Мечты это временно.

– Состоите ли вы в анти королевском, либеральном союзе? Или в подобных ему препятствующих королевской законной власти группах?!

Этот вопрос батюшка задавал чаще остальных, для крестьянок чей возраст позволял назвать их молодыми.

Но для другой молоденькой барменши, известной на широкую публику, он выбрал вопрос интереснее. Она была одета в красивое, хоть и застиранное платье, низ которого закрывал фартук с карманами для денег.

– Засовывала ли ты, еду для своего, или чужого мужчины в свои вагинальные губы, или молочные железы чтобы вызвать у него сильное желание прелюбодеяния против законной жены? Если да то раскайся и понеси заслуженное наказание!

Голоса стихли, каверзный вопрос возмутил многих, кто не знал что такое вообще практикуется. Адалин могла поклясться что кто-то взял этот прием себе на вооружение.

– Нет, это слишком… неэффективно. – Она кокетливо подергала волосы, после чего попрощалась, и ушла.

– Да как бы смеешь! – Последние слова которые возможно было разобрать из уст батюшки, когда его перебили недовольные прихожане. Поворчали немного, и успокоились, такое здесь происходит часто. Кому то одному задают пошлый вопрос, тот на него двусмысленно отвечает, создавая в своем лице злодея.

– Святые угодники, почапали отсюда скорее! – К Адалин подошла Камилла и увела ее.

– Куда мы идём? – Решила спросить девочка. С собой они не взяли дополнительных вещей, никого не предупредили, направляясь за территорию церкви, куда то в горку.

– Это секретное место. О котором никому не следует знать. – Тайно распорядилась Камилла.

Адалин очень тишины, когда они вдвоем шли туда. Любой даже самый скучный, или тупой вопрос сохранял тонкую грань спокойствия.

Внутри живота стояла лёгкая тошнота, от пресной еды, которую ели только бедняки, а теперь которая стала большим счастьем, Адалин осталось лишь привыкнуть к ней. Когда им придётся расстаться, кто знает к чему новому, ей придется снова привыкать. И это лишь дело времени, сказать что-то лишнее не позволяли слезы, Адалин оставила книгу под спальным мешком в общей комнате, не готова она делится с кем то ещё ею. Эта часть истории только ее и ничья более.

– В церквях всегда так не удобно спать?

– Ты просто на ночь не куришь ганджу. – Спокойно пояснила святая женщина. Мы поднимаемся на поле где она растет. Бог осуждает наркотики, по типу опиума, но эта травка не наркотик, из нее мы делаем одежду, масла, и кто знает сколько из нее еще можно всего сделать, веревки кстати моряки из нее покупают, очень хорошие говорят. А между делом и покуриваем всей паствой. – Камилла отдышалась взойдя на холм, с которого уже было видно плодородное поле.

Солнце ещё не успело встать и нагреть почву под ногами, поэтому на холме было особенно прохладно.

Камилла куда то активно зашагала а девочка поплелась за ней следом.

– Дааа…, – Досадно протянула женщина. – А ты совсем труда не видела я гляжу? Так плестись, небось на руках носили постоянно. – Не поняла сарказма Адалин.

Адалин не успела что-то вставить как женщина радостно улыбаясь запела.

– Вот она травушка родная, какие листья, сенсемилья! Мммм… – Она аккуратно взяла стебель взрослого растения высотой почти с ее рост, и придвинув ближе к носу понюхать плоды. Растения были такими большими что напоминали молодой лес. Толстый стебель у основания крепко удерживал ветки с плодами от колышущего ветра.

– А почему у них листья опустились вниз? – Спросила девочка, в ее когда то богатом доме все растения были по большей части яркие.

– Потому что оно еще спит. Встанет солнце листики быстро поднимутся, до сбора урожая тоже не далеко, нам нужно собрать семена с опыленных растений, и продегустировать то что я собрала несколько дней назад, надеюсь оно успело высохнуть.

Такого рода растений Адалин не видела вдоль улиц, или в лесу. Точнее дикая конопля росла сплошь и рядом, но размеры ее были намного скромнее, в отличие от этой, которую ещё и курить можно с приятным эффектом можно. А не только делать кашу и молоко.

