Алекситимия

Глава 1

Люди постоянно испытывают эмоции. Юные влюбленные – восторг и радость от долгожданного свидания, молодые родители – безмятежность у кроватки со спящим младенцем, сын – восхищение от ума и силы отца, двое старых знакомых – удивление от неожиданной встречи, студент – скуку на лекции занудного профессора, уволенный работник – гнев на несправедливость руководства.

Эмоции сменяют друг друга и для большинства являются чем-то обыденным, неотделимым от самого существования, тем, о чём даже нет смысла задумываться. Подчас они выступают как помощники, иногда сильно мешают, но в любом случае позволяют чувствовать себя живым в настоящем и способствуют тому, чтобы память надолго сохранила образы прошедшего.

Алекситимия – сложное для произношения слово, ещё более непростое для понимания. Но именно с этим диагнозом я вынуждена жить. О, нет! Не торопитесь меня жалеть, это не больно и не смертельно. Просто я, как правило, пассивна, не проявляю чувств, стараюсь избегать конфликтов и рискованных ситуаций, ну или просто самостоятельных решений и про меня уж точно ни кто не скажет: «Да у тебя всё на лице написано». В остальном я ни чем не выделяюсь из тысячи других, таких же девятнадцатилетних девушек. Изучаю историю, живу в одной квартире с родителями и старшей на два года сестрой.

Моя мама, Елизавета Андреевна, преподаёт в том же учебном заведении, где учусь я, но, к счастью, совсем на другой кафедре. Она высокая, стройная, с неторопливыми размеренными движениями. Несмотря на возраст, кожа её сияет здоровьем, правильно нанесённый макияж подчёркивает достоинства и надёжно скрывает от чужих глаз все изъяны; волосы платинового цвета тщательно прокрашены и аккуратно уложены «голливудской волной». Этот эталон женственности и сексапильности строго следит за тем, чтобы её дочери всегда смотрелись пристойно. Не знаю, как, но сестре Ольге с лёгкостью удаётся соответствовать ожиданиям матери и во внешности, и в поступках, тогда как во мне неизменно обнаруживаются недостатки, которые ни при каких обстоятельствах не остаются незамеченными: «Дорогая, это просто недопустимо: показываться на люди с такой встрепанной шевелюрой! Алиса, девочка моя! Вовсе не обязательно напоминать собой тень "бледной поганки". Жидкая подводка, тушь и толика терпения вот – всё, что тебе нужно» – так напутствует мама каждый раз, когда я собираюсь покинуть дом.

Не желая объяснять, что внешний вид и сторонние замечания относительно него меня мало заботят, я обыкновенно бурчу себе под нос что-то вроде: «Мамочка, прости. Сегодня я проспала. Времени не хватило, чтобы привести себя в порядок, но в следующий раз я непременно последую твоему совету».

После порции наставлений и ответных клятвенных обещаний исправиться выскакиваю за дверь, а на завтра всё повторяется вновь.

Конечно, все заверения – наглая ложь, это известно всем участникам интерлюдии. Думаю, мама давно смирилась с тем, что младшую дочь не переделать, но то ли по привычке, то ли из чистого упрямства всё же продолжает придерживаться этого странного каждодневного ритуала.

Нынешний понедельник ничем не отличался от любого другого: завтрак, перепалка с мамой, поездка на автобусе до университета и дальше – обычные будни среднестатистического студента: полудрема на лекциях и бодрые, или не очень, в зависимости от изучаемого предмета, ответы на семинарах.

На выходе из здания alma mater нас с моей лучшей подругой Катькой встретил хмурый апрельский день. Серые тучи, нависшие над городом, заслонили небо плотной пеленой, не давая пробиться ни одному солнечному лучику.

Занятий было немного, время обеденное, и мы голодные как волки.

– Забежим в кафешку и перехватим по бутеру? – приподняв бровь, Катька смотрела на меня вопросительно. – Ну, или ко мне, и поедим по-человечески. Вчера в гости приезжала бабушка с внушительным запасом еды. – Катька остановилась, поправила на носу не существующие очки, подняла указательный палец вверх и удивительно изменившимся голосом произнесла:

– Ты только посмотри на себя! Одна кожа да кости. Если я помру и не приеду, так и будешь сидеть на одном фаст-фуде. И куда только твои родители смотрят? – глубокий вздох, и подруга подытожила уже обычным тоном:

– В общем, у меня в холодильнике огромная кастрюля картошки в виде пюре и целая сковорода фирменных котлеток "по-домашнему" от бабушки Зины.

