- -
- 100%
- +

Глава 1. Шумная осень
В коридоре стоял тот самый сентябрьский шум, от которого звенело в ушах: кто-то орал, хлопали шкафчики, где-то вдалеке визжали первоклашки, а из распахнутых окон тянуло мокрыми листьями и холодным асфальтом. Над дверью в спортзал мигал тусклый светильник, как будто тоже не выспался после каникул.
Ромка ввалился в школу, как обычно, чуть опоздав, в новых спортивках цвета мокрого моря. Новых – это по документам, а по виду уже мятых так, будто в них всю ночь кто-то катался по полю. Он дёрнул резинку на поясе, поправил помятую футболку и огляделся, криво ухмыльнувшись.
По коридору сновали одноклассники, обнимаясь, хлопая друг друга по плечу, кто-то жевал чипсы прямо под табличкой “Питание только в столовой”, девчонки устроили показ новых причесок и рюкзаков. Все наперебой орали про море, деревню, лагерь, первые поцелуи “почти-не-считается”, ночные посиделки и какие-то невероятные истории, в половину которых Ромка не верил ни на секунду.
Он уже хотел протиснуться к своему классу, когда его почти снес Серёга, рыжий как кирпич и такой же прямолинейный.
– О, Ромыч, живой! – заорал Серёга, вцепляясь ему в плечо. – Ну чё, ты где пропадал? Я тебе писал, а ты как в берлоге.
– Телефон утопил, – важно сообщил Ромка. – В великой реке Нашей Ванны. Геройски погиб, спасая моё мыло.
– Дебил, – уважительно сказал Серёга и фыркнул. – Смотри, какие кроссы взял! – он выставил вперёд ногу, демонстрируя белоснежные кеды, прям светящиеся на фоне серого линолеума.
– Белые? – Ромка присвистнул. – Ты чё, в них играть собрался или на свиданку с завучем? Она как раз любит пацанов без башки.
Серёга уже собирался огрызнуться, но их догнал Лёха с растрёпанной причёской и рюкзаком, набитым так, будто он переезжает жить в школу.
– Мужики! – взмахнул он руками. – Вы слышали? В классе новенькая будет! Из города!
– И что? – отмахнулся Ромка. – Новенькая, не новенькая… Пошли лучше мяч найдем, пока все эти “я на море был” не кончились.
– Подожди, – Серёга схватил его за рукав. – Народ ещё даже до класса не дошёл, а ты уже…
– Уже думаю о важном, – серьёзно сказал Ромка. – День знаний, фигня вся эта, а поле никто не отменял. Надо проверить, как оно там без нас три месяца выжило. Вдруг траву украли.
Они проталкивались через коридор, лавируя между чужими рюкзаками, букетами для училок и младшими, которые норовили под ноги попасть. У окна стояла Лера, “королева класса”, в новом пиджаке и с идеальными кудрями, и уже стримила сторис:
– …и вот так мы встречаем осень в нашем сарае, – щёлк.
– Эй, футбольное быдло, – крикнула она им вслед, – не забудьте хоть раз в год дневник вести!
– Твоя забота согревает, как батарея в туалете, – отбросил через плечо Ромка и услышал, как девчонки захихикали.
У двери в их кабинет толпился восьмой “Б”. Все продолжали орать про лето, кто-то уже спорил, у кого загар круче. Классный руководитель где-то застрял по дороге, и у ребят был редкий шанс делать вид, что взрослых не существует.
– Так, народ, – Ромка хлопнул в ладоши так, что несколько голов обернулось. – Кто сегодня на поле? Я, Серый, Лёха… Ещё кто жив? Каникулы же не из пенопласта были, ноги вам дали.
– Ты чё, сейчас? – удивился кто-то из задних рядов. – У нас линейка, вообще-то.
– Линейка – это когда тебя выстраивают и рассказывают, как ты должен любить школу, – философски заметил Ромка. – А поле – это когда ты реально рад, что сюда пришёл. Чувствуешь разницу?
– Я пас, – пробормотал Игорь, прижимая к груди папку. – Мне ещё живым на олимпиаду дойти.
– О, отличник проснулся, – хмыкнул Серёга. – Тебе мозги тренировать, нам – ноги. Честный обмен.
Ромка ощущал внутри знакомый зуд, как перед стартовым свистком: всё это бла-бла про лето уже надоело за десять минут, тело требовало движения, мяча, криков “пас!” и запаха пыли, взлетающей из-под бутс. Даже новые спортивки перестали раздражать, стали как боевой костюм перед выходом на поле.
