- -
- 100%
- +
Она приказывала чиновникам, распоряжалась солдатами, требовала себе носильщиков. И всюду на ее пути народ преклонял колени.
Таким образом без дальнейших приключений и чрезвычайно быстро она добралась до Чемульпо, который находился во власти японцев. Она была спасена.
Глава XI
Изумление. – Опять зонтик. – Назначение фетиша. – Перед Порт-Артуром. – Битва. – Новые успехи японцев. – Капитуляция. – Газеты из Франции. – Война на Мадагаскаре. – Телеграмма. – Отъезд.
Прибытие мадемуазель Фрикетты в подобном костюме не прошло незамеченным и обратило на себя внимание некоторых японцев. Сначала ее приняли за настоящего офицера, а присутствие зонтика заставляло предполагать, что она прислана с каким-нибудь поручением от Ли-Хуна. Так как низшие офицеры не знали по-французски, то ее отвели к генералу, отправлявшемуся на военном корабле в Порт-Артур.
Генерал говорил свободно по-французски, так как пробыл два года вольнослушателем в военной Сен-Сирской школе. Здесь недоразумение объяснилось. Узнав, кто была молодая девушка, генерал очень любезно предложил ей свои услуги и спросил, чем может быть ей полезен.
– Мне хотелось бы отправиться в Порт-Артур и снова приняться за свои занятия фельдшерицы и корреспондентки.
– Это нетрудно исполнить. Корабль отходит завтра с войсками; я буду очень рад принять вас пассажиркой.
– Благодарю от души. А пока позвольте мне поискать в городе костюм, более соответствующий моей национальности, моему занятию и полу.
– Это как вам будет угодно, – улыбаясь, отвечал генерал. – Я только напомню вам, что в Чемульпо много всякого сброду; вы – моя гостья, поэтому я отвечаю за вашу безопасность и дам вам конвой из нескольких солдат.
Очень довольная этим приемом, Фрикетта поблагодарила, откланялась и отправилась за покупками все еще с знаменитым зонтом, который уже начал надоедать ей.
А между тем ему суждено было еще раз оказать ей услугу. Видя, что Фрикетту сопровождает конвой из японских солдат, купцы делали кислую мину и не торопились показывать свои товары. Но появление зонта производило магическое действие. В одну минуту магазины открывались, и проворные руки перевертывали вверх дном витрины и полки.
Появились груды белья, полились волны кружев, раскрылись тюки обуви, и перед молодой девушкой образовалась целая выставка китайских платьев с оригинальными грациозными рисунками.
Не имея времени рыться в этом богатстве, Фрикетта велела уложить все самое необходимое в сундучок из пахучего, негниющего камфорного дерева, где никогда не заводится моль.
Затем она хотела расплатиться, но – о удивление! – купцы с бесконечными любезностями и выразительными жестами отказывались от золота, серебра, меди – от всего. Фрикетта поняла: с восточной бесцеремонностью король смотрит на все, что нравится ему, как на свою собственность. Требовать уплаты считается оскорблением его величества, которое влечет за собой смертную казнь.
Между тем молодую девушку все более и более смущала эмблема королевской власти, ставшая теперь бесполезной. Фрикетта подумала было вернуть зонтик королю, но в конце концов решила оставить его у себя.
Она обернула его в шелковую бумагу, тщательно уложила в нарочно выбранный по его величине ящик и отправила на борт корабля вместе со своим сундуком из камфорного дерева.
Генерал очень любезно отдал в ее распоряжение офицерскую каюту, где она могла, наконец, снять свое военное одеяние и одеться в женское платье. Здесь опять зонтик стеснил ее. На военных судах место отводится скупо. Каюта, немногим больше телефонной будочки, была так заставлена, что в ней нельзя было пошевельнуться.
– И куда мне девать этот проклятый зонтик! – воскликнула Фрикетта, потеряв терпение.
Подумав минуту, она весело ударила себя по лбу и начала смеяться:
– Придумала!.. Придумала!.. Богатая мысль!
Она попросила дать ей кисть с тушью и написала большими буквами на крышке ящика:
Господину редактору журнала «Journal des voyages» ПарижПотом, взяв лист белой бумаги, она начертила кистью следующие слова:
«Милостивый государь, господин редактор!