– И ты ещё спрашиваешь? – я подхватила подругу под локоть и потащила её в сторону остановки.

– Разве кто-то в здравом уме откажется от котлет твоей бабули?

Автобуса долго ждать не пришлось, и спустя полчаса мы уже сидели за столом в малюсенькой кухне Катькиной квартиры и уплетали за обе щёки свой обед.

– Ты сегодня встречаешься со своим новым доктором? – с набитым ртом слова, произносимые Катькой, звучали невнятно.

– Угу, – мне не хотелось особо отрываться от поглощения своей порции "фирменных котлет".

– Вечером обязательно позвони и поделись впечатлениями, – подружка доела и теперь поднялась из-за стола, чтобы подогреть воду для чая.

– Знаешь же, я жуть какая любопытная.

Подтверждением того, что всем известно о Катькиной непомерной любви совать нос в чужие дела, стал мой сдержанный кивок головой.

– Так вот, – вполне удовлетворённая моим молчаливым согласием, Катерина продолжила, – я смотрела отзывы на сайтах в интернете, на одном нашла фотку твоего психолога, а он ничего себе такой, в моём вкусе. Если изображение совпадёт с реальностью, Лис, дай ему мой номер телефончика.

– Ага, и как, по твоему, это должно выглядеть? – я откинулась на спинку стула, уложив руки на сытый живот.

– А вот так! – Катя, с трудом умещаясь в свободном пространстве плотно заставленной шестиметровой кухни, начала представление в лицах.

– Здравствуйте, приятно познакомиться, – лёгкий поклон головой. – О! – глаза широко распахнуты, округлившийся рот прикрывается ладошками, – вы выглядите точно как на фото, держите же скорее номер телефона расчудесной Екатерины. – Подруга развела в стороны руки с поднятыми ладонями вверх. – И всё, дело сделано! Дальше уже совсем просто: с реверансом подаёшь ему мою визитку на серебряном подносе. Я знаю, у вас такой есть. – Катька, довольная своей выдумкой, прыснула со смеха.

– Если сумеешь это провернуть, – отсмеявшись, вновь заговорила подружка, – то не забудь снять на видео, чтобы я тоже могла полюбоваться, как у него вытянется лицо.

– Уверяю, лицо вытянется не только у психолога, но и у моих родителей, когда новоявленный специалист сбежит от нас, так и не испробовав на мне свою сверх новую методику.

– Лис, ты только не обижайся, – Катя закусила губу, явно собираясь задать неудобный вопрос, – ты действительно ничего не чувствуешь? К примеру, пару часов назад на занятии ты отвечала, неужели ни чуточку не волновалась?

– Встречный вопрос: а почему я должна была волноваться? Вчера весь вечер читала литературу к семинару и была полностью готова, даже по дополнительному материалу.

– Ой, всё, хватит, – подруга махнула в мою сторону рукой, – сейчас опять занудствовать начнешь, и интонации главное такие противные появляются, как будто специально выбесить хочешь!

– Катя, ты чего? – я смотрела на подругу и не могла понять, что сделала не так. Она задала дурацкий вопрос, а теперь, получив честный ответ, машет на меня рукой и хмурит брови.

– Екатерина, а может, тебе сегодня со мной на сеанс психоанализа сходить? А то ты себя ведешь как-то странно.

– Знаешь, Лиска, ты действительно какая-то непрошибаемая: сама не психуешь и других до ручки своим спокойствием доводишь. А после взираешь на бедолаг как святоша с искренним недоумением, что произошло.

– Но я и вправду не понимаю… – пустилась было я в объяснения, когда мельком брошенный в сторону взгляд упал на настенные часы на кухне. – Мне пора домой собираться. Не хочу давать матери лишний повод для нотаций. Встреча с восходящей звездой психологии – Даниловским Кириллом Александровичем назначена на семь часов вечера, а времени почти шесть.

– Ты сама, как считаешь, сможет он тебя вылечить? – поинтересовалась Катька, пока я натягивала на ноги кеды.