– Короче, так, – он понизил голос, но в нём всё равно звенело нетерпение. – После этой парадной фигни с шарами и песнями – сразу к спортзалу. Берём мяч, идём на стадион. Лето закончилось, а сезон только начинается.
– А если нас завуч спалит? – шёпотом спросил Лёха.
– Тогда мы скажем, что тренируемся, чтобы школа гордилась, – широко улыбнулся Ромка. – Пусть потом попробуют написать в отчёте: “Ученики слишком патриотично бегали по полю”.
Серёга хлопнул его по спине:
– Вот поэтому ты наш капитан, Ромыч. Даже в первый день учёбы думаешь головой. Ну, или чем ты там думаешь.
В глубине коридора наконец показалась их классная с букетом и стопкой тетрадей. Шум чуть приутих, кто-то натянул приличное лицо, кто-то спрятал телефон. Ромка встряхнул плечами, как перед матчем, и почувствовал, как внутри щёлкнуло: лето – в архив, начинается новый сезон. И не важно, сколько там будет двоек, главное – сколько будет голов.
Линейка закончилась так, как и положено линейке: кучей высоких слов, чужими песнями и ощущением, что ноги затекли навсегда. Как только отпустили по классам, Ромка с пацанами даже не сделали вид, что идут к кабинету. Петлянули вдоль спортзала и, прикрываясь какими-то “мы к физруку”, ввалились в мужскую раздевалку.
Внутри пахло знакомым коктейлем из старого пота, дешёвого дезика и резины от кроссовок. Металлические шкафчики глухо звякали, кто-то уже успел бахнуть дверцей так, что наверняка слышно было на третьем этаже. На лавке лежал мятый мяч, как будто всё лето ждал именно их.
– Вот она, святая обитель нормальных людей, – протянул Серёга, скидывая пиджак. – Без училок, без дневников, только мы и запах носков.
– Ты запах носков с собой принёс, не гордись, – фыркнул Лёха, стягивая рубашку. – Так, кто первый признается, что всё лето не тренировался?
– Я тренировался, – важно сказал какой-то семиклассник у дальнего шкафчика. – Два раза в лагере турник видел.
– Сильный, – уважительно кивнул Ромка. – Но у нас тут лига посерьёзнее. Итак! – он хлопнул ладонью по мячу. – Вопрос дня: кто за лето не растерял скилл и кого теперь боится наша дорогая завуч?
– Завуч никого не боится, она сама как босс последнего уровня, – подал голос кто-то из пацанов. – Я видел, как она вчера с директором спорила, и он моргнул первым.
– Фигня, – Серёга махнул рукой. – Она Ромку боится. В прошлом году он ей такую речь толкнул про здоровье на свежем воздухе, что она его с урока математики отпустила.
– Это не страх, – поправил Ромка. – Это уважение к спорту. И к моему таланту красиво вешать лапшу.
– Тогда кто у нас самый опасный? – Лёха закинул рюкзак в угол и уселся на лавку. – По-моему, я. Я летом три раза до магазина пешком ходил.
– Да ты зверь, – хмыкнул кто-то. – Но по факту всё равно Ромка лучший.
– Да ну вас, – отмахнулся Ромка, но внутри приятно потеплело. – Сами же знаете, если капитан начнёт зазнаваться, команда превратится в тыкву.
У дальней стенки сидел Вадик, тот самый молчун, который всегда приходил на тренировки раньше всех и уходил позже, но при этом умудрялся за весь день сказать максимум пять слов. Он молча развязывал шнурки, глядя в пол, будто очень внимательно изучал свои кроссовки.
– О! – Ромка ткнул мячом в его сторону. – А вот у нас человек-мистерия. Вадик, говори честно, кто лучше играет – я или ты?
В раздевалке коротко хохотнули. Вадик дёрнул плечом, но промолчал, только шнурок чуть сильнее натянул.
– Он стесняется признать, что ты, – подсказал Серёга. – Не ломай пацана, и так травма психики – с нами в классе учится.
– Да не, – Ромка прищурился. – Мне кажется, он внутри себя сейчас орёт: “Да я этого капитана в один носок обыграю!”. Эй, Вадь, так?
Вадик поднял глаза, серые, настороженные. Мяч оказался прямо напротив его колен.
– Не орёт, – тихо сказал он. – Просто… играем по-разному.
– О-о, – протянул Лёха. – Философ заговорил.