Посылаю вам зонт корейского короля, вещь не совсем обыкновенную, попавшуюся мне в руки во время путешествия. Мне кажется, он будет очень красив, как декорация, в конторе вашего журнала.
Готовая к услугам Фрикетта».Затем она спросила у генерала, возьмет ли на себя японское почтовое ведомство пересылку во Францию письма и посылки[6].
– Конечно, – отвечал генерал. – Каждую неделю от нас почта ходит в Японию, а оттуда пароходы перевозят ее в Европу.
Успокоенная, Фрикетта окончательно устроилась и стала терпеливо ждать отъезда.
На рассвете следующего дня крейсер снялся с якоря и менее чем через восемнадцать часов достиг Порт-Артура.
Сказать, что крейсер достиг Порт-Артура, значит выразиться не совсем точно, так как в то время город был во власти китайцев и к нему не было доступа ни с какой стороны.
Весь он был окружен фортами, редутами, блиндажами, откуда постоянно стреляли из пушек. Облака порохового дыма носились над искусными сооружениями, как и над морем, откуда доносилась громкая канонада.
Было 31 января. Японцы одержали новую победу. Железное кольцо, охватывавшее несчастный город, суживалось все больше и больше.
На следующий день артиллерийская дуэль началась в два часа утра и окончилась в девять разрушением половины китайских батарей и фортов. Флот принял деятельное участие в атаке, и Фрикетта с борта крейсера могла следить за всем.
Пока фельдшерица уступила место репортерше. Во флоте не оказалось ни одного раненого или убитого, и сражение скорее походило на военный маневр.
Было заключено трехдневное перемирие, и затем, 3 февраля, борьба снова возобновилась с неслыханным ожесточением. Японцы бомбардировали город и суда, стоявшие на рейде. Напрасно китайцы затопили в проливе джонки, чтобы преградить доступ японским броненосцам. Флот спустил шлюпки, команда которых устранила все препятствия.
Фрикетте хотелось поехать с этими моряками, так бесстрашно шедшими на приступ, но женщине не место было среди этих отчаянных воинов. Фрикетта поняла и покорилась.
В этот день стоял пятнадцатиградусный мороз, и в душе Фрикетта, пожалуй, была довольна, что ей пришлось остаться в хорошо прогретой паром каюте.
4 февраля японский флот и батареи начали бомбардировать китайский флот и заперли его в гавани. Ночью японцы проникли в этот порт и подложили торпеды под три крейсера, одно транспортное судно и один броненосец.
7 числа последние укрепления были взяты японцами. В тот же день одиннадцать китайских миноносцев сделали отчаянную попытку среди белого дня прорваться через пролив. Только трем удалось спастись, остальные, выброшенные на берег, были взяты пехотой.
Это был конец! 9 – 11 числа остатки китайского флота, по которому была открыта ожесточенная канонада, пошли ко дну. Порт-Артур, лишенный всяких средств к защите с суши и с моря, сдался 12 февраля. Надо сказать, к чести китайцев, что адмирал Тинг и корабельные капитаны предпочли самоубийство позору поражения.
В то время как сухопутные войска продолжали смелое, безостановочное наступление, флот целую неделю простоял перед Порт-Артуром.
21 февраля пришла европейская почта. Можно себе представить, с какой жадностью Фрикетта набросилась на газеты, принесшие ей новости из Франции. Уже три месяца она оттуда ничего не получала. Одна маленькая заметка в «Последних новостях» одного из номеров «Temps» заставила ее вскочить.
ФРАНЦИЯ ОБЪЯВИЛА ВОЙНУ МАДАГАСКАРУ.Фрикетта отыскала следующий номер и в лихорадочном возбуждении прочла подробное объявление войны. Фрикетта читала и останавливалась, вся поглощенная мыслью о скором открытии военных действий.
Оказалось, номер газеты вышел два с половиной месяца тому назад.
«Итак, нашим солдатикам опять предстоит сражаться… Снова будут жертвы… снова польются материнские слезы… снова будут страдать и погибать молодые люди. Зато с другой стороны слава… Мадагаскар! Лишь бы это не был второй Тонкин – могила для наших солдат!»
Фрикетта читала номер за номером.
– Стало быть, война уже началась! – вдруг воскликнула она.
«Ночью 13 декабря войска высадились в Таматаве. Бомбардировка… Высадка. Трехцветное знамя развевается над фортом».