– Родители возлагают на него большие надежды, но лично мне кажется, вряд ли. По крайней мере, все "светила", которые были до него, утверждали, что такое состояние не поддаётся полному излечению, и тут только можно помочь социализироваться, – пояснила я и, пожав плечами, покинула уютную квартиру подруги.

Глава 2

Путь домой занял больше времени, чем ожидалось. Дождь, который горожане ждали, с тревогой поглядывая в свинцовое небо, разразился к концу рабочего дня. Сплошной водяной потоп моментально поглотил пешеходные тротуары и проезжую часть.

Зонты не спасали спешащих с работы людей от разгулявшейся стихии. Каждый, кто рискнул выйти из укрытия на улицу, тут же утопал по щиколотку. Дождевая вода, вступив в сговор с пронизывающим весенним ветром, ничуть не смущаясь наличием хлипкой преграды из металлических спиц и полиэстера, без труда попадала под непромокаемый купол и оставляла свою жертву мокрой и дрожащей.

Я успела заскочить в автобус в тот момент, когда на землю начали падать первые крупные тяжелые капли, и наблюдала в окно за теми, кому повезло меньше.

Как это часто случается, природный катаклизм мгновенно парализовал движение транспорта. Щётки усердно сгоняли воду с лобовых стёкол, клаксоны прилежно гудели, водители привычно нервничали и ругались, но продвижению вперед это никак не способствовало.

Мне оставалось только надеяться, что новый психотерапевт застрял где-нибудь в бесконечной пробке так же, как и я.

Автобусная остановка была недалеко от дома, но и этой небольшой прогулки хватило для того, чтобы основательно вымокнуть.

Когда я наконец зашла в помещение, с волос капала вода. По позвоночнику, прямо под одеждой, стекали холодные струйки, заставляя вздрагивать от неприятных ощущений.

Квартира встретила обволакивающим теплом, звяканьем посуды и отзвуком разговора.

Освободившись от противно чавкающей обуви, я, в прямом смысле слова, пошлёпала по длинному коридору в сторону гостиной, откуда доносились звуки неспешной беседы.

В комнате, отведённой в нашем доме для просмотра телевизора и приёма гостей, мне открылась идеалистическая картина английского чаепития в усадьбе какого-нибудь пэра старой Англии.

Мама по обыкновению выглядела с иголочки и просто лучилась гостеприимством. Мой отец – высокий и стройный, с благородной сединой в густых волосах и невозмутимым выражением лица, восседал за столом не в привычных для дома спортивного кроя удобных брюках и футболке, а в рубашке и джинсах. То ли он не успел переодеться, придя с работы, то ли под напором супруги специально принарядился, но в любом случае сейчас он смотрелся истинным главой аристократического семейства.

Тут же была и Ольга. У нас с сестрой небольшая разница в возрасте, всего два года. Она натуральная блондинка с очень светлой кожей, но при этом с тёмными глазами, ресницами и бровями. Всё это в сочетании придаёт её облику экзотичность и будоражит интерес противоположного пола. У неё удивительный талант быстро находить общий язык даже с вовсе незнакомыми людьми. Она, в отличие от меня, всегда полна бодрости, свежести и жизни. Вот и теперь весь её вид выражает живейшее участие к собеседнику.

Несомненным гвоздём программы выступает молодой мужчина, который пьёт чай из лучшего маминого сервиза, закусывая его итальянским шоколадом.

Бегло осмотрев всю компанию, я задержала взгляд на госте. Про себя отметила, что психолог обладает гибким и поджарым телосложением. Линия скул чётко очерчена, чуть приподнятые домиком брови, голубые близко посаженные глаза, светлые волосы, падающие на высокий лоб, и лёгкий золотистый загар. Подумала, что такая внешность, вероятно, делает его объектом пристального внимания женщин от шестнадцати лет и до бесконечности. По привычке прислушалась к себе, но ничего необычного не почувствовала. Никакого трепета или замирания сердца в груди, никаких покрасневших от смущения щёк, никаких чувств, о которых я читала в подростковом возрасте в романах.

Я смотрела на него как студент-медик при сдаче экзамена по анатомии, отмечая особенности его наружности, но не испытывая при этом никаких эмоций.