– “По-разному” – это как? – не отставал Ромка, чувствуя, как внутри заводится знакомый азарт. – Типа я в ворота забиваю, а ты считаешь облака?
Пацаны засмеялись громче, кто-то хлопнул по шкафчику. Вадик дёрнул уголком рта, будто хотел улыбнуться, но передумал.
– Типа ты орёшь, – он поднялся с лавки, – а я играю.
В раздевалке на секунду повисла тишина, такая, от которой слышно, как где-то капает вода в душе.
– Ого, – выдохнул Серёга. – Это была попытка подъёма капитана.
– Да ладно тебе, – Ромка улыбнулся шире, чем надо. – Значит так, философ. Если такой тихий и умный – давай проверим. Играем до одного: кто первый забивает, тот сегодня король поля.
Он подбросил мяч носком, поймал и толкнул в сторону Вадика. Тот машинально принял его, как на тренировке, но пальцы на мяче побелели от напряжения.
– Не хочу играть “до одного”, – тихо буркнул Вадик. – Мы же команда.
– Команда – это когда каждый не боится показать, что умеет, – упрямо сказал Ромка, уже чувствуя, что немного перегибает, но остановиться было сложно. Внутри всё зудело от желания расшевелить этого вечного молчуна. – Или ты боишься?
Слово “боишься” повисло как вызов. Пацаны загудели, кто-то успел прошептать:
– Ну всё, понеслось…
Вадик резко швырнул мяч обратно. Ромка не ожидал такого удара, мяч больно стукнул его в грудь, отбросив на лавку.
– Эй! – вскрикнул Серёга. – Остынь, ты чё!
Ромка откинул мяч в сторону и поднялся, пару секунд глядя на Вадика в упор. Тот стоял, сжав кулаки, плечи напряжены, челюсть сжата так, будто он вот-вот раскусит собственный зуб.
– Нормально кидаешь, – медленно сказал Ромка. – Вот это я понимаю – разговор по-мужски.
– Ты задолбал, – неожиданно резко выдохнул Вадик. – Всегда как клоун. Все смеются, а кто не смеётся – того надо добить шутками, да?
В раздевалке кто-то тихо присвистнул. Серёга метнулся между ними, на всякий случай положив ладони на их груди.
– Так, мужики, стоп, – забормотал он. – Первый день школы, а вы уже морды друг другу собрали? Может, сначала матчи, потом мордобой?
– Я просто… – начал Ромка, чувствуя, как злость перемешивается с неловкостью. – Хотел, чтоб он не сидел как мебель.
– Я не мебель, – отрезал Вадик и отвернулся к шкафчику. – Просто не все умеют орать на весь коридор.
Пару секунд никто не говорил. Только шкафчик щёлкнул, когда Вадик рывком открыл его, стянул футболку и бросил на крючок. Позвоночник под кожей чётко обозначался – худой, жилистый, совсем не “мебель”.
– Ладно, – Ромка шумно выдохнул и хлопнул его по плечу, стараясь, чтобы вышло не слишком сильно. – Тогда покажешь на поле, как ты “просто играешь”. Если так же, как кидаешь, завуч точно нас начнёт бояться.
Вадик бросил на него быстрый взгляд через плечо. В нём ещё тлела злость, но где-то в глубине уже мелькнул знакомый спортивный огонёк.
– Посмотрим, – коротко сказал он.
– О, – оживился Лёха. – Я слышу запах контента: в восьмом “Б” назревает битва титанов. Лера если узнает, сторис снимет.
– Никто ничего не узнает, – буркнул Ромка, поднимая мяч. – То, что в раздевалке, остаётся в раздевалке. А завуч пусть лучше правда нас боится.
Пацаны загоготали, напряжение потихоньку спало. Кто-то начал спорить, кто из них быстрее пробежит круг, кто – сильнее бьёт по воротам, а кто – просто красивый. Ромка ещё раз глянул на Вадика: тот уже молча завязывал шнурки, но в движениях не было прежней зажатости.
– Всё, – сказал капитан, крутанув мяч на пальце. – Хватит языками чесать. Пошли на поле. Пусть осень сразу понимает, с кем имеет дело.
Асфальтовое поле встретило их холодным ветром и знакомым серым пятном вместо нормальной разметки. Сетка на воротах болталась, как старый тюль у бабушки на кухне, но Ромка, выбегая на площадку, чувствовал себя так, будто выходит на стадион сборной. Мяч глухо стукнул о землю, отскочил, и этот звук тут же забил все остальные – шорох листвы, крики со школьного двора, визг младших. Был только он, мяч и осень.