– Что же я-то, Фрикетта, француженка, патриотка, сижу здесь и смотрю, как желтокожие истребляют друг друга!.. Там я могла бы быть очень полезна… Надо ехать и как можно скорее – сейчас же.
Не теряя времени, она попросила узнать, может ли генерал принять ее немедленно по важному делу. Пять минут спустя она была у доблестного офицера, имя которого теперь знаменито во всем мире.
Генерал с двумя секретарями разбирал пачку газет. Серьезный, почти торжественный вид Фрикетты поразил его.
– Генерал, – сказала она без всякого вступления, – можете ли вы ко всем одолжениям, которые вы уже оказали мне, прибавить еще одно?
– Я сделаю все, что в моей власти.
– Позвольте мне поехать с первой оказией в Японию.
– Вы покидаете нас?
– У меня есть на то серьезные мотивы… Вы знаете, я горячая патриотка. Мне надо как можно скорее вернуться во Францию.
– Понимаю… война на Мадагаскаре?.. Я разделяю ваше мнение: ваша родина нуждается теперь в дельных, преданных людях. Отправляйтесь. Как ни грустно нам расставаться с вами, но мы поможем вам.
– Благодарю вас; я всегда буду с признательностью помнить ваше одолжение.
– Мы должны быть благодарны вам за услуги, оказанные нашим раненым… Но время не терпит… я по вашим глазам вижу, как вам хочется уехать. Через два дня транспорт больных и раненых отправляется в Хиросиму… Я сейчас распоряжусь, чтоб вам на борту оставили самое лучшее место.
– Еще раз благодарю… А как вы думаете, можно мне будет без риска сойти на землю?
– Право, не знаю; побежденные еще сильно возбуждены… Можно узнать причину вашего желания?
– Мне хотелось бы дать телеграмму своим. Ведь между Порт-Артуром и Европой есть телеграфное сообщение?
– Да, есть даже несколько линий, но самое надежное и быстрое сообщение идет через Владивосток и Сибирь. Напишите телеграмму здесь, и вам нечего беспокоиться: я сам отправлю ее.
Очарованная такой любезностью, молодая девушка взяла лист бумаги и быстро написала:
«Здорова. Уезжаю из Японии на Мадагаскар. Целую всех.
Фрикетта Роберу. Предместье Сент-Антуан, № X. Париж».Верный своему обещанию, японский генерал отправил Фрикетту 23 февраля в Хиросиму, куда она прибыла 27.
В тот же вечер Фрикетта села на поезд, который и доставил ее в Кобе, а потом в Киото. После двенадцатичасовой остановки она уже летела прямо в Йокогаму, где и была через двадцать часов.
О времени отхода пароходов Фрикетта узнала только в комфортабельной гостинице, где остановилась. Она с радостью узнала, что пароход общества «Messagerie Maritime» «Эрнест Симон» уходит 8 марта, следовательно, ей нужно было подождать всего одну неделю.
Наконец, после лихорадочного ожидания, доходившего почти до отчаяния, настало 8 марта. Легко взбежала Фрикетта по лестнице великолепного корабля, и сильно забилось ее сердце при виде развевающегося французского флага. Да, этот корабль был для нее уголком ее далекой родины. И когда раздался пушечный выстрел, сигнал отхода, молодая француженка зарыдала, чувствуя в себе непреодолимую потребность посвятить всю свою жизнь служению великой родине.
Часть 2
Глава I
Перед высадкой. – Что сулит будущее? – Не всегда легко делать добро. – Странное и грустное зрелище. – Наперекор здравому смыслу. – Мадам Гаскар и мадам Пюблик-Франсез. – Барка.
Пассажирский пароход «Ирравадди», выйдя из Марселя 10 апреля 1894 года, 1 мая находился у Маджунги.
Он ожидал посещения санитарной комиссии, бот с которой под желтым флагом уже отчалил от верфи.
Стоя на корме парохода, три женщины разговаривали, смотря с любопытством и некоторой грустью на бухту, берег, белые домики и кусты, которые заволакивал серый дым.
Две из них, в наряде монахинь, принадлежали к числу тех скромных тружениц, которые покидают родину с горячей верой в сердце и несут страждущим надежду, облегчение, жизнь.
На третьей был удобный, довольно изящный дорожный костюм, а голову защищала каска, какие носят в колониях, из-под нее выглядывало молодое хорошенькое личико.