– О, детка! – мама картинно всплеснула руками. – Да с тебя же вода просто бежит! Я всегда тебе говорила, что нужно учиться рассчитывать время и не тратить его попусту. Если бы ты сегодня пришла домой сразу после окончания занятий, то не попала бы в такую неловкую ситуацию. Кирилл Александрович, да будет тебе известно, ждёт тебя вот уже целый час. – Она сделала паузу, набрала в лёгкие воздух, очевидно, собираясь продолжить свою тираду о моём недопустимом поведении.

Я потупилась, ссутулившись, втянула голову в плечи.

– Ну что с тобой поделаешь? – произнесла мама, с шумом выдыхая остатки воздуха, запас которого, несомненно, был рассчитан на более длинную речь. Вопрос был, безусловно, риторическим и не требовал ответа с моей стороны. Поэтому я благоразумно промолчала, всё также глядя на свои ноги в мокрых носках.

– И хватит стоять столбом, – мама чуть повысила голос, подбавляя ему нотки строгости, – ступай, смени одежду и не заставляй, пожалуйста, ожидать Кирилла Александровича более, чем это необходимо. – Делая нажим на последней фразе, она изящно махнула рукой в мою сторону, словно отпуская незадачливого слугу. Этот жест как нельзя лучше вписывался в картину чаепития в поместье английского пэра.

Я не заставила себя уговаривать и, повинуясь королевскому взмаху, безропотно удалилась выполнять приказания «госпожи».

С тем чтобы привести себя в порядок, я управилась быстро. Рассудив, что горячий душ – непозволительная роскошь, которая относится к разряду «более чем необходимо», я просушила волосы феном, мокрые насквозь белую футболку и джинсы заменила на такие же, только сухие, и показавшиеся от этого невообразимо уютными. Ноги побаловала теплыми махровыми носками. Прежде чем выйти, оглядела себя в зеркало и сочла, что теперь вполне достойна предстать перед благородным семейством и их званым гостем.

Чашка чёрного чая с лимоном рисовалась перед внутренним взором как лучшее, что может скрасить вечер. Но как только я заглянула в гостиную, Кирилл Александрович поднялся со своего места. Вопросительно взглянув на маму, безошибочно признавая за ней роль лидера в нашем семейном клане, спросил:

– Елизавета Андреевна, пожалуй, чтобы не терять времени, мы начнём наш сеанс?

– О, конечно, конечно! Вы можете расположиться в кабинете Степана Викторовича, там вам точно ни кто не помешает, – поспешно отозвалась та.

Я поняла, что мечтам о скором чаепитии не суждено сбыться. И ошиблась. Молодой человек переведя своё внимание на меня, заговорил:

– Алиса Степановна…

– Можно просто Алиса, не вижу смысла в этих формальностях, если сейчас всё равно начнёте выведывать подробности моей жизни, – буркнула я, и, честности ради, даже на мой взгляд, это прозвучало не вежливо.

– Алиса! – приступила было к отповеди мама. Но психолог, подняв открытую ладонь вверх, заставил её замолчать на полуслове.

– Без отчества действительно будет проще общаться. Но, возможно, до того как я начну, цитирую: «выведывать тайны», – психолог поставил в воздухе воображаемые кавычки, – может быть, нальёте себе чего-нибудь согревающего.

Уверяю, меня это ни капли не смутит, – эта реплика была обращена в сторону моей беспокойной родительницы и сопровождалась обезоруживающей улыбкой, от которой, как я успела заметить, на правой щеке мужчины появилась небольшая ямочка.

Я оценила жест и благодарно посмотрела на него. Не дожидаясь возражений, которые, как показывает богатый опыт, должны были вот-вот последовать, я со всех ног кинулась на кухню и, схватив самую большую кружку, наполнила её ароматным напитком. После чего скорым шагом направилась в кабинет отца. Как ни крути, а времени у психолога я отняла наверняка больше, чем он рассчитывал.

Глава 3

Так называемый кабинет Степана Викторовича сочетал в себе стандартное рабочее место: письменный стол и крутящийся стул на колесах, которыми, к слову, мог воспользоваться любой из обитателей нашей квартиры, и домашнюю библиотеку. Последняя насчитывала сотни книг, хранившихся на деревянных стеллажах, занимающих значительную часть пространства от пола до самого потолка.