– Быстрее шнурки, суперзвёзды, – рявкнул физрук Павел Сергеевич, седой, в старом спортивном костюме, но с тем самым взглядом человека, который сам когда-то бегал так, что асфальт искрил. – Сейчас проверим, кто за лето только в телефоне бегал, а кто реально тренировался.
Ромка покрутил головой, разгоняя остатки сонного настроения после линейки. Внутри уже разливалось знакомое предматчевое электричество, будто кто-то включил невидимый прожектор прямо под рёбра. Вадик встал чуть поодаль, сосредоточенный, глаза полуприкрыты, как всегда перед игрой. Между ними ещё висела утренняя стычка, но поле не любило долгих обид.
– Итак, команда, – физрук бросил мяч Ромке. – Короткая разминка, потом двусторонка. Капитан, – он кивнул, – показывай пример, у тебя один шанс не опозориться.
– Всегда мечтал опозориться профессионально, Павел Сергеич, – оскалился Ромка, но ноги уже сами пошли в бег, колени пружинили, воздух обжигал лёгкие. Через минуту он перестал чувствовать новый костюм, оставались только мышцы, дыхание и глухой топот кроссовок по площадке.
Разминка сменилась игрой почти незаметно. Мяч мелькал между ногами, как живой, пацаны орали друг на друга, требуя пас, ругаясь и тут же смеясь. Первые минуты все путались, спотыкались, кто-то совсем не попадал по мячу, но тело быстро вспоминало старые маршруты.
– Ромка, правый фланг! – крикнул Серёга, перехватывая мяч у Лёхи.
Ромка рванул, чувствуя, как уходит под ногами неровный асфальт. Сердце бухало в такт шагам, холодный воздух хлестал по лицу, но это было то самое ощущение, ради которого стоило терпеть линейки, контрольные и завуча. Серёга выкатил мяч идеальным пасом вперёд; казалось, он катится слишком быстро, но ноги сами поймали ритм.
Один защитник – финт, второй – корпусом, короткое касание, и вот уже ворота впереди. Вадик вылетел на перехват, глаза узкие, сосредоточенные, будто между ними действительно финал Лиги чемпионов.
– Давай, капитан, покажи, что не мебель! – крикнул кто-то сзади.
Последнее касание – и Ромка, слегка развернув стопу, зарядил по мячу так, что тот свистнул в воздухе и влетел под самую перекладину. Сетка дёрнулась и бессильно повисла. Несколько секунд висела тишина, потом площадку взорвал визг, смех и громкое:
– Еееесть! – это орал Лёха, подлетая и вешаясь Ромке на шею.
– Вот это гол, капитан, – физрук даже не попытался скрыть улыбку. – За такие моменты тебя ещё не выгнали из школы.
– Стараюсь ради родного заведения, – задыхаясь, выдал Ромка. Щёки горели, но не от смущения – от чистого, бешеного счастья.
– Ноги у него, конечно, работают, – буркнул кто-то, – а вот голова…
– Голова потом, – отмахнулся Павел Сергеевич. – Сейчас это был чистый класс. Молодец, Романов. На своём месте.
Эти слова зацепили сильнее, чем любой лайк под фоткой. “На своём месте.” Ромка поймал взгляд Вадика: тот хмурился, но в глазах мелькнуло уважение.
– Нормально бьёшь, – коротко сказал он, подбрасывая мяч. – Но я тебя всё равно догоню.
– Догоняй, – фыркнул Ромка. – Команде два зверя не помешают.
Остаток тренировки пролетел как один длинный вдох. Усталость навалилась уже в раздевалке: ноги статьёй вели себя как чужие, футболка прилипла к спине, волосы мокрые, но Ромка только ухмылялся в зеркало, глядя на своё раскрасневшееся лицо. Там, на поле, всё было понятно: вот ворота, вот команда, вот он сам. Никаких лишних вопросов.
Дома его встретила тишина, от которой в ушах звенело сильнее, чем от школьного шума. В коридоре пахло остывшим супом и стиральным порошком. Младший брат, Санька, сидел на полу, увлечённо строя из кубиков какую-то кривую башню. Телевизор в комнате беззвучно мигал новостями. Мама на кухне мыла посуду, плечи опущены, волосы собраны в небрежный пучок.
– О, футболист пришёл, – не глядя, сказала она. – Вещи в стирку не забудь, герой.
– Ага, – отозвался Ромка, стягивая кроссовки. В коридоре не было крика, смеха, переклички голосов. Только капли воды в раковине да тихий шорох кубиков.
