Первая любовь Ромки

Глава 2. Непростые дни

Утро началось не с кофе, а с будильника, который орал так, будто ему самому надо в школу. Ромка вырубил его с третьего раза, на автопилоте протащился в ванну, потом на кухню, где мама уже командовала кашей, и через полчаса стоял под дверью класса с тем самым ощущением: тело в школе, мозг ещё в ночном чате.

На доске крупно белела надпись: «Алгебра. Повторение. Квадратные уравнения». Под ней – Нина Петровна, их алгебраичка, в строгой кофте и с таким лицом, как будто она лично придумала все эти уравнения и очень ими гордится.

– О, любимый предмет, – прошептал Серёга, плюхаясь на парту рядом. – Сейчас нас будут превращать в корни. Извлечённые.

– Я уже извлечён, – зевнул Ромка. – Из нормальной жизни. Положи меня под знак интеграла и забудь.

– Тихо на последней парте, – не поворачиваясь, отозвалась Нина Петровна. У неё был встроенный радар на шум. – Романов, Сергеев, если энергии много – выйдите к доске, решите номер двадцать четыре.

– У меня… – Ромка судорожно перебрал в голове варианты. – У меня мел аллергия.

– Это как? – приподняла бровь учительница.

– Ну, я его беру, и у меня сразу… э… рука не пишет, – выдал он, сам понимая, насколько тупо звучит.

Класс тихо прыснул.

– Какая трагедия, – вздохнула Нина Петровна. – Ладно, пожалейте свой организм, оставайтесь на месте. Но если в голове будет такая же аллергия на знания – год обещает быть тяжёлым. Открыли тетради.

Ромка послушно открыл, глядя на чистый лист, как на вражеское поле. Символы в учебнике плясали: иксы, корни, какие-то скобки. Он с трудом вспомнил, что вообще делал с этим в прошлом году, кроме как рисовал футболистов на полях.

– Записываем: вид квадратного уравнения… – монотонно диктовала Нина Петровна. – А теперь, Романов, – она внезапно повернулась к классу, словно точно знала, кого выцепить, – расскажите нам, что такое дискриминант.

– Это… – Ромка машинально выпрямился. – Это когда к тебе в столовке относятся по-другому, потому что у тебя котлета упала?

Класс взорвался хохотом. Даже Вадик на задней парте дёрнул уголком губ. Серёга уткнулся лбом в парту, чтобы не ржать в голос.

– Очень смешно, – сухо сказала Нина Петровна, но уголок её рта предательски дёрнулся. – Дискриминант, Романов, – это D. Если в этом году у вас будет такой же, как знания, он точно будет меньше нуля. Садитесь, два за чувство юмора.

– Ну хоть за что-то двойка, – пробормотал он, опускаясь обратно. – Серый, я труп.

– Рано хорониться, – шепнул Серёга и незаметно подтолкнул к нему тетрадь. На полстраницы мелким, но разборчивым почерком были расписаны примеры и маленькая шпаргалка: формула, стрелочки, пояснения. – Смотри: вот так решается.

– Ты когда успел? – офигел Ромка.

– Пока ты дискриминировал котлету, – ухмыльнулся тот. – Пиши, пока она в журнал не полезла.

Ромка склонился над тетрадью, старательно переписывая. Алгебра по-прежнему казалась чужим видом спорта, но с каждой строкой всё выглядело не таким уж инопланетным. “А, вот сюда под корень, вот это к х”… почти как комбинация на поле, только вместо пасов – формулы.

– Сергеев, – вдруг прозвучало спереди, и морозок пробежал по спине уже у Серёги. – Если вы такой усердный, что успеваете помогать одноклассникам, – Нина Петровна сложила руки на груди, – то решите-ка третий номер у доски. Без тетради.

– Я?.. Сейчас?.. – Серёга на секунду застыл. – Нина Петровна, а у меня… эээ… почерк плохой. Я из-за этого у доски плохо думаю.

– Ничего, – мягко улыбнулась она, в этой мягкости было больше угрозы, чем в крике. – Мы все будем вам помогать… морально. Вперёд.

Серёга, обречённый, как человек, которого ведут на пенальти без вратаря, поплёлся к доске. Мел в его руке выглядел как белая палочка отчаяния.

– Так, – пробормотал он, выводя «x² + 5x + 6 = 0». – Сначала… эээ… надо…

– Вспомнить формулу корней, – подсказала Нина Петровна. – Вы же её только что записывали.

– Записывать и вспоминать – разные виды спорта, – крикнул с задней парты кто-то.

– Тише! – щёлкнул журнал по столу. – Сергеев, не отвлекайтесь. Дискриминант?