Отцу отдельный кабинет, в сущности, никогда не требовался; я могла бы по пальцам пересчитать, когда эта комната использовалась по своему прямому назначению. Но мама, для поддержания солидности, то ли самого папы, то ли всей нашей семьи в целом, при посторонних людях именовала это помещение никак иначе, чем кабинет Степана Викторовича. Видимость таинственности и значимости поддерживалась ещё и за счёт всегда плотно задвинутых раздвижных дверей.

Помимо вышеупомянутых книжных стеллажей, к зоне библиотеки принадлежали удобное глубокое кресло и маленький диванчик.

Кирилл, в своих мыслях, я уже избавилась от его отчества, устроился в кресле и, по всей видимости, чувствовал себя абсолютно свободно.

– Сегодня я провёл на редкость приятный вечер в кругу ваших близких, – завёл разговор психолог, как только я вошла и прикрыла за собой дверь. – Ваши родные прекрасные собеседники, и сразу обращает на себя внимание, с какой заботой и любовью все относятся друг к другу. Знаете, Алиса, я вам даже немного завидую. Ведь так замечательно иметь дом, в который хочется возвращаться и знать, что здесь тебя всегда ждут.

– Угу, – произнесла я невразумительно, шумно прихлёбывая чай и ощущая, как его тепло согревает меня изнутри.

Вообще-то я не считала свою семью такой уж идеальной, какой пытался её представить психолог. Мы были как все: если без лишних подробностей, то среднестатистические. Не хуже, но и не лучше остальных. Как там у классика: «Все счастливые семьи…».

Я со своей огромной кружкой заняла диван, на спинку которого, согласно последним модным тенденциям оформления интерьеров, был небрежно наброшен плед. Мне, продрогшей до костей, вдруг ужасно захотелось почувствовать на своих плечах уют и мягкость, которую сулил этот шерстяной кусок ткани в черно-синюю клетку.

Потянув плед на себя, я вопросительно взглянула на Кирилла:

– Не будете возражать, если …

Не дожидаясь, когда я закончу фразу, он кивнул и задал свой следующий вопрос:

– Алиса, а вам никогда не хотелось пожить отдельно от родителей?

Мне начинало казаться, что он никак не может переключиться со светской беседы с моей родней в гостиной и по инерции вместо сеанса продолжает вести ни к чему не обязывающие разговоры.

– Если говорить лично обо мне, то мне живётся комфортно. У меня есть подружка – Катька. Так вот она, ещё в школе, начала мечтать о том, как поселится одна и будет свободной и независимой.

Я, в отличие от неё, никакой самостоятельностью не грежу. Когда ты сам по себе, необходимо думать о куче неинтересных вещей.

Психолог усмехнулся и спросил:

– Например, каких?

– Ну, – я собралась с мыслями, – вот вам навскидку: что приготовить на ужин, когда передать показания измерительных приборов по всем инстанциям, оплатить счета, купить продукты…

Кирилл засмеялся и поднял руки вверх, демонстрируя тем самым капитуляцию перед моими неоспоримыми доводами. Но в моём арсенале был припасён ещё один аргумент:

– И если хотите знать, – продолжила я, не обращая внимания на его смех и жесты, – показательный пример того, что нет смысла что-то менять, – это моя сестра.

Когда я поступила в институт, родители купили две квартиры и предложили нам с сестрой переехать. Оля тут же собрала свои вещички и начала обживать собственные квадратные метры. Я, напротив, наотрез отказалась и была права. Сестра продержалась чуть больше года, а месяц назад вернулась.

Психолог немного помолчал, задумавшись, потом проговорил:

– Необходимость решать хозяйственные вопросы и впрямь не слишком увлекательное занятие, но вы же не станете отрицать, что наличие свободы действий, например, возможность пригласить в гости молодого человека без помех со стороны родителей, в конце концов, с лихвой может перевесить бытовые неудобства.

Мне, признаться, уже начал надоедать этот странный разговор, тем более что я ни как не могла уловить цель нашей беседы. Однако я задумалась над его словами, старательно перебирая в голове известных мне молодых людей и рассматривая их с новой для себя точки зрения на предмет: возможно, их привести в родительскую квартиру или нет. Вывод был однозначный, его-то я и озвучила психологу:

– У меня нет знакомых молодых людей, которых нужно прятать.

