Убить Короля

– Парень вами восхищается. Может, с вами он все-таки поговорит. Любая дополнительная информация нам бы очень пригодилась.

Коломба стиснула чашку в руках:

– Даже если бы Томми мне что-то рассказал, его показания ничего не стоят. Если у него действительно тяжелая форма аутизма, то он юридически недееспособен.

– Но показания парня помогли бы нам найти виновных в убийстве. А раз уж вы оставили службу, вам, в отличие от меня, не понадобится дозволение начальства, чтобы с ним побеседовать.

Вспомнив свои фотографии на стене, Коломба вздохнула:

– Криминалисты уже провели экспертизу места преступления?

– Нет. В такую погоду даже не знаю, когда они сюда доберутся.

– В таком случае, прежде чем снова встретиться с Томми, я хочу взглянуть на дом, – сказала она для очистки совести, надеясь, что Лупо ей откажет.

К сожалению, он не отказал.

В сопровождении Лупо Коломба впервые с детства оказалась в центре Монтенигро. Многие дома этой деревушки романской эпохи опустели и постепенно превращались в развалины. Жили здесь по большей части пенсионеры, которые подрабатывали, продавая найденные в лесу трюфели. Сейчас все они, рискуя получить обморожение, высыпали на улицу полюбопытствовать, что происходит. В деревне было и несколько новых вилл в стиле миланских предместий. К ним относился и выкрашенный охряной краской дом Меласов с просторной верандой, поддерживаемой аляповатыми колоннами из искусственного мрамора.

За двухцветной лентой, перекрывающей подступы к дому, переминались с ноги на ногу несколько замерзших военных. Пожилой бригадир поднял ленту, пропуская их на участок, и Коломба машинально полезла в карман за полицейским жетоном. Разумеется, никакого жетона там не было: в свой последний день в Риме она швырнула его в стену кабинета, едва не попав в голову начальнику мобильного подразделения. Возможно, ее жетон расплавили или раздавили прессом. Она понятия не имела, какая судьба уготована удостоверениям сотрудников, вышедших в отставку.

Они надели латексные перчатки и бахилы, достав их из картонной коробки, лежащей на ступенях перед входом.

– Есть следы взлома? – спросила Коломба.

Лупо покачал головой:

– Я ничего такого не видел.

Снова густо повалил снег. В водосточных трубах журчало, окна походили на бельма слепца. Пройдя через заваленную обувью и зонтами прихожую, они попали на кухню. В мойке валялась бутылка минералки с почти полным отпечатком окровавленной руки. В таких же отпечатках был и холодильник, а на полу темнели кровавые следы босых ног. Коломба не сомневалась, что это следы парнишки.

– Ну и бардак, – пробормотала она.

– Да, Томми набедокурил. Отпечатки пальцев принадлежат ему, мы проверили, пока его переодевали.

Оставленные пальцами багровые полосы привели Коломбу сначала в коридор с увешанными фотографиями хищных птиц стенами, а затем в гостиную. На главной стене висели свадебные снимки Меласов: невеста в тесноватом в талии белом платье излучала безудержное счастье, а жених – спортивный мужчина в черном – улыбался в объектив.

Лупо достал из кармана листок бумаги и снова надел очки.

– Согласно документам, они поженились полтора года назад. Но мы только мельком просмотрели данные, пробив их по базе, на большее времени пока не хватило. – Фельдфебель локтем подтолкнул дверь в супружескую спальню. – Их убили здесь. Зрелище не из приятных, – сказал он. – Можете не смотреть, если не хотите.

– Не сомневайтесь, я видала и похуже, – сказала Коломба.

Она оказалась права, однако взгляду ее предстала и впрямь омерзительная картина. Тела Меласов будто побывали под колесами грузовика, причем, переехав их, водитель еще раз сдал назад. Оба лежали на пропитавшейся кровью кровати – муж на боку, с запутавшимися в постельном белье ногами и полуотрубленной кистью руки, жена на животе. Правая нога женщины соскользнула на пол, словно, когда ее убили, она пыталась сбежать. Ее большая берцовая кость торчала наружу. Удары наносились с такой силой, что его пижама в красную полоску и ее кружевная ночная сорочка превратились в лохмотья. Коломба полагала, что смерть супругов наступила в результате ударов по голове. Затылок мужчины был расплющен, оторванный кусок скальпа спадал на лоб. Голова женщины заканчивалась над бровями – дальше были только волосы и серое вещество.