– Повторяю вам еще раз, – говорила старшая из монахинь мягким голосом, – то, что вы задумали, будет нелегко выполнить; вы встретите массу затруднений.
– Но вспомните, сестра, – возражала весело девушка, – я имела дело и с тигром, и с кайманом, и с китайцами, и с огнем, и с водой, и тогакутосами… Не для того же я примчалась из Порт-Артура в Джибути, где проскучала целых две недели, чтобы позорно вернуться во Францию. Здесь много людей нуждаются в помощи, а ваш пример внушает желание жертвовать собой.
– Я не сомневаюсь в вашем мужестве и искреннем желании, мадемуазель Фрикетта, но здесь вы не в Корее.
– К счастью! Этот трехцветный флаг пробуждает воспоминание о родине и заставляет меня дрожать от радости, что я скоро могу ступить на землю, принадлежащую Франции.
– И вы не спрашиваете, как вас там примут?
– Как того заслуживает самая скромная, но вместе с тем преданная дочь Франции.
– Мне не хотелось бы охлаждать ваш энтузиазм, но я почти вдвое старше вас и обладаю большей опытностью. Вы мне симпатичны… Я скажу вам правду. Никто не имеет права бросаться в самую схватку, работать, не боясь огня и заразы, если это право не будет признано за ним правительственным органом во Франции. Страна в осадном положении, и в ней действуют исключительно военные правила. Дадут ли вам место согласно с вашим желанием?
– Мои притязания невелики.
– Но будут ли и они удовлетворены? Во всяком случае, помните одно: вы всегда встретите у нас радушный прием и поддержку.
Тронутая такой добротой, молодая девушка отвечала:
– Я благодарю вас за сочувствие, за доброе слово, за ваше радушное приглашение. Когда я почувствую, что устала гоняться за нуждающимися в помощи, что силы оставляют меня, я приду к вам просить покровительства. Пока до свидания. Храни вас Господь!
– Благослови вас Боже!
Свидетельство о том, что на борте нет заразных болезней, было выдано, и «Ирравадди» мог высадить своих пассажиров. В числе прочих и мадемуазель Фрикетта готовилась покинуть пароход.
Она спустилась к себе в каюту и взяла ручной багаж. Затем, простившись с капитаном, который дал ей письмо к одному из местных негоциантов, она храбро сошла с лестницы, думая про себя: «Кажется, не так-то легко попасть на землю. Ничего, авось проберусь!»
И она действительно пробралась и успела попасть в одну из, лодок, наполненных военными. Фрикетту приняли за жену одного из офицеров или чиновников и отвели ей лучшее место.
Сидя среди наваленных тюков, ящиков, свертков, она подъехала к берегу, где не знала как ступить в сутолоке негров, белых, погонщиков мулов, носильщиков и солдат, кричавших, бегавших, суетившихся, толкавшихся направо и налево…
На земле в невообразимом беспорядке были свалены самые разные предметы: ящики с сухарями рядом с кулями овса, куски сала возле одеял, соль, консервы, мука рядом со сбруей, рис, сахар, кофе под подковами и лопатами и так далее.
Все это образовало целые горы, которые обваливались, попадали под ноги людям, мулам, под колеса транспортных повозок, которые Фрикетта видела в первый раз.
Сухари высыпались из ящиков, овес – из кулей.
Сахар смешался с салом, соль – с кофе…
Фрикетта, видевшая образцовый порядок снабжения провиантом японской армии, не могла прийти в себя от удивления, делая сопоставление, вовсе не лестное для ее национального самолюбия.
Наконец она выбралась из этого лабиринта, переступив через гору овса, в который ее нога ушла по щиколотки, и отправилась в город.
Первая неудача: негоцианта, которому ее рекомендовал капитан «Ирравадди», не было в городе: он уехал на целый месяц!
Его конторщик тем не менее предложил Фрикетте помещение и стол: в колониях гостеприимство одинаково обязательно и для богатых, и для бедных.
Отсутствие хозяина было неприятно для Фрикетты, так как своим кредитом и положением он мог бы быть ей очень полезен.
Она поблагодарила конторщика и устроилась в отведенном ей помещении, а потом, взяв зонтик, отправилась побродить по городу и оглядеться.