Серёга посмотрел на доску так, как Ромка иногда смотрел на контрольную по географии – с чистым ужасом.

– D… это… – он судорожно глянул в сторону Ромки.

Тот едва заметно сложил пальцы под партой, изображая «b² – 4ac», но Нина Петровна, как будто имея задние глаза, повернулась именно в их сторону.

– Романов, – голос стал ледяным, – если ваши пальцы такие активные, займитесь лучше письмом. А вы, Сергеев, запомните: подсказывать – одно, решать самому – другое.

Класс тихо заржал.

– D равно… двадцать пять минус… – Серёга что-то высчитал в воздухе, – минус двадцать четыре… Один!

– Вот, уже теплее, – кивнула учительница. – А корни?

– Корни… – он, кажется, уже мысленно молился всем богам математики. – Эээ… минус пять плюс-минус один… делённый на два…

– И вуаля, – закончила за него она. – Один и минус шесть. Неплохо для человека с аллергией на доску. Садитесь. А вот за попытку организовать тут математический шёпот, – её взгляд вонзился сразу в обоих, – по дополнительному заданию вам с Романовым. На дом.

– Я же говорил, что мы эрмитаж, – вздохнул Серёга, плюхаясь обратно. – На нас все экспонаты вешают.

– Зато у нас теперь совместное творчество, – мрачно хмыкнул Ромка. – Романтика, математика, всё как ты любишь.

Звонок сорвался так внезапно, будто кто-то спас их из горящего дома. Класс зашевелился, стал собирать тетради, кто-то уже тянулся к телефону.

– Домашнее задание записали? – напомнила Нина Петровна. – И отдельно – номер тридцать два для Романова и Сергеева. Чтобы энергия нашла полезное применение.

– Я так и знал, – простонал Серёга, выходя из класса. – Вчера в чате надо было молчать, не выкладывать фотки. Карма догнала.

– Карма – это дискриминант нашей жизни, – философски сообщил Ромка. – Если больше нуля – будет два шанса. Если меньше – всё, корень только комплексный.

– Ты вообще о чём? – фыркнул друг.

– Не знаю, – честно признался он. – Но звучит так, будто я хоть что-то понял на алгебре.

К обеду школа уже гудела на такой громкости, что казалось, стены чуть дрожат. После алгебры народ выползал из кабинетов так, как будто им только что по очереди удаляли корни из мозга. Ромка с Серёгой спускались по лестнице в столовку, и живот у обоих синхронно урчал громче звонка.

– Если в меню сегодня будет дискриминант, я есть не буду, – заявил Серёга, держась за перила. – Пусть Нина Петровна сама его делит.

– Спокойно, – фыркнул Ромка. – Сегодня по расписанию котлета имени Министерства образования. Резиновая, зато стабильная.

У входа в столовку уже выстроилась очередь, как на концерт. Воздух плотный, пахнет картошкой, подгоревшей капустой и чем-то сладким из далеких времён, когда тут пекли нормальные булочки. Столики расставлены рядами, и у каждого – своё «место», не прописанное ни в одном приказе.

У окна, возле колонны, традиционно занимали территорию Настя с Лерой и ещё парой девчонок. Там всегда стояли бутылочки с водой «без газа» и салфетки, аккуратно сложенные треугольничками. В углу, поближе к раздаче, тусовались Пашка с Артёмом – местные задиры, которые считали своим долгом громко ржать над каждым. Ботаны предпочитали столики ближе к двери – чтобы успеть на кружки и “пораньше уйти от этого быдла”.

– Очередь как в поликлинику, – простонал Лёха, врезавшись в Ромку сзади. – Если я не дойду, передай маме, что я любил её щи.

– Если ты не дойдёшь, я заберу твою котлету, – успокоил его Ромка. – Не переживай, память о тебе будет с нами, в виде второй добавки.

Раздача приближалась мучительно медленно. Тётя Люба в колпаке двигалась по траектории «взять-наложить-вздохнуть», и каждый чекан её половником по краю кастрюли отдавался в душе.

– Следующий! – крикнула она. – Быстрее там, футболисты, я вас по запаху пота узнаю.

– Мы пахнем победой, – гордо сообщил Ромка, подвигаясь. – Нам полагается больше макарон.

– Тебе полагается дневник без замечаний, – прищурилась тётя Люба. – А макароны всем поровну. Держи.

На поднос шлёпнулась котлета, к ней прилипла ложка картошки, сверху – капля соуса, подозрительно похожего на клей ПВА. Компот лениво бултыхнулся в стакане. Серёге достался такой же набор, только котлета выглядела ещё грустнее.

– Это не еда, – заявил он, отходя от раздачи. – Это тест на выживание.