– А какой будет эффект? – Аккуратно поинтересовалась девочка. Хоть конопля была всегда в почете, среди любых классовых сословий, и не вызывала ни у кого подозрений, но ассоциировалась она скорее с веселыми музыкантами, писателями, и скульпторами, а те в свою очередь и без конопли ребятами славились творческими.

– Тебя скорее по хорошему убьет. Не знаю как это объяснить но так говорят и, это, правда. Потеряешь чувство времени, даже чуть-чуть равновесие, но в целом тебе будет очень хорошо. – Камила захихикала, и Адалин на секунду тоже, но потом опять поникла отведя глаза. – Главное не уходи в себя, живи здесь и сейчас. Пойдем. – Пригласила она девочку. – Расскажу ещё что нибудь.

Женщина в полу танце развернулась к девочке лицом, и ее фигура в черном сарафане начала постепенно утопать в зарослях конопли.

Адалин никогда не видела чтоб ее спасительница была такой веселой и общительной, в препрыжку они обошли все мужские растения, срезали бутоны с семенами, и Камила сложила их в неприметный ящик который лежал прямо на улице. И достала оттуда сверток.

Вдвоем они уселись на сухие деревянные брусья сложенные специально под пальмой в отдаленнии от поля.

– На подержи. – Камила снова стала сосредоточенной на новом процессе, она дала подержать Адалин скрученные табачные листы, а сама вытащила соцветия не на что непохожие, и начала их перемалывать. Запах стал сильнее, а еще они были очень липкими. Испания знаменита своими сигарами, не так хорошо как Куба, но на Кубе не было конопли. Запах табака кстати девочке нравился больше, он был более фруктовым, и знакомым.

Пока Камила засыпала и скручивала что-то похожее на сигарету Адалин вспомнила какие красивые сигары курил ее отец. Ровнейший покров, твердая скрутка, слегка маслянистые, мать постоянно твердила что это вредно…

– Пу-пу-пу… Ты не хочешь мне рассказать всю историю из-за чего все это произошло. – Начала женщина.

Адалин не знала с чего начать, и чем закончить.

– Я…я не знаю. Буду молиться чтоб они были живы. Научи пожалуйста, молитве. – Не отрывая головы сказала девочка. – У них постоянно были какие-то дела, поездки, и наверное проблемы. Все это загадка, но те люди которые это сделали злодеи. – Если бы не Камилла то Адалин не сдержала бы слезы. – Просто один длинный день. Мне ещё повезло если можно так сказать, моего брата который младше, поймали мужчины и посадили в клетку у дома тетушки, к которой он убегал.

– Коньйо. – выругалась на последнем предложении Камилла.

Женщина почти доделала самокрутку, и по-моему она ее облизала. От неожиданной истории и она не обратила внимание как с ее одежды упали лишние, мелкие остатки конопли.

Несколько секунд полного ступора, а вдруг ее спасительница знает теперь больше ее и специально что-то не договаривает, что знает про нее, или про ее историю.

– Мда подруга тебе крупно не фортунуло, раз в клетку…. Да ещё и так… ахх.. – Адалин увидела в ее глазах не скрываемый в отличии от голоса страх.

Через несколько минут Адалин растворилась в красочном стиле, мысли выжигали мрак и душа танцевала под мелодию пролетающих птиц. Камилла тоже что-то напевала себе под нос и вместе у них создалась атмосфера в которой невозможно не потеряться. Каждую секунду что-то происходило, птицы махали крыльями, а деревья трусили густой листвой от ветра наполняясь энергией солнца. Все это сглаживало негатив, и приятно утежеляло чувство прекрасного. Под тяжёлыми веками Адалин из занятий по христианству запомнила что бог создал мир чтобы посмотреть на себя со стороны, и что даже если мир предопределен то выбор стать жертвой или охотником это выбор который человек делает сам, несмотря на обстоятельства. Но пока что эти слова вспомнились в ней как что-то абстрактное.

Глава IV

– Мы увидимся вечером? – Спросила Адалин выискивая ответ в глазах своей спасительницы.