Коломба ощутила во рту тошнотворный кислый привкус лимона.

– Орудие убийства нашли?

– Пока нет. Как думаете, что это?

– Судя по форме ран, скорее всего, большой тяжелый молоток, вроде плотницкого, с квадратным бойком.

– И сколько, по-вашему, было нападающих?

– Я вам не криминалист, – сухо ответила Коломба.

– Но вы служили в отделе убийств, и опыта у вас побольше, чем у меня.

– Я полагаю, что обе жертвы убиты одним оружием. – Коломба показала на потолок, исчерченный скрещивающимися, будто дуги бочарного свода, полосами крови. – Вертикальные полосы оставлены убийцей, когда он снова заносил оружие после нанесенного удара. Горизонтальные…

– Когда он менял цель. Вперед и назад, – сказал Лупо, продемонстрировав, что разбирается в криминалистике гораздо лучше, чем хочет показать. – Значит, нападающий был один.

– Их могло быть хоть десять при условии, что они передавали друг другу оружие и сохраняли одинаковый угол наклона.

– Однако это довольно маловероятно.

Коломба заколебалась, не зная, как лучше ответить. Настойчивость Лупо ей была не по душе.

– Выйдем там.

Они вернулись в украшенную фотографиями погибших гостиную, и Коломба представила эти снимки на могильных камнях.

– Думаете, это было ограбление? – спросил Лупо.

– А сами-то вы что думаете?

– Обычно я занимаюсь украденными телятами и сварами между соседями, – ответил Лупо, пожав плечами. – Мое мнение немногого стоит.

– Бывает, что при виде таких изуродованных трупов тошнит даже опытных полицейских, а ваша реакция показалась мне очень спокойной.

– Иногда угон скота плохо кончается.

Коломба покачала головой: если Лупо и дальше собирается корчить из себя деревенского дурачка, это не ее проблема.

– Грабитель убивает, чтобы его не опознали, от страха или в наказание за отказ выполнять его приказы. А Меласов убили во сне или почти во сне.

– И молоток не орудие закоренелого убийцы, а значит что? Выходит, преступление совершено в состоянии аффекта?

Глаза Коломбы стали светло-зелеными.

– Хватит ходить вокруг да около. Вы думаете, что убийца – их сын. И надеетесь, что он расплачется у меня на плече и во всем признается.

Лупо улыбнулся:

– Что вам сказать, госпожа Каселли? Я рассматриваю все возможности.

– Какой у Томми мог быть мотив?

– Парень болен, ему не нужны причины.

– Аутизм – это синдром, а не болезнь, – сказала Коломба. – Люди с тяжелой формой аутизма – такие, как Томми, – иногда наносят другим увечья в приступе ярости или не рассчитав собственной силы. Но зарубить своих спящих родителей – совсем другое дело.

– Джеффри Дамер был аутистом.

– Возможно, у него был синдром Аспергера, – ответила Коломба. – Он был совершенно не похож на Томми, который даже не в состоянии сам о себе позаботиться. Парень мог застать родителей врасплох, но не мог убить их обоих так быстро, что они не успели отреагировать. У него слишком плохая координация движений. Я видела, как он ходит.

– Может, ему повезло.

– Поглядим на его комнату.

Сначала Коломбе показалось, что она попала в кладовую. Единственное окно было заложено картонкой, и в комнате не было ничего, кроме узкой кровати, сундука и маленького шкафа без дверок, где хранилась одежда Томми. На постельном белье был принт с диснеевскими персонажами, старенький компьютер стоял на столике рядом со столь же старым, но прекрасно сохранившимся струйным принтером. Однако прежде всего взгляд Коломбы привлекли ее фотографии, которых было не меньше ста. Снимками, напечатанными на листах А4 или вырезанными из газет, Томми завесил почти все стены и часть потолка.

– Ну и видок, а? – сказал Лупо. – Думаете, они его тут запирали?

Коломба обвела комнату изучающим взглядом:

– Нет. Здесь нет ни засова, ни веревок. Возможно, так ему было комфортнее.

– Или он считает себя вампиром.