– Хватит ныть, – отмахнулся Ромка. – У нас и так иммунитет после прошлогоднего борща.

Они по-старой памяти рванули к «своему» столику в середине зала, где уже сидели Лёха и ещё парочка пацанов. Стол был исцарапан до состояния карты сокровищ, в одном углу навсегда отпечатался след кружки компота – это было их «счастливое пятно».

– Капитан пришёл, – объявил Лёха. – Можно начинать обсуждать стратегию.

– Стратегия простая, – Ромка воткнул вилку в котлету, которая даже не дернулась. – Дожить до последних уроков и не умереть от этого.

– От алгебры или от котлеты? – уточнил Игорь, подсаживаясь с подносом.

– От всего сразу, – вздохнул Серёга. – Нина Петровна дала нам с Ромкой допзадание. Это как допнагрузка, только без пользы для здоровья.

В столовой стоял привычный гул: кто-то громко обсуждал новый сериал, кто-то спорил про футбольные клубы, девчонки хихикали, обсуждая чей-то инстаграм. На другом конце зала Пашка запустил салфеткой в одноклассника, тот ответил хлебом, и полетели уже два куска.

– Смотрите, – прошептал Лёха, ткнув вилкой куда-то дальше. – Королева нервничает.

У Насти на подносе красовалась та же котлета, но она глядела на неё так, будто это инородное тело из другой вселенной. Лера что-то шепнула, и обе прыснули, закатывая глаза.

– Если она кинет ее в мусор, я поймаю, – тихо сказал Серёга. – Это же святотатство – выбрасывать еду в наше трудное время.

– Не трожь королевский обед, – фыркнул Ромка. – У нас своя драма.

Он поднял котлету на вилке и вдруг представил, что это мяч. Круглая, тяжёлая, не особо прыгучая, но всё равно… мишень. В голове мгновенно родился план, как мема в чате.

– Мужики, – прошептал он, поднимая руку с вилкой. – Пенальти века.

– Ромыч, не надо, – тут же забеспокоился Игорь. – Тут же учителя, дежурные…

– Я аккуратно, – пообещал тот, что уже означало «не аккуратно». – Чистый пас до Лёхи.

Он прицелился, чуть откинул вилку назад и мягким движением запустил котлету по дуге. Та, предательски тяжёлая, полетела не туда, куда надо. Вместо того чтобы красиво плюхнуться на соседний поднос, она описала обидную дугу в сторону стола у окна.

– Опа… – только и успел выдохнуть Серёга.

Котлета, как замедленный гол, пролетела над двумя столами и шлёпнулась прямо на край тарелки Насти. Соус брызнул, капнув ей на белую блузку. Настя взвизгнула, вскочила, стул жалобно скрипнул.

– ЧТО ЭТО БЫЛО?! – на весь зал.

Столовая разом притихла. Сотни глаз метнулись от блузки к котлете, от котлеты к Ромке, который всё ещё держал подозрительно пустую вилку.

– Это… – он попытался соорудить невинную физиономию. – Стихийное бедствие. Котлетный смерч.

– Романов! – гаркнул от раздачи знакомый голос. Тётя Люба выглядела так, будто готова запустить в него половником. – Ты совсем совесть потерял? Котлеты у меня летать не будут!

– Я проверял, годна ли она к полёту, – слабо пошутил он. – Вдруг в спортклуб олимпиадный возьмут… по метанию…

– По метанию тебя из школы возьмут, – донёсся ещё один грозный голос. От двери в столовую, сложив руки на груди, стояла завуч. Та самая, «босс последнего уровня». – Романов, подойдите-ка. Немедленно.

– О, – выдохнул Лёха. – Всё, капитан, красная карточка.

Ромка поднялся, чувствуя на себе взгляды всего восьмого «Б» и половины параллели. Настя всё ещё смотрела на него, прижимая салфетку к блузке, глаза у неё горели смесью злости и шока. Лера уже доставала телефон – явно рождался новый сторис.

– Это… случайно вышло, – начал он, подходя к завучу. – Не по правилам площади траектории рассчитал.

– Случайно выходит, когда суп проливаешь, – холодно произнесла она. – А когда котлета летит через полстоловой – это уже тенденция. После уроков ко мне в кабинет, Романов. И захвати дневник.

– Он со мной везде, – буркнул он, но так тихо, что завуч не услышала.

Возвращаясь к столу, Ромка старался не смотреть на Настю, но всё равно краем глаза заметил, как она, кривясь, оттирает пятно.

– Отличное начало карьеры, – шепнул Серёга, когда он сел. – Теперь ты не только звезда поля, но и лорд котлет.