Возле старых ворот церкви стоял запах свежей выпечки и каши. В отличии от запаха Камиллы он никогда не станет настолько близким. Церковь это не то место которое может заменить дом, об этом говорила Камила, но на вопрос почему она еще не ушла отсюда, она предпочла не отвечать.

– Посмотрим, незачем загадывать. – Камилла сдержанно улыбнулась и перед тем как уйти шепнула на ушко. -

Buen apetito.

Молча проглотив простенькую но со старанием приготовленную овсянку Адалин не знала что делать после, поэтому просто гуляла по храму впитывая его энергию. Но уединение длилось недолго. Из-за угла вышла старших лет монахиня и жестами дала понять что следовать нужно за ней. Как предполагала сама Адалин из прошлых “уроков”, никто приобщать ее к богу не горит здесь желанием. Даже Камилла которая знала что Адалин это сбежавшая девчонка которую ищут, относилась к таким урокам с брезгливостью.

– Ты, за мной иди. – С вытянутым мрачным лицом объясняла жестами зрелая женщина в капюшоне. Адалин кивнула. Не всегда получалось провести свободное время как хотелось, часто заставляют мыть посуду, и чистить картошку за кого-то, из-за чего на ее когда то шелковых руках не видавших работы быстро появились мозоли и раздражительный цвет от мыла. Они дошли до учебного класса за деревянной дверью которого никого не оказалось.

Женщина указала ей пальцем на стул а сама вышла из комнаты. Адалин села и смиренно ждала, вдруг ей непреодолимо захотелось спать. Самое странное что усталость тоже стала чувствоваться навязчивее, но на фоне нового беспамятства она казалась не естественной. Сознание девочки стало пугающе мутным. Ей всё сложнее было сосредоточиться на чем то. Глаза блуждали без цели образовывая лесенки меж предметами. Охваченная страхом от неожиданных ощущений она подошла к окну. Полусогнутые ноги перестали ощущаться как части тела. Хотелось только прижаться к стене калачиком и забыться в углу. Не веря в дежавю она с ужасом обнаружила знакомую черную повозку, полностью обшитую железом, с несколькими маленькими окошками.

Тяжко вспомнив про брата, который сидел за решетками аналогичной кареты, в полном недоумении, его лицо кипело от нечестности и предательства со стороны тети, близкого как всем казалось человека. К которой он убежал быстрее сестры. Задумавшись уже о своих перспективах и о их ужасах, Адалин была замечена. Но не наемниками, которых иногда встречала в городе, а рыжей лошадью. Внимательная упряжная кобыла заметила в мутном окне церковной пристройки девочку, смотрящую прямо на нее, шатающейся головой. Теперь даже лошадь казалась более сообразительной, чем она сама.

Радовало хотя бы что она не видела вооруженных мужчин возле кареты, или звуки шагов за дверью. Значит время еще есть. Каждую ночь в монастыре, когда она засыпала то представляла как огонь захватывает ее жизнь. А она рада обманывать себя не настоящей защитой. В комнате были расставлены стулья, вид которых намекал своим плачевным состоянием на то что собрали их после публичной порки и проливного дождя. Также в комнате был стол учителя, Адалин вспомнила как ей приходилось терпеть глумление учителей, в похожем на этот классе. Добродетельная с виду дама, которая всегда одевалась только в чистое, и представляла собой оплот порядочности на самом деле унижала детей за любую оплошность, не прощая, и не поощряя ничего, даже собственно требуемую дисциплину. Наверное из-за последнего Луиса (так звали училку) отрывалась она именно на Адалин. Порой ее шутки доходили до откровенного унижения всякого достоинства. Из-за того что она была лишней в классе то стула ей не досталось, и приходилось стоять оперевшись на оштукатуренные стены. Что тоже запрещало, то с помощью других.

-, Так дети. Всем написать сочинение о том как провели лето. – Сдержанно сказала Луиса, после чего повернула голову к Адалин. – А ей тоже самое только мысленно. – Якобы незамеченная шутка.

В голову смутным облаком пришла идея что можно разбить стекло, и снова куда-то убежать. Но тогда придется оставить часть и без того немногочисленных вещей, а самое обидное что недочитанный дневник она уже не сможет забрать.