Притворившись, что не слышала, Коломба принялась изучать кровать и пол. Скомканные простыни, никакой крови: Томми не возвращался в свою комнату после того, как нашел родителей мертвыми. Или после того, как их убил. Он убежал прочь в чем был, даже не накинув куртку.

– Фельдфебель, вы не оставите меня одну на несколько минут?

– Что-то не так?

– Нет, мне просто нужно спокойно обдумать одну идею.

– Только не задерживайтесь, пожалуйста. Если вас здесь увидят, мне придется как-то объяснить ваше присутствие.

– Не беспокойтесь.

Лупо вышел. Дождавшись, пока затихнет шелест его бахил, Коломба включила компьютер Томми, надеясь, что он не запаролен. Пароля не было. Быстро отыскав папку со своими фотографиями, она удалила ее, очистила корзину и запустила программу очистки диска. Может, файлы и удастся восстановить какому-нибудь специалисту, но по крайней мере не первому попавшемуся журналюге, который даст на лапу карабинерам, чтобы его впустили в дом. Она выключила компьютер и принялась срывать со стен фотографии, начав с той, где на ней была форма с нашивками комиссара. Некоторые снимки были распечатаны на бланках некоего доктора Палы, «подросткового психиатра и терапевта», который, судя по указанному адресу, принимал неподалеку. Скомкав фотографии, Коломба сунула их под куртку. С опустевшими стенами комната стала казаться еще мрачнее и тревожней. Данте просто помер бы в таком местечке, подумала она. Возможно, для Томми все наоборот.

«Не забывай, он прошел пешком три километра».

Погасив свет, она вышла из дома и поняла, что успела как раз вовремя: у калитки был припаркован фургон с эмблемой экспертно-криминалистического отдела, а криминалисты уже надевали комбинезоны, переговариваясь с Лупо. Она с невозмутимым видом быстро зашла за угол и оставшимися в кармане спичками подожгла макулатуру. Когда к ней подошел Лупо, от фотографий остался только пепел.

Фельдфебель покачал головой:

– Да вы молодец. Снимаю шляпу! Спасибо, что одурачили меня!

– Они попали бы в газеты еще раньше, чем фотографии убитых, – искренне ответила Коломба. – В Риме люди приходили ко мне домой, чтобы поведать мне свои теории. Не хочу, чтобы стало известно, где я сейчас.

– Я не доложу о вашем поступке только из уважения к тому, что вы пережили. Только не слишком наглейте, Венецианская Героиня.

– Не называйте меня так, – сквозь зубы процедила Коломба.

– Это прозвище не я придумал. Так вы собираетесь выполнить свое обещание или как?

– Помочь вам подставить Томми?

– Никого подставлять я не собираюсь. Я только хочу сэкономить время.

– Вам пришлют кого-нибудь помочь в расследовании.

– Это моя территория, госпожа Каселли. Вы идете или нет?

– Что бы ни сказал мне парень, показаний я не дам. Ему придется по собственной воле повторить свои слова кому-нибудь другому.

– Еще условия есть? Может, вам лимузин подать?

Коломба покачала головой:

– Забудьте, где я живу. Сможете?

Лупо кивнул:

– Я покажу вам дорогу.

Агротуристический комплекс «Гнездо», где держали Томми, пока его не заберут родственники или соцслужбы, представлял собой облагороженное подобие деревенского дома Коломбы. «Гнездо» было втрое больше и могло похвастать собственным бассейном и конюшней, окруженной парком, в котором с явным отвращением топтали снег два пегих пони.

Томми поселили в комнате на одного с опущенными жалюзи и единственным включенным светильником, поручив его заботам рыжеволосой девушки-карабинера и ее пожилого сослуживца. Парень, сидящий на кровати в спортивных штанах и слишком короткой желтой майке, показался Коломбе еще более огромным и, должно быть, весил почти сто пятьдесят килограммов.

– Кончо, поднимите жалюзи, а то мы как в погребе.

– Ему так больше нравится, фельдфебель, – ответила Рыжая. – Он не любит открытые пространства. Вопил всю дорогу.

– Он прошел пешком три километра, – заметил Лупо. – Так что открытого пространства навидался вдоволь.

– Он был в шоке. Видели, в какой комнате он жил? – сказала Коломба.