Не знаю, может, мне показалось, но когда Кирилл заговорил, тон его изменился:

– Отлично, тогда ваши родители могут быть спокойны, они вырастили достойную дочь.

Алиса, вы меня извините, но мне уже пора идти, сегодня всё получилось как-то скомкано, и полноценного сеанса не вышло. Будем считать это знакомством и началом дальнейшей продуктивной совместной работы. Предлагаю назначить следующую нашу встречу через два дня в то же время.

Я согласно кивнула.

– Вот и замечательно, – проговорил он и одним стремительным движением поднялся из кресла. Я тоже встала, из-за чего плед, в который я всё это время куталась, соскользнул с меня.

Кирилл подобрал его с пола и, положив обратно на диван, легонько подтолкнул меня к выходу из кабинета.

Перед уходом он зашел в гостиную и, не смотря на все протесты, заверил, что сегодняшнее посещение ничего не будет стоить. За это он получил от моей мамы гордое звание благородного молодого человека.

В продолжение вечера я, из вежливости, немного посидела с родными за столом, сжевала бутерброд с ветчиной, послушала восторженные отзывы о восходящей звезде психологии и, предусмотрительно, до того как начались подробные расспросы о ходе сеанса, пролепетав о необходимости ещё позаниматься и накатившей усталости, сбежала в свою комнату. В этот момент для меня не было ничего в мире соблазнительнее, чем горячий душ и тёплая постель.

Кажется, в этот вечер я уснула прежде, чем моя голова коснулась подушки. Сон мой был крепким и без сновидений, впрочем, как и всегда.

Глава 4

На следующий день я погрузилась в удивительный мир истории.

Сказать по правде, моя любовь к этой дисциплине и, как следствие, поступление на исторический факультет престижного ВУЗа нашего города вызвало удивление у моих родителей и учителей.

В силу своих особенностей я не только обделена эмоционально, но и большим воображением похвастаться не могу.

В школе мне прекрасно давались точные науки, а вот там, где нужно было предоставить волю пространственному мышлению, приходилось нелегко.

Изучение истории, как правило, предполагает, что учёный муж что-то исследует, что-то проанализирует, а там, где материала недостаточно, немного додумает, а где-то…. о, ужас! Да, да… и дофантазирует.

Несмотря на все опасения и сомнения, двух первых умений: глубокого исследования и чёткого анализа мне сполна хватило, чтобы оказаться среди лучших студентов своего потока.

Куратор нашей группы, профессор кафедры истории России и директор НИИ археологии при университете, Попов Натан Игнатьевич, был истинным знатоком истории с неистовым блеском лектора-фанатика в глазах, который вспыхивал каждый раз, как только профессор замечал в собеседнике хоть мимолетную искру проявленного любопытства к обожаемому им предмету.

Коротенький, толстенький профессор с кустистыми седыми бровями необычайно походил на филина. Он обладал некой стариковской галантностью. Неизменно носил винтажный костюм-тройку и обращался к своим студенткам не иначе как «милые барышни» или «юные леди».

Однако профессора можно было иногда встретить и в небольшом баре, расположенном по соседству со зданием университета, где он позволял себе выпить бокальчик светлого пива.

Застигнутый студентами за этим занятием, он непременно казался несколько пристыжённым. Но, пригласив учеников разделить свой столик, умел столь искусно повести беседу, что вскоре все чувствовали себя вполне комфортно. Незаметно для себя компания, состоящая из студентов и уважаемого профессора, втягивалась в обсуждение исторических событий, интереснейших обычаев того или иного народа и периода. Итог таких посиделок зачастую был предсказуем: никто с точностью не мог бы сказать, в какой момент заканчивалось свободное времяпрепровождение в баре и начиналась очередная увлекательная лекция профессора.

Сегодня был именно такой вечер. Мы, небольшой группой сокурсников, после занятий заглянули в бар и обнаружили там нашего профессора, попивающего пиво и поедающего вкуснейшие гренки с чесноком и плавленным сыром, которые в этом заведении готовили каким-то особенным, необыкновенно вкусным способом так, что верхний слой хлеба превращался в хрустящую ароматную корочку, а внутри оставался тёплым и мягким.