Постояв ловля равновесия с поджатыми руками она начала действовать. Если ходить с трудом но как то представлялось возможным, то на резкие маневры мозг отключался и переставал концентрироваться. Веки тяжелым водопадом проваливались в бессознательный сон. С полу открытыми глазами Адалин все же сумела взять табурет и прицелиться острым углом в стекло.

Плечи дико трясло, то ли от холода, то ли от страха, голова болела, а седую прядь на голове уже не нужно было скрывать под капюшоном как прежде.

Звук удара отсылался эхом не прекращая затихать. Казалось что стекло вот вот треснет, от чего Адалин стояла не понимая что дальше. Наконец когда за дверью послышались шаги страх ударил с новой силой и девочка решилась достать из самого дальнего кармана последнее ценное что у нее осталось. Продолговатый рубиновый камень, за который можно держаться словно это рукоятка меча. Медленно разгребая деревянными руками все старые и новые лохмотья, за которыми она прятала рубин, тот показался в своей красоте света. Даже когда Адалин уходила от своих вещей мыться то с максимальной осторожностью прятала его во всевозможных местах. Дорогой камень привлек бы много нежелательного внимания. Наконец, сжав всю кисть так как это было возможно Адалин ударила им по хрупкому стеклу, трескающийся звук которого донесся до нее быстрее чем визуально. Гордость за саму себя подбодрил на следующий шаг, а именно перескочить через проем, и убежать. Не ощущая своего тела девочка оперлась рукой о проем, и с полу-разбега прыгнула в окно, но бежать не стала, надоедливая боль ощущалась во всем теле но ничего на нее не влияло, ноги целые. В недоумении она потрогала голову, затем уши, боль перестала исходить из всего тело, и сосредоточилась в ладони, с которой капала кровь и сама она была вся в крови от острых осколков стекла. Красная жидкость заполнила все поры рук.

Почувствовав под ногами твердую землю она принялась бежать, через ворота церкви которая больше не была ее убежищем, через уйму верующих пришедших на обеденную молитву, никто не обращал на девочку своего внимания, в относительно целой руке она зажала дорогой камень. Потерять его значит умереть, с этой мыслью она бежала не зная что ее ждет хотя бы через 5 секунд, было ощущение что за каждым углом ее бег закончится ударом, а потом заключением под стражу для суда.

Сонные торговцы и грузчики смотрели на нее по разному, у кого-то во взгляде было сочувствие незавидному положению, а у других лишь безразличие, мол от нечего делать поранила руку вот и бежит теперь. Адалин догадывалась что к вечеру о случившемся будут знать все в округе. Но куда податься теперь она не знала от слова вовсе. Выживать в лесу как маугли? Охотиться, заниматься всю жизнь собирательством, и не видеть людей казалось какой то очень дурной жизнью.

Другие предложения пока что не шли в голову. Последнее что она помнила глазами это как безжизненные ноги, донесли аналогичное тело до кого-то отдаленного села, пара тройка домиков с торчащими из крыш палками отличались от привычных. Вероятно она не помнит их. Зайдя за дерево которое росло на маленькой тропинки идущей в совсем далекий лес, она упала за ним лицом по направлению к ягодам.

Дальше только звук дыхания, тяжелого и быстрого. Ничего не могло сравниться по важности с этими вдохами, весь мир остановился чтоб слушать только их, пока они не стали совсем незаметными, словно далекая планета о которой все знают но никто не видел. Незадолго до пробуждения вспомнился и рубин, одна мысль о котором заставила девочку выйти из сна. Она обнаружила как сильно, и долго её рука продолжает его сжимать. На улице была ночь, голова жутко болела от любого движения, а верхняя одежда пропиталась кровью от того что сверху на ней лежала раненая рука. Кстати на ней появилась повязка из нескольких трав, перемотанных между собой. Адалин не помнила чтобы умела делать что-то подобное, но даже это неведомое лечение не могло сравнится по важности с камнем, о котором она думала при любой свободной секунде. Красный рубин волей судьбы так же был при ней, оставив в ладони характерный след, от сильного сжимания. Она его спрятала. Ожидая пока эффект от подсыпанного в еду снотворного пройдет. Пытаясь сохранить равновесие она ещё чуть-чуть осмотрелась и увидела пролетающего ворона. Других движений вокруг не было, пораскинула мозгами, что дальше делать, голодная, забытая всеми душа направилась в город просить милостыню, как это делали все отброшенные миром сироты которых она видела. В тот же город, куда она с родителями ходила за покупками на рынок.