– Ну ладно, видел. Вы двое, выйдите в коридор, – велел Лупо. – Я вас позову.

– Есть! – отозвались карабинеры и вышли.

– Вы тоже, фельдфебель, – сказала Коломба.

– Я и рта не открою.

– Если бы Томми хотел с вами поговорить, он бы это уже сделал. На выход.

– Я буду за дверью.

Закрыв дверь перед его носом, Коломба придвинула стул к кровати Томми. Тот, покачиваясь на ягодицах, раскладывал пасьянс. Он выбирал карты без всякого смысла и точно рассчитанными движениями клал их на кровать.

Коломба снова ощутила прилив жалости и такую боль, будто перенапрягла атрофировавшуюся мышцу. Несмотря на свой вес, паренек выглядел беззащитным, как мультяшный медвежонок.

– Привет, Томми, – с фальшивой улыбкой сказала она. – Как ты себя чувствуешь? С тобой хорошо обращались?

Томми продолжал играть, но уже медленнее и подглядывал за ней краем глаза.

– Мне очень жаль, что так случилось с твоими родителями. Я приехала на случай, если ты хочешь со мной об этом поговорить.

Карта Томми замерла в воздухе. Наконец он медленно положил ее на кровать и что-то забормотал. Коломба впервые услышала его альт.

– Ты хочешь, чтобы я тебя защитила? Или хочешь мне что-то рассказать?

Томми замурлыкал мелодию из телерекламы. Музыка и интонации были точь-в-точь такими же, как в ролике, но в словах не было никакого смысла.

Коломба ощутила приступ раздражения, но тут же его подавила.

– Томми, давай попробуем еще раз. Вот что я тебе скажу. Мое присутствие здесь ставит меня в трудное положение. Я совершенно не хочу заниматься таким страшным делом, как смерть твоих родителей. Если я это делаю, то только потому, что надеюсь тебе помочь.

Парень продолжал молчать, но Коломбе показалось, что он ее понял.

– Ты сделал что-то нехорошее?

Томми по-детски размашисто покачал головой.

– Ты разозлился и сделал родителям больно?

Нет.

– Ты мне правду говоришь?

Томми кивнул.

Коломбе хотелось ему верить.

– Ты видел, кто это был? Ты его знаешь?

После невыносимо долгого молчания Томми положил очередную карту, но так ничего и не ответил.

– Мне бы на твоем месте тоже было страшно, – сказала Коломба. – Но здесь тебе ничто не угрожает. Никто не сделает тебе ничего плохого.

Томми застыл в нерешительности, а потом дрожащими руками разложил на одеяле карты рядами по возрастанию и мастям. Закончив, он поднял указательный палец.

– Я должна взять одну?

Томми кивнул.

Коломба улыбнулась:

– Некоторые без конца треплют языком, так что и разобрать невозможно, о чем они толкуют… Ты не из таких.

Она протянула руку за случайной картой, но Томми слегка ударил по одеялу. Коломба замерла: он хотел, чтобы она не просто взяла карту, а выбрала именно ту, которую он загадал.

– О’кей. Не эта. Правее, левее?

Она кругами водила рукой над картами… пока Томми не принялся лихорадочно колотить по постели. Коломба снова замерла: ее пальцы парили над королем монет. Когда она поднимала карту, парнишка с испуганным видом отвел глаза. На лицевой стороне короля, масть которого во французском Таро соответствовала бубнам, был изображен профиль длинноволосого молодого человека в мантии и короне. На шее у него висела цепь с крупным медальоном, а в руке он держал топор. Его освещало маленькое солнце – золотая монета, в центре которой краснело смеющееся лицо. Раньше Коломба никогда не обращала внимания на подобные детали, и теперь они показались ей скорее пугающими, чем любопытными. Топор мог представлять собой орудие убийства, но почему именно король?

Она развернула карту к Томми, но тот на нее не смотрел.

– У тебя дома побывал мужчина с длинными волосами? Или в странном головном уборе?

Томми покачал головой.

– Вор, который украл деньги?

Снова нет.

Коломба пыталась придумать очередной вопрос, когда в комнату вошел Лупо. К его чести, в дверь он постучал, правда, ответа не дождался.