Она пошла по так называемой «дороге» к знаменитому лагерю «манговых деревьев», находившемуся в шестистах метров от Маджунги. Дорога была загромождена знаменитыми транспортными повозками Лефебра, уходившими по ступицу в песок и завязавшими в нем.
Она с грустью и иронией смотрела на эти повозки, при сооружении которых руководствовались исключительно добрыми намерениями.
Что это собственно – лодки или повозки? И то, и другое – уверял строитель. Ни то, ни другое – утверждал опыт и здравый рассудок. Да эти повозки не прокатятся без остановки и пятидесяти сантиметров. Следовательно, сначала надо проложить дороги…
Но, увы! – ее удивление и негодование продолжались.
Не прошло и трех недель со времени прибытия экспедиционного корпуса, а уже была масса больных.
Она видела несчастных, бледных, согнувшихся, вяло бродивших солдат, которые уже сделались жертвами лихорадки. Усталость, солнце, вредные туманы – все это делало свое дело.
Госпитали наполнялись молодыми, едва сформировавшимися людьми, неспособными противостоять климату, и которых к тому же заставляли выполнять непосильные работы.
«Кто станет копать землю, откопает лихорадку», – говорит пословица, которая может быть применена ко всем тропическим странам. А землю все копали, вопреки всякому благоразумию. Да и как быть, ведь надо же было проложить дорогу для карет Лефебра. Ведь администрация запаслась ими в количестве пяти тысяч.
Но ходить было почти невозможно по этой проложенной дороге, песчаной и изрытой. Фрикетта взяла немного вправо и двигалась среди жидкого кустарника.
Жара была страшная, и молодая девушка, несмотря на всю свою привычку, обливалась потом. Солдаты, согнувшись под тяжелыми мешками, с трудом вытаскивали ноги из песка. Лица у всех были мокрые от пота.
«Но зачем же, – негодовала Фрикетта, – заставляют их работать днем, в самую жару. Да это сумасшествие!»
Время от времени кто-нибудь из них тяжело падал на песок. Двое товарищей убирали его с дороги, клали в кустарник и оставляли там, пока его не взваливали на носилки.
Тогда Фрикетта приближалась к солдату, которого поразил солнечный удар, расстегивала его куртку, растирала его, давала ему нюхать соль и защищала его своим зонтиком от солнечных лучей. Слезы выступали у нее от жалости и гнева, и, возмущенная, она шептала:
– О бедные французские матери! Вы до двадцати лет берегли ваших сыновей как зеницу ока, если б вы их видели теперь!
Солдат благодарно улыбался при виде девушки, которая с такой любовью исполняла долг милосердия.
Наконец Фрикетта достигла лагеря «манговых деревьев». Там находилось около трех тысяч человек, и только некоторые из них могли устроиться под навесами, большинство же оставались под палящими лучами солнца.
В это время Фрикетта заметила лошадей, подбиравших с аппетитом овес под соломенным навесом. Она посмотрела на людей, задыхавшихся на песке, и на лошадей, блаженствовавших в тени, и воскликнула:
– Как жаль, что на людей не распространяются правила общества покровительства животным!
Она обогнула лагерь, не желая туда проникать, но через десять минут остановилась, услыхав за деревьями звук голосов. Она подошла поближе, послушала и не могла не расхохотаться.
Кто-то объяснял гортанным, хриплым голосом с неподражаемым арабским акцентом:
– Хочешь я тебе объясню, что такое война. Две женщины, мадам Гаскар[7] и мадам Пюблик-Франсез[8], повздорили между собой, и вот мадам Пюблик сказала своим солдатам: «Дайте-ка пинка мадам Гаскар!» Вот вам и война. И эта война погубит меня, Барку!
При последних словах Фрикетта перестала смеяться. Она приблизилась к группе, состоявшей из двух кули[9] и одного конвойного. Первые два сидели на корточках, третий лежал, куря папиросу.
При виде молодой девушки он отдал честь и бросил папиросу.
– Тебя зовут Барка? – спросила она.
– Да.
– Ты болен?
– Да, рана на ноге… лошак вырвал кусок мяса… не могу пошевелиться… я скоро умру…
– Почему ты не пошел к доктору?
– Я ходил, но он хотел отрезать ногу.
– Покажи-ка.
Он поднял свои широкие полотняные штаны до половины бедра и показал ужасную гангренозную рану темно-фиолетового цвета, кишащую червями. От нее шел отвратительный запах.