Выждав до глубокой ночи, она думала из-за кого произошло такое предательство, если бы ее вещи обыскивали то дневник нашли бы первым из прочих вещей. Он остался последней вещью которая Адалин могла назвать своей, и то, украденный без разрешения, по другому она бы его вообще никогда не нашла. Стертые сандали которые были мокрыми от пота, и к тому же часто непроизвольно один из них разувался. Под ее умертвляющим взглядом гнила трава, и всякое живое казалось не настоящим.

Почти дойдя до первых домиков

больная голова девочки поднялась посмотреть на окрестные дома. Они были похожи на те где когда то наивная и счастливо она жила вместе с родителями. У них были слуги, дорогие продукты на позолоченной посуде. А теперь, ей хочется украсть одежду, чтобы не ходить в старом, окровавленном рванье. Как ни странно но такая свобода породила внутреннюю смуту, такую же что бушевала в пандемию бубонов. Это было так давно, что напутственные рассказы стариков перестали передаваться следующим поколениям. И те в свою очередь коверкали, забывали, предания о страшной болезни.

Глава v

Первый урок который она усвоила живя на улице, – взгляд определяет все. Твое отношение к людям, и отношения людей к тебе. Милостыню не дают, а выпрашивают. Делают это поодиночке. Адалин успела получить тумаков от старших скитальцев по несчастью, просто потому что наивно думала, что вместе ей будет лучше. Из редких встреч стали известны почти все негласные правила этого тайного, и в тоже время самого заметного слоя общества. Как в любом обществе все найденные и накопленные деньги тяжелым трудом делилось, только не между младшими, или старыми, а между тремя бандами которые враждовали и иногда объединялись против одной набравшей влияния, отбирая у них общак, с ценными вещами, предметами, и прочим, чем они не могли грамотно продолжать распоряжатьс

Такой расклад совсем не улучшал жизнь для Адалин, и разве она могла назвать жизнью половину буханки хлеба, и то не каждый день, запиваемая дождевой водой. Большим счастьем было найти заброшенный чердак, на котором можно переночевать в компании не всегда живых, а от того не менее вкусных голубей, их ядовитое дерьмо не переставало вонять даже на утро. Адалин все чаще и чаще узнавали другие дети из такого же сословия. Она окончательно перестала чувствовать своеобразный запах который сама распространяла, за что прохожие одаривали ее очень искривленными рожицами. В какой то момент Адалин даже хотела бросить попрошайничество, не в состоянии терпеть все издевательские взгляды. Такая мягкая сила ранила сильнее любого рукоприкладства.

– И откуда столько мусорных людей развелось. Вы-ш только срете и спите! – С бессильной злобой угрожал ей кулаком стары дед. – Это был самый странный тип людей которые проходили мимо, и видели как она просила мелочь. Вроде старики должны быть добрыми, но сейчас ей встречались совсем другие люди, чем тогда, когда ее семья обладала влиянием. Привыкнув и в какой то степени даже приняв сказанное стариком Адалин скривила губы и отвернулась от него. Каждый час имелся шанс что кто-то другой сжалится над сиротой, хоть чуть-чуть облегчив голодное существование на улице.

Неожиданно к маленькой девочке подошёл другой старик. Адалин уже хотела было уйти но удивительно приятный голос приманил ее за интерес. Она посмотрела старику в глаза и обомлела. Яркая вспышка света вокруг его глаз окутала весь силуэт, он буквально был источником энергии. Адалин на секунду зажмурилась от страха и почувствовала как ее затягивает чувство сна.

После инцидента с подмешанным снотворным она воспринимала это чувство также как дикая лошадь воспринимала обидевших ее людей. Которая даже дремлет стоя для того чтоб успеть убежать от грозящей опасности.

Седой старик заметил растерянность девочки и дабы отвлечь изумление в ее одиноких глазах протянул кусок хлеба.