– Судмедэксперт хочет осмотреть парня. Думаете, я могу…

Томми словно ударило током. Опрокинув ночной столик, он так резко вскочил с кровати, что карты разлетелись по всей комнате, а потом закрыл глаза и со сведенными за спиной руками встал лицом к стене. Его била дрожь, из груди его вырывалось шумное дыхание.

Лупо пощелкал пальцами перед лицом Рыжей, которая ошеломленно застыла на пороге:

– Проснись. Позови врача. У парня припадок.

Коломба почувствовала себя так, будто припадок у нее. Ее затрясло так же, как и Томми.

«Это невозможно», – подумала она.

Но разве она не видела его в той же позе в сарае для инструментов? Тогда она не поняла, что это значит, потому что не видела его лица, но сейчас…

Томми стонал и всем телом прижимался к стене, словно пытаясь просочиться сквозь нее. Из его приоткрытого рта тянулась нитка слюны. С трудом вырвав себя из неподвижности, Коломба обняла паренька сзади и простояла так несколько секунд, дыша с ним в унисон.

– Все хорошо, Томмазо. Ты в безопасности. Ты молодец, сынок, – прошептала она ему на ухо.

Она намеренно употребила слово «сынок», хотя оно обжигало ей рот. Томми резко расслабился, едва не упав на нее, а потом принялся собирать разбросанные карты по возрастанию и мастям.

Тем временем Рыжая вернулась с седобородым мужчиной в костюме-тройке. Не будь ему за семьдесят, он мог бы сойти за хипстера, но это был судмедэксперт.

– Всем покинуть комнату, – властно распорядился он. – И в следующий раз спрашивайте врача, можно ли с ним пообщаться. Спрашивайте меня.

Коломба вышла, как только он начал говорить, и Лупо догнал ее в коридоре.

– Я не думал, что так его напугаю. Раньше он даже в лицо мне не смотрел.

– Наверное, это от неожиданности. Не знаю. Спросите у врача, – сухо сказала Коломба и ускорила шаг.

– Если он скажет, что с парнем все хорошо, можем попробовать еще раз. Опять же неофициально.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что я больше ничем не могу вам помочь, фельдфебель. Если вам нужно признание, то он его не сделает. Не только потому, что он, как мне кажется, не способен объясниться, но и потому, что, на мой взгляд, он не убийца.

Она попыталась обойти Лупо, но тот преградил ей дорогу.

– Госпожа Каселли, вы сами видели их дом. Одежда, отпечатки…

– Дайте пройти.

– Я еще понимаю, что он испугался, но вы…

– Я не испугалась. Меня просто раздражает, что вы даром потратили мое время.

– Вы не умеете врать, госпожа Каселли. Что вам сказал парень?

Коломба обогнала его и села в машину, готовая к тому, что Лупо прыгнет на капот, чтобы ее остановить, но этого не случилось. На муниципальной дороге в Медзанотте она вдавила педаль газа в пол, и цепи застучали по асфальту. Пару раз она теряла управление и едва избежала лобового столкновения с каким-то фургоном, но так или иначе успевала выйти из заноса. Она не осознавала, что находится за рулем, и вела машину будто на автопилоте. За дорогой следила лишь крохотная искорка ее сознания, но все ее мысли вернулись на три года в прошлое.

В тот день в сельской местности под Римом Коломба стояла перед десятью ржавыми грузовыми контейнерами, расставленными на заросшем травой гумне старой фермы. Местность оцепили спецподразделения, и саперы обезвредили заминированные люки. Когда их открыли, солнечный свет упал на запертых внутри людей, старшему из которых было двадцать, а младшему – всего шесть лет. Почти все они были в ужасном состоянии. Некоторые, пошатываясь на ватных ногах, бросились бежать, но большинство так и остались стоять, каждый в собственной темнице. Дети были покорны воле человека, возомнившего себя Господом Богом, который без помех орудовал в течение тридцати лет, похищая детей, убивая их или выращивая, как бройлерных цыплят, и внушая им верховный порядок – порядок, карающий за ослушание смертью.

«Никогда не смотреть наружу».

Когда люк открывался, им следовало развернуться лицом к ближайшей стене, сведя руки за спиной.

Так же, как сделал это Томми.

Коломба не знала, как и когда, но Томми, как и Данте, побывал узником Отца.