовет:
– Лиса, ну что стоишь? Иди ко мне!
Так мы знакомы.
«Лиса»? Ах да. Я же Алисия Госси. Наверное, это сокращенное обращение.
Это кто такой? Давний знакомый? Друг детства?
Я кошусь на Рикки. У мальчишки выезжает вперед острый подбородок, он смотрит на гостя исподлобья. Глядит так, словно готов наброситься и вцепиться зубами.
– Мелкий, брысь! – фыркает на него блондин.
И меня задевает это пренебрежение в голосе и повелительный тон. И не только меня. Вместо послушания Рикки встает передо мной, сжимает кулаки.
Блондин опускает руки и снисходительно смотрит на паренька:
– Чиграш, иди купи себе булочку!
И кидает в Рикки монету. Та ощутимо бьет его в грудь и отскакивает на грязный пол. Мальчишка даже не смотрит в ее сторону, начинает дрожать, то ли от страха, то ли от гнева – мне со спины не видно.
Это друг или враг к нам пришел? Не пойму, как себя вести. Боюсь ошибиться.
– Госпожа, идите в комнату, я справлюсь, – вытесняет меня собой назад Рикки.
Я отступаю, потому что иначе затылок мальчика упирается мне в грудь.
И тут блондину надоедает эта игра. Он серьезно смотрит на меня и говорит:
– Лиса, убери задрипыша и иди сюда. Я потратил редкий артефакт перехода, чтобы провести с тобой пару часов. У нас не так много времени.
Он начинает расстегивать кожаные ремни, что крест-накрест идут по груди, снимает их, хочет кинуть на пыльный стол, но брезгливо морщится:
– Ну что за срань? Надеюсь, хотя бы постель ты в порядок привела? Мы будем видеться не так часто, как в столице. Так что ты уж постарайся к следующему моему приходу отмыть тут все.
Блондин кидает ремни в Рикки со словами:
– Подержи пока. Погуляй с ними. Можешь рассмотреть клинки. И не мешай нам с госпожой веселиться.
Рикки ловит ремни, но вместо того, чтобы уйти, выхватывает один из клинков и дает мне, а второй вытаскивает и зажимает в правой руке.
– Я не позволю ему вас больше трогать, госпожа. Вы не должны. Теперь вы ему ничего не должны, – повторяет Рикки напряженно и нервно, его голос звенит.
Я в шоке замираю. Пытаюсь сообразить, что происходит, но получается лишь собрать картинку с пропусками фрагментов.
Я спала с этим блондином? И это не мой бывший муж, так? Иначе у Рикки была бы совсем другая реакция.
А этот мальчишка не по годам взрослый! Как защищает меня. И точно многое знает про «веселиться».
Значит ли это, что к нам пожаловал тот самый брат генерала драконов, с которым прошлая хозяйка тела изменила мужу?
Это ж как она ему дала, что тот за тридевять земель переместился, чтобы позабавиться? Прямо удивительно!
Вот только он еще не знает, что лавка удовольствия закрыта. Я не собираюсь с ним спать. Собранных невербальных сигналов мне достаточно, чтобы принять решение, как быть.
– Пошел вон! – говорю я незваному посетителю.
И вижу, как блондин замирает в шоке.
– Ты с дуба рухнула, Лиса?
– Со скалы, – поясняю я.
– К лекарю ходила? – Блондин хмурится.
На его лице выражение досады. Он понимает, что сегодня ему вряд ли что-то перепадет, и недовольно кривит губы. Смотрит на меня с упреком. Ему даже в голову не приходит спросить, зачем я прыгнула. Он воспринимает это то ли как блажь, то ли как закидон, а может, ему все равно.
Одним словом – моральный урод. Неужели Алисия была влюблена в такого? Или их связывало что-то другое?
В том, что связь была, я уже не сомневаюсь. Но теперь все по-другому. Я в прошлой жизни натерпелась. В этой хочу жить спокойно и счастливо.
– Убирайся отсюда и больше никогда не возвращайся, – говорю я, беру Рикки за руку и обхожу блондина вокруг стола.
Останавливаюсь, кладу ремни на поверхность стола и вгоняю в кожаную полосу клинок с такой силой, что блондин удивленно дергается.
– Если появишься еще раз, место ремня займут твои причиндалы, – обещаю я, глядя в светлые глаза мужчины. – Мы вернемся через десять минут. Чтобы тебя здесь не было.
Конечно, он может сделать что-нибудь с чайной, но находиться с незнакомцем в одном помещении я считаю еще опасней. Я не знаю, на что он способен. Я и так использовала всю свою смелость, чтобы оборвать все связи и показать зубы.
Рикки так сжимает мою руку, что я ощущаю, как его всего колотит.
Мы выходим во двор, и он показывает второй кинжал:
– А с этим что делать?
– Оставь себе как трофей.
– Я буду им защищать вас, госпожа.
– Договорились. – Я дотрагиваюсь до плеча мальчика и благодарю: – Спасибо, что ты со мной.
Мы проходим вниз по улице.
– Давай пока познакомимся с соседями?
– Хорошо, госпожа.
– Только спрячь кинжал.
Рикки с готовностью вставляет кинжал за пояс штанов, подтягивает завязки и затягивает узел.
А я снова ловлю себя на том, что наклоняю голову влево и занавешиваю волосами часть лица.
Нет-нет. Все. Плохая жизнь кончилась. Началась белая полоса.
Я выравниваю голову, распрямляю плечи и откидываю волосы назад.
Мы как раз идем между отелем «Отдохнули» и таверной «Горный рай», когда слышим громкий спор. Из окон вторых этажей этих двух заведений ругаются мужчины.
– Почему моих посетителей уводишь, Марио? Не видишь – это отель? Здесь спят. Корми себе на здоровье, а сонный бизнес не тронь! – кричит щекастый мужчина из отеля «Отдохнули».
– Кто тебе сказал, что у меня только еда? Весь второй этаж под номера отведен, – орет в ответ очкарик из окна таверны «Горный рай».
Два владельца местных заведений ведут себя как темпераментные итальянцы. Нет чтобы выйти наружу и тихо обсудить все на улице, они делают спор достоянием общественности.
– Тогда я открою свой ресторан, и посмотрим, куда досточтимые господа, едущие по торговому пути, будут заглядывать – в захудалую таверну или в ресторан отеля! – угрожает щекастый владелец отеля.
– Это нарушает наши договоренности, Петро! – возмущается главный в таверне «Горный рай».
– Ты первый начал переманивать моих гостей. Сегодня трое отказались от номеров. И куда они пошли? К тебе!
– Они сами сбежали из твоего клоповника! Ты бы для начала насекомых вывел.
Петро, щекастый владелец отеля «Отдохнули», багровеет и оглядывается, не выглядывает ли еще кто-нибудь из окна его отеля и не слышит ли соседа напротив. К его облегчению, свидетелями становимся только мы с Рикки, но мы удостаиваемся лишь снисходительного взгляда, словно имеем вес не больше клопа в матрасах его номеров.