– Пойдем покажу место где я беру пищу для жизни, и своих размышлений. – Предложил он.

С едой у Адалин действительно было все плохо, и она кивком согласилась, но высказала одно условие.

– Я буду идти за вами. На расстоянии безопаснее… – Адалин понимала что сказала полную глупость, но старик понимающе почесал свою пышную бороду, и одобрительно ответил.

– Конечно, конечно, все мы травмированы этим миром, но не все ищут как вылечиться… – Тише ответил он и пошел в сторону главной площади.

– Вылечиться от чего? От всего что нас окружает что-ли? – Громче спросила Адалин. Реплика бедно одетого “философа” показалась ей не логичной, и к тому-же ей просто захотелось с кем-то поговорить больше одной минуты.

Бородатый философ повернул голову и промолвил:

– Люди тратят время на раздумья о своих бедах, когда можно вложить их в знания которые приведут к внутреннему спокойствию. – Адалин уже не боялась идти с ним рядом.

– Как тебя зовут? – Спросила она, запутавшись в сказанном…

– Ты можешь называть меня Диего. А я тебя буду называть не настоящим именем, а допустим… – Адалин опять насторожилась, если он узнал что она в розыске то с лёгкостью может отвести к офису часовых. Их она боялась больше смерти, и при одном только упоминании убегала из-зо всех сил. Дистанция между ними снова увеличилась и Диего иронично улыбнулся, и нарастил темп.

– Сейчас когда в твоей жизни ничего не происходит у тебя есть время на подготовку, потому что рано или поздно этого времени не останется, и жизнь будет тебя испытывать, порой очень жестоко. И только от тебя сейчас зависит как хорошо ты пройдешь эту проверку. И насколько долго…. – Диего поморщился, но изменив тон продолжил. – У каждого свой экзамен, без него никак.

Сказанное неоспоримо было правдой но Адалин не обрадовалась. В ее жизни светлая полоса появится не скоро, если вообще такой сценарий запланирован всевышним.

– Зачем вы меня взяли с собой? – Опять вставила свой вопрос девочка.

Они дошли до главной площади, где из каждой гостиницы, баров исходил пьянящий запах десертов, жареной говядины и выпечки. Террасы под открытым небом принимали дорого одетых горожан. А бары кишели наемниками с ожидающими на темные дела заказчики. Первые несколько минут Адалин глотала слюну, но совсем скоро этот запах сделался ей каким то навязчиво надоедливым. С пустыми карманами им тут только и остаётся что впитывать.

Старик долго не отвечал. Будто забыл что за ним кто-то следовал. Адалин от того начала думать что он просто не расслышал ее и переключила свое внимание на увиденных гвардейцев, которые разговаривали о чем то своим.

– Мы всего лишь наблюдатели за своим физическим и психологическим телом. – Внезапно выдал Диего. – То как мы относимся к миру, определяет какой мы получаем от него ответ. Абстрагируйся от всего, и всех. – Адалин не знала что значит это слово. Но могла догадываться.

– Зачем вы мне это говорите? – Голодной сироте его слова казались какой то хитрой издевкой. На его дырявом пальто отсутствовали все пуговицы, но он все равно позволял себе нравоучения для незнакомого человека.

– Я могу узнать о человеке больше чем он сам о себе знает, – спокойно объяснил Диего. – По одним только глазам. Большего и не надо. Это не сложно. Так умеет любой человек. – Промолвил старец. Не доходя до моста который огибал сточного канала воды, они повернули на узкую улочку, служившую задним двором для большого числа кафешек.

Некоторые из ящиков расставленные вдоль были в совсем плачевном состоянии. Те что стояли под навесом до сих пор держали в себе не вытекшую дождевую воду, медленно гнея.

-, Вот тут бывают очень пристойные продукты. Такие что на стол за немалые деньги раскладывают. Но будь осторожна, они тут появляются лишь на миг, поэтому надо следить в 3 глаза. И так чтобы тебя не заметили. Удобный уголок. – Очень заинтересовано объяснял Диего.

Она повернулась чтобы посмотреть в направлении его пальца, как тот в буквальном смысле пропал, не оставив и тени после себя. Идти никуда не хотелось.