Он прошёл в свою комнату, бросил рюкзак на стул и плюхнулся на кровать. Потолок смотрел в ответ равнодушно-белой плитой. В груди ещё дрожал слабый отголосок поля, но он быстро таял, как звук, который убавляют до нуля.
“На своём месте…” – всплыли слова физрука. На поле – да. А здесь, между стопкой учебников, старым плакатом с футболистом и тонкой стеной, за которой кашляла мама, это ощущение вдруг куда-то исчезло, как будто его просто выдернули из розетки.
На следующий день школа встретила Ромку тем же сыроватым воздухом и теми же куртками на крючках, но чувство вчерашнего гола уже слегка потускнело, как след от мяча на асфальте. Мама с утра спросила только: «Дневник не забудь», Санька зевнул ему вслед, и вся «звёздность» как будто осталась на поле. Пришлось тащить её с собой обратно в школу самому.
Восьмой «Б» гудел, как улей. На доске мелом было написано: «Рассадка 8 “Б” 202… уч.год», и под этим – корявая таблица из клеточек. Классуха, Татьяна Викторовна, листала список, время от времени поправляя очки, которые всё равно сползали на нос.
– Так, детки мои, – протянула она, и половина класса дружно закатила глаза. – В этом году начнём с порядка. Рассадим вас так, чтобы и учиться, и жить не мешали.
У окна уже заняла позицию Настя, официальная королева класса. Волосы уложены, ногти блестят, на парте – аккуратный пенал и телефон, прикрытый тетрадкой. Рядом, как тень при короне, сидела Лера, её лучшая подруга: чуть потише, но с таким же оценивающим взглядом.
– Я сразу говорю, – громко объявила Настя, не дожидаясь разрешения, – я у окна. У меня аллергия на лампы. Правда, Лер?
– Ага, – поддакнула Лера, пряча смешок. – Если её пересадить, она чихать начнёт на ваши контрольные.
Татьяна Викторовна устало посмотрела на них, как на старую задачу из сборника.
– Сиди уж, раз у тебя такая страшная болезнь, – вздохнула она. – Только дневник почаще открывай, а не окно.
– Ой, началось… – шепнул Серёга, толкнув Ромку локтем. – Видал, королева закрепляет трон.
– У нас тут монархия конституционная, – хмыкнул Ромка. – Королева есть, конституция – это Татьяна Викторовна, а мы – население, которое никто не спрашивает.
– Романов, – классуха даже не подняла головы, но голос у неё стал опасно сладким, – вы сейчас население или уже комментарий даёте?
– Я… это… гражданскую позицию выражаю, – попытался выкрутиться он.
– Выразите её в тетради, пожалуйста, – она всё-таки посмотрела на него и тяжело вздохнула. – Без картинок.
У доски Игорь, главный ботан, скубнул край списка. На нём висело сразу два бейджа с олимпиад, и сидеть он, конечно, хотел на первой парте.
– Татьяна Викторовна, а можно меня поближе к центру? – робко спросил он. – Чтобы доску лучше видно было… и вы… эээ… тоже.
– О, подлизывается, – прошептал Лёха. – Сейчас ему выделят VIP-ложу.
– Так, – классуха начала зачитывать. – Первая парта у окна: Игорь и… Ксюша.
– Ура, я с калькулятором, – простонала Ксюша, но без злобы.
– Вторая парта у окна: Настя и Лера. Тут, я смотрю, уже всё решено без меня, – губы учительницы дёрнулись.
– Это не мы, это судьба, – невинно хлопнула ресницами Настя.
– Судьбе потом двойку поставлю, – пробормотала Татьяна Викторовна и продолжила список: – Средний ряд… так, Пашка-задира и Артём-задира вместе не сядут, это я ещё жива. Паша – назад, Артём – вперёд.
– Разделили бандформирование, – с удовольствием хрюкнул Серёга.
– Ты, кстати, тоже не расслабляйся, – тут же добавила классуха. – Серёжа… так… средний ряд, третья парта.
– А я? – наклонился к ней через парту Ромка. – Я же у нас культурное достояние. Мне нужна витрина.
– Тебе нужен намордник, – вздохнула Татьяна Викторовна. – Романов… пока остаёшься там же, где и был. Средний ряд, третья парта. Вместе с Сергеем. Два достояния в одном месте, чтоб далеко ходить не нужно было.
– Мы как Эрмитаж, – шепнул Серёга, когда они плюхнулись на свои места. – Только без охраны.