– Заткнись, – простонал Ромка, уткнувшись в тарелку. – Хотел пошутить, называется.

Внутри всё ещё смешивался смех – чужой, столовский – и неприятное ощущение, что мяч в этот раз попал не в те ворота.

После эпичного полёта котлеты и сурового «после уроков ко мне» от завуча, Ромка чувствовал себя как игрок, уже висящий на жёлтой карточке. Ещё одно кривое движение – и до свидания, матч. Но перемена после следующего урока сама подкинула ему повод не сидеть тихо.

В коридоре гудело, как в улье. Народ носился с тетрадями, кто-то орал про контрольную, кто-то обсуждал, у кого круче рюкзак. Возле гардероба, у окна, толпились несколько пятиклашек, с огромными ранецами и глазами, как у напуганных хомяков. Над ними нависали трое десятиклассников: высокие, в модных худи, с видом «мы тут боссы».

– Я сказал, давай сюда мяч, – тянул один, самый широкий в плечах, держа над головой красный резиновый мяч. – Чего ты ревёшь, мелкий, он всё равно школьный.

– Это наш, – пискнул один из малышей, дергая за рукав. – Мы на него скидывались…

– Ой, “мы скидывались”, – передразнил его другой старшеклассник. – Ты чё, бизнесмен? Давай, марш отсюда, у нас свои игры.

Пятиклашка уже реально набряк слезами, остальные жались за его спиной, как цыплята. Проходящие мимо делали вид, что не замечают: типичная школьная сцена «старшие учат жизни младших».

– Обожаю такое, – пробормотал Серёга, стоящий рядом с Ромкой. – Сейчас ты, капитан, сделаешь лицо “я герой фильма” и полезешь в драку, а я потом буду тебе нос держать.

– Размечтался, – отозвался Ромка, но уже шагнул вперёд. Внутри неприятно кольнуло: как будто он смотрит повтор матча, где уже знает, что сейчас всё пойдёт не по плану, но перемотать нельзя.

– Эй, “боссы”, – окликнул он старших, уперев руки в карманы. – У нас тут, вообще, детская лига, вы в курсах?

Десятиклассник с мячом медленно повернул голову. Сверху вниз посмотрел на Ромку с тем самым выражением: «кто ты, насекомое».

– Ты кто такой? – протянул он. – Представитель федерации детской лиги?

– Почти, – ухмыльнулся Ромка. – Капитан школьной сборной по тому же виду спорта, что ты сейчас позоришь.

За спиной пятиклашек кто-то всхлипнул потише. Серёга подошёл ближе, на всякий случай. Коридор чуть притих: народ уже чувствовал запах сцены.

– Чё надо, капитан? – второй старший сделал шаг вперёд. – Мы просто мяч берём.

– Ага, “просто”, – Ромка скосил взгляд на малышей. – Вот только они почему-то выглядят так, как будто у них не мяч, а душу забирают. Давайте по правилам: хотите погонять – спросите нормально. Или вы только над мелкими смелые?

– Ты на кого наезжаешь, щенок? – первый десятиклашник опустил мяч пониже, но не отдал. – Тебе что, своих проблем мало? Я слышал, ты уже завуча сегодня повеселил.

– Ну, развеселил, не убил же, – пожал плечами Ромка. – Зато котлета умерла как герой.

Несколько человек вокруг фыркнули. Старший скривился.

– Давай так, капитан, – в голосе появились ледяные нотки. – Мы сейчас спокойно берём мяч, идём играть, а ты идёшь дальше шутки в своей песочнице травить. И все счастливы.

– Кроме тех, у кого мяч отжали, – не отступил Ромка. – И кроме меня. У меня аллергия на несправедливость.

– И на мел, не забудь, – не удержался Серёга.

– Серёж, не мешай, я тут геройствую, – прошипел тот в сторону, не сводя глаз со старших. – Ладно, сделаем по-другому. Давай сыграем. Ты, я, мяч. Если я выигрываю – мяч остаётся у мелких. Если ты – забираешь и дальше показываешь, какой ты крутой.

В коридоре зашевелились. Кто-то уже шепнул:

– Ого, сейчас будет шоу.

– Ты хочешь… говорить со мной, как с ровней? – старший фыркнул. – Мы во дворе так не играем, малой.

– Потому что во дворе у вас мозги отключаются? – не удержался Ромка. – Чё ты боишься, а? Маленького восьмиклашку не обыграешь?

Слово «боишься» сработало, как всегда. В глазах старшего мелькнула злость. Он шагнул ближе, мяч оказался прямо между ними.

– Я тебя сейчас об асфальт… – начал он, но не успел договорить.

– Что здесь происходит? – разрезал воздух знакомый ледяной голос.