– Хочешь, я попробую тебя вылечить?
– А ты не будешь резать?
– Нет.
– Барка очень благодарит тебя.
Развернув свой сверток, Фрикетта вынула оттуда щипцы и твердой рукой, с замечательной ловкостью и бесконечной осторожностью, вытащила всю массу червей. Увидев кружку с водой, Фрикетта прибавила туда несколько капель карболовой кислоты и вымыла рану; потом сделала простую перевязку, крепко закрепив ее несколько раз бинтом.
– Если хочешь, Барка, то завтра я приду опять тебя перевязать.
– Благодарю, сестра.
– Я не сестра.
– Так ты значит тебиа (женщина-врач)?
– Да.
– Хорошо, хорошо.
– Значит, до завтра.
Вернувшись домой, Фрикетта с аппетитом поужинала, выспалась и поднялась с зарей.
Отодвинув циновку, которая служила ей занавесью и защитой от москитов, она увидела чье-то длинное, тощее тело, вытянувшееся под навесом.
Это был Барка, который, добравшись до жилища Фрикетты при помощи двух самодельных костылей, теперь в ожидании спал крепким сном.
Глава II
Хороший солдат всегда найдет, чем прокормиться. – Затруднения в главном штабе. – Еще пациент. – Фрикетта обзаводится хозяйством. – Окончательный отказ. – Отъезд.
Барки сон был чуткий, как у настоящего дикаря. Раскрыв глаза и узнав молодую девушку, он сел и отдал честь по-военному.
– Здравствуй, сида.
– Здравствуй, Барка. Что ты тут делаешь?
– Не хотел, чтобы ты шла туда, и пришел сам.
Фрикетта спустилась с крыльца, завязался разговор. Барка рассказал, кто он.
– Служил я в стрелках… был хороший солдат. Ординарцем у полковника был… меня отпустили; хороший аттестат дали и мундир оставили.
– А теперь что ты делаешь?
– Служил при обозе… отказали, потому что ранен; калека на службу не годен.
Это был высокий мужчина лет сорока, с орлиными чертами лица, блестящими глазами и острыми зубами, худой и смуглый, но сильный, энергичный и решительный.
Фрикетта сказала ему, какое впечатление он на нее произвел, и спросила:
– Чем ты станешь жить?
Он засмеялся и отвечал просто:
– Хороший солдат не пропадет… Барка найдет кофе, сухарей и глоток водки.
– Глоток водки? А закон пророка?
– Пророк остался в Алжире со своим законом.
– А, вот что… Ну, не теряй мужества, Барка.
Раненый поклонился и снова растянулся под верандой.
Фрикетта вернулась к себе, переоделась и ровно в девять часов отправилась в штаб.
Она передала дежурному свою карточку:
Мадемуазель ФРИКЕТТА.
Уполномоченная комитета французских дам.
Корреспондентка газеты «Globe».
После долгого утомительного ожидания ее принял простой писарь, маленький, сухенький, суетливый человечек, спросивший у Фрикетты, что ей надо.
– Я прошу позволить мне следовать за действующей армией в качестве добровольной фельдшерицы и корреспондентки различных газет и журналов.
Маленький человечек поправил пенсне, сделал вид, что на минуту задумался, и отвечал с важным видом:
– У вас есть разрешение?
– Да ведь именно за ним я и пришла сюда.
– Я спрашиваю о разрешении от министра.
– Я приехала из Японии или, вернее, из Кореи, где присутствовала при нескольких стычках и имела случай применить свои медицинские познания.
– Вы женщина-врач?
– Нет, просто фельдшерица, – отвечала Фрикетта, которой начинал надоедать этот сухой, подробный, почти дерзкий допрос.
– Вы могли бы повидаться с заведующим санитарным отрядом и справиться у него, не нуждается ли он в помощниках.
«Это очень мило», – подумала молодая девушка, видевшая накануне, до чего госпитали уже переполнены больными и сколько страдающих не находит в них места.
Она отвечала храбро:
– Хорошо, справлюсь. А в качестве корреспондентки могу я следовать за армией?
– Невозможно!
– Но ведь дозволено же это корреспондентам разных газет. Есть даже один художник.
– Эти господа получили специальное разрешение от министра. Это дает им официальное положение среди нас и право на паек для них лично, для их прислуги и их лошадей.