– И без ремонта, – добавил Ромка и, поймав взгляд Насти, картинно ей помахал. – Ваше величество, не желаете ли почтить нас вниманием?
– Охрана! – театрально вскрикнула Настя, обращаясь к Лере. – Там кто-то из среднего класса ко мне подкатывает.
– Отбой, – спокойно отрезала Лера. – Это не подкаты, это фоновые шумы.
Класс захихикал. Татьяна Викторовна подняла глаза к потолку, будто надеялась, что там где-то есть кнопка «выключить восьмой “Б”».
– Вы мне ещё трон сюда внесите, – проворчала она. – Итак, задние парты… Вадим, – кивок в сторону молчуна, – назад, к окну. Будешь наблюдать за процессом. Может, однажды даже что-нибудь скажешь.
Вадик пожал плечами и двинулся к своему месту, привычно тихий, как тень. Ромка краем глаза проводил его: после вчерашней стычки тот всё равно казался своим, хоть и с колючками.
– Ну что, – прошептал Лёха, усаживаясь диагональю, – фронт сил понятен: королева у окна, ботаны на передовой, задиры в тылу, мы – в центре событий. Как всегда.
– Не хватает только завуча с трезубцем, – буркнул Ромка. – И можно официально объявлять восьмой “Б” независимым государством идиотов.
– Романов! – предупредительно сказала Татьяна Викторовна, хотя явно не слышала, но просто по опыту. – Если вы уже шутите, то хотя бы поднимите руку.
– Я ещё не закончил придумывать, – честно признался он.
Учительница закатила глаза так, что это увидела даже последняя парта.
– Вот поэтому, – произнесла она устало, – в каждом классе должен быть хотя бы один Романов. Чтобы остальные понимали, как делать не надо.
Вечером квартира казалась другой планетой после школьного гула. Вместо визга перемен – глухое бульканье кастрюли на плите, тихий голос диктора из старого телевизора и жужжание холодильника, который, похоже, уставал не меньше мамы. В коридоре вполнаклона висели куртки, пахло жареной картошкой и стиральным порошком, а под ногами попался пластмассовый динозавр, на которого Ромка едва не наступил.
– Обувь снимай, футболист, – отозвалась мама с кухни, даже не выглядывая. – И не размазывай грязь по всему коридору, пожалуйста.
Ромка пнул кроссовки под тумбу, стянул рюкзак и прошёл на свет. Мама стояла у плиты в растянутой кофте, волосы кое-как заколоты крабиком, под глазами – тени, которые не уберёт никакой консилер, если бы он у них вообще водился. Она повернулась, чтобы поставить тарелку на стол, и прищурилась.
– Это что у тебя? – вместо “привет” прозвучало.
– Где? – автоматически сделал вид, что не понимает.
– На щеке, – она ткнула пальцем в воздух, почти попав ему в лицо. – Опять синяк.
– Мяч прилетел, – пожал плечами он. – Футбол же, мам. Не балет.
– Футбол, – отозвалась она так, будто это диагноз. – Ты как магнит для этих мячей, честное слово. Все нормальные мальчики летом в лагеря, на дачи, а мой… мой всю жизнь в этих спортивках и с фингалами. Сядь уже, поговорим.
Он плюхнулся на табурет, тарелка с макаронами глухо стукнула по клеёнке. Вкусно пахло, но есть не особо хотелось. Мама села напротив, подперев щёку ладонью.
– В школе как? – спросила она, глядя на него пристально, слишком пристально. – Только не про футбол сейчас. Про учёбу, Рома.
– Второй день вообще-то, – фыркнул он. – Мы ещё даже толком ничего…
– Я знаю, что “второй день”, – перебила она. – Но ты же себя знаешь. Как начнёшь сразу шутить, спорить, пропадать на поле… Мне потом звонят, рассказывают. Я на работе краснею, как будто сама по турникам прыгаю.
– Да нормально всё, – буркнул он, ковыряя вилкой макароны. – Рассадили там, табличку нарисовали, королева у окна, отличники впереди, всё по классике.
– Я не про рассадку, – мама устало вздохнула. – Я про то, что у тебя восьмой класс. Выпускной уже не за горами, думать надо. Оценки, экзамены… Папа уже звонил, спрашивал, как ты там. Ему же тоже не всё равно.
“Ага, не всё равно, – хмыкнул внутри Ромка. – Раз в месяц вспомнит позвонить – уже подвиг”. Но вслух он только пожал плечами.
– Передавай, что у меня всё норм.






